Я научу тебя, что говорить

 МеЛ
Семья Лоренсов была известна в Лос-Анджелесе.
Глава семьи – Артур Лоренс был весьма преуспевающим бизнесменом. Но судьба отвела часть его жизни под более важное и нужное для соотечественников занятие, чем руководство химическим концерном, травившим землю, воздух и воду «ароматизированными» отходами. Двенадцать лет активной жизни Артур отдал не войне с защитниками природы, политике. Был мэром родного города, избирался дважды губернатором штата. В пятьдесят четыре года он был избран сенатором от трех штатов. Это был симпатичный политик, который беспроигрышно заканчивал все телевизионные дебаты; он считался ответственным администратором, то есть умел ловко оправдаться перед избирателями, если обещанное им и не могло быть выполненным, и вообще, он был крепким, основательным человеком. Семьянин, которому всегда хватало заботы супруги и отеческого общения с сыном. Состояние семьи оценивалось в миллиарды, но Артур, в отличие от своего предка, никогда не считался в народе скупым, «гребущим» хозяином. Кто-то иронизировал по поводу его бесплатных библиотек, детских кухонь и родильных домов, но эти кто-то тут же и замолкали, когда сенатор кидал им с высокой трибуны: «А вы сами-то пробовали содержать бесплатный роддом?».
В общем, нестандартно успешным и приятным был этот человек - Артур Лоренс. Но у жизни «на виду» есть свои недостатки: она плодит зависть и губит здоровье. Активная жизнь, жизнь - акцент, жизнь на пике, жизнь под прицелом – всё это ослабило здоровье «крепкого орешка» – Артура Лоренса. После перенесенного инфаркта, а чуть позже инсульта, Артур вынужден был оставить все дела. По началу оставить их совсем. Домом стала править «белорукая Лиза». Химическим концерном стал управлять его «красавчик» сын – молодой человек, только окончивший университет. О делах в политике Артур только «вздыхал».
Дела семейные и бизнес пошли со скрипом. Однако, на зависть оппонентов, Артур поправился скоро. То есть, снова встав на ноги, снова начав разумно мыслить и четко говорить, в свои шестьдесят пять Артур буквально «обновился»:…стал активным членом совета директоров «Лоренс Компани», в политике глава семьи и дома Лоренсов сумел в труднейшей борьбе с молодыми политиками отвоевать кресло консультанта при своем приемнике - губернаторе штата Калифорния. Артур был серьезным, любящим жизнь и себя человеком. Не картинным «крепким орешком», человеком с огромным потенциалом, примером многим. Это был живой пример, продолжающий «грести» по-прежнему у всех на виду. Однако его воля, тяга к новому, к источникам силы и жизни, прежде всего, была светочем и, увы, проблемой для его подрастающего сына.
Лоренс младший (кстати сказать, ненавидевший эту приставку к своей фамилии), рос упрямым, капризным молчуном, имеющим своё собственное мнение, чаще юношески максималистское, под час ошибочное, всего лишь в пику отцу, расходившееся с мнением большинства. Всю жизнь проведя в тени славы отца, юноша страдал болезненным самолюбием, а более - честолюбием и жаждой большей славы. Не обладая талантами от природы, более того, страдая медлительностью, а проще - ленью – потомственной чертой предков по линии матери, имея необычайную внешнюю привлекательность, что тоже, как правило, мешает сделать правильный выбор и твердо стоять мужчине на собственных ногах, Тед был хорош в ином: он всеми силами сражался …сам с собой. Выбивая в себе «отцовское», избавляясь от балластов, навязанных генами, он трудился над собой, чтобы …обойти отца. Борьба эта была не приходящей, не импульсной, ежедневной и не идущей на компромиссы. Он тянулся к уровню славы отца, ломая собственный, в принципе покладистый характер с настойчивостью и упорством тяжелоатлета, берущего не свой вес. В детстве он неплохо играл на гитаре, его перебор отличался нежностью и мелодичностью, скорее напоминающей скандинавские баллады, чем отечественное кантри. Начав соперничество (в хорошем смысле этого слова) с отцом, он оставил игры, принялся за скульптуру. Навыков - никаких, только желание. Он не лепил из мягкой глины, хотя изделия даже из кусочка мякиша, сделанные им, выглядели мило. Тед «рубил». Топор и нож, стамеска и долото – вот его инструменты для воплощения собственного видения отношений и чувств. И всё же замедленность в решениях и воплощениях, некий молчаливый тормоз – размышление жил в нём. Его любимым материалом была карельская береза. Редкостный материал. Как человек, прекрасно осознающий, что зарабатывает на том, что губит природные раритеты, Тед …грустил, расщепляя «красавицу» беспощадным металлом. Потому и работы его всегда получались грустными, трогающими за душу. И ещё …они не отличались многочисленностью. Артур, ошибочно посчитав, что сын – уже готовый скульптор, удивлялся, что тяга Теда к художествам не перерастает ни в страсть, ни в ежедневный труд. «Ты несколько ленив» - говорил он семнадцатилетнему сыну, а тот, выслушав оценку, отвечал …про себя: «И что плохого?! Зато кривые березки стоят».
