Пролог

Уже более получаса, как Олег выключил компьютер и, стараясь не будить Наташку, лёг спать.
Сон, однако, не шёл…
Периодически, с отчаянной безнадёжностью открывая глаза, он обнаруживал, что диск луны, растёкшийся на оконной занавеске маслянистым пятном, успел сместиться ещё чуть вправо…
В который уж раз клял себя и клялся, что с завтрашнего дня всё будет иначе: ложиться не позднее 24.00.
Сегодня случай, конечно, особый, - срочная работа…
- Интересно, - думал Олег, - удастся ли заснуть, прежде чем тот красно-жёлтый мазок на шторе навсегда скроется за стеною дома?
Закрыл глаза. Пролежал так ещё минут пять. Но, чувствовал, веки по-прежнему не тяжелеют, а голова не наполняется дремотной истомой, предваряющей полное переключение сознания на режим сна.
- Может, пойти на кухню и немного почитать? – начал уговаривать он себя.
Конечно, если б на этом «ложе» он оставался сейчас один, имея возможность вольготно, на всю ширину дивана, раскинуть руки, он давно б уже спал. Нет сомнения…
Возникло даже желание разбудить Наташку. Да, просто поговорить. Однако, представив все последствия, тут же отказался от этой авантюрной мысли.
Наташкино дыхание казалось ровным и спокойным, а сон тихим и глубоким. К тому же, ложась, та настрого потребовала «не вздумать будить её». Предупредила, что завтра утром вместе с другой младшей сотрудницею и шофёром поедет за продуктами. Вечером их отдел отмечает какой-то юбилей своего шефа.
Олегу никогда не доводилось видеть Наташкиного начальника (в прошлом учёного-физика), создавшего при Академии наук прибыльную фирму, однако отношение к нему имел самое неприязненное: слишком уж частыми бывают у того юбилеи. Всё это казалось ему весьма странным.
Но, удивительно, сейчас Олег почему-то не испытал прежней антипатии к Павлу Андреевичу, как звали этого уже немолодого, но весьма удачливого человека.
- Всё дело, конечно, в компьютере, - снова убеждал себя Олег, - и неправильном рабочем режиме!
Обобщая ряд случаев из своей практики, он готов был даже признать, что в последнее время садится за компьютер не тогда, когда этого хочет сам, но когда того желает это одноглазое чудовище.
Вот и в этот момент в нём уже зрело неодолимое желание открыть программу «варда» и попробовать изложить, хотя бы конспективно, фабулу рассказа о том, как однажды некая машина превратила человека (предварительно загипнотизировав его) в своего послушного и жалкого раба.
Впрочем, всё это давно уже сообщали европейские романтики. Что после них может добавить он?
Повернувшись на спину; опять закрыл глаза и попробовал ни о чём не думать…
Неожиданно со стороны приоткрытой двери балкона донёсся не сильный, но очевидный стук какого-то упавшего предмета. Олег широко открыл глаза и настороженно вслушался!..
Помимо своего обычного назначения балкон служил своеобразной кладовкой, чуланом и, бог весть, чем ещё. Был постоянно заставлен пустыми стеклянными банками, картонными коробами и даже обрезками досок, оставшимися ещё с прошлого ремонта квартиры. Такие вещи, разумеется, портят интерьер квартиры, и как хлам их следовало бы решиться и отнести в мусорный контейнер. Но, беда, каждый раз за этой мыслью следовала другая: «а вдруг пригодится?». Впрочем, ни сам Олег, а тем более Наталья, не были хорошими хозяевами.
Олег поднял руку и включил ночник. Слабый матовый свет позволил ему ясно увидеть и балконную дверь, и незакрытую шторой бОльшую часть окна. Последнее собственно всегда оставалось почти не зашторенным, поскольку напротив дома находилась небольшая полоска смешанных деревьев, за нею – долгая вереница кооперативных гаражей, железная дорога и уже только далее несколько жилых домов.
Олег продолжал напряжённо вслушиваться. Однако теперь ясно слышал лишь нечто среднее между сопением и слабым храпом, издаваемое губами, небом и носом жены.
Приподняв свой край одеяла, он опустил ноги на пол.
- Странно! Где ж тапки-то? – удивился он, чуть наклонившись вперёд и проводя ребром правой ступни под диваном.
Не желая терять время, Олег встал и сделал шаг в сторону балкона. За стеклом, в не зашторенной части широкого проёма комнатного окна увидел приближающуюся к нему фигуру незнакомого человека. От неожиданности сердце сжалось, заставив непроизвольно остановиться и зачем-то поднять руки к груди.
Фигура на балконе тоже остановилась, застыла, жалко и неуклюже подняв свои руки…
- Мамочки, – узнал себя Олег, - как же меня размазало и скособочило!
Только сейчас он осознал, как опустился за последнее время, не позволяя себе заниматься спортом и ведя нездоровый образ жизни. Неприятно было осознавать и очевидный факт малодушия. В голове неприятно зашевелилась мысль о том, как он повёл бы себя, случись, что на балконе действительно оказался бы посторонний человек. Непроизвольно, словно готовясь вступить в схватку с преступником, напряг мышцы корпуса и испытал новое разочарование.
Подойдя к самому балкону, просунул голову за дверной стояк...
Вроде ничего особенного. Как будто все эти вещи, сейчас так ярко освещенные полнолунием, он уже видел, вчера. И в таком же положении.
Олег поднял голову и посмотрел через стекло балкона на небо. Равнодушный и меланхоличный лик луны, будто сообщал, что сегодня её бессмысленно привлекать в свидетели.
Обернувшись, чтобы снять со спинки стула свитер и накинуть его на плечи, он, между самим стулом и письменным столом, заметил и тапки.
Нацепив их на ноги, а на плечи накинув свитер, снова шагнул к балкону. Взглянув под ноги, он, как ему показалось, нашел-таки свободное местечко и ступил на него туда сначала левой, а потом правой ногой.
- Ы-ы-ы! – застонал Олег, чувствуя, как что-то тонкое и острое, наподобие иглы, вонзилось ему в лодыжку.
Тут же припомнил, что это могла быть старая, давно вышедшая из строя лампа Чижевского. Осторожно подняв её и отложив в сторону, он ещё думал, как завтра утром непременно понесёт «это бесполезное устройство», вместе с другим хламом, в дворовый помойный контейнер, когда из комнаты донёсся со сна басистый и чуть злой голос жены:
- Ну, что там ходишь?.. Лунатик что ль?
«Воздухом, воздухом хотел подышать, душенька моя!» – уже готово было сорвалось нечто наподобие Булгаковского. Но сдержался…
Безмолвствовала теперь и Наташка. Видимо, тут же уснула.
Чуть распрямившись, Олег поднял голову…
Удивительно, даже городское небо способно зачаровывать.
Олег глубоко вдохнул холодный воздух и, несколько задержав его в лёгких, стал медленно выдыхать.
Небо!.. Странно, почему на него смотришь всегда с таким почтением, словно и не здесь на земле ты когда-то родился, но где-то там, на одной из тех далёких звёзд…
Почему-то подумалось, что давно не был у матери, что следовало бы её навестить…
Морозный воздух пронизывал тело до самых костей и сулил надежду на долгожданный сон.
Вернулся в комнату. Наташка лежала уже на левом боку, спиной к стене. Прежде, чем выключить свет, бросил на неё взгляд. Матовый полумрак, заполнивший комнату, мертвил женское лицо и одновременно приятно смягчал его черты, уподобляя всю эту головку античному изваянию Афродиты. Олег наклонился, чтобы поцеловать жену. Но едва коснулся губами щеки, лицо Наташки сморщилось, словно во сне она увидела какое-то гадкое существо. Желание проявлять «эти глупые телячьи нежностями» сразу пропало.
Выключив свет и накрывшись краем одеяла, сомкнул глаза. Однако и сейчас перед ним продолжало маячить гадливое выражение Наташкиного лица.
Волевым усилием попытался отвлечься, но место этой Наташкиной гримасы почему-то заняло нервно дёргающееся бельмо монитора.
- Что же это был за странный шум? – подумалось снова.
Последнее время Олег испытывал возрастающее в своей неодолимости убеждение, что ОНИ непременно появятся; обязательно должны появиться.
Но ведь вряд ли в такое время?.. И, странно, не на балконе же?..
Впрочем, почему бы и не ночью; именно тогда, когда слух так обострён и особо восприимчив к малейшим колебаниям атмосферы.
Направляя всё своё внимание в узкий проём приоткрытой балконной двери, Олег ещё раз прислушался. Сейчас он жалел, что не заглянул под старую Наташкину шубу, которой были накрыты продукты, не поместившиеся в холодильник и при лёгких морозах хранившиеся на балконе.
- Может, под ними что?..
Только сейчас Олег вдруг вспомнил, что выпуклости и очертания шубы, скорее говорили о том, что под нею лежит нечто похожее больше на человеческую фигуру, чем полмешка картошки.
- Впрочем, что гадать! - твёрдо решил он.
Поднялся. Не включая света и на босу ногу, сделал три больших шага и широко распахнул дверь. Да, что-то странное в положении шубы действительно было. Присев на корточки, вытянул вперёд левую руку. И осторожно, готовясь при необходимости тут же пустить в ход и правую, потянул край шубы…
Нет, всё те же полмешка.
 Чуть даже разочарованный, Олег вернулся в комнату. Лёг, не накрываясь, словно ему предстояло ещё раз вставать и перепроверять содержимое уже самого мешка.
Да! Ожидание какой-то только ему известной тайны затягивалось и медленно превращало его почти в безумца.
- Глупости! Ничего там нет! – пытался уверить он себя.
Сделал полный выдох. Почти до головокружения.
- Может, сосчитать до тысячи? - подумал Олег.
Но тысячи чего? Это будут шаги, и пойдёт он пешком в «детство»: к своей бабушке. И деду. До самой Ладоги, где те жили свои последние годы. А прежде, чем ему удастся прийти туда, он непременно уснёт. И, конечно, всю эту ночь, длиною в детство, с ним будут рядом эти две женщины; единственные, любившие его страстно и беззаветно; ничего не требуя взамен.
- …Один шаг,.. два шага,.. три шага!.. – начал медленно считать Олег.
Вот они первые три шага, приблизившие его к счастливому беззаботному детству, из которого он, глупец, так торопился убежать, скорее став взрослым…
- Четыре шага,.. пять шагов,.. шесть шагов!..
Ещё три шага. И мысленному взору ясно предстаёт чудесная лубочная картинка: того старого дома-хибары уже нет, а на его месте, выстроенный руками деда, - новый. Из массивных сосновых брёвен.
Прежде, ещё мальчишке, Олегу казалось, что дед не любит его. И, действительно, тот был очень скуп на демонстрацию чувств; даже к своим, самым близким. Считался человеком сухим, неразговорчивым и почти нелюдимым.
А три года назад, когда на дедов дом нашелся покупатель, мать попросила Олега перебрать книги. Нужные отвезти в Москву, а остальные отдать внукам соседки. Тогда-то Олег сделал интересное для себя открытие: нашел «дневниковые записи своего предка».
…Почувствовав легкую прохладу, Олег накрылся одеялом. Опять задумался…
Память, обращённая к таким листкам чуть пожелтевшей бумаги, вдруг начинает поверять тайны и чудеса. Олег уже несколько раз успел перечитать записки деда. В них, конечно, есть очевидные грамматические ошибки. Следовало бы подправить и стиль изложения. И непременно дополнить своими мыслями и замечаниями. Но о чём писать, -было ясно и очевидно. Важно только найти форму.
Был уверен, что из всего этого может получиться нечто образное. Почти художественное.
Записи лаконичны, как рапорт пилота, после успешного учебного бомбометания. Многое расписано поминутно. Но центром внимания и фанатичной любви деда здесь является уже не авиация, а внук. Чего стоят хотя бы эти слова: «Сегодня внучёк подарил мне стихотворение. Это был самый дорогой для меня подарок».
Олег припомнил и само событие, и повод для такой заметки. День рождения деда. И он: стоит за праздничным столом и читает наизусть заученное четверостишие, сочинённое не без помощи отца. Из всего этого сочинения сейчас он помнил только то, что «день рождения» там рифмовалось с «печеньем». Хотя на столе не было никакого печенья, но лишь холодные закуски.
- Да, действительно, такие «таланты» следует поверять лишь узкому кругу своих ближайших родственников!
Но сейчас для Олега было важно не это. Он задумался о том, как многие люди , подчиняясь каким-то «лживым» внутренним установкам, пытаются скрывать свою любовь от тех кого они любят. И любят сильно. Зачем человек это делает. Почему не жить откровенно и «распахнуто». Не стесняться своей любви.
- Может, и с Наташкой у нас точно так же? – попытался он оправдать давно испортившиеся отношения с женщиной, которая сейчас лежала с ним рядом.
Но, вместо того чтобы задуматься о давно пошатнувшихся и начинавших уже раздражать его супружеских отношениях, Олег, не поднимая головы с подушки, повернул её влево и посмотрел в сторону книжного шкафа. Не книги, но сам книжный шкаф он видел отчётливо. Где-то там лежало начало его собственной рукописи, составленной на основании дневниковых записей деда и собственных обрывочных воспоминаниях о своём детстве.
Как писать воспоминания о детстве? Таких сведений у Олега не было; и такую информацию он даже не пытался даже где-либо искать. Да и решился он писать только потому, что хотел припомнить, возможно, самые счастливые дни своей жизни. Тем более, что после записей деда он вспоминал всё так легко, как, проснувшись утром, припоминают и пересказывают добрый сказочный сон.
Однако было всё это истинной правдой. В том, что он уже сказал или собирался сказать, не было ни малейшего вымысла.
Правда и только правда…
Олег смотрит в тёмно-белёсое пространство потолка, не забывая считать свои шаги. Затем переводит глаза на штору. Кажется, что за нею прячется не луна, а светлый лик какой-то женщины, которую он давно и хорошо знает. Кто это, бабушка, мать? А, может быть, добрейшая девушка Люба, которой он когда-то предпочёл Наталью?..
Луна! Вот она уже прикоснулась к тёмному стояку окна, лёгшему тенью на саму штору. Значит, скоро уйдёт, спрячется за стеною дома…
- Сто сорок седьмой шаг, сто сорок восьмой,.. сто сорок,.. сто…
Какой ласковый солнечный день. Лёгкий ветерок со стороны леса доносит терпкий запах хвойного леса и мягкие ароматы луговых цветов… Олег видит себя идущим по обочине какого-то широкого, но совершенно безлюдного шоссе. Удивительно, ни одной встречной, ни одной попутной машины, которая могла бы подвезти его.…
Но куда?.. Ведь ему незачем спешить. Ему никуда не надо торопиться...
Ах, как же хорошо: никому не завидовать и не сожалеть, что «жизнь не удалась», только оттого, что ты не смог уподобить её жизни чьей-то. Чужой.
Шаг Олега лёгок, грудь переполнена радостью, а дух необычайно бодр.
Он снова счастлив и отныне будет только таким! Теперь он знает, что делать...
Олег готов занести стопу левой ноги, чтобы сделать новый, сто…
Впрочем, он больше и не считает своих шагов. Дорога и лесная полоса вдоль неё вдруг мягко подёргиваются мелкой рябью. И сам он уже не идёт пешком, а почему-то едет в электричке…
Странно, куда бы это?..

НА ПЛАТФОРМЕ


Перейдя с сыном железнодорожное полотно и поднявшись по ступенькам на платформу, Елена Аркадьевна подумала о том, что хорошо было бы присесть и немного отдохнуть, ведь от дачи до станции им пришлось идти пешком почти полчаса. Она знала, что на платформе находится всего лишь одна скамейка. Дальше, на середине.
Женщина посмотрела вперед, в сторону навеса и железной перегородки, скрывавшей собственно скамейку. Нет, судя по тому, что за перегородку выступали носки какой-то обуви, скамейка не пустовала. К тому же выходить они будут на станции «Беговая»: так, пожалуй, удобнее добираться до дома. Значит, и садиться следует в один из хвостовых вагонов.
- Ладно, здесь постоим, - решила Елена Аркадьевна и повернулась в противоположную сторону, к сыну.
Заметив Олега, на самом краю платформы, рассердилась:
- Ну что с ним делать, не знаю! - в сердцах произнесла она.
И после короткой паузы, замечая, что сын никак не реагирует на её слова, уже почти крикнула:
- Отойди, я тебе сказала!.. Ой, какая же бестолочь!
И тут Олег резко повернул в сторону мамы голову: глаза его были широко открыты и горели, выражая одновременно восторг и какое-то удивление, словно от неожиданного, но лёгкого испуга.
Он выкинул вперёд руку и, указывая пальцем, радостно закричал:
- Едет, едет! Мам, поезд!..
- Ну не могу больше! – простонала Елена Аркадьевна.
И уже совсем громко, заставляя стоявшего рядом пожилого мужчину посмотреть на Олега и покачать головой, произнесла:
- Я кому сказала, иди сюда?
Увидев, что собравшиеся на платформе совершенно равнодушны к его сообщению о приближении электрички, Олег сделал недовольное лицо и нехотя направился к маме.
- Все равно я первый увидел, - капризно проговорил он.
Чуть успокоившись, в связи с тем, что сын отошел от края платформы, и его жизни теперь ничто не угрожает, Елена Аркадьевна, взглянула в ту сторону, куда только что указывал сын, и заметила:
- Это не электричка… Наверно, поезд дальнего следования.
- Дальнего?.. - удивился Олег, забыв свою обиду на маму и всех собравшихся на платформе, - а он дальше нас поедет?
- Не поедет, а пойдёт! Поезда идут, - поправила мама, - а мы с тобой поедем.
- Мы с тобой будем дома, а он дальше пое… ну, эта?..
- Пойдёт, - пришла на помощь мама.
Но, вспомнив вопрос сына, уже неуверенно предположила:
- Скорее всего, он тоже идет только до Москвы. А пассажиры, которым надо ехать дальше, сделают пересадку на другой поезд.
- А к бабушке?.. Куда надо ехать?
Олег посмотрел в сторону приближающегося поезда, представив, что в этом поезде сейчас могут находиться бабушка с дедушкой.
- Нет, - счастливо заулыбалась Елена Аркадьевна, - к ним надо ехать по другой железной дороге…
И сделав малую паузу, добавила:
- Мы-то поедем на машине… Так быстрее.
…Но Олег уже не слушал маму. Приближалось самое интересное, и его, как магнитом, опять потянуло к краю платформы.
- Что ж ты маму-то не слушаешься? – как будто возмущался стоявший рядом пожилой мужчина, - ну и дисципли-и-инка, скажу!
Взгляд этого человека, на две-три секунды задержавшись на мальчике, переключался на его мать. И тут же повторял этот цикл. Казалось, ему хотелось заговорить с обоими сразу.
Внимание Олега, однако, приковывал сам поезд, а потому он не расслышал слов и совсем не почувствовал их полушутливого тона, ни степени прямой укоризны. Расслышала Елена Аркадьевна. Она знала, что этот крепкий пожилой мужчина с военной выправкой жил на соседней даче, которую в простонародье называли «генеральской».
Теперь уже не говоря ни слова сыну, она скорым шагом подошла к нему и, почти резко взяв за руку, отвела к металлическому парапету.
- А уж я-то из тебя хоро-о-шего б солдата сделал! - продолжал мужчина, ступив зачем-то полшага в сторону отчаявшейся матери и её непослушного сыночка.
Олег удивленно посмотрел на дедушку, не совсем понимая, что тот хотел сказать. Но приближался поезд. К тому же мальчик с удовольствием заметил, что шлагбаумы с каждой стороны железнодорожного переезда закрыты, а за каждым стоит множество машин. Легковых, грузовых…
А вон и местный мальчишка на велосипеде…
Тот не ждёт. Но, ведя за руль свой велосипед, быстро перебегает железнодорожный переход. Олегу кажется, что мальчишка вот-вот упадёт вместе с велосипедом прямо на рельсы.
- Вот такие и попадают под поезд! – возмущается мама.
Нет, Олег восхищён мальчишкой и тихо завидует ему. Конечно, и он сам мог бы сделать точно так, но ведь мама никогда не разрешит ему этого. Неужели она всегда будет говорить ему, что можно делать, а что нельзя. Это так неинтересно и скучно…
А вот и сам поезд. Железная громада локомотива рассекает упругий воздух, и тот крутыми прохладными вихрями утренней свежести обдает всех стоящих на платформе. Платформа сотрясается, и, кажется, что вот-вот обрушится, рассыплется, заваливая обломками железобетона незадачливых пассажиров, так и не дождавшихся своей электрички.
Уже ясно, что это не поезд дальнего следования, а тяжелый грузовой состав: вот штабеля огромных сосновых бревен,.. вот щебёнка,.. песок,.. тяжёлые металлические конструкции. Олег представляет, как он бежит по платформе и вот-вот ловко, проворно вскочит на одну из этих узких подножек…
Наконец длинный состав поезда обрывается торцом последнего вагона. Мама продолжает держать Олега за руку. И только когда этот последний вагон оказывается далеко, она позволяет себе отпустить руку сына. Олег смотрит вперёд. А поезд, уже почему-то медленно, медленно, уходит за кромку леса…
Олег взглянул назад: их электричка еще не появилась. А рядом стоит всё тот же дедушка. Как будто иронично и насмешливо взирает. Впрочем, вполне дружелюбно.
Словно вспомнив что-то, Олег подошёл к маме и так, чтобы только она могла слышать, спросил:
- Мам, а что тот дедушка мне сказал?
И тут же задал новый вопрос, пытаясь им же ответить на свой первый:
- Он сказал, что я хороший солдат?..
Елена Аркадьевна не могла сдержать простодушной улыбки:
- Да!.. Лучше не бывает!
- Мам!.. – снова обратился Олег.
- Не мам, а мама, - поправила Елена Аркадьевна сына, - не съедай конечную гласную!..
И, не замечая в сыне большого желания исправляться, уже потребовала:
Повтори: «мама!»
- Мама! – произнёс Олег.
- Ну, вот, видишь, как хорошо, когда человек говорит правильно и чётко!..
Какое-то малое время оба помолчали: Олег, видимо, потому, что забыл, о чём хотел спросить маму, а Елена Аркадьевна, вполне удовлетворившись уроком, преподанным сыну.
Однако, вновь заметив пожилого мужчину с военной выправкой, вспомнила и поинтересовалась у сына:
- Ты, вроде бы, хотел что-то спросить? Про того дедушку.
Олег тут же оживился, словно что-то вспомнив:
Мам, можно я добегу вон туда и обратно? – Олег указал пальцем в противоположный конец платформы.
Елена Аркадьевна в отчаянии закрыла глаза, а лицо её тут же осунулось:
- Был дома, тебя нельзя было заставить бегать, теперь пришли на платформу, - ты захотел бегать!
- Я быстро!.. И сразу обратно, - полушёпотом уговаривал Олег, - дедушка увидит, какой я хороший солдат!
- Хороший солдат не тот, что быстро бегает, но умеет выполнять команды! - возразила Елена Аркадьевна.
Лицо женщины вдруг снова прояснилось. Она, по-военному выправившись, бодро и полушутя приказала: «Смирно!»
- Ну, ма-а-ам! – капризно затянул Олег.
- Опять «мам»! – упрекнула Елена Аркадьевна.
Но было очевидно, что сын уже не даст ей покоя. Она подняла сумку и, посоветовав сыну держаться строго правой стороны, пошла следом за бегущим сыном…
Когда же она, наконец, дошла до скамейки, сын был уже у края платформы. Елена Аркадьевна ждала, когда сын обернётся к ней лицом, чтобы позвать обратно. Но тот стоял у самой изгороди и смотрел куда-то за её пределы. Опасаясь чего-то непредвиденного, она скорым шагом продолжила путь.
Наконец Олег повернул голову и, заметив приближающуюся маму, спросил:
- Мам, а это что? – указывал он на столб электропередачи у самой тропинки, ведущей к железной дороге.
Елена Аркадьевна увидала прикреплённый к столбу искусственный венок и скромный букетик свежих живых цветов.
Она долго говорила сыну о беспечных и легкомысленных мальчишках, которым кажется, что они очень «хорошие солдаты». Но именно такие, по её мнению, попадают под поезд.
- Пойдём обратно, - наконец сказала она, - там будет удобнее нам выходить…
Пожалуй, впервые в своей жизни Олег вдруг чётко уяснил, что человек, подобно стакану молока или сока может неожиданно упасть на землю и разбиться. Разбиться навсегда. Ведь из того, что сказала мама, было ясно, что на том месте погиб мальчишка его возраста. Он шел, ведомый мамой за руку, отставая от неё на полшага. Некоторое время, повернув голову, он всё ещё смотрел на страшный столб и его злое украшение. Но шея затекла, стало очень неудобно, и Олег стал смотреть вперёд, перед собой.
- А ты знала того мальчика? – поинтересовался Олег у мамы.
- Я знаю хорошо тебя! – почему-то сердито ответила та.
Удивившись такому ответу, Олег хотел повторить свой вопрос. Ведь не он же перебегал в том месте железную дорогу.
 В это самое время из-за лесного массива обозреваемой стороны показался поезд…
- Вот эта, пожалуй, наша! – заметила Елена Аркадьевна, ускоряя шаг и безмолвно призывая к этому же сына.
*****************************

