Я и не думал, что уже так стар: только кости, кажется, и остались. Я стар настолько, что не узнал своего отражения – в тот день, когда Васёна стащила генератор иллюзий. В последние годы я его не выключал. Должно быть, боялся узреть очевидное.
Не знаю, прав ли я был, позволяя ей забавляться с приборами. У нее получалось - ведь наполовину она моя. Люди этого мира с большим трудом учатся подобным действиям, даже такие, как ее мать.
Ее мать была служанкой-помощницей у младшей Смотрительницы и готовилась занять ее место. Но присмотрелась к бодрому “фокуснику”, жившему по соседству, и однажды пришла, чтобы остаться. Я сделал все, что мог, для ее долголетия, но человеческий век короток, а Смотрительницей она не стала. Ее бывшая хозяйка-покровительница всегда помогала нам - Васёна и по сей день зовет её тетушкой.
Я стар даже по меркам своей расы. Я был отроком, когда мы покинули этот мир, и младшим среди тех, кто вернулся сюда в качестве хранителей. Теперь я старейший, и мне давно пора на покой. Если бы не Васёна…
Пока она еще может стать одной из нас, однако пройдет буквально года два-три – и ее клетки перестанут омолаживаться с необходимой скоростью. Уходить нужно сейчас. Наверное, я слишком надавил на неё, когда мы говорили об этом в последний раз. Она обиделась, а может, испугалась. Для меня всегда было само собой разумеющимся, что она захочет пойти со мной. А она захотела остаться. Она не понимала, почему нужно спешить, или, уж если на то пошло, зачем понадобилось сидеть здесь так долго. Вероятно, она просто слишком молода, чтобы понять, или же я не смог объяснить очевидные вещи.
Нам пришлось оставить часть приборов, драгоценных металлов и камней. Сама структура нашего нового мира пока не позволяет нам их забрать, или, лучше сказать, мы еще не до конца подчинили ее себе.
Мы охраняем то, что перестало быть нашим, но пока не стало и человеческим, ибо людям это может принести вред.
Но мое время прошло, и преемник давно уже ждет по ту сторону Портала. Вот только Васёна… Что она выберет и вернется ли вообще?
* * * * *
Было у одного купца три сына. И вот захотелось ему старших женить поскорее. Купец позвал их и говорит:
– Вот что, сынки, Иван-то у нас еще молод больно, а остальным пора бы жен себе подыскать, чтобы мне, старику, на деточек ваших успеть порадоваться.
Старшие сыновья отцу отвечают:
– Так что ж, батюшка, мы готовы. Есть ли у тебя невесты для нас на примете?
– Возьмите-ка по стреле, выходите в чистое поле и стреляйте: к которой девице стрела
приведет, та и невестой будет.
Сыновья поклонились отцу, взяли по стреле и пошли в чистое поле; и младший со старшими вместе. А в поле натянули луки братья и выстрелили.
У старшего сына стрела упала на широкий боярский двор - подняла стрелу боярская дочь.
У среднего сына упала стрела на богатый купеческий двор - подняла ее купеческая дочь.
А младший сын, Иванушка, и стрелять-то не собирался, да помимо воли рука поднялась и стрелу выпустила - поднялась стрела и улетела сам не знает куда.
Пошел он ее искать... Шел, шел, дошел до болота, видит – сидит на кочке лягушка-квакушка и его стрелу держит.
Просит Иванушка:
– Лягушка, лягушка, отдай мою стрелу.
А Лягушка ему отвечает:
– Возьми меня замуж - отдам!
– Что ты, как же я стану жить с лягушкой? Век прожить – не реку перебрести!
– Бери, - говорит Лягушка, - знать, судьба твоя такая.
Закручинился Иванушка, да делать нечего. Взял лягушку, принес домой.
И сыграл купеца три свадьбы: старшего сына женил на боярышне, среднего - на купчихе, а Иванушку бедного – на зеленой лягушке, квакушке болотной.
------
Вот прошло сколько-то времени - зовет купец сыновей:
– Хочу посмотреть, которая из моих снох лучшая рукодельница. Пускай сошьют мне к завтрему по рубашке.