Время шло, юноша креп здоровьем, нуждался в разнообразном общении. Появились настоящие друзья, даже первая настоящая любовь. Всё это было одним словцом отца отставлено в сторону: «Ты растешь дебилом. Таких итак полно, Тед. Без тебя хватает, дебилов, сын». Блестящая защита Лоренсом младшим степени магистра, (а ведь он едва-едва тянул первые семестры учебы в университете) доказала прежде всего самому Теду, что отец ошибается: «И в дебилах ты ничего не понимаешь, папа, …ни хрена». А когда «домашний» сенатор, узнав о том, что сын «пробует» иной вариант секса, несколько презрительно заметил: «Тед, тебя видели в компании каких-то размалеванных парней. Надеюсь, ты не удивишь нас с матерью сменой «ориентации», - сын, жестко щурясь, обозвал (опять же про себя) отца «старым индюком». И в пику «индюку» - отцу он завязал знакомство по объявлению …с геем боксером.
Кстати сказать, тренажеры скоро исчезали из дома Лоренсов, Тед их раздарил, а вот дружба с Боксером оказалась долгой. Именно этот человек добавил упрямства в кровь Лоренса младшего. После знакомства с ним Тед обрел хороших приятелей…из состава молодых преподавателей университета. Он играл с ними трижды в неделю в волейбол, (предпочитая эти встречи посещениям элитного бизнес-клуба, рекомендованного ему отцом сенатором).
В общем, конфронтации с отцом явной как бы и не было вовсе, Тед, сопротивлялся, но шел им проторенной дорогой. Однако Элиза начинала чувствовать, что сын, ломая себя, свою суть, губит здоровье, психику и в нём начинает копиться даже не протест, а ненависть к успешному любимцу народа – к собственному отцу. И она, и Артур, (уже даже и знакомые семьи) стали слышать настораживающие нотки ревности в словах младшенького: «Популярность обоюдоостра, отец когда-нибудь обрежется о собственный лозунг»; или «Любовь людей изменчива со временем и чаще всего переходит в подозрительность и открытую неприязнь, увидите, в след полетят не только окрики и плевки». Или ещё: «Концерн успешен, пока его терпит природа и люди, а это не вечно, как всё «дензначное».
Элиза боялась признаков паранойи в сыне, она говорила ему: «Ты итак лучше, потому что ты - будущее своего отца», на что тот отвечал: «Наплевать мне на его будущее! Вообще на будущее! Я сейчас жить хочу, как, …как человек». Под понятием «человек» Тед понимал только своего отца. Он не желал кумиров вообще, а отец – тот был солнечным зайчиком, направленным ему в лицо. Его успешность для сына, которому всё давалось трудами, колола серость в глазах последнего.
И вот время пришло. Тед будто притянул его своим молчаливым упорством.
