Отвратительный холодок грузно прошагал болью по спине, вслух отсчитывая каждый позвонок. Короткие пальцы иголками щекотали тело, каждой слезой разрывая кожу. Хруст рвущейся ткани не был слышен, но отчётливо ощущался отзвуками в миллионах молекулах; эхом проносился по венозным полостям сердца, перетекая в капиллярные извилины организма. Корчившись от уничтожающей боли, тело пылало жаром тропиков, замерзая от прохладного дыхания бриза. Что-то чужое, не родное было посажено в меня, засунуто в тело. Раздирая мышечную плоть, кровоточа по пульсирующим ранам, два отростка выбиваются из подлопаточных пустот. Щекочущая боль эхом отдаётся в черепе, упираясь в горле комом слёз. Уродливые крюки за спиной отяжеляли тело, поднимая над землёй. Всё было как во сне: затуманенный взор делал профессиональные фото в объектив сознания; люди стайками кучковались в тёмном подземелье. Однообразно-скучные одежды тисками сжимали их тела, отражая лишь серость существования. Но только взгляните туда – оранжевая душа заполонила серые оттенки образа; а там, справа, – фиолетовая; вон – сиреневая; голубая; жёлтая… Почему раньше я не позволяла себе видеть золотые солнечные лучи яблочного неба? Апельсиново-пурпурные облака? А теперь – на, возьми, - только протяни руку и синевато-малиновая луна прыгнет в объятья и, мурлыча от удовольствия, будет улыбаться радужными цветами. Направо и налево я разбрасываю улыбки своего счастья. Не поленись, наклонись и подними – вот он осколок сердца, который я дарю тебе, и тебе, вот ещё, и ещё… Берите!
На цыпочках, чуть слышными шагами, я крадусь по крышам домов, боясь спугнуть никому не заметные огни душ. Они пылают жизнью. Подпрыгнув к небу, небрежно колыхнула уже своими крылышками. Ветер, протянув мне руку дружбы, подбросил в высь, пасуя своим облачным детям. Наслаждаясь новой игрой, прокатив меня по своим спинам, бросили к огням звёздной пыли…
Ты научил меня летать, но забыл научить падать.