Двери захлопнулись, и почти обезлюдевшая платформа за окнами медленно поползла в правую сторону…
Возвращалась Елена Аркадьевна с сыном домой, чтобы уже послезавтра всей семьёй отправиться на Ладогу к своим родителям. Там планировалось провести почти всё лето, а вернуться во второй половине августа: окончательно подготовиться к школе и 1 сентября «приступить к занятиям».
Школа!..
Сначала это слово завораживало мальчика. Но уже в начале лета всё неожиданно изменилось: Олег начал испытывать странное беспокойство. Для него вдруг стало очевидным, что он стоит на пороге совершенно иной, непривычной для него жизнь, где рядом окажется не мама-заступница, а строгие, придирчивые учителя. Но, главное, это, конечно, ребята, которых он совершенно не знает. Сейчас они живут где-то на соседних улицах. Какими они окажутся? Захотят ли дружить с ним?..
Возможно, вместе с ним в одном классе окажутся Петька и Наташка.
Учиться вместе с Наташкой, пожалуй, можно, а вот с Петькой, - нет никакого желания. Петька - очень вредный мальчишка, забияка и большой хвастун. Особенно, когда во дворе появляется Наташка.
Желая заинтересовать сына предстоящим учебным процессом, Елена Аркадьевна иногда рисовала на листе бумаги, рассказывала и даже на примере сАмой большой комнаты в их квартире показывала, как устроен класс, где классная доска, где обычно находится сама учительница, и как располагаются за партами собственно ученики. Знал Олег теперь и то, что учительница каждый день даёт классу определённое задание на дом, чтобы все подготовились к очередному уроку.
И вот, в последнее время, Олег стал часто и с некоторым ужасом представлять, что он не выучил домашнее задание, он совершенно ничего не знает. И, конечно, учительница вызывает непременно его; требует, что-то пересказать...
Петьке, разумеется, не сидится, он ехидно улыбается, гримасничает; затем припадает к самому уху Наташки и шепчет ей что-то относительно умственных способностей "докладчика". Наташка скромно прыскает в ладошку. Ей смешно. Конечно, неумная девчонка. Впрочем, и весь класс давно уже "ржёт", держась за животы, хотя Олег по-прежнему видит и слышит только Петьку.
…Пассажиров в электричке оказалось мало, однако все места по ходу движения поезда были уже заняты. Опасаясь, что у открытого окна Олегу, "не дай бог, надует в спину или ухо" и поездку на Ладогу придётся отменять, Елена Аркадьевна посадила сына на крайнее сидение скамьи, заняв место рядом, слева. А прежде чем повесить свою хозяйственную сумку и сесть самой, она извлекла из неё пачку машинописных текстов. Это себе. Олегу же передала книжку с яркими иллюстрациями. Книга была хорошо знакома Олегу. К тому ж сейчас у него не было настроения ни «читать», ни рассматривать картинки, но непременно осмотреться, поглазеть по сторонам.
Первое, что привлекло внимание Олега, бросившего взгляд на прямо противоположный справа проход между двумя скамейками, оказался мальчишка, примерно годом младше его, и две женщины, одна из которых, видимо, мать, а другая, похоже, её сестра. Женщины сидели у самого окна, друг против друга; мальчишка - рядом с "теткой", лицом по ходу поезда, а потому это самое лицо Олег имел возможность рассмотреть детально.
Следовало предположить, что прошло много времени, с тех пор как мальчишка начал плакать: поток слез иссяк, но на щеках остались две, почему-то черные полоски уже высохших слез. Пустой, бессмысленный взгляд устремлен куда-то в сторону и чуть выше левого уха Олега. Представлялось очевидным: мальчишка капризен и крайне избалован. Женщины же, глядя на своего кумира, изредка и тихо перебрасывались шутливо-ироническими замечаниями, хотя доводить дело до крайности и злоумышленно травмировать душу любимого чада в их планы не входило. Трудно было сказать, то ли они ждали, когда, наконец, гнев их маленького тиранчика сменится на милость, то ли, напротив, опасались, что вся эта потешная игра вот-вот завершится, и уже до конца пути им придется скучать. По-старчески ссутулившись, малец продолжал дуться на мать и "тётку", а гримасой безысходности пытался внушить тем, кто в этот момент видел его, что второго такого страдальца на свете и не сыскать.
- Ва-а-ася! Ва-а-асенька! - наконец ясно послышалось примиряющее со стороны женщины, всем своим видом выражающей наибольшую степень привязанности к капризнику.
Долго наблюдать такую сцену Олегу кажется утомительным, а потому он переводит взгляд на тех, кто сидит непосредственно перед ним. Это старая женщина с внуком. Мальчишка сразу и как-то критически посмотрел на Олега, своего одногодка, не нашел в нем ничего примечательного и, широко распахнув серо-голубые глаза, вновь перевёл свой взгляд на ряды высоких ветвистых деревьев, неуклюже бегущих вдоль железнодорожного полотна и напоминающих сказочных исполинов.
- Игорёк, - обратилась бабуля, - не напрягай глазки, головка разболится!
Видимо, замечание родной бабушки было сегодня уже не первым: Игорёк недовольно шевелит лицевыми мышцами и льнет к окну с ещё большей силой. Кажется, делает это всё умышленно и назло.
- Представляет себя героем в стране великанов, - думает Олег и прикидывает в уме, кто кого одолел бы, случись ему и Игорю побороться…
А вон там, почти у самых дверей, сидит совсем уже большая девчонка. Она высоко задрала свой нос. Так же, как и Игорь, она смотрит в окно, на деревья, но уж очень заносчиво и высокомерно, причём не на верхушки крон, а, кажется, ниже самих корней, словно эти деревья-великаны – её нерасторопные слуги, не поспевающие за шикарной каретой своей госпожи.
Впрочем, ей, действительно, есть чем гордиться. У ног этой "принцессы" лежит, лоснящийся серебристо-черной шерстью, взрослый щенок с располагающими к бескорыстной дружбе обвислыми ушами. Чувствуется, что собаку заставили лечь, вести себя спокойно и ждать окончания этой утомительной поездки, в то время как рядом берёзовый лес и залитая красками разноцветья поляна; а кругом ползает, бегает, летает какая-то живность!
Неожиданно пёс открывает глаза, поднимает голову и грустно смотрит, как кажется Олегу, именно на него, словно вымаливая: "Мальчиш, забери меня к себе; надоела мне эта девчонка: думает только о себе и ничего не смыслит в наших охотничьих повадках. А с тобой бы мы... Эх, да что говорить!"
- Мам, - обратился Олег, указывая пальцем на собаку, - а как называется такая собака? Ну, например, немецкая овчарка,.. лайка…
- Какой породы? – поправляя, переспрашивает сына Елена Аркадьевна.
Наклонившись чуть влево, чтобы лучше рассмотреть пса, и тут же выпрямившись, беспомощно пожала плечами. Не пытаясь скрывать своего сомнения, предположила:
- Может, ньюфаундленд?
- Какой же это ньюфаундленд? - огорчился Олег.
В это время Игорь, оторвавшись от своих "полевых исследований", вскочил на ноги и обернулся. Задрав голову, он посмотрел туда, куда только что указывал Олег и, снова садясь на свое место, самоуверенно произнёс:
- Это лабрадор! У дяди Антона точно такой!
- Вот видишь, - заметила мама, - мальчик знает. С ним и поговори, а у меня лучше интересоваться сортами цветов...
Какое-то время бабушка Игоря и мама Олега беседуют о цветах. Действительно, о них мама знает очень много.
Сорта цветов Олега не интересуют, и он восхищенно смотрит на Игоря. Но тот снова заворожен картинами природы за окном и всем своим видом показывает, что не собирается знакомиться и вступать в беседу с человеком, который не знает породу лабрадора. Сейчас этот мальчишка очень напоминает Олегу девчонку-гордячку, что сидит там, у дверей.
- Хуже Петьки! - подумал Олег и перевёл взгляд в сторону, на «нытика», пытаясь найти в нем хоть что-то привлекательное.
Мальчишка, распустивший нюни, по-прежнему сохраняет капризное тупое выражение лица. Но теперь на этом лице появляется еще печать довольства и торжества победителя: у самого рта он держит плитку потёкшего шоколада, в то время как его мама старательно и заискивающе вытирает ему щеки от следов слез, а губы, пухлые и противные, - от шоколадных пятен.
- Если бы я был таким же упрямым, - думает Олег, - родители давно бы купили мне собаку!
Олег смотрит на свою маму, та - на сына. Их взгляды встречаются.
- Уж очень на тебя похож, - тихо говорит она, украдкой наблюдая все эти сцены; а затем добавляет, адресуя, видимо, уже себе, - какое ж адово терпение надо иметь?..
Все оставшееся время в поезде, Олег пробует смотреть в окно. Но деревья, дома, пригорки, лишь доли секунды оставаясь в его проёме, скрываются за стеной вагона. Затем, ещё раз мелькнув на ширину следующего окна, исчезают уже навсегда... Это очень утомляет.
Тогда, прильнув к маме, он начинает рассматривать машинописные листы бумаги в её руках. Прочитав один лист, мама отправляет его в конец пачки. И уже в который раз: таблицы, столбцы слов, сплошные тексты. Прежде мама уже говорила Олегу, что это на немецком языке. Неужели надо ходить в школу только для того, чтобы потом всю жизнь иметь дело вот с такими скучными колонками цифр и слов?..
А вот ещё один листок ушёл в конец стопки. На новом верхнем те же колонки цифр, формулы. Нет, этот лист все же интереснее. В середине, но ближе к правой стороне, крупный рисунок. Если перевернуть лист "вверх ногами", получается какая-то голова на тонкой длинной шее. Даже Наташкина шея толще.
Олег протягивает руку к рисунку и, как карандашом начинает водить по его поверхности пальцем: «Глазки, ротик, огуречик, вот и вышел человечек!»
Казалось, у мальчика появилось желание, немного развеселить маму.
- Не надо, Олег, ты уже взрослый! Что ещё за огуречик? Во-первых, надо говорить огурчик. А это называется колбой. По-немецки Kolben. В такую стеклянную колбу можно налить два-три разных раствора, тщательно смешать, затем нагреть на спиртовке и, таким образом, получить новое вещество.
- Выходит, что эта страница тоже неинтересная!
Поезд бежит через речку,.. мимо леса,.. мимо большого дачного посёлка. На высокой горке стоят два мальчишки. Один из них немного похож на Петьку. Оба делают какие-то неприличные жесты, суетятся, кривляются. Это весёленькое, шутовское зрелище предназначено, конечно, для тех, кто едет в электричке.
Поезд, словно пугаясь маленьких хулиганов, прибавляет скорость...
Олег предполагает, что эти ребята, как и он сам, только собираются пойти в школу…
Снова он пытается представить себя в большой школьной комнате, где собралось очень много ребят. Он уже знает, что это класс, и все ребята в нём должны сидеть тихо и внимательно слушать учителя. Но за своею спиной Олег ясно слышит, как Петька нашёптывает Наташке, какие фильмы для взрослых он успел пересмотреть за лето. От удовольствия Петька сладко чмокает губами и их тяжестью приминает каждое слово. Однако ясно слышны эти: "любов", "детектива".
Сейчас Петька кажется Олегу особо неприятным и даже отвратительным…
Олег с тоской вспоминает, как прошлой зимой он, съезжая с ледяной горки на санках, не смог сманеврировать и наехал на Петьку. Тот стоял внизу и, придурковато раскинув руки в позе ловца, щерился. Тогда Петька упал. Свалился с санок и Олег. Но санками, видимо, больно задел Петьку по ноге. Тот разозлился и сильно ударил Олега по лицу кулаком. Олег не умел драться. Ситуация показалась ему тогда столь неожиданной и привела его в такое замешательство и отчаяние, что он описался в штаны.
Чуть в стороне стояла Наташка. Вид у неё был пренебрежительно-снисходительным и чуть насмешливым. Совсем смутившись, Олег заплакал и пошел домой. С тех пор его постоянно мучило подозрение, что девчонка всё знает, помнит и вместе с Петькой постоянно смеётся над его невольным позором.
- Нет, - окончательно убеждает себя Олег, - лучше в школу не пойду, а с Петькой учиться не стану!


У ОТЦА НА РАБОТЕ (3 июля, среда)


Отец поздоровался с охранником и показал ему пропуск.
- Не с кем было оставить! – казалось, оправдывался он, кивая головой вниз на стоявшего спиной к нему Олега.
Суровое лицо стража не стало добрее, но он пропустил. Обоих.
Пройдя через турникет, Олег обнаружил перед собой просторный холл. Здесь было относительно многолюдно. Почти у всех лица светились мягким благодушием или даже сияли какой-то неведомой мальчику радостью.
- А здесь, наверно, хорошо, - подумал Олег.
- К лифту!.. – подсказал отец и указал направление.
Несколько молодых женщин, прошедших мимо, с любопытством посмотрели на Олега, а одна, средних лет, уже у самого лифта, приветливо кивнула ему головой, словно давно знала.
Только сейчас Олег понял, что хорошо сделал, предпочтя поехать сюда, а не с мамой "по магазинам".
…С утра Елена Аркадьевна, планировала «забежать в издательство», а затем, "часика на полтора-два отправиться за мелкими покупками». Предполагала взять Олега с собой. Но муж сообщил, что сессия завершилась и сегодня он может "прихватить" сына с собой на работу, если, конечно, тот «обещает вести себя там тихо и достойно».
Олегу ни с кем не хотелось ехать. Он предпочёл бы остаться дома и поиграть в «стрелялки». Такая возможность теперь ему представится не скоро, ведь у бабушки на Ладоге нет никакого компьютера. Но если б даже и был, дедушка очень строгий» и не разрешит ему по долгу сидеть за столом и «горбатиться».
…Поднявшись на лифте на четвертый этаж, отец с сыном прошли по длинному коридору. Здесь народу встречалось уже меньше. Пройдя почти до конца, они подошли к предпоследней двери справа.
- Кафедра! – почему-то тихо и словно с опаской выдохнул отец.
Дверь на кафедру была чуть приоткрыта и, подойдя к ней, можно было легко заметить, что в комнате находится много народа.
- Только, умоляю, постарайся казаться чуть умнее; не позорь меня, - делал отец последнее наставление сыну, - а если взрослые будут задавать вопросы, не тушуйся, и отвечай чётко, внятно! И не сю-сюкай, говори, как взрослый!
На какое-то мгновение взгляд отца и сына встретились; Олег увидал в глазах отца безнадёжную тоску, совершенно не свойственную тому в обычной, домашней обстановке. Тут же вспомнил мультфильм об «ослике, который искал счастье». Казалось даже странным: впервые в жизни не он, Олег, просил о чём-то отца, но тот просил и даже «умолял» сына.
Входить в комнату Олегу почему-то сразу расхотелось, и он уже жалел, что не поехал с мамой…
- Добрый день всем! – произнес отец, широко открывая дверь и подталкивая сына вперёд.
В комнате находилось человек семь, в основном женщины.
- Добрый день, Владимир Петрович! – посыпались приветствия шумно и весело.
Однако все взгляды были прикованы к Олегу. Он это чувствовал, и зачет-то безмолвно стал шевелить губами, словно его самого звали Владимиром Петровичем…
- Ой, кто это к нам пожаловал?! Ой, кого это мы сегодня видим?! – тут же разнобойно зазвучали женские голоса.
Единственный мужчина средних лет молчал и лишь сдержанно улыбался.
- Какой милый ребёнок! - проверещала совсем молодая женщина, сидевшая за столом у самого окна.
Она встала и, подойдя к Олегу почти вплотную, наклонилась к его лицу…
Другие, между тем, бросали Владимиру Петровичу какие-то весёлые, шутливые вопросы, смысла которых Олег не мог понять. И, чем громче все вокруг смеялись, тем тяжелее становилось мальчику сносить это пристальное к себе внимание.
- И как же тебя зовут? – спросила подошедшая к Олегу женщина.
- Олег!.. – сконфуженно ответил тот.
А фамилия? – продолжился допрос.
Олег, конечно, знал свою фамилию. Но что такое? Именно сейчас он забыл её совершенно.
- Неужели эта тётя не знает фамилию моего папы?.. – пронеслось в голове, - нет, она, наверно, хочет сказать всем, что я дурачок!
Забыл? – теперь уже коротко поинтересовалась собеседница.
Олег чувствовал, что не смог оправдать доверия своего родителя, и тот, уже дома, опять обвинит его в «чрезмерном пристрастии» к компьютерным играм. Молодая женщина, пытающаяся смотреть Олегу прямо в глаза, разочаровывала мальчика всё больше и больше.
- Ну, если папа Видин, значит и его сын, Олег, тоже Видин, - пришел кто-то из старших сотрудников на помощь.
- Точно?.. – переспросила та, - Олег Видин?..
У Олега почему-то не было желания отвечать словами, и он лишь резко тряхнул головой в знак согласия.
- Вот и хорошо, - сообщила своё мнение молоденькая женщина и добавила, - желаете ли, уважаемый Олег Видин, чая… с шоколадными конфетами?
Олег чувствовал, что отец привёл его сюда не чай пить с конфетками, а для чего-то ещё. Более важного. Представив же себя одиноко пьющим чай в этой комнатке в окружении такого количества незнакомых ему людей, растерялся ещё больше. А потому решительно помотал головой в знак немого отрицания.
На его счастье в комнату вошёл невысокий толстенький человек с короткой серо-седой бородкой и весёлыми смеющимися глазами. Внимание всех присутствующих сразу переключилось на него. Начались новые шумные приветствия…
- Ну что? Все в сборе? – обратился тот к собравшимся.
Были названы две фамилии отсутствующих по уважительной причине.
- Тогда начнем?.. Давайте у меня в кабинете?..
- Виталий Алексеевич, - обратился отец Олега к заведующему, - можно сын со мной посидит?..
Заведующий перевёл смешливый взгляд на Олега; и чуть задержал. Поскольку глаза Виталия Алексеевича продолжали иронично улыбаться, и из этого никакого ответа ещё не следовало, Владимир Петрович продолжил:
- Понимаете, какое дело, жена к врачу пошла, и не с кем было оставить!
И тут Олег уже воспрянул, услышав знакомую ему тему:
- Нет, пап, - неудачно встрял он в разговор взрослых, - она сказала, что ей «по магазинам надо походить»!..
Все скромно заулыбались, а Владимир Петрович, казалось, смутился.
- Ну, что ты говоришь, Олег? – оправдывался он, - она пойдёт в поликлинику, а на обратном пути, возможно, и зайдёт в магазин,.. я же не знаю!
- Да если даже мама сегодня просто отдохнёт от вас, - ничего страшного, - послышалась за спиной Олега «строгая шутка» кого-то из женщин.
- О чём говорить, - наконец согласился заведующий, - пусть поучаствует; при условии, конечно, что в будущем непременно подхватит вашу научную тему!..
Все направились в кабинет заведующего. Не понимая чему, вместе со всеми улыбался и Олег.