В двадцать семь лет он стал главой огромного предприятия. Тед чуть не сломился под грузом навалившихся проблем. Вначале, (чего мало кто ожидал от молчуна) были и громкие хлопанья дверью, и даже истерия со стуком по столу кулаком. И ряд недоброжелателей, коим было отказано в близкой дружбе по случаю тесной работы, вдруг появился и рос, портя репутацию молодого босса. Ответственность, желание продвинуть лишь собственные идеи – всё это привело к душевному не равновесию. И снова Тед младший взялся за «железо». Снова он стал бороться с ленью и «нежностью» в себе. Он хотел иного пути. Искал иной, отличный от отца метод руководства. Он терял время, прибыль, но не отступал, искал его, этот свой шаг. Теряя старые, проверенные временем кадры, он заводил новых помощников в пути, «подозрительных» отцу, он оставался упрям и в этом выборе. Тед будто боялся, что, уступив отцу или снисходительности в себе только раз, потеряет своё «лицо». И всё же ему хватило разума понять, что «великая легкость», в отметании проблем, в которой он когда-то подозревал отца это дается только «великими трудами» и «кровавыми» потерями. Поседев, посуровев лицом, подурнев характером от жесткости, став большим молчуном и упрямцем, чем был, он шесть лет выгребал из потерь, не давая и шанса кому-то назвать себя «не тем Лоренсом». Лишь стены слышали его тяжелые вздохи. Лишь в своём, укромном углу, глядя на свою тень на стене, Тед отвечал себе, молча сглатывая слезы обиды: «Другого варианта нет. Я не рожден Великим Леонардо», приходится быть…Лоренсом».
Разумеется, мать первой замечала изменения в сыне. За годы, пока поправлялся Артур, Тед возмужал физически. Прошло всего шесть лет, и пропала из его внешности, голоса и жестов «нарцисоподобность». Он изменился даже в привычках, а те, в свою очередь, наростами легли на изломы в его собственном характере. Что было «не его», то будто срослось с его собственной сутью. Элиза вздыхала: «В добрых сказках урод-злодей после поцелуя прекрасной девы превращался в милого принца. Тед, у тебя всё наоборот: ты кем-то или чем-то очарован. Твоё скрылось под толщей чужего». Лоренс, ласково улыбаясь матери, кивал головой, молча отвечая ей: «Ага, мульти - монстр. Бойся меня теперь. У!!!» Для превращения младшенького в мурого, коварного промышленника, дельца, ловко научившегося аргументировать перед теми, кто пытался его – Лоренса - тыкать в результаты глумления над землей и жизнью на ней, нужен был не поцелуй, аромат славы. Вдыхая наэлектризованностью залов, где раздавались овации его отцу, впитывая прелесть дифирамбов, раздававшихся с высоких трибун, Тед – таки вжился в целостность образа «Лоренс». Бренд «ЛК» («Лоренс Компани») первым бросался в глаза уже не только в Штатах. После четырех лет падения прибыли химический концерн был превращен Тедом Лоренсом в компанию с мировым именем, где ответственность за природу ловко делилась и дробилась далее, а общая прибыль росла, интегрируясь от схватки крутых от бизнеса молодцов, жаждущих жить, «как человек». В отличие от отца, он испытывал не стыд, гордость, принимая бой с «противниками» его дела. «Вы ответите за исчезновение рыбы в наших реках, Лоренс! Вы виновны в том, что наши жены начали рожать близнецов, не доживающих до пяти лет!» - метали камни те, кто боролся за исчезновение «губительной химии» из их жизни. Улыбаясь известной лоренсовской улыбкой – широкой, космической Тед, не повышая голоса, парировал: «Ваши дома стоят на моей земле, господа. Кругом полно земли, я не возражаю, идите и живите в другом месте. Не желаете работать на моих заводах, выпускающих для вас бытовую химию, так работайте у другого промышленника, выпускающего для вас ту же химию, только обёрнутую в иную упаковку. Рыбки захотели? А кто же против? Вон, в озерах у самых ворот моих заводов полно рыбы. Рыбачьте. Можете её есть. На здоровье, я не возражаю. …Есть ещё вопросы …лично ко мне?» То есть, заметно отличалась речь сына от тона отца. Тот разговаривал с людьми, работавшими на него, с преувеличенным уважением. Хамства в словах Теда не было, но ноток издевательства над «радетелями» он не пытался скрывать. Он даже глядел на людей так, будто произносил им в лицо: «Ни у вас, ни у нас выхода нет. Как я терплю наше партнерство, так и вам меня придется потерпеть».
