Самая главная загадка жизни – это и есть сама жизнь. Я родился давно, время пронеслось незаметно, оставив только пепел и пустые бутылки. Мир преобразился, не понятно только в какую сторону, хорошую или плохую. Леса стали выше, города грязнее, люди злее, один только я, всё тот же я.
Сейчас пять утра завтрашнего дня, я сижу на высокой горе и смотрю на тот самый город, который менялся на моих глазах. Образы образами, а мысли мыслями. Моя голова разрушается изнутри, мыслей так много, что в голове их трудно удержать. Начну излагать всё с начала.
Я родился. Мир, сотворённый вокруг меня моими родителями, сразу же принял меня к себе. Всё остальное даже не знало обо мне. Я рос. Когда появилась память, мир, стал чем-то осознанным, моим, теперь уже за меня никто не мог ничего созда-вать. Я сам находил друзей и врагов, никогда не ища вторых. Листва вырастала и умирала, вместе со мной. Природа и я – почти едины. Летом мне хорошо, даже хо-чется жить, зимой, как медведю охота залечь в спячку и проснуться лишь весной.
Себя я начал помнить именно в тот момент, когда я был один, у меня не было друзей, подруг, в детском саду я всегда был кем-то или чем-то между всех. Как только я пошёл в школу, я встретил друга, потом ещё одного. В третьем классе всё изменилось, я нашёл Пашу, не знаю, он меня или я его, но мы стали неразлучными друзьями. В пятом классе к нам присоединился Гоша, и нас стало трое. В таком со-ставе мы провели очень много времени, конечно, были знакомые, и те, кого хоте-лось назвать друзьями, но самыми близкими всегда были Гоша и Паша. Мир, кото-рый мы создали вокруг себя в те годы, я не увижу больше никогда.
Паша очень изменился, хотя внутри он всё тот же заядлый игрок в первый Half Life, и любитель поесть, только ещё и курить начал. Не знаю, что и думать о челове-ке, который может только играть в компьютер, есть, курить и всё это на протяжении недели. Может он настолько погружается в мир игр, может у него шизофрения и вся жизнь для него это один сплошной shooter.
Мне не хватает его прежнего. Хотя, что было, не вернёшь. Человек должен разви-ваться, если он становится хуже, то это деградация. Если хорошо подумать, то он делает маленькие, но всё-таки шаги, или шажочки, вперёд. Ну, хоть обезьяной он не станет, и то гора с плеч. Ещё он был для меня самым улыбающимся на свете челове-ком, можно сказать, что он смеялся каждую секунду, просто радуясь жизни. Пусть некоторые считают, что у него не всё в порядке с головой, но на самом деле, мы все чокнутые, но каждый в свою сторону. Не знаю, что можно ещё про него сказать, на-верно только то, что я его как друга очень ценю, и если он насовсем уйдёт из моей жизни, всё будет не так.
Я открыл глаза на остановке. Опять я путешествую по своей шизофрении. Была гора, теперь остановка, я вижу то, что вижу, а не то, что есть на самом деле. Серьёз-но к этому нельзя относиться, иначе провалишься в свой мир, и будешь считать все, что ты видишь, настоящим. Я сидел на скамейке, одной из остановок в центре горо-да, вокруг ходили люди, ездили машины. Я уже был здесь, это место показалось мне знакомым. Я тридцать минут ждал троллейбус, сидя именно здесь, на этом самом месте. Тогда, со мной был Костя. Я повернул голову налево, там сидел он, и разме-ренно курил, уткнувшись взглядом в точку на асфальте. Я помнил, о чём мы с ним говорили в тот раз.
Какой процент вероятности, что в проезжающем автобусе мы увидим знакомое лицо?– спросил я по памяти.
Ноль, сразу ответил он, оторвав глаза от точки и посмотрев на подъехавший ав-тобус – знакомых у нас в городе мало, все мои однокурсники на парах, твои…
На практике.
Вот, твои на практике, родители на работе, так что если он и есть, то он равен одной десятой процента, но можно судить проще, по женской логике, пятьдесят на пятьдесят, то есть либо да, либо нет.
Его взгляд вернулся к точке на асфальте. Если представить мою голову как боль-шую аудиторию, в которой сидят мысли, чувства и каждый пытается доказать про-фессору свою правоту, то сейчас в неё зашёл Гоша. Профессор – это я, как отобра-жение согласия и не согласия с определённым утверждением моих мыслей.
Сидоренко, вы опять опоздали – скажет профессор.
Извините, этого больше не повториться – попытается оправдаться Гоша, после чего пройдёт на первый ряд и сядет в центре.
Сегодня, дорогие мои, мы поговорим с вами о прошлом, то есть о том, что было в Его жизни и возможно я даже дам Интуиции зачитать свой доклад о том, что бу-дет, но это только если у нас останется время.
Спасибо профессор – скажет золотоволосая девушка с края последнего ряда.