Иванушка призадумался, пришел домой, сел и голову повесил. Лягушка по полу скачет, спрашивает его:
– Что, муженек, голову повесил? Али горе какое?
Порадовался Иванушка, что квакушка его хоть говорить умеет; да только много ли это делу поможет?
– Велел тебе батюшка к завтрему рубашку ему сшить.
Лягушка отвечает:
– Не тужи, Иванушка, ложись лучше спать, утро вечера мудренее.
Лег Иванушка спать, а Лягушка подпрыгнула, сбросила с себя лягушачью кожу и обернулась Василисой Премудрой – такой красавицей, что ни в сказке сказать ни пером описать. Топнула она, хлопнула, пошептала, побормотала, встрепенулась да кругом себя повернулась…
Проснулся утром Иванушка - Лягушка как ни в чем не бывало по полу скачет, а рубашка уж лежит на столе, готовая. Обрадовался Иванушка, взял рубашку, понес к отцу.
Купец в это время принимал дары от других сыновей. Старший сын развернул рубашку - отец лишь глянул на нее и сказал:
– Эту в черной избе носить.
Средний сын развернул рубашку - купец сказал:
– В этой только в баню ходить.
Развернул рубашку Иванушка: изукрашена она узорами хитрыми, златом по серебру имя купца-батюшки вышито… Отец только взглянул:
– Ну, вот это рубашка так рубашка - в праздник ее надевать.
Старшие братья пошли по домам и судят меж собою:
– Нет, напрасно мы, видать, над женой Иванушкиной смеялись, жалели его: не квакуша она вовсе, а какая-нибудь колдовка!
------
Проходит еще немного времени – опять отец зовет сыновей.
– Пускай ваши жены испекут мне к завтрему хлеб. Хочу узнать, которая сноха лучше стряпает.
Иванушка голову повесил, пришел домой. Жена-Лягушка его спрашивает:
– Почто закручинился?
Он отвечает:
– Да надо к завтрему испечь тебе хлеб...
– Не тужи, Иванушка, ложись лучше спать: утро вечера мудренее.
А старшие-то невестки смеялись по первости над Лягушкой, а теперь послали одну старушку высмотреть, как Лягушка хлеб печь будет. А Лягушка хитрая это смекнула - замесила квашню, печь сверху выдолбила да прямо туда, в дыру, всю квашню и опрокинула. Старушка прибежала к старшим невесткам, все рассказала, и те так же сделали.
А Лягушка тотчас тесто из печи выгребла, все очистила, все замазала, будто ничего и не бывало, а сама подпрыгнула, из кожи лягушечьей вывернулась, в ладоши прихлопнула, ногой подтопнула, на каблуках повернулась, через плечо обернулась…
Просыпается утром Иванушка - а уж на столе хлеб лежит, изукрашен всякими хитростями: по бокам узоры печатные, сверху города со заставами. Обрадовался Иванушка, взял хлеб и понес к отцу.
Купец в это время принимал хлебы от больших сыновей. Их-то жены поспускали тесто в печь, как им сказано было, и вышли у них одни уголечки да корочки.
Посмотрел купец хлеб от старшего сына и выбросить повелел. Принял от среднего - и в хлев, поросятам отослал. А как подал Иванушка, отец попробовал и сказал:
– Вот это хлеб, только в праздник такой есть.
-------
И вот захотелось купцу праздник устроить. Приказал он сыновьям, чтобы назавтра явились к нему на пир вместе с женами.
Опять воротился Иванушка домой невесел, ниже плеч голову повесил. Лягушка по полу прыгает, скачет:
– Ква-а-а, Иванушка, почто загоревал-закручинился? Иль услыхал от батюшки слово неприветливое?
– Эх, Лягушка, как же мне не горевать? Батюшка наказал, чтоб пришел я с тобой на пир, а как я людям-то тебя покажу?
Лягушка на это отвечает:
– Не тужи, Иванушка, раньше времени - иди на пир, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром, не пугайся, а спросят тебя, скажи: "Это моя лягушонка в коробчонке едет".