Когда Артур принимался учить его «как и что» нужно говорить в таких ситуациях, Тед отвечал, прекращая разговор: «Мне некогда лицемерить, папа. Я строю очистные сооружения, ищу новый тип рыб и разрабатываю новые моющие средства для тех, кто слишком щепетилен в части чистоты».
За шесть лет слава «Великого Артура» перестала быть перегородкой между отцом и сыном. Это было наиболее важным в жизни мужчин, живущих под одной фамилией и крышей. Сыну исполнилось тридцать три, и отец, …наконец, сказал, что нашел в нём «собственные черты». Кстати, и это выражение не передернуло настроения сына. Тед, улыбнувшись, молча кивнул, согласился, что он … «чем-то напоминает крутого Арчи». Но на откровенный вопрос отца: «А что было бы, если бы я до ста лет не освободил тебе дорогу, ты бы кинул меня, сын?», - Тед ответил так же откровенно: «Скинул». Стариком почувствовал себя Артур, услышав такое. Но гордость, что «будущее» свершилось, не дала ему права придраться к слову единственного сына. Лоренсы, разделив интересы, поладили. Артур не теснил сына в делах «Лоренс Компани», тот - продолжал не интересоваться политикой, считая, что «Лоренсы уже отдали ей сполна».
Семья жила в просторном двухэтажном доме в тихом поместье, расположенном в живописном прибрежном районе на северо-западе Лос-Анджелеса. Тед имел собственное жилье. Небольшой дом в Сан-Франциско и виллу в Пасадене с маленьким участком пляжа. Но инсульта, случившегося с отцом, по просьбе матери Тед распродал «лишнее» и вернулся в родной дом. Однако на оставленную за собой виллу в Пасадене заглядывал часто, устраивал шумные, многодневные приятельские пирушки или напротив, тихие вечера уединения со сменяемыми подружками. Впрочем, последние - «вечеринки» - были настолько «тихи», что даже назойливая пресса чаще всего о них не знала. Было только известно, что «красавчик Тедди» всё же не «заголубел» от собственной обворожительной харизмы. Однако отмечалось, что в подружках «маленького» были только опытные и только «возрастные» стервы.
Мало кто подозревал Теда в неискренности. И только мать его чувствовала, что «возрастные дамы» - это не то, что требовалось сердцу её сына. И ещё она надеялась, что молодые люди, окружавшие её мальчика и чем-то напоминавшие и ей «юношу Тедди» – это всего лишь дань свежему веянию в политике их общества. Что это всего лишь те, кто, так или иначе, помогает её сыну идти нелегким путем жизни. Только Элиза и понимала, что сердце сына, даже заветренное обстоятельствами, бьется в том же «ровном» ритме. «Он нежен, нежен, как раньше, только теперь «молчит» ещё и в чувствах». Слыша такое, Тед качал головой, отвечая матери - «нет». Элиза Лоренс, считал Тед, ошибалась в последнем, Уж кого он любил, тот был откровенно обожаем им, то есть даже подлость и предательство прощались им, как шалость. Без шума знакомства, без помпезности отношения, без угроз расставания. Он умел любить прощая. А кого ненавидел, тому он был хорошо скрытным врагом. Никогда у Теда Лоренса (в отличие от его отца), не было откровенных врагов. Но чтоб сделать последних более терпимыми, опять же в отличие от отца, младший мог пойти на откровенную лесть и коварное примирение. Именно потому у Артура была лишь парочка неприятелей, у Теда – тысячи, но Артур всегда мог получить пулю в спину, с его сыном можно было договориться.