Всё это будет похоже на кукольный домик, моё лицо будет смотреть сверху, на весь этот муравейник. Едва в зале начнётся шум, как профессор ударяет указкой о стол и просит сохранять тишину, и говорит, что каждый сегодня выскажется.
Гоша, как всегда, сделает не то домашнее задание. Профессор опустит руки и нач-нет снова объяснять, что программа часов на рабочий стол не подходит как домаш-нее задание.
Все сядут на свои места, и наступит тишина.
Вчера я вас просил написать доклад о Гоше Сидоренко, и его роли в жизни на-шего декана (это как бы я). Так вот, я хочу, что бы начал Гоша.
Я. – подпрыгнет от удивления он.
Шучу, мой дорогой, шучу, трудно, небось, было бы про себя доклад писать. Прошу вас, выйдете ко мне, и сядьте как вам удобно, наверно вам будет интересно послушать, что думают о вас ваши однокурсники.
Он выйдет и сядет на кафедру. Первым встанет мальчик лет двенадцати с золоти-стыми волосами.
Прошу вас, первым выступит Детство.
Мальчуган спустится со средних рядов и встанет рядом с Гошей, и ,не ожидая ко-манды начнёт читать.
Я помню этот миг, когда я увидел его. Тогда он просто уходил куда-то со своим братом. Я считаю это первым воспоминанием о нём, мы просто здоровались, и тогда нельзя было даже предположить, что этот человек изменит всю мою жизнь. Време-нами, мы были неразлучны, иногда срывались, но несмотря не на что мы держались друг за друга, не позволяя, чтобы один из нас упал с того обрыва, на котором мы иг-рали…
Гоша непонимающе поднимет брови.
Обрыв – это метафора, заторопится объяснять профессор, как бы он хочет этим сказать, что всё было очень не стандартным, ну или опасным, в общем, понимайте как хотите. Продолжайте.
…Это было так давно, но помнить это я обязан, ведь это своеобразное начало, начало жизни и отсчёт двух судеб, переплетённых между собой. Миражи прошлого ещё живы, уже тогда я начал уходить в себя, все начали взрослеть, и я почувствовал в каждом из нас какую-то индивидуальность. Паша с рождения был индивидуален, это бесспорно. Годы шли, а мы всё так же были вместе, сначала не хотелось никого лишнего, а потом стало как-то одиноко, нас было трое, но при этом мы были одни. И в тот момент, когда Андрюха вошёл в нашу жизнь, «мир троих», был навсегда разрушен. У меня всё профессор.
Замечательный доклад, мой дорогой, краткий и со смыслом, я бы «отлично» вам поставил, да только в этой галлюцинации оценок нет.
Если хочешь, ставь – скажет моё лицо с потолка.
Тогда «отлично».
Гоша заметит меня и крикнет:
Эй ты, давай спускайся.
Слушай лучше студентов моего института мыслей, здесь они учатся и познают мир, и чем они умнее, тем лучше для меня. Ты давно хотел узнать, что я о тебе ду-маю, так слушай, пока я не проснулся.
Нет, давай спускайся.
Прошла секунда, от фантазии не осталось и следа, я оказался в темноте, справа рука упиралась в подушку, слева стена, запах одежды. Понять место нахождения оказалось просто – я был в своем шкафу. Напротив кто-то сидел и курил синюю «Яву».
Жора? – спросил я.
Он самый.
Какого чёрта мы в шкафу?
А я думал, что в своей голове ты всё и сам знаешь, а мне тебе ещё подсказывать надо? Да ладно, знаешь поговорку, что у каждого в шкафу свои скелеты. Так вот мы сейчас и есть эти самые скелеты, то есть мы – это та самая тайна, которую ты хра-нишь в своей голове. Пока я путешествовал по твоему подсознанию, я встретил много интересных людей, и знаешь, всего пара или тройка человек желали тебе зла, и то, только по твоим убеждениям. Все любят тебя, и я не исключение, поэтому я пытаюсь помочь тебе.
Что ты несёшь?
Ты ещё не понял, мир который может показаться тебе реальным, на самом деле лишь плод твоего воображения.
К чему ты сказал, что пытаешься мне помочь?
Буду говорить прямо, я нашёл тебя, тебя настоящего, того самого, который пра-вит тобой, и сейчас он привязан к креслу на старом складе, и окружает его, сплош-ной тратил, ты же знаешь, как я с детства люблю делать бомбы.
ЧТО ТЫ НЕСЁШЬ? – заорал я.
Отправляйся на старый склад, там ты и найдёшь ответ.
Наступила тишина, похоже, что Жора исчез, но сигаретами ещё пахло. За преде-лами шкафа царила пустота. Улица, окруженная домами со всех сторон, и только одна дорога, без выбора. На небе висел красно-багровый пейзаж. Странные крики, словно гарпий, проносились над пустотой этого города. Вспышка.
Я словно проснулся от кошмарного сна.