Иванушка и пошел один. Вот старшие братья приехали с женами, разодетыми да разубранными, нарумяненными да насурьмленными. Стоят да над младшеньким потешаются:
– Что ж ты без женушки пришел? В платочке бы ее, что ли, принес.
Молчит Иванушка.
Вот сел купец с сыновьями, с невестками да с гостями пировать за столы дубовые, за скатерти браные. Вдруг поднялся стук да гром – ажно дом затрясся. Гости напугались, повскакали с мест, а Иванушка их успокаивает:
– Не бойтесь, гостьюшки честные: это моя лягушонка в коробчонке приехала.
Подлетела к крыльцу золоченая карета о шести белых лошадях, вышла оттуда Василиса Премудрая: на лазоревом платье - частые звезды, на голове - месяц ясный, уж такая красавица - ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать. Берет она своего Иванушку за руку, ведет за столы дубовые, за скатерти браные.
Стали гости есть, пить, веселиться. Василиса Премудрая испила из стакана да последки себе за левый рукав вылила. Закусила лебедем да косточки за правый рукав бросила. Старшие-то снохи увидали ее хитрости и давай то же самое проделывать.
Попили, поели, настал черед плясать. Василиса Премудрая подхватила мужа да пошла. Уж она плясала, плясала, вертелась, кружилась - всем на диво. Махнула левым рукавом - разлилось вдруг голубое озеро, махнула правым - поплыли по озеру белые лебедушки. И купец и гости только рты пооткрывали, диву даются.
Пошли старшие невестки плясать: рукавом махнут – во все стороны брызги летят; другим махнут – косточки разлетаются. Одна кость купцу в глаз попала. Рассердился купец, велел прекратить пир и всех по домам распустил.
Говорит тогда мужу Василиса:
– Ты иди, Иванушка, иди, а я вослед за тобой отправлюсь, соберусь только.
Вот Иван прибежал домой, а там посреди горницы кожа лягушачья лежит. Подхватил он ее да и бросил в печь – как вспыхнет кожа-то, как затрещит!..
Возвратилась Василиса Премудрая домой, хватилась - нету лягушачьей шкурки! Запечалилась красавица, загоревала:
– Ах, Иванушка, что же ты наделал? Не ты эту кожу надевал, не тебе было и жечь! А теперь прощай. Ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве, у Кощея Бессмертного...
Обернулась Василиса Премудрая серой кукушкой и улетела в окно.
* * * * *
День Иванушка протомился, другой проплакал, а на третий поклонился на четыре стороны и пошел куда глаза глядят - искать жену, Василису Премудрую. Шел он близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли; сапоги износились, кафтан истерся, шапчонку дождик иссек…
Долго ли, коротко ли - вышел он к лесу. Стоит на поляне избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается.
Приосанился Иванушка да как крикнет:
– Избушка, избушка, а ну-ка стань по-старому, как мать поставила: к лесу задом, ко мне передом!
Избушка повернулась к нему передом, к лесу задом.
– А ну, отпирайте, хозяева, не ленитесь! – Иван говорит. – Гости пришли!
Дверь открылась. Вошел Иванушка и видит: на печи, на девятом кирпиче, лежит Баба Яга, костяная нога, зубы на полке, носом в потолок упирается.
– Фу, фу! – говорит старуха с печи. – Человечьей косточки слыхом было не слыхать, видом не видать, а нынче человечья косточка сама пожаловала! Никак Иванушка, Василисин муж? Ох, а расшумелся-то, раскомандовался! Нешто не знаешь, что в чужом дому свой порядок не заводят?
– Твоя правда, баушка, - застыдился Иванушка. – Прости дурака…
– Ну, раз так, ладно, проходи уж, - отвечает Яга. – Так зачем, добрый молодец, ты ко мне пожаловал? Дело пытаешь али от дела лытаешь?
Иванушка молвит:
– Устал я, баушка. Нельзя ли мне прежде поесть да попить да в бане напариться?
Баба Яга его в бане выпарила, напоила, накормила, в постель уложила, и Иван рассказал ей, что хочет вернуть жену свою, Василису Премудрую.