Тед предпочитал отдыхать в обществе мужчин. Работа, проблемы – забывалось с ними легче. Да и интересы были общими. Женщины, …вот тех он действительно использовал в политике своей жизни. Те, понимая это, при расставании ненавидели сильно и …одновременно сильно сожалели, надеясь на возобновление внезапно прерванных отношений с ним. Получая от одной, что хотел, Лоренс тут же менял связи, отыскивая ещё большую стервозу, которая отстаивала его у предыдущей сама, «прекращая ор отставной мадам». Не было случая, чтоб выбирала его или оставляла его женщина. Лоренс младший и шанса на это не давал. Его «серый глаз» как-то упрямо выискивал таких, что при случае могут стать и нянькой, и бронёй ему. «Как ты можешь с ней спать?!» - спрашивали друзья - приятели, или выкрикивали те, кто уже не допускался им до его постели. «Ну, тут выбора нет: или один или…вот. Кстати, а ты идеален (идеальна)? Я – нет. Тогда к кому и почему претензии? …Как сплю? Как тебе и не снилось». Одна из «дамочек» публично прокляла его: «Тебя будет мучить не совесть, не боль, не старость, только женщина!» - сказала пророчица и ушла, …не прощаясь. Тед улыбнулся, ответив ей молча, про себя: «Не худший вариант отбоя».
В остальное от дел и отдыха с друзьями время молодой мужчина жил в левом крыле второго этажа дома своего отца. Он был и хотел оставаться в глазах родителей и друзей дома «правильным» сыном. Это была его политика.
Элиза Лоренс, лишенная внимания, в связи с занятостью своих мужчин, нашла себе собственное занятие - она давала лекции по литературе и искусству при Калифорнийском университете. И ничего лучшим для себя не представляла, как видеть всю семью в сборе, и не где-то на многолюдном банкете или шумном пикнике на взморье, а именно в собственном доме. Она была как раз из тех женщин, что были домоседками и не увлекались модными клубами и лихими катаниями на водных мотоциклах. Многочисленные подружки, да многочасовые телефонные разговоры – вот что скрашивало её домашний уют, пока она отдыхала от лекций и скучала без общества своих мужчин.
Большим удовольствием для всей семьи Лоренсов были гости - родные со стороны Элизы и Артура. Первые жили в Испании, и взаимные визиты были не столь частыми, лишь раз-два в год. Семья же брата Артура - Альфреда Лоренса из Нью-Йорка - были гостями частыми.
Если собирались все три семьи разом, дом Артура просто искрил развлечениями. Придумывались розыгрыши, пикники, устраивались фейерверки и приятные прогулки. Щедрость Артура сверкала в прессе. Освещались семейные экскурсии на одинокие острова, недельные туры в соседние штаты. Поехать с роднёй в Техас на гонки барсуков, на соревнования серфингистов в Мельбурн, или сгонять «толпой» в Париж, чтоб потолкаться пару часов на открытии Всемирной выставки – многое могли позволить себе Лоренсы, в отличие от прижимистых родственников.
Дети родни были значительно младше Теда, и потому ему приходилось общаться в кругу старшего поколения семьи. Лишь изредка он входил в круг кузин и кузенов, чаще, чтоб всего лишь одарить каждого подарком или поиграть в придуманные детьми конкурсы. Смущаясь, он глядел на них, замечая, как они быстро растут, шаля и веселясь так, как делал когда-то он.
Но Тед не вздыхал по юности. Никогда не считая себя чего-то упустившим в жизни, он не желал вернуться в прошлое. «Они дети, - думал он, глядя на одну из своих симпатичных кузин, - но это ненадолго».
Так текла жизнь в доме Лоренсов вплоть до того момента, когда произошло страшное событие….