********************

Последнее в этом году заседание кафедры. Только сейчас в рабочей обстановке особенно заметно, что многие одеты празднично, ярко. И, конечно, мысль, что с завтрашнего дня начинается летний отпуск, придаёт общей атмосфере какую-то особую торжественность.
Расселись в основном за стол, упиравшийся своим торцом в бок небольшому рабочему столу заведующего. Владимир Петрович с сыном примостился у самой входной двери. Олег взглянул налево: у стены стоял шкаф с полками книг и толстых журналов. Перевёл взгляд вправо. С этой стороны располагался специальный, особой конфигурации столик, на котором стоял компьютер.
Заведующий, профессор В.А.Эпитетов сообщил, что сегодня будут рассмотрены лишь два коротких вопрос: подведение итогов прошедшего учебного года и составление планов на будущий.
Олег внимательно посмотрел на заведующего, мысленно нарисовал на его лице под носом длинные кошачьи усы и сам себе улыбнулся.
- Смешной, - пометил он для себя.
Эпитетов говорил о том, что в прошедшем году на кафедре не было серьезных нарушений дисциплины, что все преподаватели поработали на славу, и это является для него основанием благодарить каждого сотрудника в отдельности.
- Под Вашим мудрым руководством, Виталий Алексеевич, мы готовы дерзать и дальше! – польстила профессору сидевшая недалеко от него маленькая хрупкая сотрудница средних лет.
- Нет, нет, Майя Васильевна, - возразил добродушной шуткой профессор В.А.Эпитетов, - "терзать друг друга и далее» мы, пожалуй, не станем; давайте лучше поздравим друг друга с заслуженным отпуском и постараемся набраться новых сил!
Однако на этом не кончил, но напомнил, что в следующем году предполагается компьютерная реформа всего учебного процесса, и что над этим следует думать уже сейчас.
Теперь Олег не мог понять почти ничего из того, что говорилось, и его внимание невольно переключилось на мёртвый экран компьютера,.. далее принтер,.. пачки машинописной бумаги. Затем Олег стал рассматривать лица преподавателей. Той тёти, что в соседней комнате спрашивала его фамилию, здесь почему-то не было. А вон та (которую называли Майей Васильевной) очень напоминает болонку с бантиков. С такой ещё в прошлом году гуляла во дворе мать Наташки.
Интересный ещё вон тот дядя, которого он до этого тоже видел. Очень похож на Петушка - Масляну головушку. Длинная шея, пёстрый галстук. И, кажется, что он сейчас вдруг закричит: «Несёт меня лиса за синие моря!..»
Неожиданно в окно, за спиною профессора В.А.Эпитетова, кто-то постучал. Негромко, но решительно. Олег увидал птичку. Она крутила головкой так, словно пыталась заглянуть в само помещение. Глаза её напоминали две бусинки, и, казалось, пернатая очень удивлялась, что комната занята, и в ней так много народу. Ещё раза два покрутив головой и один раз ударив клювом по стеклу, птаха резво вспорхнула и отлетела прочь от карниза.
Олег ещё долго смотрел на окно и ждал, когда же птичка прилетит снова. Та не возвращалась.
- Пап, - шёпотом сообщил Олег отцу, - я хочу в туалет.
- Ну, как всегда! Не во время! – ответил также тихо, но жёстко Владимир Петрович.
- Я уже не могу! - заныл Олег.
- Ладно, хорошо, - согласился отец, - тихо выйди и иди в ту сторону.
Взмахом кисти правой руки он указал сыну направление, откуда они оба недавно пришли.
- И считай так: раз два, три! Третья дверь налево, - тихо предупредил он, - да смотри не напутай: там, рядом, женский туалет.

ПРОГУЛКА С ПРОФЕССОРОМ

 Выйдя из комнаты, Олег огляделся. Нет, в туалет ему уже не хотелось. Просто из того, что говорили взрослые, он ничего не понимал, и всё это казалось совсем неинтересно. И сейчас, вместо того, чтобы пойти налево, как ему было сказано, он повернул направо, к окну. Очень хотелось взглянуть, что делается на улице.
Приблизившись к подоконнику, Олег посмотрел за стекло. Это было пустынное место большой университетской территории. Не было видно никого.
Впрочем, сразу под окном проходила неширокая асфальтированная дорога, но ни одной машины. Олег хотел отойти от окна, но в это время из-за поворота справа появилась грузовая машина-фургон. Медленно приблизилась и поравнялась с торцом корпуса. На фургоне были начертаны какие-то очень крупные буквы. Олег попробовал прочитать:
- П Р О Д У К Т Ы
Машина проехала ещё немного, повернула на дорожку, ведущую куда-то в подвальную часть здания, и скрылась…
Всё. Больше ничего интересного. Можно сходить и в туалет…
Олег прошёл мимо двери, за которой в это время находился отец. А вот стеклянная дверь и ступеньки, ведущие куда-то вниз. Нет, ему надо прямо.
- Раз, два, - сосчитал уже пройденные двери Олег.
Навстречу шла какая-то женщина. Обнаружив в коридоре, возможно, кем-то забытого ребёнка несколько растерянного вида, она поинтересовалась:
- Ты не заблудился, мальчик?
- Нет, решительно ответил тот.
- А как твоя фамилия?
- Видин, - чётко ответил Олег.
- А-а-а!.. Ну, ладно! Значит ты с папой!
Удовлетворившись ответом, она вошла в комнату, на дверях которой было написано, незнакомое Олегу слово: «Деканат».
Олег удивился, почему все здесь интересуются его фамилией и почему это хорошо? Может, и в школе его будут спрашивать только об этом?..
Ближайшая дверь справа была распахнута. Олег заглянул: небольшая комната. По всей её длине, друг к другу торцом, стоит несколько письменных столов. За ними с десяток стульев. Справа на стене «классная доска» с двумя распахнутыми створками. Олег вспомнил схему школьного класса, рисованную ему мамой. Этот класс был намного меньше, потому что перед единственным рядом столов находился всего лишь один стол. Сразу за ним - стул. Олег догадался, что на этом стуле сидит «учительница».
Олег повернул голову и поглядел в коридор. Никого… Решился войти.
На крышке первого крайнего стола он заметил какие-то записи и рисунок маленького человечка. Чернилами. А вот ещё вырезанные ножичком две буквы: П. М.
- Петька Митрофанов что ль? – удивился Олег.
Он прошёл чуть дальше и присел за стол, за которым, предполагалось им, должна была находиться сама «учительница»…
Класс полон учеников: Петька, Наташка, другие ребята. Олег делает строгое выражение лица и мысленно спрашивает:
- А ну-ка, Петька Митрофанов, быстро скажи мне, как твоя фамилия?
Петькины губы дрожат. Ясно, он не знает, что говорить. Он не помнит свою фамилию. Олег переводит взгляд на Наташку. Та опускает глаза, боясь смотреть ему прямо в лицо. Олег торжествует. Но нет, этим дело не кончится. Папа как-то рассказывал, что давным-давно, в старые ещё времена, с берёз срезали тонкие прутья и ими наказывали очень плохих, нерадивых учеников. Это были хорошие времена.
Олег требует, чтобы Петька без промедления, на глазах всего класса, снял с себя штаны и лёг на длинную скамейку. Сейчас Петька получит много-много розг.
- А ты тоже готовься! – предупреждает он Наташку.
Та хнычет. По щекам её текут слёзы. Теперь она смотрит Олегу прямо в глаза и лепечет что-то невнятное. Но главное Олег понял:
- Олежек!.. Милый, прости! Мы обещаем забыть всё и никому не рассказывать, как прошлой зимой ты описался в штаны, упав с горки! У тебя же это нечаянно получилось?.. Правда?
Олегу становится жалко Наташку. А та ревёт ещё громче:
- Это всё Петька, не я! – клянётся она.
Олег уже готов простить Наташку.
Но уж больно хороши эти тонкие берёзовые прутики. Не выбрасывать же...
Что ж, значит, всё пусть достанется Петьке…
Олег, уже не мысленно, а реально, поднимает руку и наотмашь:
- На, получай!..
Продолжая лежать на лавке, Петька высоко вскидывает голову; безобразно искажает своё лицо; вытягивает вперёд губы трубочкой.
- Ой-ой-ой, мамочка-а-а! – воет он.
- Опять хитришь? – предупреждает Олег и поднимает снова руку.
Но теперь та опуститься неестественно мягко и плавно. Какая-то тень справа в дверях заставила Олега насторожиться и повернуть голову.

- …Олег!!! – услышал он.
В дверях стоял отец и казался очень рассерженным.
  - Ну, о чём ты думаешь?.. Уже полчаса тебя все ищут, а ты!..
И, не удержавшись, в сердцах добавил:
- Расселся здесь!
- Да, почём знать! Может, и на своём месте расселся! – услышал, а затем тут же увидел Олег за спиною отца знакомую коренастую фигуру человека-кота.
В правой руке профессора находилась, видимо, какая-то ноша: сумка или портфель. Но мальчик видел лишь левую руку. Она была свободна, а её толстенькие холёные пальчики были согнуты в фалангах и, странно, напоминали скорее не человеческий кулак, а крупную кошачью лапу.
Узнав, что Владимир Петрович, по своему обыкновению, предполагает пройтись до метро пешком, В.А.Эпитетов «напросился в спутники». Владимир Петрович не знал, «какой ещё фортель может выкинуть его сын», а потому не хотел брать кого-либо «из чужих» в попутчики. Однако профессор, казалось, почти настаивал.
На всём обратном пути до поста университетской охраны Владимир Петрович «читал сыну нотации» или, возможно, в присутствии постороннего человека делал вид, что не оставляет без внимания «случай дурного поведения мальчишки». Однако постепенно всё более и более переключался на прямое общение с коллегой. А вскоре, казалось, совсем забыл про сына и о случившемся уже не вспоминал. После этого Олег прислушивался к беседе взрослых рассеянно; к тому же, мало что понимая в ней.
Так и шли до самого метро: Владимир Петрович, слева профессор, а справа, совсем рядом, сын. Сначала внимание мальчика привлекла шумная группа студентов. Те громко смеялись, а слова и короткие фразы не проговаривали, но почему-то выкрикивали, и Олегу подумалось, что учиться, пожалуй, забавно и весело. А у выхода за территорию учебного корпуса им повстречался ещё один студент. Нет. Казалось, что у этого случилась какая-то беда. Сейчас Олег был уверен, что человек может так грустить, лишь потеряв свою любимую собаку. Об этом даже есть песня…
Потом был подземный переход через улицу. В её двух противоположных направлениях на большой скорости и безостановочно шли два потока машин…
Далее держали путь через какую-то запущенную спортивную площадку. Трое мальчишек гоняли мяч. В какой-то момент, случайно, мячик попал под ноги профессору. Тот весьма неуклюже попрыгал на месте и пнул случайный трофей левой ногой. Но мяч полетел не к ребятам, а куда-то в сторону. Это заставило Олега снисходительно улыбнуться.
Впрочем, профессор сам понимал, что авторитет его в глазах окружающих сильно пошатнулся. Видимо, испытывая замешательство по поводу неудачного паса, он минуты две-три оправдывался: говорил, что «давненько было то время, когда он в своём дворе гонял футбольный мяч».
Однако Олег не стал вслушиваться даже в эти простые и понятные слова, поскольку сразу за разворошённым забором спортплощадки увидел женщину, гулявшую с очень смешным мопсом. Всё остальное время до самой станции метро мальчик вспоминал только эту собачонку и сам себе улыбался.
Напротив, Владимиру Петровичу представлялись совершенно бессмысленными оправдания профессора, поскольку в своём учителе он ценил совершенно иные качества.
У профессора Эпитетова было немало учеников, и все они благоговели перед учителем, до самозабвения влюбленного в своё дело. Однажды в аудитории, читая лекцию за кафедрой и упоенный изложением деталей старинного свадебного обряда, Виталий Алексеевич не удержался. Сначала молодецки тряхнул густым седым чубом, затем легким, но стремительным движением, словно к этому давно готовился и провел дома перед зеркалом несколько репетиций, выхватил из внутреннего бокового кармана мешковатого шерстяного пиджака сложенный вчетверо носовой платок. Зажав уголок одной его складки между большим и указательным пальцем, он резко встряхнул, распустил кусок просторной ткани и, медленно плавно помахивая перед собой на высоте вытянутой руки, величаво, лебедем поплыл в сторону входной двери.
Как обычно, в таких случаях, одни студенты, и, конечно, меньшая их часть, смотрели на "неравнодушного" к теме своего курса преподавателя с уважением, другие, - с глумливой иронией, воспринимая все это всего лишь как повод позубоскалить.
Переполняясь довольством общения с книжными образами, позволяя своей душе находиться в вечном полете, парить над землей, такие люди, в практических сферах жизни, обычно выглядят беспомощными. Когда-то в Виталия Алексеевича можно было даже влюбиться, но любить долго, - вряд ли. Он был одинок, в том смысле, что не имел семьи. Еще давно от него ушла жена: не вынесла всех его чудачеств. Не было у него и детей.
Впрочем, и ныне с особым вниманием и большим почтением относилась к Виталию Алексеевичу одна из сотрудниц кафедры, Мая Васильевна. Однако тот когда-то, видимо, все же любил свою жену, так что после ее ухода ещё глубже окунулся в книги и науку в целом. С годами Мая Васильевна потеряла всякую надежду склонить себе на грудь седую голову кумира, но признаки любящей и верной подруги сохраняла в том, что на заседаниях кафедры демонстрировала поддержку любому тезису заведующего. Даже если многим он казался нелепым. Никто, однако, не смел судить её или хотя бы упрекать.
Все свои нерастраченные отцовские чувства Виталий Алексеевич отдавал студентам и аспирантам. Видимо, и сейчас в сердце этого человека пребывала та горечь чувств, которая отвращала его от своей холостяцкой квартиры с полками чопорных академических изданий, письменным столом, похожим на старую добрую, но уже невесёлую собаку и кровать, напоминающую больше больничную койку, не способную уже подарить ни одного сладкого волшебного сна.
…Тень и относительная прохлада дворов, по которым шли наши герои, настраивала на благодушную беседу. Но настоящей темой, продолжавшей крепко связывать этих двух людей, была, конечно, тема будущей диссертации Владимира Петровича. Виталий Алексеевич хвалил тему и тоном умудренного жизнью человека, увещевал собеседника наконец-таки проявить волю, "взять быка за рога" и уже осенью положить ему на стол черновую рукопись диссертации.
Владимир Петрович смущённо и чуть сбивчиво оправдывался, говоря о том, что ему не хватает времени, что у него семья, что приходится искать иные «источники заработать на жизнь". Клялся, обещал, что с этого лета обязательно начнёт работать, по-настоящему. С темой, во всяком случае, он определился окончательно. Да и материала собрано достаточно.
- Кстати, - задался вопросом Виталий Алексеевич, - напомните, как точно звучит тема вашей диссертации?
- "Эпический герой и его помощник-побратим в образах животных" (по текстам мифов и сказок), - бодро сообщил Владимир Петрович.
- Да, да, - отреагировал Виталий Алексеевич, - конечно, помню!
Однако тут же легкая гримаса тугодумия растеклась по лицу профессора. Казалось, он хотел что-то уточнить:
- Меня несколько смущает, почему помощник героя, побратим героя, интересует вас в ипостасях именно животных? Допустим, в «Гильгамеше»; там же - антропоморф?
- Да, - согласился Владимир Петрович, - но я хочу рассмотреть наиболее архаические формы эпоса. Кстати, это относится и к побратиму Гильгамеша. Ведь тот живёт среди диких животных и, таким образом, представляет образ жизни последних…
Впрочем, вот и метро. Здесь, переминаясь с ноги на ногу, собеседники проговорили ещё минут пять-семь. Но, если честно, от всех этих учёных слов мне всегда становится как-то не по себе. Ну, а каково тогда бедному ребёнку?..
Так что, даже не стану пересказывать весь этот разговор в деталях.
…Но вот, наконец, и сам Виталий Алексеевич замечает недовольное и скучное лицо Олега и обращает на это внимание Владимира Петровича…
Спустившись в подземный переход, наконец, прощаются. Виталий Алексеевич пошёл дальше, на противоположную сторону улицы, а Владимир Петрович с сыном повернули в метро…
- Пап! А кто это был? – поинтересовался Олег.
- Ну-у-у, - стал почему-то размышлять над ответом отец, - как сказать? Мой непосредственный начальник… Или, по-военному, командир.
- Какой смешной!.. На Кота-Котовича похож, и говорит, как мяукает: «Мя-я-яу!
Олег, - возмутился отец, - ну, скажи, зачем ты всё это выдумываешь?
- А помнишь? Тётя, похожая на такую маленькую собачку, сказала ему, что мы не будем Вас дразнить; а он сказал: не надо меня, Мяу Васильевна… Ну, чего-то там… растерзать его хотели.
- Мая Васильевна! – поправил отец, в первом слове чуть растягивая гласный «а», а во втором слове, – «и».
Олегу послышалось, что теперь и папа странным образом промяукал, как прежде это делал Виталий Алексеевич.
- Скажешь тоже,.. на Кота-Котовича! – пренебрежительно пожал плечами отец.
- Всё равно похож! – настаивал Олег.
- Да ты знаешь, кто такой профессор Эпитетов? - произнёс отец, широко распахивая глаза на сына.
И, видимо, не рассчитывая получить вразумительный ответ, тут же пояснил:
- Это ученый с мировым именем! Его труды переведены на десятки языков мира!.. Каждый бы мечтал!..
Нет. Сейчас Олег мог бы поклясться, что ему совсем не хочется мечтать об этом. Другое дело, если бы родители купили собаку. А ведь сколько раз он уже говорил им об этом…
Взгляд Владимира Петровича между тем неожиданно оживляется. Что-то впереди привлекает его внимание, и он начинает торопить сына:
- Всё, всё, побежали! Поезд!.. Мне ещё в гараже надо кое-что поделать!


