Последнее опять

Опять. Опять напился. Опять плохо, опять тоскливо. Опять проклятые, старые, больные воспоминания больной души. Никому не нужные, никому не нужные, кроме него. Больно, да, больно, болью вырождающейся из пустоты. Эти гулянки, проклятые гулянки, тянущие на дно. Но только они проклятые у него и остались. Он лежит пьяный в пустой комнате, в соседней слышны бессмысленные, громкие возгласы собратьев по выпивке. Они кричат о чем-то глупом и бессмысленном. В эту минуту он бы ненавидел их, если бы на это оставались силы. Но он просто лежит. Невмоготу снова переносить все это. А как обидно, как обидно. Он, казалось бы, мог все. Мог прыгнуть с бесконечной высоты и не разбиться, мог бы схватить зубами пулю и выплюнуть ее с улыбкой, мог бы выпить озеро и попросить еще. Но это уже не нужно, никому не нужно. И поэтому он не может. Он просто лежит и вспоминает. Кто-то наверно в это время запускает реактивные самолеты, кто-то изобретает лекарство от СПИДа. Но это уже не важно. Для него не важно. Для него существует только этот вонючий паркетный пол, на котором он лежит, этот белый потолок над ним, самый ненавистный потолок в мире, и кое-что еще. Кое-что, что он вспоминает. Все это похоже на страшный сон, затягивающий, топящий в безысходности, давящий на душу и сознание. Почему-то все вокруг блекло, цвета высохли и посерели. Черно-белый грустный фильм. Черно-белая банальная трагедия. Очередная маленькая трагедия. Но кого она интересует? Его глаза полуоткрыты, и он пытается окинуть взглядом комнату в надежде на то, что найдется вдруг что-то радостное, или интересное, или красивое, или… тянущее обратно в жизнь. Но он прекращает глупые попытки, глупые по смыслу, совершенно смешные со стороны. На уровне его мелочного, грязного мира, на уровне пола валяются другие вещи, которые можно посмотреть и если получится матюкнуться, глядя на эту грязь. Обертки от закуски, пустые бокалы от дешевого «мыльного» пива, которое они десять минут назад пили с собутыльником уже после водки, бычки от сигарет, сигаретный пепел, как сгоревшие остатки летописи его жизни, другой мусор и грязь закопченной в разврате квартире. Но он вспоминает. Он все чувствует снова и снова. Затем он блюет. Лужа вязкой тошнотно пахнущей жидкости растекается по полу. Он засыпает. Завтра он умрет. Он, непротрезвевший, будет переходить дорогу, и его собьет машина. Но он не знает этого. Он вспоминает о НЕЙ, он думает о НЕЙ…