От ограды муниципального кладбища для бедных слышался плач. Кто-то плакал – безутешно, горестно, как могут плакать только дети. Всадник повернул коня, тот беззвучно пошел туда, откуда доносился этот плач. Конь скользил по снегу призрачной тенью, не оставляя следов на нем. Всадник сидел в седле неподвижно, вглядываясь незрячим взглядом в снежную мглу. У ограды сидел съежившись от холода, городской дурачок и горько плакал, размазывая по лицу, ветхим рукавом слезы.
Это был безобидный городской дурачок. Горожане относились к нему с снисходительной жалостью, подкармливали несчастного. Дети же любили и часто принимали в свои игры. Сумасшедший Бен был безобиднейшим существом на свете, несмотря на свою силу. Он уже тридцать лет, как пребывал в состоянии детства. Таким его родила мать, таким оставался все годы своей жизни. Мать он обожал, она была для него защитой, кормилицей, источником любви. Когда его обижали мальчишки – Бен бежал к ней и плакал уткнувшись лицом в ее руки. Мать утешала, гладила по голове, ероша непослушные вихры.
Даже когда Бен вырос, превратился во взрослого парня, она продолжала оставаться для него спасением, защитой от жестокого мира. Только возле матери он чувствовал себя защищенным. И только с ней Бен не ощущал своей ущербности. Ее взгляд всегда искрился любовью,а руки дарили ласку и тепло. И обязательно, каждый год под рождество, она брала сына за руку, вела на городскую площадь, где устанавливали рождественскую елку – смотреть, как украшают лесную красавицу. Вечером же после скудного ужина, Бен получал кусочек пирога, припасенный матерью для него.
На следующий день он бежал вместе с соседскими детьми на площадь, смотреть как там веселится народ. Как разодетые дети городских богачей катаются на катке, под присмотром гувернеров и гувернанток. Потом обязательно кто-нибудь из горожан, угощал их конфетами… А позже приходила мать и уводила за руку домой, где несколько еловых лап украшали окно. В каморке пахло хвойным ароматом. Мать зажигала разноцветные огарки свечей и накормив горячим супом рассказывала сказки, а он сидел у ее ног, положив голову ей на колени, слушал. Мать была для него миром, в котором было тепло, уютно. Но однажды ранней весной она заболела и больше не поднялась. Болезнь сожгла женщину в считанные дни. Соседи, квартальные нищие и побирушки, да пара городских стражников отнесли ее на кладбище для бедных.
Бена пришлось отцеплять от матери силой и держать, пока несли, пока хоронили…. Домой Бен не вернулся. Он остался жить там, на кладбище. Теперь парень ночевал на кладбищенских плитах, кормился тем, что дадут жалостливые горожане или дети, с которыми иногда играл. Вот только все реже и реже дети брали его теперь в свои игры. Больше не было мамы, которая обстирывала и обшивала Бена. Мамы, которая по вечерам мыла его как маленького. Грязный, в нестиранных обносках, Бен бродил по городу с вечной полуулыбкой на лице, но в глазах его была печаль. Бена больше никто не любил. Никто не рассказывал ему сказок, не расчесывал его непослушные вихры… Некому было теперь обнять и приласкать сироту. Некому было защитить от обидчиков…. Он стал никому не нужен. А по ночам теперь часто в тишине городского кладбища раздавался тихий обиженный плач большого ребенка.
Рождественские морозы ударили внезапно. В канун Рождества был сильный снегопад. На площади опять устанавливали елку. Бен пошел туда, помня, как мать водила его с собой смотреть, как наряжали пахнущее хвоей дерево. Матери всегда удавалось выпросить у стражников для сына, какую-нибудь безделушку с елки. Но в этот раз за тем как наряжают городскую елку, наблюдал новый бургомистр. Город ожидал высоких гостей. Стражники строго следили, чтобы никто не обеспокоил бургомистра и городских старшин. Появление безобидного дурачка их не обрадовало, но Бен ничего не замечал. Мать всегда приводила его посмотреть на это зрелище и он обязательно получал свой подарок! Дяди всегда разрешали ему посмотреть на елку и игрушки. Дяди дарили ему всегда какую-нибудь игрушку! Бен шел через площадь, не замечая грозных взглядов стражи. Елка ждала его и он шел к ней, а мама незримо шла рядом, держа сына за руку. Бургомистр заметил ободранца, нахмурился. Он недовольно и брезгливо махнул рукой стражникам…
Бен не понимал, почему его выталкивают с площади. Он не понимал, почему эти дяди сердятся… Ведь он всегда приходил с мамой и сейчас она снова была тут. Почему эти дяди его толкают?! Разве они не видят маму?! Великовозрастный ребенок упрямо пытался прорваться к елке, обиженно голосил... Удар палкой обрушился внезапно… Затем еще… Его били не сильно… так чтобы вразумить, чтобы показать бургомистру свое усердие. Но много ли надо ребенку? Даже если ему тридцать лет…
С плачем, размазывая по чумазому лицу слезы, бежал Бен через город. Впервые мать не смогла его защитить!!! Она вдруг исчезла, растаяла – когда стражник обрушил на него свою палку. И впервые, Бен по настоящему почувствовал что мама ушла давно… Он бежал через город к кладбищу, туда где теперь она спала. Но впервые не вошел, не пошел к той плите, возле которой проводил ночи. Весь вечер он сидел у ограды и плакал. Рождественский мороз становился все сильнее. Вдалеке в домах светились огоньки и дети весело плясали возле наряженных елок. Взрослые раздавали им конфеты и ломти вкусного пирога. Бен вдруг попросил Бога. Он просил взять его туда, где мама ждет своего маленького Бена, где она приготовила ему большой кусок праздничного пирога… Но никто не отвечал ему и Бену стало очень горько. Он сидел, съежившись, на скрипучем снегу и обиженно плакал….
Чья-то рука легла на плечо… сильные руки обняв подхватили его. Кто-то усадил сироту на колени и склонился над ним. Две искорки из-под капюшона, как два лучика далеких звезд сверкнули Бену в глаза…
Мама!!! Это была мать. Она ласково смотрела на своего маленького Бена, а ее глаза светились любовью. Ее руки обнимали Бена и тепло приятно разливалось по всему телу, отогревая его. Мама снова была с ним и весь мир вновь был безопасным, уютным. Бен снова был маленьким, таким, когда мать брала его на руки и носила, прижимая к себе. Он подтянул колени, свернулся в клубок…. Мать тихо запела его любимую песенку, которою всегда пела ему по ночам… Бен зажмурился и стал слушать… Голос матери становился все громче… в него вплетались далекие перезвоны бубенцов… весеннее журчание ручья… пересвист птиц… и упала тишина.
Очень высокая фигура в черном, с капюшоном на голове, сидела под оградой муниципального кладбища для бедноты. Руки обнимали тело, свернувшееся в клубок на коленях, укачивая вечно маленького Бена. Огромный черный жеребец неподвижно застыл рядом, словно мглистый призрак.
Утром, ранние прохожие наткнулись у ограды на закоченевшее, скрюченное тело. На лице городского дурачка застыла счастливая улыбка ребенка.
Таги-Стрингер