НОЧНЫЕ КОШМАРЫ (5 июля, пятница)


И так каждый раз! Стоит приложить голову к подушке и небо в тёмно-серых обрывках туч, похожих на груду грязного белья в иллюминаторе стиральной машины (или, как сегодня, от края и до края залитое надсадно-равнодушным сиянием луны) начинает своё устрашающее нисхождение…
Вот оно уже над самой крышей дома, и две густые чёрные точки, ранее недвижимые и едва видневшиеся на небе, здесь, у самого окна, оказываются огромными чудовищными глазницами черепа. Какое-то время они тупо, бессмысленно «таращатся», «пытаясь что-то рассмотреть» внутри комнаты. Учуяв же там нечто живое и дышащее, начинают нервно искриться электрическими разрядами. Челюсть беспомощно отпадает, и из-за неё вываливаются тяжёлые клубы дыма. Тот растекается по всей площади окна. И, странно, притом, что не видно, как разбивается стекло, не слышно, как падают его осколки, - с подоконника на пол начинает стекать какая-то дымящаяся масса. Затем неспешно, словно такая неспешность предусмотрена в качестве самой изощрённой части пытки, свинцово-ядовитые клубы ползут по паркету, поднимаются на кровать и начинают обволакивать тело, не давать дышать…
Привычные понятия дневного образа жизни вопиют и требуют много яркого света, в то время как достаточно одного тусклого блика луны, чтобы высветить всех чудовищ, хоронящихся в тысячах кривых закоулках подсознания. Пугают не только повороты, резкие изгибы всех этих жутких улочек. Страшно сделать даже осторожный шаг по брусчатке, тянущейся вдоль мрачных, заплесневелых стен «уснувшего города». Шаг, - и каждый булыжник, похожий больше на огромную пористую бородавку, вдруг пузырится и вздымается монстром, жадно слизывающим со своих отвратительных губ обильную слюну, гонимую неуёмной жаждой чужой кровоточащей плоти. Рот отверст, щёки впалые, в глазах мутная болотная жижа, а сухие костлявые пальцы волочат истлевшие лохмотья-веревки, предназначение которых не греть тело, а быть орудием пыток и смерти...
Чу!.. А что это?
Слышны шорохи неспешных передвижений, сопровождаемые едва уловимыми, приглушёнными голосами. Кого же это они винят, осуждают?
Жёсткое трение двух, словно плохо подогнанных, металлических деталей предупреждает: кто-то подкрадывается сзади. Надо бы не мешкать и сейчас же повернуться: попытаться отбиться кулаками, заслонить лицо ладонями. Да просто успеть закричать, позвать на помощь. Может быть, еще не поздно? Ведь еще слышна череда этих мягких, и притом решительных шагов приближения!..
Нет! Поздно!.. Ни звука; всё замирает, отчего слух напрягается предельно. Кто же это там притаился за спиной? И что «он» сейчас предпримет? Прикоснется ли своими гадкими мохнатыми лапами огромного паука-киберга к горлу или крючковатым лезвием хоботка, расположенным над сморщенным красным отверстием прожорливого рта, исчертит всё тело длинными полосами ран с густо вздувающейся и тут же застывающей кровью?..
- Оле-е-ежек, - слышится мягко и предупредительно, чуть громче самих шагов, - встава-а-ай!..
- Мама, - успокаивается Олег и, не поворачиваясь, выпрастывает правую руку из-под одеяла себе за спину, давая понять, что он давно уже не спит и, как в кино про солдат, лишь ждёт сигнала утренней побудки.
Но как сбросить с себя эту тяжесть короткого и тревожного сна?.. Нет никаких сил! Кажется, что и вовсе не спал…
- Поднимайся, - коснулась плеча сына Елена Аркадьевна, - вчера же договорились! Ты согласился, мы поверили!
И, выдержав малую паузу, добавила:
- Давай, давай; потихоньку!.. В дороге, может, поспишь…
- Встаю, – соглашается Олег.
Однако продолжает лежать на том же боку…
А вот слышатся новые шаги. Они такие тяжёлые и уверенные, что «с ними не поспоришь»! Да и кому принадлежат они, совершенно ясно.
- Так, где ремень, - послышался необычайно строгий голос отца, - тебе кто разрешил включать ночью компьютер?..
Это уже серьезно, так что лучше повернуться и попробовать хоть как-то оправдаться…
Вчера весь вечер папа провёл в гараже, готовя машину в дорогу. Мама тоже была занята сборами. Устали! Легли и заснули непривычно рано. Олег, конечно, не мог не воспользоваться такой возможностью. Он осторожно пробрался в комнатушку-кабинет (папа почему-то именовал её своей «филологической берлогой») и, наконец-таки, просмотрел видеофильм ужасов "Дом тысячи трупов", одолженный ему Петькой. Потом включил "стрелялки" и просидел за всем этим далеко заполночь. Ни времени, ни сил получить удовольствие от другого Петькиного «подарочка», "Техасская резня бензопилой", уже не оставалось. Хотелось спать. Да и опасался: проснутся родители и (как любил выражаться в подобных случаях тот же Петька) "застукают".
- Я-я-я!.. – вяло и монотонно протянул Олег в своё оправдание.
Ему было совершенно не понятно, как папе удалось узнать об этом.
- Я разрешил тебе включать только днём. И то, исключительно для самообразования!..
Отец, казалось, намеревался добавить ещё что-то. Засомневался…
И всё же не удержался:
- Встань, подойди к зеркалу и посмотри на себя! Типичный "зомби"!.. Смотри же, займусь тобой!.. Мало не покажется!..
Надежда оставалась теперь только на маму. Нет, ей, конечно, тоже не нравилось такое поведение сына. Но говорила она совершенно другое; её слова всегда лишь защищали и оправдывали.
- Ладно!.. Он больше не будет!.. Правда, Олежек?
- Ну что ж, потакай, и посмотрим, кто из него вырастит в скором времени, - возмущался Владимир Петрович, - только не удивляйся, если от "стрелялок" он плавно перейдёт к "клубничке», на чём и завершит своё умственное развитие.
- Ничто человеческое не должно быть чуждо и твоему сыну, - попыталась в краткой форме изложить свои педагогические взгляды Елена Аркадьевна.
Однако, видимо, почувствовала, что «неправильно расставила в своих словах акценты». И добавила:
- Разумеется, когда станет человеком!
И уже с совершенно странной для Олега интонацией в голосе упрекнула папу:
- А если хотим, чтоб он был по образу нашему и подобию, значит, надо с ним самим больше заниматься?..
И, как всегда, Владимир Петрович хотел возразить своим встречным коронным вопросом: «а диссертацию за меня будет писать, видимо Пушкин!»…
Нет, в этот раз что-то промолчал.
Входя в комнату и начиная этот разговор, Владимир Петрович, видимо, был уверен, что входит в аудиторию, к своим студентам. Напрасно.
Вместе с тем он хорошо знал главное педагогическое правило: последнее слово всегда должно оставаться за «учителем» и наставником:
-Так, всё! Завтракать и поехали!..
…Свесив ноги, Олег сидел на краю кровати уже несколько минут.
А сейчас ему стало ясно, что гроза прошла, самое страшное позади. В голове между тем «прокручивались» обрывки вчерашних разговоров родителей.
Припоминалось: папа получил отпуск, и сегодня рано утром они должны отправиться к бабушке в деревню. Вчера Олег был этому, пожалуй, рад, поскольку мечтал вновь подойти к забору, отделяющему дедушкин сад от соседского, и убедиться, что на той стороне, всё ещё бегает собака Журка со своим выводком, тремя пушистыми щенками, появившимися на свет в середине прошлого лета. У щенков тогда были забавные мордочки, выражавшие пучеглазое удивление по поводу всего, что они наблюдают вокруг.
Однажды, заметив Олега, щенки один за другим подбежали к забору и, припадая на передние лапы, беззлобно начали лаять. Казалось, приглашали мальчика в свою компанию порезвиться. И, удивляясь, что тот не выказывает суетливой готовности перебраться к ним, сами находили проёмы достаточной ширины и оказывались на "чужой территории". Ласкались к мальчику.
За всем этим из окна дома наблюдала мама. Она слышала заливистый лай щенков, видела счастливую улыбку на лице сына и выходила в сад, чтобы наблюдать всё это вблизи. Чувствовалось, что и она от щенков в восторге. Подойдя к веселой ватаге и слегка наклонившись над нею, она беззвучно хлопала в ладоши и давала каждому щенку ласковое прозвище. В это же время Журка настороженно и нервно суетилась под рейками забора и, не имея возможности оказаться рядом со «своими несмышлёнышами», защитить их, нервно рычала. Однако, убеждаясь, что её малышам ничто не угрожает, постепенно успокаивалась. Какое-то время она ещё продолжала держать голову высоко, но прежнюю агрессию уже не выказывала. Было даже заметно, что она чем-то безмерно гордится.
Тем же летом, в самый последний день перед отъездом, Олег решился просить, родителей взять с собой в город одного щенка. Папа сначала весьма неопределенно и, как-будто никому конкретно не адресуя свои слова, жаловался, что когда вдруг, так случается, и они с мамой должны уходить из дому в одно время, то «ума не могут приложить», с кем бы оставить Олега. А тут ещё о собаке думай!
Действительно, так оно и было. Елена Аркадьевна занималась переводом технических текстов. Работу брала на дом. Иногда, часа на три-четыре, уезжала в редакцию. В такие дни Владимир Петрович, обычно, находился дома.
Однако, казалось, эти слова не произвели на Олега особого впечатления, и он продолжал капризно настаивать на своём. Тогда отец стал говорить о большой ответственности, которую берёт на себя "всякий порядочный и честный человек", заводя в своём доме собаку. И что кормить-выгуливать животное следует всегда в определённое время...
Олег помнил, с какой надеждой он тогда смотрел на маму, ожидая её поддержки.
Да, Елена Аркадьевна любила животных. Однако перспектива «остаться без работы» и «жить всей семьёй на зарплату мужа» пугала её. Зная это, Владимир Петрович, начинал искать новые доводы, чтобы «убедить сына лишь словами».
- Соседи не отдадут! Огород, хозяйство! Все это, обычно, охраняют собаки! – говорил он.
Однако, чувствуя, что «собачий разговор» не предполагает конца, приводил последний аргумент:
- Потом представь: тебя кто-то забрал у мамы... похитил!
И, словно ставя в этом разговоре точку, добавлял почему-то по-английски:
- You’ve just been kidnaped!* Каково?..
Олег не знал английского, и ему казалось, что вопросительным словом «каково» папа всего лишь призывал своих слушателей отдать должное его хорошему английскому.
Но именно этот последний аргумент оказался самым весомым и убедительным. Мальчик ясно представлял щенка в городской квартире: не ест, не пьёт, жалобно скулит, вспоминая брата, сестрёнку, Журку-маму…
…Но вот прошёл почти год. Что ж, по крайней мере, сегодня вечером Олег снова увидит их всех…
- Но будут ли они рады ему, как раньше?.. Узнают ли?..
- …За-а-автрака-а-ать!.. - раздаётся с кухни мамин голос, - все слышат?..
Олег слышит. Но ведь надо еще умыться…
- Как же надоели все эти правила! Ну, когда, наконец, я вырасту? Когда стану взрослым и смогу делать то, что хочется только мне?


ДОРОГА


Старенький "Жигулёнок" бежит по шоссе среди множества других машин. За последние годы дорога сильно преобразилась: встречается уже "Мерседесы", "БМВ", "Форды".
А вот "Опель". С боку несколько помятый, но тоже туда: вздумал чваниться. Догнав и бесшумно обойдя машину Видиных, он легко уходит вперед. У дородной женщины средних лет, сидящей справа от водителя, кажется, вовсе нет шеи, но она резко и круто поворачивает голову вправо и какое-то время снисходительно смотрит на незнакомую ей женщину.
- По-моему та дама в иномарке приняла нас за мелких родичей вымерших динозавра! – с обидой произносит Елена Аркадьевна.
- Что ты говоришь?.. - громко спрашивает Владимир Петрович, поворачивая голову чуть назад.
- Воздух чист, прозрачен и свеж!.. Не отвлекайся!.. Настроение, говорю, хорошее!
- Да,.. – соглашается Владимир Петрович, - и такое ощущение, будто крылья за спиной выросли!..
Олег рад. Он знает: у мамы хорошее настроение оттого, что она скоро встретит свою маму и теперь будет с нею разговаривать, разговаривать, разговаривать. А у папы хорошее настроение бывает только, когда он рассказывает о своих студентах и работе; когда Олег все делает "по правилам" и когда (как сейчас) он ведёт машину.
В этом случае, папа никогда не скажет «еду», но обязательно «лечу» И тогда непременно – что-нибудь про крылья.
Олег каждый раз при этом смотрит на папину спину и, действительно, ясно видит его сильные красивые крылья. Но сейчас ему почему-то очень хочется поспорить, возразить. Он смеется:
- Если б они выросли, ты их смял бы… о сидение!.. Неправда!
- Да это так!.. Метафора! - называет папа незнакомое слово.
«Метафора»! Слово, конечно, красивое. И похоже оно на «пожар», в котором, никто не горит, не сгорает. Получается, какой-то «добрый пожар», словно его устроили специально ради забавы и потехи.
И всё же Олегу больше нравится мамино слово "динозавры". Сейчас мальчик представляет себя в чреве одного из них, в то время как навстречу и мимо бегут целые полчища иных динозавров: больших, маленьких.
А вот и самые большие. Просто огромные! Их сразу два! Эти-то совсем уж настоящие!..
По мановению волшебной палочки работника дорожно-постовой службы, они покорно остановились на обочине дороги. Бока их длинных брезентовых туловищ продолжают ещё нервно вздуваться, и, представляется, что после долгого бега за себе подобными, они пытаются чуть отдышаться, успокоиться…
Остальные «динозавры», припав на передние лапы, медленно покорно и пугливо проползают мимо этих двух огромных чудовищ (а, может быть, и самого постового). Но, заметив, что на них никто не обращает внимания, снова вздымаются и мчатся уже с большей скоростью и спешкой.
Впрочем, и прямо перед Олегом, перед их машиной-динозавром бежит почти такая же вереница доисторических зверей. Но расстояние до них не уменьшается, но только увеличивается...
- Конечно, если б не мама, они от нас с папой не убежали бы! - сожалеет мальчик…
А справа, за кюветом, просторы зелёных полей сменяются, сплошной стеной леса. Оттуда же, через едва открытое окно, с лугов, полей и лесов в салон автомашины проникает струя свежего дурманящего воздуха. Олег не замечает, как вдруг склоняет свою голову на мамины колени, на её добрые, ласковые руки и… засыпает. Теперь уже сладко, без жутких кошмаров прошедшей ночи. На лице мальчика улыбчивое блаженство быстротечного детства!..
И, если вы уже взрослый человек, то вам это, увы, хорошо известно!

ЕГО СУДЬБА

За неделю, краска успела высохнуть, и Аркадий Григорьевич, чуть наклонив бочку на себя, выкатил её из тени яблони в сторону, метров на 5-6. Затем тут же резким круговым движением рук водрузил эту махину на три кирпича, расставленных правильным треугольником по диаметру днища. Всё было заранее рассчитано, и та плотно встала на своё новое «рабочее» место.
Теперь не надо носить воду вёдрами через весь участок. Достаточно утром наполнить такой металлический резервуар колодезной водой, а, уже к вечеру прогревшуюся на солнце воду, использовать здесь же для полива грядок.
С тем чтобы лишний раз убедиться, что работа сделана добротно, Аркадий Григорьевич удобнее взялся правой рукой за верхний край бочки и вполсилы попытался раскачать её. Та не поддавалась; стояла прочно.
- Та-а-ак, - вполне удовлетворенно протянул он вслух.
Но Аркадий Григорьевич не был бы самим собой, если б при этом не добавил (то ли чтоб поощрить себя, то ли просто так, ради простого порядка слов и логики своих действий):
- Сделано на совесть!..
  Что ж, теперь можно было оценить и эстетическую привлекательность творения своих рук. Не поворачивая головы, Аркадий Григорьевич, сделал шаг назад, но ещё далее подался в ту же сторону корпусом. Казалось, он смотрит на бочку слишком привередливо. Да, но ведь именно так сегодня могут посмотреть на это гости, которых они с женой самонадеянно ждали ещё к обеду. Впрочем, сами-то «гости» обещали быть на месте не ранее семи вечера.
Обойдя своё сооружение несколько раз и удовлетворившись качеством проделанной работы, Аркадий Григорьевич поднял с земли конец шланга и поместил его в угол бочки, между днищем и стенкой. Опыт подсказывал: когда включится насос, и побежит вода, шланг, под напором струи, в этом случае уже не вывалится на землю…
Ну, вот, кажется, и все. Теперь можно пойти к колодцу и включить насос.

Когда-то Аркадий Григорьевич служил в военно-морской авиации пилотом бомбардировщика. Было это в Североморске. Есть такой небольшой городок. Не на каждой географической карте он помечен, но существует и расположен недалеко от г.Мурманска, за Полярным кругом. Нетрудно представить, какая суровая жизнь и трудная служба была у этого человека. Трудная она у всех летчиков. А вот, поскольку Североморск находится не на экваторе, где всегда тепло, а за холодным Полярным кругом, то и на пенсию Аркадий Григорьевич вышел рано.
А до этого было детство: трудное, послевоенное. Мальчишеское увлечение авиацией. Средняя школа в маленьком сибирском городке; затем техническое училище; лётное училище в Саратове и, наконец, служба в гарнизоне на Кольском полуострове.
Сначала летать пришлось на «Ил-28». Затем пересел на "Ту-16". Но уже командиром и в звании старшего лейтенанта.
Конечно, не всё в жизни этого доблестного человека было гладко.
Однажды после учебного ночного бомбометания его самолёт под номером 33, на высоте шести тысячи метров, и в пятистах километрах от самого аэродрома потерял управление. Отказали сразу две группы рулей: руль высоты и элероны - рули крена. Пришлось дать команду экипажу покинуть самолёт. На управлении полётов сочли ситуацию безвыходной. Поступил приказ командиру катапультироваться.
Что и говорить, очень хотелось отличиться тогда ещё молодому лётчику, старшему лейтенанту Дёмину. Настоял, уговорил. Шёл даже на хитрости и невинный обман, сообщая диспетчеру полётов, что не слышит приказа.
В течение сорока минут весь гарнизон, затаив дыхание, следил за этим полётом.
В принципе совершить посадку можно было, снижаясь по прямой; опустить самолет прямо на грунт. Но покрытая снегом лесотундра таила опасность: в любом месте могло оказаться болото, в которое самолет провалился бы прежде, чем лётчику удалось выбраться из кабины.
- Тридцать третий, ты в зоне привода, - послышался голос аэродромного диспетчера, - снизь скорость хотя бы до двухсот!
К аэродрому Дёмин подошёл на двухстах восьмидесяти. При таком условии предстояло уйти далеко за противоположный край аэродрома.
Обороты двигателей он убавил. Самолет затрясся и начал самопроизвольно валиться в левый крен. До земли оставалось метров сто. Пришлось прибавить газу. Машина выровнялась.
Медленно стал снова сбрасывать газ. Самолет снижался, всё ещё не опуская нос, как положено при нормальной посадке.
Двести семьдесят… Двести шестьдесят… Двести пятьдесят пять... .
- Двести пятьдесят, - зафиксировал старший лейтенант Дёмин в последний момент.
И тут основные шасси с грохотом коснулись земли. Самолет жёстко отскочил, поднялся в воздух, и опять ударился. Но теперь лишь одной носовой стойкой. Шасси выдержало. Удар, однако, был такой силы, что пилоту показалось, разряд молнии прошёл через весь его позвоночник, на долю секунды заставив потерять ощущение реального пространства.
Мимо летели аэродромные строения и ангары, а самолет все подпрыгивал, не желая полностью опуститься на землю. Наконец, ощутив полное касание, командир 33-его нажал тормоз. Юзом, со свистом преодолевая остаток полосы, машина неслась и неслась вперед…
Увязая в сугробах, бомбардировщик начал замедлять свой бег, и, было теперь похоже, что тот рано или поздно, но непременно остановится. Границ аэродрома не хватило: порвав колючую проволоку и опрокинув несколько опор, самолет вышел за его пределы. Пропахал по кочкам и ухабам еще метров двести и, наконец, встал.
Дёмин не сделал даже пытаться вырулить обратно. Сил не осталось…
Заглушил двигатели…
А навстречу уже мчались машины; бежали люди.
Герою не дали спрыгнуть с крыла - подхватили на руки, понесли, принялись качать.
В это время он почувствовал в спине боль такой силы, что потерял сознание.
В больнице пролежал полтора месяца.
  Мастерство и мужество старшего лейтенанта Дёмина были оценены высоко.
Наградили его боевым орденом Красной Звезды и присвоили внеочередное звание майора.
Но потери притом оказались ужасными. После тщательного обследования медицинская комиссия вынесла вердикт: последствия травмы необратимы, а потому к дальнейшей службе не годен. Вручив орден и новые погоны, его списали из ВВС, где даже в бомбардировочной авиации, неизбежны высокие перегрузки.
  И всё же решение врачей не было отчаянно безнадежным. Оставалась ещё военно-транспортная авиация. И вскоре майор Дёмин получил направление в военно-транспортную часть: стал летать на турбовинтовом самолете "Ан-12".
Прошли годы. По здоровью и выслуге лет ушёл в отставку. Сразу после этого вместе со своей женой Таисией Григорьевной уехал в Ленинград. Жил у сына; работал, а скорее подрабатывал, в гражданской авиадиспетчерской службе. Но жизнь в большом городе казалась ему совершенно невыносимой. Со временем купил себе старенький дом в деревне Молосово на Ладоге. Сначала приезжал сюда "подышать воздухом" лишь на лето и зимние выходные. Затем и зимой стал "задерживаться": сначала на несколько дней, затем на неделю, две. А три года назад Аркадий Григорьевич построил в Молосово новый дом и перебрался туда окончательно. В город ездил лишь при крайней необходимости: навестить сына или к врачу.
Будучи уже в Молосово, Аркадий Григорьевич любил бродить по лесу или, гулять по своему саду. Кругом тишина, покойно. И вдруг услышит звуки "случайно" пролетающего пассажирского самолета или истребителя, выполняющего фигуры высшего пилотажа. Тогда непременно поднимет голову и ностальгически всмотрится в небесную лазурь, представляя себя на аэродроме, с взлетно-посадочной полосы которого один за другим взмывают тяжелые самолеты стратегической авиации. Ему кажется, что сейчас и он получит приказ на выполнение важной боевой задачи! Узкая тропинка садового участка тут же превращается в широкую взлётно-посадочную полосу военного аэродрома. Свежий ветер с моря упруго давит в широкую грудь лётчика. Он совершенно здоров и крепок, и ничто не сулит судьбоносных катастроф. Кажется, что и сама жизнь такого человека вечна, нескончаема...
- Как же быстро летит время; как коротка жизнь, - философствует Аркадий Григорьевич, - кажется, ещё вчера был чуть старше Олега!
С крыльца террасы, в который уже раз, спускается Таисия Георгиевна и - к калитке, взглянуть на дорогу.
- Что это она так зачастила? - размышляет Аркадий Григорьевич и смотрит ей вслед.
Таисия Георгиевна - женщина простая, без претензий на беспечную жизнь боярской супружницы. Полюбил её Аркадий Григорьевич за добрый нрав и немногословную надёжность. При случае, называл "фронтовой подругой", хотя оба ни на каких действующих фронтах не бывали. Простота, граничащая с суровостью, была в целом мила Аркадию Григорьевичу. Но это ни в коей мере не подразумевало запустения и беспорядка.
Порядок в доме, саду, личной жизни этого человека был,.. как бы это сказать?.. Одним словом - "немецкий". Собираясь, бывало, выкопать обычную помойную яму, он долго подбирал инструмент, вымерял площадку. Затем вбивал колышки, на которые натягивал бечёвку, чтоб, упаси бог, ни сантиметром больше, ни сантиметром меньше. И только после этого начинал копать. Во всех деталях садового участка и самого дома можно было легко заметить элементы симметрии, соразмерности, гармонии.
Нет! Дети его уже совершенно другие! Сын работает в реставрационных мастерских Эрмитажа! А, ведь сколько он вложил сил, сколько было добрых наставлений, чтобы тот пошел по его стопам! Как же ему хотелось создать свою династию!
Да и зятя хотел бы видеть, если уж не в стратегической авиации, то хотя бы пилотом гражданской авиации. И что ж?..
Фу, позор! Филолог!.. Мужское ли это занятие? Даже неловко, когда знакомые спрашивают. Да и внук такой же... ни рыба, ни мясо!
Конечно, что здесь скажешь? Внук есть внук! Родная кровь! Но ведь совершенно "неправильный": распущенный, несобранный!.. Никакой дисциплины! Из такого военный лётчик точно не получится!.. Какой уж там летчик, папаша и своего-то ему ничего не передаст!.. Да, никудышный малец! На уме одни компьютерные "стрелялки"! Вот так вот,.. яблочко от яблони!.. Что ж это получается, природа решила уже не просто отдохнуть, а совершенно разленилась! Впрочем, тому-то деду тоже нечем хвастаться. А ведь я дочери-то своей и так, и эдак… Намекал же! Не послушалась!
Так рассуждал Аркадий Григорьевич. А сам прислушивался и с нетерпением ожидал, что вот-вот к воротам подкатят старенькие "Жигули"; остановятся, и из них выйдут уставшие, но счастливые встречей, родная дочка, этот "тюха-матюха" зятёк и, непременно, дорогой внучонок. Время от времени Аркадий Григорьевич слышит шелест покрышек автомашин, медленно движущихся по прилегающей к участку дороге; поднимает голову.
- Нет! Не они!
Стол накрыт и ждёт дорогих гостей!.. А вдруг сегодня не приедут!.. А вдруг не приедут вообще?.. Как они там?..
Таисия Георгиевна тоже переживает:
- Не случилось ли уж чего? Сейчас ведь столько безобразий творится на дорогах... Да и вообще!
Она часто подходит к калитке, открывает её, выходит на середину щебенчатой дороги и всматривается в каждую машину, вдруг появляющуюся там, у самой развилки.
- Нет, опять не они! - тревожится она.
…Аркадий Григорьевич направляется в сарай, чтобы поправить и закрепить черенок на лопате. По пути он видит распахнутую настежь калитку. Сейчас та похожа на зияющий рот актера трагической маски. Маска бессловесно вопиёт всему этому миру о какой-то страшной катастрофе: "Тревога! Беда! Авария!"…
- А калитку-то следовало бы закрывать, - со слабой печатью суеверия, упрекает он свою "фронтовую подругу", - должен же быть хоть какой-то порядок!
Свернув влево и пройдя мимо летней душевой, он бросает взгляд на мусорную кучу. Что-то и здесь не очень соответствует его строгим эстетическим вкусам. Мусор уже заваливается за "положенную черту". Нет, так не годится!
- Может, прямо сейчас выкопать новую?.. - размышляет он, тут же составляя в уме черновой план работы.
- Едут, едут! - слышится взволнованный голос за решеткой забора.
...Боже мой! Что я вижу!..
Аркадий Григорьевич (ну это совсем уж не "по-немецки") бросает лопату прямо там, где стоит, круто разворачивается и, как-то странно «молодцевато прихрамывая», спешит к калитке. А сама калитка, что настежь, теперь не кажется ему злой пророчицей. Сейчас она скорее напоминает ему что-то из его же прежней службы. Да, да! Именно это: раструб полковой трубы с торжественными густо-басовитыми звуками марш-парада.
Майор Дёмин помнит: так встречали только важных персон из главного штаба.