– Эх, Иван, Василиса-то племянница мне. Отец у нее больно хитер, а она еще хитрей уродилась - через это спор большой у них вышел, вот она два года с лишком на болоте лягушкой и просидела. Ох и долго же ты шел, Иванушка! Она уж, поди, забывать тебя стала, да и ко мне давненько не заглядывала. Ты вот что: ступай-ка завтра к моей середней сестре, авось она больше знает.
Иванушка поутру пошел куда Яга указала; а она пест схватила, в ступу – скок! и к Василисе скорей полетела.
------
Долго ли, коротко, дошел Иванушка до другой избушки. Поклонился ей низко и сказал:
– Долгие годы здравствовать, хозяюшка! Поверни избушку к лесу задом, ко мне передом, сделай милость.
Избушка тотчас повернулась. Зашел Иван, видит - сидит на печи старуха, еще корявее да скрюченнее первой, косит глазом:
– Да никак Иван за Василисушкой пожаловал? Знаю, дитятко, знаю твое горе; да только жена твоя теперь у Кощея Бессмертного. Не отдаcт он ее, покуда жив!
– Да неужто нельзя никак Кощея этого извести? – говорит Иванушка.
– Почто ж нельзя? – отвечает Яга неспешно. – Сложно, но можно. Кощея потому Бессмертным кличут, что смерть свою он далеконько прячет. Сам рассуди: смерть его на конце иглы, игла та в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, тот заяц сидит в каменном сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и дуб тот Кощей Бессмертный пуще глаза бережет!
– Как же мне тот дуб найти? – Иванушка спрашивает.
– Да найти-то - полдела, - отвечает Яга, - еще ведь яйцо волшебное добыть надо, а добывши - удержать; не удержишь – только хуже сделаешь: ух и осердится Кощей! А ну как найдешь ты дуб, да себе же на погибель?
Говорит Иванушка:
– Мне без Василисы все равно жизнь не мила! Да и промашку свою - что кожу лягушечью пожег - искупить я должон.
– Ну, тогда ты мою старшую сестру спроси, где дуб искать, она знает.
Иванушка у середней Бабы Яги переночевал, и наутро она ему указала, как к старшей сестре идти. А сама в ступу скок! – и к Кощею понеслась...
* * * * * * * * * *
Все экраны системы слежения показывали Ивана – как он, озираясь, идет по лесу и по развалинам древнего города, замаскированным под лес же; как он сражается с иллюзорным буреломом и продирается сквозь несуществующие чащобы – затрачивая вполне реальные физические усилия… Все-таки они очень внушаемы, эти существа. Впрочем, там есть и действительно труднопроходимые участки.
Васёна прижалась ко мне, совсем как в детстве, и прошептала на ухо:
– Видишь? Он меня не бросил - уже к третьей Смотрительнице идет, и даже направление держит правильное… И не боится ничего! Правда, храбрый?
Иванушка споткнулся о камень.
– Да уж, натворила ты дел, матушка, - сурово сказала младшая Смотрительница. – А если бы кто-нибудь понял, откуда ты и что вытворяешь? Договор вековой нарушиться мог! Только князья и волхвы о наших делах знают, да и то не все. Мы к ним без приглашения не ходим – они к нам, и пока на том стоим, все довольны…
– Ну, ты уж слишком-то на нее не наседай, - попросил я нашу гостью, прижимая дочку к себе. - Засиделась она у меня в четырех стенах. На волю впервые вырвалась - понятно, поиграть захотелось, людей посмотреть, себя показать. Умения свои проверить опять-таки… Согласись, хозяйничать мать ее хорошо научила.
Васёна отвела глаза.
– Ну еще бы! – прищурилась Смотрительница. - Столько с собой прихватила приправ особых да зелий – с ними все, что хочешь яством покажется, даже хлеб простой! Рубашку-то небось тоже в них вымочила? Ну, а на пиру зачем целое представление устроила – не стыдно?
– Так я ведь… - пискнула Василиса, глянула на меня и осеклась.
