КОКОСОВАЯ ЗИМА В НЕСУЩЕСТВУЮЩЕЙ КОММУНЕ
В наш город пришла кокосовая зима. Снег кокосовой стружкой покрыл мостовую, через день она смешается с грязью цвета какао, а мы будем сидеть в домах и смотреть в окно через слой кокосовых внутренностей, что лежит на наших подоконниках. Да, мы будем сидеть и смотреть, но ничего, ничего, кроме кокосовой белизны не увидим. Почему? Да все же логично: ведь кругом снег. Который похож на кокосовую мякоть, и ничего, абсолютно ничего в радиусе миллиарда жизней…
Кстати, наш город трудно назвать городом. Это скорее маленькая деревушка, но мы неустанно повторяем, что это наш город. Да, здесь нет высоких домов, зато есть несколько деревянных избушек; ну нет у нас метро, зато под нашей землей день и ночь без перерыва копают сильные кроты, создавая будущий город, в котором поселимся и мы после того, как этот мир рухнет. У нас нет машин, трамваев, зато есть одна-единственная железнодорожная ветка, на которую редко заходят поезда и то по ошибке, но если они все-таки ошибаются, то мы оставляем вагоны себе, а машинист не противится этому. Он отцепляет локомотив и исчезает в туманной дали, не жалея, что утратил хвост из десятков вагонов. Возможно, он вернется и заберет их. Так думает машинист, но мы то знаем, что он вернется, и не возможно, а точно.Еще до того, как мир рухнет и всей землей станут править кроты. А в жизни нашей деревушки ничего не изменится. По-прежнему будет сыпать кокосовый снег, который на следующий день превратится в какао. Вы спросите, почему он станет темнее? Да, у нас нет грязных автомобильных шин, но у нас есть ноги, которые ходят очень много и везде, и мы очень редко ходим поодиночке. Мы очень редко спим поодиночке. Танцуем и поем. Долгими зимними вечерами, когда таблетка луна беззвучно растворяется в черном кофеиновом небе, а снег проклятым кокаином лезет в нос и за непрочный шарф, каждый из нас молится своему собственному богу и ничего не просит. Потому что у каждого из нас есть все, и это все заключается в желании. В желании не хотеть НИЧЕГО. Нет, мы не буддисты- буддисты хотят ощутить рай на земле, мы и не христиане, которые верят в призрачный рай, но никогда туда не попадут, досрочно сгорев в земных страданиях; к растаманам нас тоже отнести нельзя, хотя бы потому, что наши диски не украшены портретами бога с дредами. Да, когда-то мы штурмовали ледяной город на замерзшем заливе, отыскивали заброшенное кладбище и среди покрытых забвением крестов находили ЕГО, жгли желтые свечи и рвали феньки на руках, украшая ими вечно живые цветы и потухшую ель. А может, и не ель. А может, и не рвали. Мы прошли свой катарсис по земным меркам слишком быстро, и по идее бог должен был разозлиться, но он не сделал этого. Он лишь сочувственно сомкнул веки и, освободив нас от бессмысленной молитвы спасения, отпустил.
С тех пор мы здесь. А он остался ТАМ, один, как всегда, изредка сходя на землю в виде очередного вашего кумира. И с трудом доживая до 30, страшно обессиленный, он возвращается обратно, чтобы однажды снова спуститься на землю, заменив крылья и нимб на гитару или перо. Однажды он забрел и к нам. В ту кокаиновую зиму железную дорогу занесло, и он долго стоял в огромном сугробе, слизывая сладкие снежинки, с посиневших губ. А мы, как всегда, заряжали банки от пива рисом, делали что-то наподобие музыки, ели фисташки и любили друг друга. Без разбору, жестко, безумно долго и в тоже время преданно, нежно и так недолговечно.
И тогда он понял, что на земле не может так быть. Люди не могут ощутить рая, если они не буддисты, не христиане, не кришнаиты и не растаманы. Он ушел, с трудом очистив замерзшие и слипшиеся от кокаинового снега крылья. Но не забыл о нас. Он ушел, чтобы вернуться в следующую кокосовую зиму и разобрать нашу единственную железнодорожную ветку по рельсам и шпалам. И вот мы сидим и ждем его, ощущая нереальную легкость мыслей, которых в общем-то и нет, слабый холодок от замерзшего стекла и нескончаемый пульс земли, под которой не дремлют кроты. Вокруг тишина, только кто-то из нас шепотом читает его сонеты, словно мантры. Да, те, которые он написал в каком-то там веке, не зная, что через сотни лет земные апостолы-самозванцы попытаются присвоить его искусство и объявить его самого выдумкой. Все, что он изрекает—закон, но правдой мы считаем лишь одну фразу:"Жизнь—это повесть, которую пересказал дурак, в ней много слов и страсти, нет лишь смысла." Если вы нашли в чем-то смысл и безумно счастливы от этого, знайте: ваш смысл заключается в мыльном пузыре, а ваше счастье покоится в баночке с мыльной пеной.
…В наш город пришла кокосовая зима. Тихо похрустывает снежная стружка, и мы уже не ждем его, потому что ждать того, кто давно пришел , невозможно. Вечерами каждый из нас беседует с ним, незаметно закрыв ставни своей души. Это выглядит, как храм с одним человеком, только в данном случае храм—это душа, а единственный человек—это бог. И больше никого. Не существует.
… а может, и нас тоже НЕ СУЩЕСТВУЕТ?