ВСТРЕЧА****************************************************

 Шумные приветствия, радостные возгласы, улыбки, поцелуи. Из бабушкиных объятий, Олег попадает в дедушкины. Затем снова - к бабушке. И так несколько раз…
Но дедушка, известно, не большой любитель «этих телячьих нежностей». Его объятия, конечно, крепче, но и размыкаются они гораздо быстрее.
- …Ну, рассказывайте!.. Как добрались-то! – наконец, слышит Олег бабушкин голос.
- Да успеется, наговоритесь, - бросает сухой упрёк жене Аркадий Григорьевич, - веди людей в дом!
Но дочь уже что-то говорит, отвечает своей матери. Сообщает, что за последнее время число машин на дорогах заметно увеличилось; что все куда-то спешат, друг друга норовят обогнать. И, что более других отчаян и безрассуден на дороге был, как всегда, её муж.
Тот вяло возражает: то ли его так утомила дорога, то ли слова жены ему весьма даже льстят.
Олегу ясно, что взрослые говорят о чём-то своём. При этом о нём как будто забыли. Тайком, то спиной, то в полбока, он передвигается за линию дедушкиного забора. Впрочем, дедушка же сам сказал, что «надо идти в дом»…
Мальчик, разворачивается и делает «в указанном направлении» несколько спешных шагов. Но мимо дома… В сад… К забору, за которым соседский двор. Там прошлым летом он видел последний раз щенков…
Но, ещё не добегая до реечных просветов забора, он вдруг чувствует, замечает, насколько безучастна и равнодушна к нему эта часть Вселенной.
Горячий вспотевший лоб ощущает лёгкую прохладу дерева; глаза широко распахнуты…
Нет, кажется, здесь его никто не ждёт, не встречает…
Действительно, никого!..
Впрочем, на одном из опорных столбов дальней стороны соседского забора неподвижно сидит белая пушистая кошка. Небольшие ушки, огромные глаза и чуть вздёрнутый носик на какое-то время привлекают внимание Олега…
Но не за этим же он сюда пришёл. С тоской и умирающей надеждой мальчик смотрит на дальний угол соседского дома, из-за которого когда-то выбегали и с незлобивым тявканьем бросались к нему навстречу щенки.
Мальчик вытягивает вперёд губы, собирает их в трубочку, пытаясь посвистеть, привлечь внимание своих проворных и весёлых друзей прошлого лета. Однако лёгкое волнение от затягивающегося ожидания лишает его прежней сноровки: теперь его свист напоминает больше резкое и тонкое шипение воздуха, вырывающегося через повреждённый ниппель футбольного мяча или велосипедного колеса.
Проходит минута-две. Олег поднимает камешек величиною чуть больше фасоли и бросает его на чужую территорию, в надежде «расшевелить» собачью семейку…
Нет! Опять никого. Олег ищет новый камешек, чтобы теперь попытаться бросить подальше.
Кошка окончательно теряет самообладание, встаёт на все четыре лапы и по опорной перекладине забора уходит за угол дома. Соблюдая, разумеется, все признаки кошачьего достоинства. Действительно, лучше, пожалуй, уйти: почём знать, что может прийти в голову этому «городскому жителю», теряющему рассудок уже от первых глотков свежего деревенского воздуха.
- …А-а-а, вот ты где? – слышит Олег за своей спиной бабушкин голос.
Мальчик в замешательстве, сконфужен. Он не знает, что говорить бабушке. Воцаряется неловкое молчание.
- Ты что ж это, не рад своей бабуле? – по-детски обижается старая женщина.
- …Бабушка, а где щенки, - словно не услышав в свой адрес вопроса, задаётся мальчик собственным, - ведь были же… раньше… вон там, у соседей?
- Щенки, говоришь?.. Да один только и остался!
- А остальные?.. Кто-то забрал?.. – вспомнил вдруг Олег свои прошлогодние беседы с отцом.
- Да получилось так, – начала объяснять бабушка, - одного взрослый внук забрал в город; другого…
Таисия Георгиевна подняла голову и, слабо кивнув ею куда-то вперёд, видимо, указывая, где, примерно, это могло произойти, продолжила:
- …другой, самый бесшабашный, ещё осенью выскочил вон туда, на проезжую часть дороги, и под машину… на смерть!..
Заметив, что на её слова внук реагирует горестным, трагическим молчанием, Таисия Георгиевна не нашла ничего лучше, как сказать:
- Так что, всегда надо слушаться своих родителей! Они тебе плохо не насоветуют!
- А машина задавила того,.. которого я хотел взять с собой… домой? – предположил, хотя и с интонацией безоговорочности, Олег.
- Вот этого уж не скажу, - развела кистями рук Таисия Гавриловна, - не знаю!
И сделав краткую паузу, добавила:
- А третий обычно с матерью по посёлку да на дачах бегает-гуляет.
На глаза Олега уже накатывались слёзы, и женщина поспешила найти новый аргумент:
- Но ведь тебе папа ещё в прошлом году всё объяснил! Правильно?.. Им с мамой приходится много работать! Ну, что поделаешь? Сейчас жизнь такая: их ведь тоже понять можно!
И, надеясь, что это точно должно отвлечь внука от горестных мыслей, а, может быть, даже поднимет ему настроение, Таисия Гавриловна умилённо протянула к нему обе руки, обняла и сказала:
- Красавец ты мой милый! Проголодался, наверно, с дороги!.. Пойдём, пойдём! Все уже за стол сели… ждут нас!..

ИСТОРИЯ ПОЖАРА***********************************************

Разговор за столом сразу начался с «городских новостей», главной из которых подготовка Олега к школе. Елена Аркадьевна рассказала о том, что она уже успела приобрести для занятий; что предстоит ещё купить, сделать. Самым же интересным оказалось её сообщение о «предварительном тестировании» сына. Старая опытная учительница набирала в свой класс учеников. Взяла к себе и Олега, но предупредила, чтобы летом «усиленно позанимались с ребёнком». Дала программу.
- Видимо, тупеньким показался ей наш мальчишечка, - с ироничной укоризной посмотрела Елена Аркадьевна на мужа.
- Ну-у-у, - протянул Владимир Петрович, - всем детям этой планеты мог бы пожелать столько, сколько, не жалея живота своего, даю сам собственному сыну!
- Правильно, отдал ребёнка на откуп Интернету и называешь это воспитанием! – уже раздражённо и сухо реагировала Елена Аркадьевна на несерьёзный тон беседы, избранный мужем.
Впрочем, каждый здесь пользовался своими приёмами и навыками застольного общения. Они были известны каждой стороне и даже если вдруг и раздражали кого-то, то быстро прощались.
…Затем Елена Аркадьевна сообщила, что за последнее время объём переводческой работы в издательстве заметно сократился, и, видимо, ей придётся подыскивать какую-то постоянную работу.
И всё же более других разговорчивым в этот раз оказался Владимир Петрович. Видно было, что у него хорошее настроение, испортить которое никому сегодня не удастся. Усталость дальней дороги уже не сказывалась на нём. Вкратце он даже вспомнил свой последний разговор с профессором Эпитетовым. Чувствовалось, что он вдохновлён и доволен темой своей диссертационной работы. Чётко и с выражением проговорил её название. А, прочтя на лице Аркадия Григорьевича недоумение и как будто даже вопрос, с таким же прилежанием повторил.
Нет, пожалуй, зря он старался. Шумного, живого интереса собравшихся это не вызвало. А Аркадий Григорьевич смотрел на крепкие плечи зятя, и, видно было, досадовал, что такие люди «ухитряются отлынивать от настоящего мужского дела».
Только после этого разговор перешёл на темы местного значения. Здесь вновь «заводилою» оказался Владимир Петрович, обративший внимание «старожилов» на то, что по дороге, буквально несколько домов отсюда, они заметили свежее пепелище.
- Дом что ль сгорел? – посмотрел он на тёщу
- Ой, - всплеснула руками Таисия Георгиевна, - действительно, как же это я забыла рассказать-то вам?! За неделю до вас!.. Ой, какой же случился пожар! Так бушевало, так бушевало! Не приведи Господь! Сначала одна пожарная приехала, потом ещё две таких же машины! Ну, еле-еле затушили!..
Таисия Георгиевна, говоря о чём-то, никогда не могла «ограничиться словами». При этом ей непременно надо было вставать, ходить, разводить руками, показывать куда-то пальцем для вящей убедительности. Вот и сейчас она поднялась из-за стола, подошла к окнам террасы и стала показывать направление, куда всем непременно следовало бы посмотреть.
Олег поднялся на табурет. Там, где раньше, ещё прошлым летом, за кронами деревьев виднелся старый покосившийся и невесело крашеный дом, теперь обнаруживалась проплешина небес, слабо подёрнутая перистыми облаками. А ниже (и много далее) колюче торчали верхушки ёлок ближайшего леса, прежде скрывавшиеся за самим домом.
- Да что там, еле, говоришь, затушили, - уточнял Аркадий Григорьевич, - всё дотла; ни дома теперь, ни хозяйства! Хорошо ещё так вышло, что сам-то жив остался!
- Да уж! Михалыча жалко, заключила сердобольная Таисия Георгиевна, - жену в середине зимы только похоронил; вроде бы чуть отошёл, а тут, на тебе, ещё один удар; получай!
И, замечая неподдельный интерес собравшихся к своей саге, продолжила:
- Главное-то, сразу после пожара сам будто куда исчез,.. пропал,.. нет его!.. Что делать?..
(Гляжу я сейчас на Таисию Георгиевну да думаю, уж, не в неё ли пошёл внучек?)
А та не унимается, продолжает:
- Такой переполох поднялся! В милицию звонить! Туда-сюда!.. Потом только выяснили, жив: к дочери своей в другую деревню уехал… Как уж так получилось?..
- Хорошо, что летом сгорело, - пытался Олег порассуждать и таким образом поддержать бабушкин монолог.
Но вместо этого бабушка почему-то замолчала. Да и остальные посмотрели на Олега как-то странно, без видимого желания комментировать его слова. А дедушка усилил скрытый смысл своего молчания ещё и сокрушённым покачиванием головы.
- Когда бывает лето, в лесу тоже можно жить и спать! – попытался уточнить Олег.
- Олег!!! – уже в один голос строго предупреждали сына отец и мать.
Но Владимир Петрович не ограничился этим и добавил:
- Хватит тебе дурака-то валять!
Чтобы разрядить обстановку, Таисия Георгиевна стала вдруг рассказывать о том, что этим летом решила брать творог не у Зои Кузьминичны, а Марьи Ильиничны. У той он жирней, а цена та же.
Ни одну молочницу гости не знали, а потому с таким решением Таисии Георгиевны легко согласились. Сама же Таисия Георгиевна предложила внуку уже на следующий день сходить вместе с нею к Марье Ильиничне, которая даст ему взглянуть на корову и уже большого телёнка». Олег слушал бабушку, но разочарования человека, которому предлагают вместо собаки со щенками «взглянуть на корову», не пожелал даже скрывать. Более того, сделал откровенно неприятную мину.
Заметил это настроение и Аркадий Григорьевич.
- Какой-то ты сегодня, я смотрю, совсем кислый: с дороги что ль устал… или, может, в школу идти не хочешь? – предположил он, - боюсь, что так оно и есть!..
Услышав это, Олег даже подумал о том, что, наконец, пришло время сказать всем, и особенно родителям, что он не пойдёт в школу, если окажется там вместе с Петькой. Но Аркадия Григорьевича уже нельзя было остановить:
- А вот у моего отца, твоего прадеда, не было никакой возможности учиться!.. Время было такое! Так, он вовсю занимался самообразованием, и не оставлял себе ни минуты для уныния и безделья. Некогда ему было вот так-то хмуриться!
- У него, наверно, была собака! Поэтому он был таким весёлым!
- Жизнерадостным, - поправил отец.
- Действительно, что и говорить, собак у них было много, - продолжил Аркадий Григорьевич, - южнорусская овчарка называется. Тогда на Кубани, в каждом дворе, таких держали по целому десятку. Потом у его отца, моего деда всё отняли… После этого и собаки не нужны стали… Вырос отец, началась война. Получил ранение. Трудно давалось ему всё, а вот такой физиономии, как у тебя сейчас, мне никогда не приходилось у него видеть! Ему бы твои возможности, твою жизнь, он бы распорядился с умом!
Олег слушал, но никак не мог понять, что говорил дедушка. Действительно, как же это может завидовать ему тот, у кого было так много собак: десять. Мальчик непроизвольно положил обе ладони на стол:
- Пять и пять… десять!
Он ещё раз посмотрел на свои пальцы, но вместо них рядом с собой увидел десять огромных собак. Прежде о южнорусских овчарках ему не приходилось слышать, но если они что-то охраняли, понятно, должны быть очень большими.
Олег был уверен, что сейчас все собравшиеся за столом (возможно, кроме бабушки) действуют против него. Но ведь и сам дедушка когда-то говорил ему о том, что «противнику надо всегда давать сдачу». Олегу, конечно, никогда не удавалось давать сдачи Петьке, но сейчас «он даст сдачи сразу всем взрослым», он знает, как это сделать:
- А, если бы мы взяли,.. тогда ещё... щенка, его бы не задавила машина!
- Ну, хорошо, а кто бы заботился о собаке?
Олег разочарован. Он задавал свой вопрос кому угодно, только не маме. Зачем же она раньше всех начала говорить.
А потом он уверен, что если бы щенок находился у них дома голодным, это было бы лучше, чем попасть под машину.
Да что там !
Это говорит уже папа
- У него была белая мышка. Специальная клетка: поилка, кормушка. Уговорил, купили!.. А подходил к ней, только чтоб поиграть! Так и отдали дяде Лёве.
- Ну, что за люди, - запротестовала Таисия Георгиевна, - дайте ему хоть сегодня-то отдохнуть!
С зятя она перевела свой взгляд на внука. Глаза её засветились, и она по-доброму поинтересовалась у Олега:
- Ты что ж это непременно собаку хочешь?..
Олег кивнул бабушке головой… В его душе слабо затеплилась надежда. Губы его чуть растянулись, и он глуповато улыбнулся.
- Не знаю, не знаю, - продолжала бабушка, - А, по мне, кошки намного лучше собак!.. Да, кстати, вот уж скоро неделя, как у нас под террасой кот поселился.. Я, когда у Марьи Ильиничны беру молоко, даю ему в блюдечке полакать. Пока ты здесь-то, поухаживал бы за ним! Может, к зиме хозяйка обнаружится!.. А кот, действительно, забавный. Занятный такой!
- Нет, я хочу собаку, - настаивал Олег, - у Петьки раньше была собака, у Наташки есть собака!
- Хорошо! А если у Петьки будет слон или крокодил? – поинтересовался отец, - какой же ты несамостоятельный!.. И, запомни, так ты ничего в жизни не добьёшься!..
- Ну, хватит, хватит!
Это уже мама. Она переходит на сторону сына:
- Чего, уж такого в своей жизни, скажи, добился ты? Диссертацию до сих пор не можешь ни написать, ни защитить.
…Нет! Это она уже зря! Обида страшная! Владимир Петрович надувает щёки. Так не умеет делать даже Олег. Так не смог бы сделать даже Вася, которого Олег видел в электричке.
Замечает такую обиду и Таисия Георгиевна. В споре дочери и зятя она почему-то всегда занимает сторону последнего. И слова дочери она считает «совершенно лишними и ненужными». Та оправдывается, уточняет, что она «имела в виду, когда это говорила».
А мы скажем, что всегда хорошо, когда рассудок и опыт, в конце-то концов, торжествуют...
Таисия Георгиевна встаёт и счастливая, что собрала в своём доме таких дорогих её сердцу гостей, сообщает:
- Так, отдыхаем, кто как хочет, а через полтора часа чай из самовара с мелиссою и мятой: гостям моим нервишки, вижу, надо будет подлечить!
Запоздавший и затянувшийся обед закончился. До чая с мятой ещё не скоро. Олег выходит из-за стола. Какое-то время он помогает бабушке убирать со стола посуду. Но его давно уже привлекает входная дверь террасы.
- Интересно, а что там, у дедушки в сарае; что, интересно, сейчас у него на верстаке?.. Да и что там вообще во дворе?..