Она старалась и ради меня тоже. С ней или без нее, но я ведь твердо решил уйти, а значит, мне потребуется помощь человека. Уже много десятилетий назад мы, хранители, осознали горькую правду: здесь мы ослабли настолько, что не в состоянии открывать Портал сами. Думаю, именно с тех пор этот мир окончательно перестал принадлежать нам: попадая сюда, мы, по сути, превращаемся в пленников, зависящих от силы человеческих рук. Хорошо хоть, люди до сих пор об этом не догадываются.
– Ну, будет, будет, - сказал я примирительно. – Ты просто за нее переволновалась… Зато она привела того, кто откроет мне дверь – иначе пришлось бы связываться с волхвами, просить кого-нибудь прислать (и неизвестно, кто бы еще пришел!), расплачиваться знаниями, а это на месяцы... Ты уж присмотри тут за ней, ладно? Если, конечно, она не отправится со мной...
Смотрительница вздохнула. Она понимала меня, как никто другой. Ведь у нее самой, единственной среди своих, была любовная история, продолжающаяся и по сей день. Поэтому, наверное, она так и осталась Младшей.
Васёнин муж тем временем справился с очередным "буреломом", стряхнул с себя эфемерную грязь, вытер пот… В какой-то момент он прошел совсем рядом с нами - плотная фигура, простоватое лицо, сапоги грубой работы - и исчез из зоны видимости. Должно быть, еще один датчик вышел из строя.
– Одного не могу понять, - сказал я. – Почему он? За то время, что ты путешествовала, могла бы присмотреть себе кого-нибудь получше, даже и царевича. – Смириться с этим мне было, пожалуй, труднее всего. В самом деле, неужели я зря потратил столько времени на ее образование? – Купеческий сын. Его отец был простым крестьянином. Что ты с ним будешь делать, сама подумай?
– Это в ней кровь материнская говорит: покоенка-то сама из простых была, - буркнула Смотрительница, сделав рукой характерный знак, призванный сохранить покой умершего, и вперила в “племянницу” по-прежнему осуждающий взгляд: - Погулять ей, значит, захотелось, покрасоваться… А ты хоть понимаешь, что теперь у тебя только два пути осталось – или с отцом уйти, или с мужем?
– Как? – захлопала пушистыми ресницами Васёна. - Ты же говорила, я могу здесь остаться и стать Смотрительницей?
Тетка всплеснула руками:
– Да кто же тебя, теперь, матушка, ученицей возьмет? Меня бы за одни забавы с иллюзиями давно из леса выгнали!
– А ты? - робко спросила Васёна.
– Нет уж, на меня после всего, что натворила, не рассчитывай. Кстати, а ты не перестаралась со внушениями? Отцу вдруг поскорее сыновей женить захотелось, да еще по какому-то нелюдскому обычаю; Ивана ты стрелу заставила выпустить, не говоря уж о том, чтобы “кожу” сжечь… А вдруг ты и любовь ему ненароком внушила? Как увидит тебя да разлюбит…
На Васёну было жалко смотреть. Смотрительница наконец смягчилась.
– Ну ладно, будем на лучшее надеяться. Но ты хоть подумала, что если уйдешь сейчас с мужем, тебе придется бросить вот это, – она небрежным жестом обвела обстановку, приборы, предметы роскоши, - и всю оставшуюся жизнь быть такой же, как обычные люди?
– Такой же? – растерялась Васёна. – Но совсем-совсем такой же я ведь не смогу! Я стареть буду медленнее и жить дольше…
– Ну, в этом-то я тебя помогу, - усмехнулась Смотрительница, – выделяться не будешь. А станешь подозрения вызывать, коли надолго мужа переживешь – в другое место переберешься, и дело с концом.
Я посмотрел на нее. Приятные правильные черты, прямые русые волосы без седины, кожа почти без морщин, ясные глаза… Она была такой последние тридцать лет. Ее “старшие сестры” выглядели еще более моложаво. У них свои задачи здесь и свои возможности, даже мне не до конца понятные.
Громко заухал филин: второй раз за день сработала система оповещения.