Лис накрыла меня и быстро обтирала поверх одеяла. Все перевернулось с ног на голову, жёлтая спираль уходила всё дальше из моего сознания, оставляя ещё один след на моём мозгу. Клетки сжимались и разжимались со слишком быстрой часто-той. Глаза напряглись, блевота всё ближе подбиралась ко рту, но предпочитала ос-таваться внутри. Намного противнее хотеть блевать, чем блевать. Сотни виолонче-лей играли в моей голове, что-то стучало по барабанным перепонкам. Я ничего не чувствовал кроме холода, кругом всё летало, кровь хлестала из носа. Что всё это, я не понимал. Ветер кружил надо мной, создавая чёрную воронку. Руки и ноги онеме-ли, я снова отключился.
Галлюцинация. Как будто я видел что-то, но не помню что.
Я стоял у огромного ангара, который Гоша назвал складом. Дверь открылась. В левом кармане куртки обнаружилась пачка сигарет и зажигалка. Я закурил. Вороны кружились в небе, страх подкрадывался, но при этом оставался в тени. Огромные железные ворота сдвинулись, создав двух метровую щель. Я вошёл, ворота захлоп-нулись. Склад был пуст, только ветер шумел под крышей, и пыль кружила вокруг.
А вот и ты. – сказал вышедший из тёмного угла Гоша, в руке был пистолет.
Я, ты обманул меня, здесь нет никого.
Нет, здесь есть ты и я.
Я сразу всё понял, нет никакого настоящего меня, я один, я и есть я, во всех воз-можных смыслах.
Почему ты не убил меня тогда?
Потому, что ты бессмертен, но только здесь, в самом укромном месте твоей го-ловы, в твоих тайнах, ты можешь умереть.
Ты сволочь, если я умру, ты погибнешь вместе со мной.
Я знаю.
Из темноты вышли две фигуры, одна в синей спортивной куртке, другая в чёрной ветровке. Гоша и Паша. Если Гоша там, то кто стоит передо мной. Я оказался в цен-тре зала, привязанный к стулу.
Только попробуй – пригрозил Гоша, угрожающе посмотрев.
Не ожидал, что вы заявитесь сюда, хотя должен был догадаться, что в тайнах вам самое место.
Кто ты? – спросил Паша.
Я? Мне кажется, Он уже понял – сказал двойник, указывая на меня.
Нет.
Глупец, я то, что убивает разум, мысли, воспоминания и даже, самого себя. Я любовь – он вспыхнул и превратился в красивую девушку.
Но любовь приносит счастье.
Да, она даёт счастье, но забирает намного больше, и эта любовь заберёт тебя.
Я не хочу.
Надо было думать раньше, и сейчас ты почувствуешь потерю.
Первая пуля попала в Пашу, вторая в Гошу. Я подскочил, но дуло уже смотрело на меня.
Бог приготовил для каждого человека свою смерть: кто-то разобьётся на самолё-те, кого-то собьёт машина, кто-то застрелится, упадёт с пятого этажа, утонет, сгорит в пожаре, отравится хлором, умрёт при родах, от болезни сердца, рака, СПИДа, чу-мы, да разве мало я назвала. А тебе я предоставила самый лучший вид смерти, смерть внутри себя, поверь, тебе не будет больно. – Любовь закончила свой моно-лог, и не прождав не одной лишней секунды, нажал на спусковой крючок.
Любовь убивает.
Вспышка яркого света в глаза, ослепила меня. Моя собственная мысль разнесла фантазию, построенную на ней. Не стоило давать ей такую власть. Мысли, они как люди, меняются и самосовершенствуются. В моей голове всё настолько просто, что даже одна мысль может жить своей жизнью, скрываясь в недрах подсознания, не за-висимо от моего желания. А потом, в тот момент, когда я меньше всего ожидаю удара, происходит сбой. Мысль понимает, что ей нужен выход и я проваливаюсь в самого себя, но многие называют это комой. Я только сейчас это понял. Не было никакой горы, никакой остановки, просто мысли о прошлом нашли выход. На самом деле я лежу на больничной койке и думаю о всякой ерунде. Чувствую, кто-то сидит рядом, но я не могу даже пошевелиться.
Глаза я открыл с трудом, гной слепил веки, перед глазами только мутный туман-ный пейзаж, после первых пяти секунд картинка стала почётче. Рядом сидела де-вушка, с рыжими волосами, кажется забранными в хвост, и читала журнал. Попы-тался открыть рот, но тело не слушалось. Минутное счастье, охватившее меня при виде неё, проходило. Я лишь успел почувствовать тепло её ладони, невзначай ле-жавшей на моей руке, туман в глазах становился всё гуще, меня засасывало обратно. Не знаю, что я отдал на том свете за то, что бы увидеть её в последний раз, но моё время уже закончилось. Лишь темнота, звук лопающихся сосудов в моей голове, ка-кой-то далёкий-далёкий крик. А ведь обидно, она так и не узнает о том, что я смот-рел на неё в последний раз, но так и не смог сказать то, что был должен.