КТО ЖИВЁТ ПОД ТЕРРАСОЙ?*********************************

Удивительно, несколько шагов, и, не дожидаясь лифта, оказываешься уже на «живой земле», где в разные стороны бегут, снуют забавные насекомые. И каждое «при деле».
А, кроме того, дедушка говорил, что в сумерках на помойной яме можно встретить ёжика. Как и все ёжики, этот подслеповат, и если ты замрёшь, он может пробежать прямо под ногами, не заметив человека. Иногда слышно, как ёжик довольно похрюкивает. Это значит, что ему нравится жить у дедушки.
Но сейчас Олег не пойдёт в ту сторону, а направится в самый дальний угол сада, где находятся густые заросли чёрной смородины. Он давно уже облюбовал то место, планируя когда-нибудь соорудить там шалаш и провести в нём всю ночь, зная, что это очень опасно, поскольку из леса может прийти какой-нибудь дикий зверь и напасть на него.
Сейчас же, проходя вдоль забора, Олег непроизвольно поворачивает голову вправо и пытается обнаружить какие-либо передвижения на соседней территории. Ни Журки, ни её единственного теперь щенка не видно. Нет даже знакомой кошки…
А вот и кусты смородины. Ягоды. Олег срывает одну и отправляет её в рот. Кислая, невкусная. Зато шалаш получится отменный. Правда, некоторые ветки здесь лишние, мешают; убрать бы их.
Олег входит в самую гущу кустов. Действительно хорошо. Его никто не увидит, зато он будет видеть всех. Мальчик представляет, как в сад выходит сначала мама потом папа и, наконец, бабушка с дедушкой. Все ищут его, зовёт.
Нет, Олег будет молчать. Интересно, найдут его или не найдут. Вот уже все беспокоятся. А мама с бабушкой даже плачут. Олегу становится их жалко, и он, улыбаясь, выходит из своего глухого укрытия…
Но сейчас, выйдя, из засады, он опять обнаруживает лишь забор, за которым соседский двор. И опять там нет никого: ни собак, ни кошки. Олег невольно припоминает бабушкины слова за столом.
- Как же она могла так сказать, - размышляет он с горечью, - «кошки лучше собак!»?
Мальчик, однако, смотрит теперь не в сторону забора, а мысленно заглядывает под террасу, где сейчас должен сидеть этот кот, который «намного лучше собаки».
- А что, если сходить и заглянуть, - начинает потакать своему любопытству Олег…
Впрочем, почти половина расстояния до террасы им уже пройдена. Олег спешит туда уже с определённой целью: он постарается разглядеть «бабушкиного кота», чтобы во время чая сказать ей, сказать всем взрослым, какой противный «твой кот»…
Олег подходит к террасе. Взрослые ещё продолжают там громко о чём-то спорить. Ясно слышны только отдельные слова: «воспитание», «больше заниматься», «ограниченный словарный запас», «вырастит балбесом». Сколько уж раз Олег слышал всё это. Оказывается и у взрослых бывает этот самый «словарный запас» очень ограниченным.
Вот кто-то встал и тяжело прошёлся по полу террасы. Кто это: дедушка, бабушка или, может, папа? Так могут и кота спугнуть…
Олег садится на корточки. Полутьма отчуждённого пространства между полом террасы и глинистой землёй дышит на него сыростью и слабым запахом плесени. Мальчик пытается всмотреться в этот жутковатый завораживающий полумрак и определить, какому предмету или существу должны соответствовать те или иные привидевшиеся ему контуры…
Действительно, какие здесь только не водятся существа: от совершенно неведомых чудовищ до тех зверей, которых он уже хорошо знает по городскому зоопарку или книжным иллюстрациям. Вон там с оскаленной пастью застыл волк.
- Интересно, на кого это он так рычит?..
А чуть далее разъярённый носорог уткнулся рогом в опору террасы, готовясь вздыбить кирпичный фундамент и одним этим ударом разрушить, разнести в щепы новый дедушкин дом.
- А где же кот? – ещё больше прищуривается Олег, - никакого кота!.. Бабушке, наверно, показалось!..
Мальчик наклоняет голову ещё ниже. Она наполовину оказывается под террасой.
- Да, но она давала ему молоко, - тут же поправляет он себя.
От сильного искривления позвоночника спина затекает; хочется скорее встать, выпрямиться. А потом и носорог, кажется, повернул свою тупую морду, похожую на обрубок бревна, и угрожающе косит зрачок уже не на дом, а на «человека»…
- Да ну их! Зазнайки эти коты!

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Олег стоял у распахнутой калитки и счастливо улыбался. Дедушка и бабушка уезжали в город «получать новые паспорта». Папа повёз их до станции на своей машине. Поехала со всеми и мама: проводить родителей и, как она выразилась, «зайти в продовольственный, чтобы купить ребёнку фруктов».
- Оставляю здесь тебя за хозяина, - предупреждал дед внука, перед тем как сесть в машину и уехать, - поддерживай порядок; приеду: запомни, всё проверю!
По правде сказать, Олег слушал эти слова невнимательно и уж совсем не вникал в их смысл. Мальчику не терпелось, как можно раньше остаться одному.
…Ну, вот, наконец, и тронулась.
Захлопнув калитку, Олег сразу устремился к рубероидному навесу, под которым, за штабелями наколотых дров, заготовленных на зиму, были аккуратно сложены старые доски. Свои первоначальные планы Олег теперь менял и полагал строить «охотничью засаду» не на земле, а на дереве. И это будет яблоня, поскольку других деревьев у дедушки нет.
Все доски, однако, оказались длинными, толстыми – неподъёмными. Но именно это помогло мальчику ясно понять пользу того стиля работы, который всю свою жизнь исповедовал дед: прежде чем сделать что-либо, «хорошенько подумай, составь чёткий план».
Что ж, тогда сначала надо попробовать хотя бы забраться на яблоню: посмотреть, насколько там будет удобно…
Однако уже на полпути к месту своих будущих работ Олег понял, что забраться на дерево ему вряд ли удастся без лестницы. И, развернувшись, направился к дому, на торцовой стене которого висело две лестницы. Конечно, ему будет достаточно той, что поменьше…
Подойдя же ближе, мальчик увидал, что и эту будет снять нелегко, поскольку сначала её следовало приподнять по плоскости стены, а затем, чуть повернуть, с тем чтобы та опять не зацепилась за крюк, на котором висела; и только после этого потихоньку опускать.
Лестница оказалась тяжёлой, неповоротливой. Сейчас, пытаясь снять её со стены, Олег, вспомнил папины слова: «мало каши ел». Едва отпрянув от стены, лестница, сначала медленно, а затем, стремительно набирая скорость, стала падать. Упала плашмя, едва не задев Олега. Верхний конец её с пугающим шумом обрушился у самой кромки забора, за которым жила Журка. Но о Журке Олег сейчас не думал совершенно, поскольку лестница заметно помяла самый высокий куст малины.
По-настоящему же расстроиться ему лишь предстояло.
Дотащить лестницу до места назначения и приложить её к стволу старой скривившейся от морозов яблони - оказалось не очень сложным…
Впрочем, это и не яблоня, а настоящий баобаб в африканской саванне. У них дома даже есть такая книжка с картинками…
…Олег уже на последней ступеньке лестницы. Вот и цель восхождения: три крепких ветки, в венчике которых желательно сбить лёгкую засаду и наблюдать, как по вечерам, когда жара чуть спадает, к берегу реки, кишащей крокодилами, на водопой тянутся вереницы травоядных животных: косули, антилопы-гну, буйволы. Даже слоны.
Непременно здесь появятся и хищники: львы, гепарды, гиены. А вон, среди прочих, и Журка со своим теперь единственным щенком. Она нервно мечется с малышом между животными. Хочет примкнуть к хищникам, но те не пускают её в свои, как говорил папа, «прайды»…
Зрелище удивительное. Даже дух захватывает. Видно далеко, почти до железнодорожной станции. А вон там, впереди, какой-то мальчишка-одногодок сидит на корточках и помогает старшему (видимо, брату) ремонтировать мотоцикл. Сзади младшего – маленькая весёлая собачка. Она прыгает мальчишке на спину и мешает ему целиком сосредоточиться на «работе». Мальчишка опрокидывается. Однако одной рукой ему удаётся удержаться, не упасть на спину. Другой же он замахивается на собаку. Делает вид, что сердится, а сам не может скрыть своего настроения и смеётся…
- У всех есть собаки! - молча, одним лишь выражением лица жалуется кому-то Олег...
Но что это? Неожиданно на дороге, ведущей от железнодорожной станции к дедушкиному дому, он видит машину знакомой модели и цвета. Это, конечно, папина машина!
- А вдруг и дедушка возвращается! – пугается Олег.
Лестницу надо непременно оттащить к дому. И, если не удастся поднять её на старое место, то хотя бы приложить к стене. Дедушка, конечно, сначала удивится, но потом сам же и повесит.
Олег быстро спустился по лестнице, опрокинул её, после чего поднял за один конец и поволок…
Следовало бы поспешить. Вот уж и цветочная клумба. Крутой поворот налево, и осталось совсем немного…
Но, ужас: лестницею он задевает сразу несколько лучших бабушкиных цветков. И, главное, тех, что находятся на самом видном месте. Бабушка посадила их здесь специально, чтобы такая красота сразу бросалась в глаза и соседям, и всем тем, кто приезжает к ней в гости специально, «посмотреть на это чудо».
Бросив лестницу, Олег подбежал к краю цветника. Три цветка беспомощно склонили свои прекрасные бутоны и выказывали полную немощь в том, чтобы вновь подняться, встать. Мальчик попробовал поднять цветы, но они продолжали гнуться в стеблях и падать.
Да, это уже серьёзно. Олег был уверен, что бабушка, узнав о случившемся, конечно, не станет его наказывать. Но до конца лета будет подходить к этому месту и стоять с опущенной головой, как та мама на могилке своего сына, сбитого поездом.
А вот уж и слышен папин голос. Это значит, он уже открыл ворота и готов въехать на двор. Что делать, что делать?..
В отчаянии Олег поднимает цветы и наклоняет их в противоположную сторону, на яркие красивые цветы, которые пахнут, однако, очень неприятно. Бабушка называла их, кажется, флоксами…
На какой-то миг двигатель автомобиля гудит необычно громко и тут же глохнет.
Дотащив лестницу до угла дома и оставив её на время там, Олег идёт к воротам встречать родителей. Мама уже вышла из машины и вынимала из салона сумки с продуктами.
- На,.. вот этот, полегче, - предложила она сыну, заметив его рядом, - отнеси домой и приходи ещё раз.
Сумка была не очень тяжёлой, и Олег понёс её почти бегом. Поднявшись по приступочкам, оставил сумку на террасе при входе, и, не прикрывая двери побрёл обратно…
Повернув за сплошное деревянное ограждение, он увидел, что родители уже идут ему навстречу.: у папы в правой руке находилась большая хозяйственная сумка, а в левой пакет, точно такой же, какой сам только что отнёс.
- Ладно, всё, - объявила Олегу мама, - отдыхай!
- Фу, слово-то какое нехорошее!- объявил отец, - это после каких же таких праведных трудов ты советуешь ему отдохнуть?
- Да он целую сумку уже отнёс! – пояснила мама…
- Что-то вид у тебя какой-то странный, - присматривался отец к сыну, - такое впечатление, словно кур у соседей воровал!.. Что ты, интересно, здесь натворил?.. А?..
Олег хотел что-то сказать, но Елена Аркадьевна почти возмутилась:
- Ну, разве можно так говорить ребёнку. Он просто рад, что мы приехали; правда, Олежек!
- Сколько уже здесь? - продолжал отец, - а хоть бы строчку прочитал!
- Пойдёт в школу, - начитается, - оправдывалась вместо сына Елена Аркадьевна.
Не видя в сыне задатков трепетного отношения к книжному тексту, а в жене – лишь готовность потакать «ленце своего чада», Владимир Петрович, тем не менее, сейчас был настроен почему-то миролюбиво. Возможно, даже на него так положительно мог влиять «этот деревенский воздух».
- Может, сегодня сходим в лес?.. – предложил он Олегу, - но только вон в ту сторону!
Руки Владимира Петровича были занят, и он указал куда-то вперёд и чуть вправо лишь подбородком. Такое уточнение было важным. Два дня назад оба, сын с отцом, бродили в противоположной части леса, у самых дач. Однако нашли там вздыбленную бульдозерными гусеницами землю и ободранные стволы жалких деревьев. Встретилось им ещё несколько свалок. Особо запомнилось: старый комод, непригодные к эксплуатации электроприборы, множество пустых консервных банок. А в одном месте, у самой шоссейной дороги, они обнаружили пустой холодильник с настежь распахнутой в сторону леса дверцей. Казалось, холодильник был голоден и отчаянно просил у леса ( как будто это была его мама) дать ему что-нибудь поесть. Только и сам лес выглядел жалким, понурым и «изголодавшимся» и похож был на человека, покрытого множеством незаживающих ран. Тогда Олегу в лесу не понравилось.
- Обедать ровно в два! – строго предупредила всех Елена Аркадьевна и ушла в дом.
- Смотри, как террасу-то подняло! - рассуждал Владимир Петрович.
- Надо что-то делать, - показывал он какой-то странный для филолога интерес к ремонтно-строительным работам.
А Олег даже заметил, что лицо папы преобразилось так, словно за плечами опять собирались вырасти новые крылья.
 - Конечно, эта работа не для дедушкиных рук: домкратом надо будет поработать!.. Ну, что, поможем дедуле твоему?..
Отец посмотрел на сына.
- Я принесу?.. – поинтересовался Олег и приготовился куда-то бежать.
Видимо, за домкратом.
- Да подожди ты, - урезонивал отец, - сначала надо самому дедушке сказать! А то мы с тобой здесь такого наворочаем, что террасу с опор снесём и развалим!.. А сейчас давай почитаем?
Читать, когда всё кругом жужжит и стрекочет, свиристит, Олегу не хотелось, и он ответил почти односложно:
- Давай, сначала в лес!
Отец никак это не прокомментировал, но по его лицу было видно, что такое отношение сына к чтению его не радует. Молча поднялся на террасу.

Пользуясь моментов, Олег перетащил лестницу к торцу дома и, с трудом подняв её, прислонил к стене. После этого ноги сами понесли его к месту преступления.
Снова увидев всё это, мальчик весь сжался от ужаса. Уже издали он заметил, что цветы опять «упали» в сторону дороги. Но стебли лишь погнулись, не поломавшись.
- Если мама заходила в большую комнату, то она уже могла бы видеть всё это, - подумал Олег, - но ведь она не стала бы молчать!
Он пробует поднять один из цветков, но стебель его окончательно переламывается и бутов с коротким стеблем остаётся в его неловких руках.
Нет, надо на что-то решаться! Так не может продолжаться долго. Олег решительно берёт ещё два согнувшихся цветка и резким движением вырывает их из земли.
- А теперь куда-нибудь спрятать!
Пугливым зверьком Олег смотрит по сторонам. Но нигде рядом он не видит подходящего места, чтобы скрыть следы «своего преступления». Тогда он бежит туда, где кусты смородины, и с размаху бросает цветы за забор, в чужой огород. Взмыв в воздух и на короткое время зависнув в воздухе, те падают на макушки бурьяна. Олегу это очень не нравится, ведь бабушка может подойти к забору, увидеть цветы, и тогда уж точно догадается, кто это сделал. Но зачем бабушке нужно подходить к изгороди и подглядывать в чужой огород. Впрочем, и подходить-то не надо: ещё слабо распустившиеся, но очень яркие бутоны обращают на себя внимание уже на расстоянии. Так что, следует поискать палку и прибить ею цветы к самой земле…
Обследовав всю территорию дедушкиного участка, Олег только в сарае нашёл подходящую еловую палку. Однако чем ближе он подходил к забору , за которым лежали цветы, тем больше убеждался в том, что та слишком коротка и для его «преступных дел» не сгодится. Но кое-что здесь уже изменилось и без его вмешательства. Слабый ветерок, раскачивая траву, позволил двум сломанным цветкам несколько осесть. Возможно, на следующий день всё это полностью скроется в гуще бурьяна. И, хотя особой необходимости что-либо менять, пожалуй, уже не существовало, тем не менее, из чистого любопытства мальчик просунул палку в просвет между рейками забора, с сожалением убеждаясь, что , что, при таком глазомере, в дикой саванне он обречён на гибель.
- Олег, - раздался сзади голос мамы, - мой руки и обедать.
Мальчик обернулся и в распахнутом створками окне увидел мамино лицо.
- Иду! – громко произнёс он.
Сказал так громко только для того, чтобы мама, как можно скорее поверив ему, отошла от окна и не следила за ним.
Перед тем же, как окончательно повернуть и пойти обедать, Олег ещё раз взглянул на погубленные им цветки. Сейчас Олегу казалось, что это не ветер свалил цветы, но сами цветы, в которых ещё сохранялись малые остатки жизни, превозмогая страшную боль, сами сползли к корням бурьяна и попытались там спрятаться, чтобы отвести от мальчика все возможные подозрения и упрёки бабушки.
Они не обижаются на него, и они не станут мстить ему! Путь всё будет так, как есть! Они прощают!
Конечно, эти цветы следовало бы закопать в землю, как это он сделал с маленькой птичкой в конце прошлого лета, которую, случайно, убил яблоком, подобранным с земли.
Олег шёл и думал об этом, унося с собой еловую палку, чтобы спрятать её в сарай…
А вот опять те же несколько ступенек, что ведут к дверям террасы. Странно, как это папа заметил, что терраса поднялась.
- …Просто, - себе же объясняет мальчик, - ведь у террасы восемь кирпичных ног.
Получается, что терраса, как цветы и все дедушкины яблони, - живая? Ведь она движется, шевелится, дышит и не хочет стоять на одном месте.
- А что если коту под террасой вдруг стало тесно, и он решил своей спиной приподнять её? – не сдерживает своей фантазии мальчик.
Олег смотрит в самый верхний просвет между ступеньками и видит ближайшие предметы: несколько кирпичей, толстое колотое бревно, похожее на чудище из сказки «Аленький цветочек»… И где-то ещё прохлаждается кот!..
- Олег я долго тебя буду звать? – слышит он.
- Ну, иду же, иду! – отвечает он, чтобы мама слышала.
А сам, между тем, спешит к фасаду террасы: там лучше видно, где может прятаться кот.
Опираясь на рейку, прибитую вдоль стены ниже окон, Олег наклоняется…
Нет, опять тот же волк, .. бегемот,.. другие знакомые сказочные фигуры. А вон там, у левой части фундамента дома, видны какие-то странные очертания…
- Ой, не кот ли?
Олег смотрит себе под ноги и, подобрав маленький камушек, бросает его под террасу. Долетев до фундамента, тот рикошетит влево.
«Кот» даже не пошевельнулся.
- Сколько дней мы уже здесь, а никто, кроме бабушки, этого кота ни разу и не видел!.. Ушёл что ль куда? – разочарованно рассуждает мальчик.
- Олег! Ну, какой же ты противный! – послышалось опять.
- Да иду же, сказал!
Встал, выпрямился. Пытаясь представить внешность кота, этого «таинственного жителя подземелья», он вдруг почувствовал неприятное ноющее разочарование оттого, что не кот ищет снисхождения и милостей человека, а человеку приходится «кланяться» перед котом.
Вся эта затянувшаяся игра в «кошки-мышки» всё больше и больше начинала надоедать Олегу. Забыв на минуту про цветы, он вдруг чувствует, что уж очень зол сразу на всех котов.

