Запредельная мечта

Елена Йост-Есюнина
© flamingo

11.01.2006
 
04.36

 История эта началась давно. Где-то в начале 1980-ых. Но я тогда и не заметила, что началась ИСТОРИЯ. Что в глубине моего сознания, наверное, в ПОДсознании заронилось маленькое зёрнышко, которое, как оказалось, находилось в состоянии анабиоза. Это было зёрнышко Мечты!

В один прекрасный вечер ко мне пришла подружка — соседка, жившая двумя этажами ниже — и принесла мне небольшую, наверное карманного формата, книжечку. Хоть и была она небольшой и, судя по всему, не совсем новой, издана она была очень хорошо, на что сразу указывало наличие глянцевой суперобложки и коленкорового переплёта, ляссе, а так же большое количество иллюстраций — как цветных, так и чёрно-белых фотографий хорошего качества. Страницы тоже были из мелованной бумаги. Называлась она несколько "по-туристически": "Музеи Парижа".
Презент свой подружка объяснила просто: "У меня она валяется, никому не интересная, а ты, я знаю, интересуешься всем этим художеством."
Книжку эту я с преогромным интересом читала и перечитывала впоследствии неоднократно. Интересно было всё: и о музее Родена, и о Лувре, и об импрессионистах! Из всех описываемых и продемонстрированных там шедевров моё внимание привлек один снимок — небольшое чёрно-белое фото статуи Ники Самофракийской. Не воспетая как эталон женских пропорций Венера Милосская! Не замучившая всех своей загадочностью Мона Лиза с коварно-зловещей то ли ухмылкой, то ли улыбкой! Нет, моё сердце было отдано Нике Самофракийской! И, как выяснилось по прошествии лет, отдано, наверное, навечно!
Я время от времени открывала книгу на нужной мне странице, любовалась своей красавицей и в очередной раз на какое-то время опять укладывала ставшую для меня бесценной книгу в стопку на подоконнике, где в то время, по причине отсутствия полок или шкафа в моей однокомнатной квартирке, размещалась моя библиотека.
Боже! В то время Париж был таким же далёким и недосягаемым, как... Ну, разве что Марс! Или что-нибудь другое, не менее запредельно-фантастическое. По причине этой недосягаемости я и не подозревала, что во мне поселилась Мечта! Что я, даже не отдавая себе в том отчёта, подспудно мечтаю увидеть это Чудо воочию!
Шли годы. Не стало той страны, где мне, несмотря на множество "запредельностей", жить было здОрово и уютно. Обстоятельства вынудили поспешно рассовать всё нажитое по коробкам, оставить насиженные за пятнадцать лет места и перебраться в чужой город, в забытое Богом летнее студенческое общежитие, которое только чисто условно можно было назвать жильём.
Возникшие заботы о добыче хлеба насущного, этот ежедневный жизненный мордобой напрочь атрофировали все желания. Все кроме одного: сделать передышку в этой гонке на выживание. Или сдохнуть!
Книжка, в которой "покоилась" моя Мечта, стала очередной "запредельностью", так как находилась в одной из многочисленных, так и не распечатанных по причине полной бытовой неустроенности, коробок.
И Мечта ушла, обиженная полным отсутствием внимания к ней.

Но судьба, совершив очередной вираж, проявила благосклонность ко мне и моим детям и после нескольких лет мытарств мы оказались в совершенно иных условиях. И Париж перестал быть символом чего-то невозможно-сказочного! Желая сделать что-то необычное и приятное для своей единственной сестры, я купила нам четырёхдневный тур, путёвку в мир наших, как когда-то казалось, несбыточных мечтаний.
Нотр Дам, Версаль, Д'Орсе... Лувр! Анфилады залов, полотна, скульптуры, толпы "приобщающихся к прекрасному" разноцветных и разноязычных туристов... Венера Милосская, Джоконда... Ну всё не то! Где же, где же она, царица моих грёз? Только теперь я поняла, как все эти годы мечтала о встрече с ней, как я заглушала в себе эту тоску от несбыточности моей мечты!
Я ждала встречи и оказалась совершенно неготовой к ней!
Выход из очередного зала оказался у очередной лестницы. Ноги гудели, несмотря на то, что были любовно и заботливо обуты в мои самые удобные туфли. Господи! Ну к чему же столько лестниц! Обалдевшие от избытка эмоций — Париж! Лувр! — и информации, как затравленные, суетились и толкались туристы. Оглядеться бы! И вдруг!.. Вот ОНА! Мечта! Безголовая, безрукая и безногая, но прекрасная, как ничто ранее виденное!
Её прекрасные распростёртые мраморные крылья казались легче продающихся на праздники рождестственских крылышек, сделанных из белых перьев неизвестного происхождения. Стройный торс облеплен мокрым хитоном, струящимся мелкими складочками... Она парила, нет, не над лестницей — над миром! Не существовало как будто ни крыши, ни стен, ни этой расплывающейся толпы — только она, Ника Самофракийская!
Поражённая открывшимся зрелищем, я даже не заметила, что рыдаю, причем рыдаю как-то тихо, беззвучно. Какой-то японец (а может это был и китаец - кто его знает?!) удивлённо вытаращился на меня, не находя объяснения поразившему меня столбняку. А я стояла и не пыталась как-то скрыть или, хотя бы, вытереть безудержно катящиеся из моих глаз слёзы.
Меня ещё долго била нервная дрожь. Остаток экскурсионного времени я передвигалась по залам, как сомнамбула, и перевела дух только в автобусе. Откинувшись в кресле, после всех пережитых потрясений я предалась воспоминаниям, и под гомон возбуждённых спутников дрёма всё-таки одолела меня, а я и не сопротивлялась. В последний миг этого блаженного состояния между явью и сном мой мозг лениво резюмировал: "Я думала,что подруга подарила мне когда-то книгу, а оказалось, что она подарила мне Мечту!"