– О, гляди-ка, вон и средняя “тетушка” пожаловала, - проворчала Смотрительница и подтолкнула Васёну к выходу. – Иди-ка лучше к себе от греха подальше, мы тут сами разберемся.
Васёна убежала. На экране снова возник уверенно шагающий Иванушка в лихо заломленной шапке.
– Храбрый, значит? – сказал я, прислушиваясь: судя по поступи, вторая гостья тоже была настроена очень решительно - сейчас мне придется выдержать еще одну битву за дочь. - Это хорошо. Только что-то вот мешает мне такому храбрецу своего ребенка доверить.
– А мы и не доверяем пока, - подмигнула мне “младшая тетушка”. - Мы проверим сначала, еще время есть...
* * * * *
Долго ли, коротко ли, дошел Иванушка до третьей избушки.
Сидит на крылечке Баба Яга, уж до того дряхла да страшна, что испугаться впору, - его поджидает.
– Здравствуй, баушка!
– Ну, здравствуй, добрый молодец! Куда путь держишь?
– А вот ищу я, баушка, смерть Кощееву, чтобы, значит, жену мою Василису Премудрую обратно вернуть.
– Смерть Кощееву, говоришь... – Помолчала Яга, оглядела Иванушку с головы до пят. - Ну, её-то не мудрено сыскать. А дальше-то что делать станешь?
– Как что? – отвечает Иван. – Знамо дело, Кощея не медля изведу!
– Изведешь, значит, не медля… А ты хоть понимаешь ли, деточка, что Кощей Бессмертный Василисе твоей отец? Ты что же это, на тестя-батюшку руку поднять готов?
Опешил тут Иванушка, аж на землю сел. Думал, думал, потом говорит:
– Нет, баушка, видать, твоя правда: не по-людски это выйдет, неладно! Лучше пусть уж мне счастья без Василисушки не будет, чем самому же ее сиротой оставить!
Повеселела Баба Яга да и отвечает:
– Ладно, Ванюша, не кручинься понапрасну. Не настоящая это смерть: не умрет Кощей, а только из мира нашего в свой уйдет. Он и сам того хочет, не бойся...
И рассказала Яга Ивану, как дуб Кощеев найти.
– А в корнях того дуба найдешь когти железные – надевай их да на дуб лезь. Наверху сундук стоит каменный. Откроешь его - смотри внимательней: как выскочит оттуда заяц, ты его за ноги сразу хватай, да покрепче! Начнет заяц рваться, метаться – крепись: не удержишь – утеряешь смерть Кощееву. Как устанет заяц, выскочит из него утка – и ее ты скорее за лапы хвать! и держи изо всех сил! Поднимется утка, мотать тебя из стороны в сторону станет – терпи. Как устанет утка - выпадет из нее яйцо волшебное. Ты яйцо то слови, не урони гляди: в нем иголка особая запрятана, на конце у ней как раз смерть Кощеева схоронена. Вот иголки той кончик и обломи…
Сделал Иванушка все в точности так, как старшая Баба Яга велела. Отыскал дуб могучий, а в корнях его – когти железные. Те когти подпрыгнули и сами ему на руки - на ноги наделись. Полез на дуб Иванушка и меж верхних ветвей сундук нашел каменный. Выскочил из сундука заяц – и давай его во все стороны вертеть, вылетела утка – и давай во все стороны мотать… Уж досталось бедному Иванушке так досталось! Едва руки не разжал, да вспомнил про Василисушку, жену свою разлюбезную – и выстоял.
Вот из утки яйцо выпало со смертью Кощеевой, да так и сверкает, так и потрескивает.
Разбил Иванушка яйцо, достал иголку и давай у нее конец ломать. Он ломает, а вокруг так и трясется все, так ходуном и ходит… А как сломал – осветилось все вокруг светом невиданным, Иванушка ажно глаза зажмурил… А открыл глаза – увидал прямо перед собой палаты белокаменные, а в окошке – раскрасавицу Василису Премудрую.
И пошел Иванушка в Кощеевы палаты белокаменные. Выбежала навстречу Василисушка и поцеловала его в уста сахарные.
Воротились они домой и жили долго и счастливо до глубокой старости.