***

- Мам, – попросил Олег, - а можно я сяду на дедушкино место?!
- А что, на своём не сидится? – поинтересовалась Елена Аркадьевна.
Однако, помолчав, добавила, видимо, не решаясь превращать этот незначительный вопрос в большую проблему:
- Ладно, садись!
Олег, вытянув под стол ноги и упираясь затылком и шеей в спинку стула, на котором уже сидел, почти сполз со своего места. Встал и подошёл к дедушкиному стулу. Зашёл сзади него и, взяв обеими руками за спинку, потянул на себя, чтобы чуть отодвинуть и сесть за стол удобнее. Стулья у дедушки были массивными, но на деле этот оказался ещё тяжелее. Олег поднял край скатерти, чтобы убрать прочь с сидения какой-то предмет, так отягощавший сам стул. То, что он увидел, на время лишило его дара речи.
- Что такое? – насторожилась Елена Аркадьевна.
- Котик!!! – обрадовался Олег, не зная ещё, что ему теперь делать.
Сильно наклонившись в бок и взглянув на сидение стула, Елена Аркадьевна всплеснула руками:
- Ой, какой милый! – не удержалась она.
- Тихо, тихо! – распорядился Владимир Петрович, - без бродячих котов обойдёмся!
Он встал, распахнул входную дверь террасы, сделал два длинных шага в прихожую и протянул руку к венику, покоившемуся в углу. Кот словно почувствовал что-то неладное. Спрыгнул со стула на пол. Но не ощетинился и не замяукал жалобно, вымаливая прощения или пощады. Даже не пытался убежать, хладнокровно наблюдая смятение человеческих душ. Возможно, он ждал, надеялся на благоприятный исход событий либо вообще оказался котярой не робкого десятка.
Олег подбежал к коту, поднял его на руки, прижал к груди и нежно провёл кистью высвободившейся руки по шерстистой спинке животного. Но при этом смотрел Олег не на кота, а на отца, от которого сейчас так много зависело.
- Ну, папочка! Пусть останется у нас! – умолял он.
Вспомнил даже «волшебное» слово – «пожалуйста», когда-то вычитанное ему мамой из книжек.
- Хороший котёночек, - обнадёживающе улыбалась Елена Аркадьевна и словно давала сыну какой-то шанс.
Правды ради, следовало бы сказать, что «котёночек» больше походил на бывалого, матёрого кота. Впрочем, - опрятен и чист. К тому же, было видно, что «на кусок хлеба» зарабатывает себе отнюдь не на помойках.
Было в нём даже какое-то странное «грубое благородство». Но относился он при том к породе обычных домашних. Окраски коричневой тигровой: на общем серо-коричневом фоне виднелись очевидные, хотя и слабые черные разводы равномерно чередующихся полос. На груди изысканный светло-серый с мраморно-золотистыми блёсками слюнявчик. Шерсть достаточно длинная и всё же более, разумеется, короткая, чем бывает у сибирских кошек. К тому же «штанишки», которые обычно встречаются на задних лапах у подобных кошек и котов, у этого отсутствовали.
Явной особенностью, чертой, не характерной для любой известной Видиным породы, были, глаза. Они казались не просто по-кошачьи таинственно томными, но, чудилось, были обременены некими «запредельно-эзотерическими» знаниями.
Всё это должно было производить впечатление, но Владимир Петрович встал сегодня, видимо, не с той ноги. Да и, вспомним, ведь сегодня он возил на станцию Аркадия Григорьевича, и не случилось ли там, на платформе, чего непредвиденного так расстроившего этого человека. Впрочем, никто не знает.
Очевидно только то, что в этот момент Владимир Петрович не захотел даже вспомнить примеры из классической русской литературы. Ну, к примеру, про учёного кота, «умевшего заводить речи», стоило ему лишь пойти направо.
Не обратил Владимир Петрович внимания даже на то, что представлялось совершенно неестественным (а потому вроде бы и столь броским) в такой породе кошек: на лбу животного находилось тёмно-серое пятно с множеством беломраморных точек, в целом являвших какую-то схему неведомого земным учёным созвездия. Да это ладно! Усы кота были (если, конечно, внимательно присмотреться)... да, да, точно,.. тёмно-синего цвета.
Кстати, возможно и так, что Владимир Петрович когда-то читал сказку Ш.Перро «Синяя борода», так что, смутные воспоминания детства заставляли его насторожиться и отнестись к коту с подозрением высшей степени.
Взрослый мужчина начинал уже яриться:
- Брось эту тварь, - решительно требовал отец от сына, - будешь мне здесь грязь да болезни разводить ещё!..
При этом Владимир Петрович во гневе высоко поднял веник. Олег вспомнил иллюстрированную книгу о Троянской войне, читанную ему мамой. И сейчас папа напоминал ему одного из героев, хотя у того в руках был меч.
Напротив, кот как будто струсил. Сгорбившись подобно Терситу, вызвавшему праведный гнев Одиссея, тот спрыгнул с рук мальчика и, видимо, не дожидаясь настоящей взбучки, шмыгнул за дверь…

За обеденным столом Олег совсем замкнулся, уставившись пустым, бессмысленным взглядом в тарелку. И хотя отец говорил много, а шутками пытался разговорить «сотрапезников», за столом вскоре воцарилась полная тишина.
- Настоящий Карабас-Барабас! – думал про себя Олег.
А к вечеру у мальчика начался жар. Дважды его тошнило. Мама тихо плакала. Олегу действительно было не по себе. Тем не менее, он заметил, что глаза у папы вдруг стали, как в том мультфильме у ослика, «который искал своё счастье».
- Нет! Папа меня, наверно, любит! – почему-то подумалось Олегу.
Владимир Петрович несколько раз подходил к сыну, прикладывая к его воспалённому лбу тыльную сторону своей ладони. А потом куда-то уехал на машине.
Мама сказала, за врачом…

ВОЗВРАЩАЯСЬ К МЕСТУ ПРЕСТУПЛЕНИЯ***********************

(12 июля)

Владимир Петрович, понимал, что причиною нервного потрясения сына являлась, прежде всего, его собственная несдержанность. И теперь, желая ускорить процесс выздоровления сына, он уже на следующий день после посещения больного врачом, сам завёл разговор о том, что было бы неплохо завести в доме какую-никакую живность. Может, даже какую собачонку. После известного инцидента выглядело всё это как-то уж очень несолидно. Но, что делать: надо было "спасать ребенка". Однако теперь Олег хотел только кота и непременно того, что "жил под террасой".
Ну, а как это назвать?.. Детским капризом?.. Но с чего бы это вдруг?
Впрочем, не приходилось ли вам наблюдать подобные отношения и между людьми, когда, еще не промолвив вдруг другу ни единого слова, они вдруг начинали проявлять взаимную симпатию, выражающуюся в обоюдном внимании, заботе, ласке, а порой (это уж совсем удивительно) готовности к самопожертвованию? И это, заметим, ради совершенно "чужого" человека?
Был ли Олег симпатичен коту точно так же, как кот Олегу, об этом нам не известно. Но сам кот, как только оказался на руках мальчика, эту симпатию к себе испытал тут же. Притом чувствовал это нежное отношение к себе гораздо тоньше, чем грубый человеческий глаз способен такое заметить, а самое тонкое перо… (ради всего святого, извините), самое последнее поколение компьютеров воспроизвести.

С момента того драматического события прошло уже три дня. Олегу стало много легче; он почти полностью оправился. И, может быть, даже вот отчего.
Ещё позавчера Елена Аркадьевна сообщила сыну, что видела кота недалеко от дома. Ей же пришла в голову мысль поставить блюдце с молоком на крыльцо террасы в надежде привадить животное к прежнему месту. Услышав такую приятную новость, Олег тут же попробовал встать с кровати и понаблюдать, как украдкой, осторожно, а может, даже воровато кот приближается к блюдцу, в надежде утолить жажду и унять голод после неудачной ночной охоты на мышей. Однако мама, памятуя рекомендации врача о необходимости полного покоя ребенку, мягко, но решительно возразила. Смущало Олега и то, что мама ни словом пока не обмолвилась о цветах.
- Наверное, «откладывает на потом», как любит выражаться бабушка!
…Трудно сказать, что оказалось важнее: скорая медицинская помощь, организованная отцом; безмолвные ли молитвы и заклинания матери (в тяжелые минуты ради благополучия семьи и ребенка готовой верить даже в самые нелепые предрассудки); или всё-таки желание Олега снова увидеть кота? Но уже вечером следующего дня мальчик почувствовал себя несколько лучше. И тогда же отец предложил сыну прогуляться по саду, «побыть немного на воздухе»…
Кота нигде не было видно. Только соседская кошка сидела на заборе и в блаженной полудрёме закатного часа, время от времени пряла ушами.
Проходя мимо забора на дальней стороне садового участка, Олег не мог не удержаться, чтобы не вытянуть шею и не всмотреться туда, где должны были покоиться сорванные им цветы. Цветы сильно увяли, пожухли, и в глаза совсем не бросались. Это, конечно, успокаивало. Что и говорить, время всегда работает на нас, если, конечно, иногда не перестарается. Олег почему-то подумал о том, что предстоящая зима и новое лето полностью истребят улики его первого в жизни настоящего преступления...
А вон и точное место преступления. Цветник…
Но что это?.. Мальчик видит три лилии.
- Не может этого быть!!!
- Пойдём!.. Что ты встал? – поинтересовался отец, - нерезкие движения сейчас тебе как раз очень полезны!..
Мальчик шёл за отцом и изумлялся, недоумевал. Сейчас он не мог бы точно сказать, были ли это те самые цветы, судьбою которых он так неловко распорядился и которые так вдруг выросли заново, или тогда ещё, в страхе, трепете и нервной спешке, он не обратил внимания и на эти.
Но ведь на самой земле, на почве нет никаких следов человеческого вмешательства!..
- А ты не слышал, какой ночью был сильный дождик? – спросил вдруг отец и тут же уточнил, - правда, недолго!..
- Не-а! – ответил Олег.
- А я на террасу выходил! Слышал! – сообщил отец.
Оба молчали. Но отец вдруг не выдержал:
- Не «не—а», а «нет», – поправил он, - даже когда ты безнадёжно болен, надо стараться говорить правильно!
О том, что надо говорить правильно, Олег уже знает давно, и это давно не интересно. А вот цветы!!!
- Почему же в земле не видно глубоких ямок, ведь цветы я вырывал с корнем? – гадал мальчик, - наверно потому, что дождь прошёл, всё сравнял, и земля уже высохла!..
…Вскоре со стороны озера подул ветер, стало свежо. Может быть, желая больше перестраховаться, Владимир Петрович предложил сыну вернуться домой. В надежде, что сегодня ему уже разрешат посмотреть телевизор, Олег легко согласился…
Уже приближаясь к входной двери, оба заметили, что на ступеньках сидит мама и скармливает молоко уже известному всем коту. Оказалось так, что в узком проходе к дверям первым шёл Олег. За ним отец. Мальчик, видимо уже инстинктивно, опасаясь, что отец снова «возьмётся за наглядные пособия», широко расставил руки, словно не позволяя никому войти в пространство между ним и животным.
Кот холодно и недовольно скосил глаза на Владимира Петровича, но не убегал и даже не пытался принят оборонительной позы. Видимо, чувствовал перевес одних человеческих настроений над другими, и знал, что сегодня всё будет в его пользу.
Олег повернул голову. Нет, прежней агрессии на лице отца он не видел.
- Ну, пусть поживет, - то ли просила, то ли уже так окончательно решила Елена Аркадьевна , - сейчас-то нам не идти на работу!
Олег торопливо подошел к коту и, присев, начал гладить его по спине: пытался, видимо, успокоить. Однако, со стороны, казалось, мальчик намерен заслонить своим телом это несчастное животное от любых громов и молний стоявшего за его спиной гневливого языческого идола.
- Да что вы меня все каким-то чудовищем пытаетесь выставить, - еще раз попытался объяснить свой взгляд на проблему Владимир Петрович, - поймите, я делаю это ради вас же самих! Вот ты его гладишь, а если он жил в лесу, одичал, а если у него блохи, клещи, разные там... энцефалиты?
- Мы свозим его к ветеринару, - услышал Олег от мамы новое слово.
- Хорошо, не заразный! Возможно, чей-то!.. Это еще хуже, - возражал отец, - если приручите животное и сами приру… выкните! - начал нелепые оговорки Владимир Петрович.
Было видно, что он сильно волнуется.
- Мы узнаем у всех! – подключился Олег.
- А ты знаешь, что мы сами в этом доме гости, и не нам решать: жить здесь коту или нет!
Однако чувствовалось, что среди аргументов этот у Владимира Петровича уже последний.
- Ну, хорошо, - неожиданно резко повернул тему разговора отец, обращаясь к сыну, - ты хочешь кота! А в каком произведении А.С.Пушкина ученый кот "ходит по золотой цепи и умеет рассказывать сказки"?..
- "Руслан и Людмила", - поторопилась ответить Елена Аркадьевна , - "там чудеса: там леший броди..."
- Я же не тебя спрашиваю, - разочарованно смотрел на сына Владимир Петрович, - хорошо, еще вопрос! Теперь вопрос о собаках!.. Ты же их очень любишь... В какой сказке А.С.Пушкина собака лает на злую царицу, переодевшуюся нищенкой?
Елена Аркадьевна , как первоклассница-отличница, наизусть выучившая и этот урок, счастливо заулыбалась и стала чуть слышно декламировать:
- "Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пес залаял..."! "Сказка о мертвой царевне и семи!..
- Ну, прекрати же! - уже сердился Владимир Петрович, - свой "красный диплом" в голову ему не вложишь! Его дружки-приятели эту классику давно уж прочитали: к школе готовятся, а твой сыночек ни одного названия даже не знает!.. Позор!
- Неправда, - оправдывался Олег: Петька только считает хорошо, а букв совсем не знает. А Наташка - только своё имя!
Было видно, что Владимир Петрович опять начинает распаляться, забыв о психической травме, нанесенной недавно сыну. Иногда, глядя на этих людей, кажется, что избыток сил и здоровья даны таким только для того, чтобы подрывать всё это в самих себе и, при возможности, портить настроение окружающим.
- Ладно, - решается, наконец, он, - пусть будет кот; согласен, но за лето прочитаешь все эти сказки! Хочешь сам читай, хочешь с мамой. А мне перескажешь содержание!
Помолчав некоторое время, и не замечая на лице сына никакого энтузиазма, добавил:
- Ну что, Емеля? Всё понял?.. А то мы всё любим что-то "хотеть", не прилагая к этому никаких усилий! Запомни, время "щучьих велений" закончилось; в страну пришёл рынок. Этакое современное многоголовое чудовище…
- Да ладно ребёнка-то пугать! – возразила мать.
Впрочем, глаза её были в этот момент удивительно огромны и, казалось, что она сама, и больше ребёнка, боится такого Змея-Горыныча.
- Всё! А сейчас разогреть воды и вымыть этого, - Владимир Петрович небрежно кивнул в сторону кота, - хорошенько и с мылом!
Изъяснившись вот таким образом, он куда-то ушел. А по тому, что через некоторое время раздались какие-то непрофессиональные стуки молотка о какую-то «железку», Елена Аркадьевна поняла: муж в «мастерской отца». И, хотя доносившийся до её ушей лязг и скрежет были нестерпимы, Елена Аркадьевна казалась весьма довольной, жалея лишь о том, что всё это не слышит ее отец, чтобы в положительную сторону изменить свое отношение к деловым качествам зятя.
Счастливая, невнятно напевая слова на какой-то весёленький мотив своего детства, она сначала поставила на плиту большую кастрюлю с водой, а затем пошла в кладовку, чтобы принести оттуда старую пластмассовую ванночку, в которой купала еще годовалого Олега.
Приготовления почти завершились, когда Елена Аркадьевна заметила соседку, копавшуюся на грядке, сразу за забором. Поспешила поинтересоваться, не известен ли ей кот определенной масти и указала в сторону сына, державшего того на руках.
Соседка, тетя Ксения, начала разговор с того, что у неё есть кошка, и что эту кошку зову Сильвой. Затем вплотную подошла к забору и внимательно, даже прищурившись, посмотрела на кота.
Эти секунды показались Олегу вечностью. Он никак не хотел этого чудесного кота. Хотя, впрочем, было ясно, что тот пышет таким здоровьем и настолько ухожен, что у него могли быть только заботливые хозяева.
- …Нет!.. Даже не представляю, чей это может быть!.. Наверно, кто-то из дачников привез с собой! Не местная порода!
В это время к тете Ксении подбежала собака со своим уже взрослым щенком, который весело вилял хвостом. Журка залаяла, демонстрируя хозяйке свое сторожевое рвение. Тут же залаял и щенок. Решительно отогнав собак, тетя Ксения поинтересовалась:
- А вам рассказывали, какой у нас тут пожар-то случился? Вот уж страх, так страх!
Женщина в ужасе округлила глаза, словно всепожирающее пламя лишь только сейчас и начало набирать свою силу, а одним из своих языков коснулось пряди ее волос. То, что Елена Аркадьевна с сыном уже слышали в изложении Таисии Георгиевны, было предложено с иными мелкими подробностями.
- А тут, смотрите, вон, рукой подать и до вашего и моего! - с неподдельной тревогой в голосе продолжала говорить тётя Ксения.
А чтоб это звучало убедительней, отступив шаг назад, протянула в сторону своей соседки правую руку.
Минут через пять Елена Аркадьевна все же попросила извинить её за то, что она прерывает изложение этой увлекательной местной саги, сославшись на то, что у неё включена электроплита, и она не хотела бы устроить в посёлке новый пожар.
Принимая это как вполне достойное оправдание, чтобы прервать интересную беседу, тётя Ксения часто-часто замахала Елене Аркадьевне кистями рук, словно призывая её не мешкать и поторопиться.
- Да-а-а, - послышалось сразу, как только Елена Аркадьевна повернулась к соседке спиной, - здоровье-то как Таисии Георгиевны?
Пришлось ответить.
- Три дня, что-то не вижу её! Если не больше!..
Пришлось коснуться и этой темы. Соседка еще долго говорила о том, что и ей следовало бы съездить в сельсовет и поинтересоваться, «какие там документы следует собрать», чтобы оформить новый паспорт.
Наконец разошлись. Елена Аркадьевна побежала взглянуть на плиту, а Олег радовался, и было у него такое настроение, словно кот живёт в их доме уже вечность. Мальчик был уверен, что теперь никто не сможет отнять у него это чудо.
А вскоре Елена Аркадьевна с сыном принялись за дело. Удивительным казалось то, что кот совершенно не боялся воды. Однако, как только мыльная пена случайно попала коту в глаза, тот решительно запротестовал и стал царапаться. Казалось, он тщательно оберегал свои глаза, поскольку это являлось самым ценным в его жизни. Кот крутил головой, закидывал ее назад и хмурился, словно предупреждая, что новых небрежностей в отношении своей важной персоны он не потерпит.
Чтобы успокоить кота и опасаясь новых ран на руках, Елена Аркадьевна взяла этот сырой комок шерсти в руки и приподняла его над ванночкой, давая возможность Олегу вылить на спину животного последний ковш теплой воды. Затем она сняла с крючка заранее приготовленную чистую тряпицу и завернула в нее купальщика. Из махрового мотка старого полотенца едва виднелась забавная рожица. Елена Аркадьевна не удержалась и провела коту по ещё мокрому носу указательным пальцем:
- Мур Му-у-урыч! - ласково и нежно запела она.
- Д-д-р-р-рух-х-х! Д-д-р-р-рух-х-х! – странно замурлыкал в ответ кот.
- Друг! Друг, - обрадовался Олег, - он хочет дружить с нами!
- Д-д-р-рух-х-х! Д-д-р-рух-х-х! - жмурились агаты кошачьих глаз из-под свисающего края полотенца.
- Дружок! - окончательно решил Олег.
- Что ж это ты коту даёшь собачье имя?.. Он может и обидеться!
На эти последние слова Мур Мурыч отреагировал проникновенно-благодарным взглядом в сторону Елены Аркадьевны, - этой умной женщины и доброй матери, научающей своего несмышлёныша правильно выбирать слова, когда дело касается самого главного:
- Как говорится, "псу псиное, а коту… кот… ин… ое!"... Впрочем, наверно, лучше так: если коту, то – кот… ов… ское!.. Опять не то! Даже как будто ещё хуже!.. Ну что это за язык! Никакой математической точности! А,.. вот так ещё можно: "коту - котофеево". Нет, опять ужасно. Если «котофеево», то, получается, - кому? «Котофею", а не коту! Удивительные эти люди! По-моему у них все силы уходят только на то, чтобы объяснить, что есть объект №1, что есть объект №2 и т.д. Какой же дурацкий и беспомощный язык! Тогда, действительно, понятно, почему они и через четыре тысячи лет так мало продвинулись в развитии своей цивилизации.
От всех этих языковых изысканий, а также того, что сам он стал немного согреваться, пусть и в сырой, но уже теплой тряпице на руках столь доброй женщины, кота стало клонить ко сну. Единственное, что умеют люди делать хорошо, рассуждал Мур-Мырыч, так это гладить котов.
- Но, главное сейчас, чтоб этот "вертлявый дружок" не взял меня себе на руки и не стал тискать, - подумал кот.
Действительно, кота не следовало разгуливать. Ведь он мог и разозлиться. Коту очень хотелось спать.
Но, не зная, что ждать от этого мальчишки, он взглянув на Олега уже совсем недружелюбно, пометив для себя:
- Всё-таки надо признать. Мальчишка чрезмерно самонадеян и фамильярен! Тоже мне ещё, дружок!..

БЕСЕДА С КОТОМ БАСТ (19 июля 2002 г.)

Таисия Георгиевна и Гаврила Петрович вернулись из города еще вчера, поздно вечером. Встречать их Олег выбежал к калитке. Действительно, опасаться ему было нечего. Лестницу уже давно на прежнее место водрузил папа; цветы тоже были как будто на своём прежнем месте. А, впрочем, как на это ещё посмотрит бабушка.
Конечно, Олег не боялся того, что его побранят или даже накажут. А, если честно, был бы даже рад этому, поскольку уже и сам-то считал себя до противного неловким. А, главное, физически очень слабым. Дедушка говорил, что девчонкам такие ребятам не нравятся. Впрочем. Какая разница, нравится он девчонкам или не нравится. А вот то, что задиристым ребятам слабые не нравятся и у них всегда «чешутся руки» с ними подраться, это, конечно, учесть следовало бы. И папа об этом уже много раз предупреждал.
Поздоровавшись со всеми почти скороговоркой, Таисия Аркадьевна сразу направилась к своим «царским розам», которые у неё «этой зимой чуть не замёрзли»…
Только после этого она начала здороваться со всеми обстоятельно и говорить о подарках, которые «они привезли из города».
К тому, что уже не под террасой, а в доме живёт кот, бабушка и дедушка отнесли по-разному. Бабушка – с доверчивой улыбкой, а дедушка – как будто равнодушно. Но, главное, не враждебно.
…Всё это было вчера.
А после этого случилось два странных события. Ночью за печкой слышалась какая-то жуткая возня. Видимо, кот ловил мышей. Но делал он это так уж громко: так шипел, так отчаянно мяукал, что дедушка, проснувшись, стал бросаться в него тапками. А уже утром сказал, что кота надо на ночь выгонять во двор: спать никому не даёт.
Но самое страшное случилось утром.
Олег ещё спал, когда сквозь сон вдруг услышал слабые стоны и причитания. Казалось, что кто-то даже плачет. Это была бабушка. Она обычно вставала рано; даже раньше дедушки. Проснулись и мама с папой.
- Падите, посмотрите, что случилось-то!..
Было видно, что папе вставать не хочется. Заметила это и мама:
- А что? – поинтересовалась она, намекая, что до завтрака ещё очень не скоро.
- Розы мои куда-то пропали!.. Ни единой!.. Так, лежит какая-то кучка то ли пепла, то ли мусора!.. – с отчаянием в голосе сообщала бабушка.
Мальчик был поражён. Но, как относиться ко всему этому толком не знал. Ведь он и сам видел вчера эти цветы. И, как же такое могло произойти?
- Нет! Не Надо меня здесь за дурочку считать! Знаю, кто это сделал, – вдруг заявила бабушка, - никакой совести нет у человека!..
Олегу показалось, что бабушка пристально смотрит на него. Он крепче закрыл глаза и приготовился услышать самое страшное.
- Больше-то и некому!.. Только этот и мог такое сделать!
- Кто, кто! – как будто забеспокоилась Елена Аркадьевна.
- Ну, кто ж? У нас в посёлке один такой человек… Колька, - сообщила всем бабушка какое-то новое имя.
При этом раздражение Таисии Аркадьевны проявлялось больше, пожалуй, не на лице, а в голосовых связках. Казалось, ей хотелось, чтобы слышали её не столько те, что здесь, с нею рядом, но прежде всего те, кто сейчас пребывал где-то за несколько домов отсюда.
- Неделя-то и прошла, - продолжала бабуля, - а он, дьявол, опять за старое!.. Наверняка Соньке букетик решил подарить!.. Кавалер чёртов! Вот, что делать?.. Честное слово, хоть собак сторожевых теперь заводи!..
Видно было, что расстроилась и Елена Аркадьевна, но, пытаясь успокоить мать, уговорить её не нервничать, обещала следующим летом привезти новый сорт голландских роз. Очень редкий.

Самым невыносимым и страшным для Олега в эти затянувшиеся часы и, особенно во время завтрака, было случайно встретиться взглядом с бабушкой. Как только та случайно или заботливо обращала на него свой взор, Олег тут же опускал, прятал свои глаза и вообще, - готов был провалиться сквозь пол террасы. И пусть там его терзает своими зубами волк, топчет копытами и таранит носорог. Пусть даже кот своими когтями расцарапает ему лицо – он не мог спокойно смотреть бабушке в её сегодняшние трагические глаза.
Странно, но именно сейчас у мальчика появилось неведомое доселе желание взять в руки какую-нибудь привезённую папой книгу, уединиться, чтобы перечитать все сказки любимого А.С.Пушкина.
И действительно, позавтракав, Олег вошёл в большую комнату, к книжной полке, на которой уже давно сиротливо стояло несколько взятых из дома томиков этого поэта. Он берёт один из них (какая разница, какой). Сейчас он пойдёт в сад, сядет, где-нибудь в тенёчке, и весь день будет только читать, только читать. И даже не пойдёт обедать, потому что (скажет он маме) ему очень нравятся эти сказки. Какой обед?.. Какие цветы?.. Всё это несерьёзно!.. Конечно, после этого все вокруг станут ходить только на цыпочках, а, встречаясь друг с другом, таинственно прикладывать палец ко рту: «Тихо, молчок, не разговаривать! Олег читает! Тогда никому и в голову не придёт вспоминать какие-то там цветы.
-Это что у тебя там, в руках?.. – удивилась мама, - Пушкин что ль?.. Да, вот это молодчина!
Елена Аркадьевна с гордостью посмотрела на мужа:
- Ну, пожалуйста! Какой молодец!.. И ведь никто не заставлял!
Затем, уже непосредственно обращаясь к сыну, добавила:
- Сейчас я бабушке помогу убрать посуду и приду к тебе! Почитаем!
Аркадий Григорьевич и Таисия Георгиевна не сказали ни слова, но счастливо улыбались.
Молчал, но не улыбался почему-то только Владимир Петрович.
- Да вот теперь вижу! Это мой сын! – услышал вдруг Олег голос отца, ступая уже на вторую ступеньку террасы.
Чтобы избежать лишних вопросов Олег действительно спешит уйти…
Пока он пойдёт сюда, к террасе, на зеленую лужайку у фасада. Основную часть дня он уже привык проводить здесь, испытывая, видимо, перед этими кирпичными опорами террасы чувство, схожее с ощущениями первобытного человека, расположившегося перед входом в каменную пещеру. Плохо одна, никто не разрешит развести под террасой костер. А впрочем, в полдень и до самого заката тут жарко и так. Палит июльское солнце.
Держа книгу в правой и поддерживая её ладонью левой руки, Олег смотрит, и как будто внимательно, на ее твёрдую обложку. Впрочем, думает он совершенно о другом. Сначала ему следует разобраться с этим странным гнетущим чувством.
И раньше, по иным поводам, бабушка тоже называла это слово "совесть".
- Интересно, - желая хотя бы чуть-чуть оправдать себя, задался вопросом Олег, - а если бы Петька толкнул меня в воду, и я бы начал тонуть.. по-настоящему. А в это самое время Колька пришёл бы рвать цветы, интересно, кого бы взрослые бросились бы спасать?
Был уверен, - не его, а цветы.
- Ради этих своих цветов они не пожалеют меня!.. Ну что ж, раз так, то почему бы, и вправду, не оставить всё, как есть: пусть будет виноват, действительно, какой-то Колька? Ведь его и из тюрьмы выпустили только для того, чтобы он забрался в чужой огород и украл бабушкины цветы!
Лёгкая сырость, веющая из-под террасы, настраивала детский ум, если не на философский лад, то, по крайней мере, на обычное сопоставление собственной жизни (уже с самого начала так неудавшейся) с той, что принадлежит существам более везучим и даже счастливым:
- Как же хорошо живется кошкам: позавтракала и дрыхни до обеда на диване. Ну, ладно, не хочешь на диване, пожалуйста, - под террасой можешь помечтать! И ни перед кем не надо отчитываться, где ты был весь день и что ты там делал!
Взгляд Олега невольно падает на узкую полоску земли сразу под основанием здания.
- Да, точно, - наконец твердо решает Олег, - главное сейчас никому ни слова: помалкивать и не признаваться; даже маме.! А виноват Колька! Ему ведь все равно!
- Нет! Главное, призна!... Главное, признаться! - услышал вдруг Олег какие-то дребезжащие низкие звуки.
Казалось, они были исторгнуты утробой неведомой океанской рыбины. Олег вспомнил, что дедушка обещал ему "грандиозную рыбалку" на Ладоге. Да, но причём тут рыбалка? Это же ведь далеко.
- Неужели показалось? А что, если это кто-то обращается к нему с террасы?
Олег приподнялся на цыпочки, чтобы проверить, нет ли кого наверху у окна. Толстые матовые стекла не давали возможности наблюдать что-то четко: очертания предметов внутри помещения казались совершенно размытыми. В любом случае, было очевидно, на террасе нет никаких передвижений.
- Не из-под террасы ли кто?.. – насторожился Олег.
С долей ужаса и вместе с тем словно опасаясь, что источник столь необычных звуков непременно и навсегда исчезнет, Олег быстро присел на корточки, наклонил голову в сторону и, прищурив глаза, чтобы в полутьме этого пространства чётче разглядеть сразу все предметы, заметил кота. Тот сидел в самой середине подпольного пространства, и это давало возможность четко рассмотреть выражение его мерцающих глаз. Да собственно обычное: букет равнодушия и снисхождения, как у всех котов и кошек... Кто здесь ещё может быть?..
- Точно показалось! - пытался убедить себя Олег, хотя волнение ещё не прошло.
Мальчик наклонил голову больше.
- Кто здесь? – непроизвольно вырвалось у Олега.
Горло издавало непривычно хриплые звуки, словно сам он чего-то испугался, и Олег вдруг подумал, что заночевать в своей будущей "охотничьей избушке" без взрослых он ни за что не смог бы.
- Это я, Кот Баст! - неожиданно услышал мальчик.
Что такое "баст", Олег не знал, но слово "кот" он определил четко, и это заставило его буквально впиться глазами в то, что, действительно, так похоже было на кота.
Было, однако, очень странно, что кот не открывал своего рта и не «шевелил губами". И всё же по тому, что было произнесено слово "кот" и по судорожно волнующейся шерсти на шее, сразу за челюстью, следовало предположить, что все эти странные звуки являются результатом скрытой вибрации, производимой каким-то механизмом внутри самого кота.
- А где же этот... Мур-Мурыч? - спросил Олег, сразу, однако, почувствовав, что его вопрос выдаёт в нём человека не очень сообразительного.
Оставаясь, тем не менее, в жутких сомнениях, он обратился уже непосредственно к коту:
- А ты что?.. По-нашему что ль знаешь?.. Ну, эта, умеешь разговаривать?
- Ваш язык один из распространенных на планете,.. на этой планете. По этой причине,.. поэтому он изначально заложен в моей базе данных!
- Ну, это и я знаю! Только база данных бывает в компьютере! Папа говорит, что когда-нибудь ее можно будет приделать к человеческой голове, а ты ведь - кот,.. животное!
- Базу данных можно инсталлировать... Установить… Вживить… всем, поэтому мы,.. поэтому у нас, на планете Мяу-1246. все: "люди", коты, и... даже собаки, говорят и понимают друг друга…
- О-о-о! с планеты Мяу?! - восхитился Олег, словно давно догадывался о её существовании, - а как ты прилетел сюда? Это же далеко!..
- Мой рассказ, боюсь, утомит тебя своей продолжительностью. А, если по существу, взял меня с собой мой хозяин, прибывший на эту "Дымную планету" вместе с двумя другими членами научной экспедиции.
- Где они? - загорелся мальчик, еще больше напрягая зрение, чтобы рассмотреть "зелененьких человечков" под террасой,- еще спят,.. не встали?
- Мне уже приходилось слышать - глухо пробубнил кот, - что вы, земляне, любите «посмеяться»... «пошутить»... «попотешиться»... «побалагурить»… «позубоскалить». Но, если у вас все вот так шутят, тогда выходит, абсолютно правы наши мудрецы, утверждая, что все вы в скором времени обречены!
- Чего особенного, - обиделся мальчик, - может, они ночью летают, а днём дрыхнут! Я же не знаю!..
- Подожди, не спеши, - попросил кот, - я введу в свою базу данных это новое слово. "Дрыхнут" - это что значит; "не летают"?
- "Дрыхнут" – значит, спят без задних ног! - пояснил Олег.
- А если без передних? Как это называется?
- Без задних и передних ног умеют дрыхнуть только коты, - пояснил мальчик и попытался вернуться к разговору о «зелёных человечках», - ну что ты мне зубы заговариваешь, я спрашиваю, где «остальные»?
- Они далеко отсюда. В самой середине этой страны.
- А тебя тогда зачем они здесь оставили? Мышей что ль ловить?
- Меня не оставляли, я сам остался! - с какой-то трагической вибрацией в голосе сообщил кот.
Заметив же вопросительное выражение на лице мальчика, продолжил:
- Подлетая к вашей планете, наш "главный" решил, что по траектории полета лучше всего спуститься в точке N, чуть южнее Озера. Садиться же в самом центре «страны снегов», куда должна проводить исследования наша экспедиция, было бессмысленным, поскольку Кот-баюн, мог подготовиться к нашему прибытию и оказать нам враждебные действия. Кроме того, необходимо было использовать какое-то время на то, чтобы адаптироваться, привыкнуть к практической речи и манере поведения местных жителей. Превращение в реальных людей и котов должно было занять у нас определенное время. Надо было присмотреться, освоить, ваш практический опыт и бытовые привычки. Понятно, что в этих условиях было предпочтительнее "раствориться в массе» и добираться до точки назначения, как вы выражаетесь, общественным транспортом. Так Мой Хозяин и решил добираться. Мы сели в обычный электропоезд, следовавший до ближайшего города. Мой Хозяин посадил меня на колени. Электричка уже тронулась, как вдруг раздался противный, просто отвратительный гудок!.. О мальчик, ты бывал когда-нибудь на чудесной планете Мяу-1246 ? Планете тишины и покоя? Скажи мне, как можете вы жить среди таких жутких скрежетов, лязгов, таких отвратительных шумов? Нет ничего такого, чего бы мог бояться Кот Баст, первый в свите Госпожи Баст, но в тот момент во мне произошло то, что я не могу объяснить тебе человеческими средствами коммуникации. Только спрошу тебя. Попадало ли тебе в желудок когда-либо то, что он тут же начинал отторгать прочь?..
Пожалуй, Кот был прав. Сейчас Олег мог бы припомнить случаи из своего раннего детства, когда мама кормила его противной манной кашей.
История Кота показалась мальчику правдивой.
- А потом что было? – поинтересовался он.
- Я был на грани помешательства. Только сейчас могу осознать, что же произошло дальше. Я в ужасе выскочил в окно на платформу и бросился в ближайшие заросли кустов. Я мчался по огородам и в конце концов оказался под террасой одного дома. Нет, это был другой дом. Вечером, чуть придя в себя, опомнившись, я вышел, чтобы раздобыть себе пищи. Терраса была открыта. Пахло рыбой. Я вошёл, забрался на стол, схватил с тарелки сырую рыбёшку и стал есть. В это время зашёл какой-то старик. Увидел меня и ударил меня своей клюшкой. Я, конечно, бежать. Но глуп тот, кто смеет поднять на меня руку. Моих хайтековских способностей было предостаточно, чтобы отомстить ему и устроить в огороде хороший пожар.
- А как ты теперь вернёшься к своим? Они теперь тебя не найдут?
- Нет, мой Хозяин вернётся через примерно месяц. И он даст мне знать. Ведь он должен вернуться сюда. Наш летательный аппарат находится в этих места. Спрятан надёжно.
- Не покажешь? – поинтересовался Олег.
- Да ты его сам увидишь, когда я тебя возьму с собой на свою планету.
- А зачем мне на твою планету? Я без мамы не поеду.
- Чудак, каждый мечтал бы оказаться на нашей планете. Те люди, которые там оказываются, очень даже довольны. У них есть много еды и развлечений.
- А если кто не хочет?
- Нет, если мы решили, что этот человек нам нравится, мы забираем его, и он начинает жить у нас так же, как у вас, допустим, какое-нибудь домашнее животное. Разница только в том, что мы о своих «любимцах» заботимся. Ты знаешь, сколько людей каждый раз «пропадает» на этой планете. Это жители нашей планеты забирают их на свою планету.
-А я всё равно с тобой не поеду?
- Чудак ты какой-то! Это же великая честь для тебя.
По глазам Кота было видно, что он словно припоминает какую-то новую информацию и только после этого, выполняя чью-то команду, выдаёт её.
А потом, еще на планете планете-1246 Мой Хозяин обещал, что после экспедиции на один день мы обязательно заглянем в Египет, в г. Бубастис, родине моих предков, в городе, где стоит ослепительный храм Моей Госпоже, Великой Богини Баст, моей доброй повелительницы. Там я планирую побывать на известном кошачьем кладбище и возложить на свою могилу великие жертвы.
- Да что ты мне лапшу вешаешь, - вспомнил Олег одно из любимых выражений Петьки, - совсем что ль?.. Как это, - на свою могилу, а сам тут?..
- Там я «настоящий», а тут мой двойник «ка», - объяснил Кот. После смерти меня бальзамировали, ко мне явилась моя душа «ба» и я, как самый верный и лучший в свите Госпожи Баст получил возможность отправиться в страну счастья и покоя, планету Мяу-1246.
- А зачем ты сегодня разбудил дедушку с бабушкой? – вспомнил Олег, - что ты там так громко мышей-то ловил?
- Каких мышей? О чём ты говоришь? – почти возмущался кот, - в своё время мышей мне приносили рабы! Я этих мышей только ел!
- А чего тогда шумел за печкой? – настаивал Олег.
- Да домовой не хотел мне место уступать!
Олег вспомнил, что слово «домовой» однажды произносила и бабушка и даже говорила, что он живёт за печкой. Олег проверял никакого домового. И мама сказала, что домовые это всё сказки.
- Хватит сказки рассказывать, - улыбнулся он, - домовых не бывает.
- Может, и меня, скажешь, нет? – снисходительно взглянул кот на мальчика.
- А когда они вернутся, ты мне их покажешь? – возвращался Олег к теме о «зелёных человечках».
- Если ты будешь им интересен, и они захотят тебя видеть! - загадочно пообещал
И тут Кот словно что-то вспомнил:
- А сначала попроси у бабушки прощение!
- Ты про что?..
- Про цветы!.. Розы!
- Так это не я! Это.. Колька! Он ночью... забрался к нам! Я даже проснулся!
- Малыш! Ты кому это говоришь?
- Ты же не знаешь, - запротестовал Олег, - а бабушка мне всё и рассказала!.. Колька плохой человек! Он даже!..
- Тихо, тихо, дружище! Я все знаю! Колька опасный преступник. Находясь в тюрьме, он получил через своих дружков "магический кристалл", украденный Котом-баюном с планеты Мяу-1246. С помощью этого кристалла тот превратился в кота и бежал из тюрьмы. Конечно, Колька - плохой чело... кот, но зачем же ты хочешь стать хуже его?.. Ты совершил поступок. Он твой, и ты должен за него отвечать! Привыкни отвечать за свои поступки! Тебе так будет лучше! Легче!..
- Почему это легче, - забеспокоился Олег, - ведь тогда она не будет любить меня?
- Если ты это скроешь, и будешь считать, что тебе здорово повезло, ты и в будущем станешь рассчитывать не на свои знания, силу, опыт, а только на удачу. Нельзя всю жизнь надеяться только на то, что бабушка и мама будут снисходительны к твоим проступкам. Маленькие оплошности, которыми ты привыкнешь пренебрегать, когда-то обязательно приведут тебя к преступлениям, которые способен совершать нынче только Колька!
- Олешек!!!
Олег посмотрел на широкое, в квадратиках матового стекла, окно террасы и понял, что это мама, после чего услышал шаги по деревянному полу в сторону выходных дверей.
Мама идет! - обрадовался Олег возможности поделиться с нею тайной этого невообразимого чуда.
- Только ни слова об экспедиции! В плохого кота превращу! Навсегда!
- Почему?.. - удивился Олег.
- По кочану, - продемонстрировал Кот знание редкого фразеологизма, - а то начнется: "кто это, с какой такой ми-и-иссией, предъявите ваш па-а-ачпорт, оформлена ли виза, прописка!" А больше всего не могу терпеть паникующих... землян! Тут же начнется: "Апокалипсис! .. Второе пришествие!.. Что там еще у вас?.. И знаешь, почему всем вам страшно умирать?.. Потому что вы хорошо знаете, не всем достанется место на кладбище в Бубас!..
- ...ты здесь? - услышали они.
На углу террасы уже стояла мама. На ее губах светилась добрая улыбка.
- Что тут делаешь? - обратилась она к Олегу и уже по траве лужайки не спеша направилась в его сторону.
- Ни слова, - прошипел Кот, - в паршивого кота превращу; зимой без шерсти ходить будешь!
- Елена Аркадьевна подошла к сыну. Присев, она взглянула под террасу. Увидала кота.
- Ты что, с Мур Мурычем разговариваешь... или сам с собой?.. - поинтересовалась она и, не дождавшись, ответа, продолжила, - ну ладно,.. давай книжку! Вместе почитаем Пушкина!.. Полчасика, не больше; и пойду с бабушкой обед готовить!
Олег, однако, думал иначе:
- Зачем же теперь читать Пушкина, если мне не нужна собака?..
Елена Аркадьевна взяла в руки синий томик поэта, полистала и, пытаясь голосом и мимикой передать различные характеры и настроения сказочных героев, начала читать:
Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
  Олег почти не слушает; да и слушая, не слышит, продолжая размышлять о своем.
- Значит, что получается? Если Петька или там Наташка не понравятся Мур Мурычу, их он тоже сможет превратить в кота и кошку? Вот было б здорово!.. Да, но после этого-то как раз было бы прикольно попугать их большой злой собакой!!! Чтобы по всему двору; и чтоб на дерево их!.. Выходит, собака нужна!..
"Кабы я была царица, -
Третья молвила сестрица, -
Я б для батюшки-царя
Родила богатыря".
- Нет, - отреагировал Олег, - устроить "пир на весь крещеный мир" было бы лучше!
И тут же сам себе улыбнулся, ясно представляя Наташку-повариху в царских одеждах. О чем тут говорить: царицею она смотрится настоящей... А кто это рядом? Неужели опять Петька? Да, он! В одеждах опричника и с бердышом наперевес, словно вот-вот собирается кому-то отрубить голову.
Мысли Олега рассеяны... Теперь ему вдруг видится огромное Ладожское озеро. Вместе с мамой он плывет по его пенистым волнам в смоляной бочке. В самом деле, папа часто бывает похож на царя Салтана: никак не желает понимать своего Олега-Гвидона... А иногда даже маму.
Проходит пять-семь минут. И, не осознавая, делает ли он это из-за того, что ему действительно скоро понадобится собака, или так уж хорошо, выразительно читает мама, Олег начинает внимательно слушать. Впрочем, почем знать. Может, еще и потому, что сам Александр Сергеевич Пушкин так замечательно и здорово всё это написал?.. Про него, Олега,.. Петьку-коршуна и Наташку, прекрасную царевну Лебедь.
Кстати, а вот и лук со стрелой. Олег их мысленно держит в руках...
- Помогите, я не умею плавать! - слышит он Петькин голос.
Наташка-Лебедь подплывает, бьёт Петьку-коршуна крылом и клюёт его в самое темечко; "гибель близкую торопит".
- С таким чудесным котом я теперь всё смогу, - решает Олег.
Елена Аркадьевна «одним глазом» смотрит на сына. Ей нравится, что сын улыбается. Значит, всё понимает.