 ***
Тед готовился ехать по делам в Египет, Артур в числе комиссии готовил ряд документов, представляемых губернатором в сенате. Элиза работала в библиотеке, добывая информацию для нового курса лекций. То есть, как-то так получилось, что в момент, когда была передана телеграмма из Нью-Йорка, все трое были дома.
Семья обедала, перекидывались общими фразами о текущем дне. Тед ел вяло, ему предстоял длительный перелет частным самолетом, Артур больше поглядывал на часы, как бы отбывая положенный срок обеда, а Элиза задавала свои вопросы.
Тихо вошел мажордом. - Мистер Лоренс, Вам срочная телеграмма из Нью-Йорка.
-Наверно от Альфреда, давайте. - Артур сорвал склейку бланка и открыл телеграмму.
Все остальные ждали новостей от семьи брата старшего из семейства.
И вдруг все заметили, как лицо Артура стало покрываться бледно-серым налетом отчужденности, оно заметно вытянулось и окончательно окаменело.
Элиза - тормозная натура, всё ещё улыбалась, будто ждала приглашения в гости. - Что такое Арчи?
Тед перевел взгляд на своё блюдо. Успел отметить, что обеденный сервиз стоит обновить, на этом позолота на фамильных вензелях поистерлась. Потом он поднял глаза на отца и молча стал ждать плохого.
Скулы Артура медленно заходили, он обвел взглядом, будто бы вдруг ослепших глаз. Ему трудно было разжать челюсти, он произнёс сквозь зубы: «Тед, отмени командировку. Нужно лететь в Нью-Йорк. Погиб Альфред. Все…погибли».
Элиза едва справилась с мимикой. Рот её некрасиво перекосился, она выкрикнула вороной: «Как?!» И тут же она закричала в сторону слуг: «Лекарство! Лекарство для Артура!»
Тед медленно поднялся со стула, прошел на другую сторону длинного обеденного стола. Несколько небрежно взял бумажку бланка в руку. Прочел длинный текст телеграммы.
Там сообщалось о гибели Альфреда Лоренса, его жены Франчески, двух его сыновей. Требовалось участие в жизни ещё двух «искалеченных детей» Альфреда. Поверенный в делах Лоренсов желал встречи с ближайшими родственниками покойных.
Через час частным рейсом семья Лоренсов вылетела в Нью-Йорк.
Дверцы машины с трудом были открыты в виду большого количества людей, скопившихся вокруг нее. Здесь были представители полиции, журналисты и те, кто встречал своих новых боссов - наследников известного коммерсанта - Альфреда Лоренса.
Лоренсы были буквально ослеплены фотовспышками и торопливо, озираясь по сторонам, пробирались к дверям частной клиники, при которой располагался морг, где находились тела погибших.
Всех троих ошеломила эта неожиданная и неприятная встреча, что била по нервам нездоровым интересом публики. Но то, что Лоренсам предстояло узнать и увидеть - превзошло даже самые сильные их предположения.
Газеты уже пестрили некоторыми фотографиями, и страшными черными заголовками: «Дом Лоренсов мёртв», «Убиты даже собаки», «Что станет с искалеченными оставшимися детьми? Нужны ли калеки успешному Арчи?»
Материалы начатого следствия, к которым Лоренсы были допущены лишь частично, свидетельские показания, первые встречи с изуродованными детьми и наконец тела, выданные для погребения, все это шоком обрушилось на головы прилетевших родственников в Нью-йоркскую зиму из солнечного Лос-Анджелеса.
Семья пятидесятилетнего Альфреда Лоренса в момент нападения находилась в доме. Тела двух охранников были найдены на территории поместья. Двое слуг, дворецкий, находившиеся в доме были застрелены. Франческа Лоренс была жестоко изнасилована и повешена, рядом лежало тело Альфреда Лоренса, убитого двумя выстрелами в затылок из крупнокалиберного пистолета. Двое десятилетних малышей были застрелены в детской. Двойняшки – дети от первого брака Альфреда: Марк и Оливия остались живы. Семнадцатилетнему парню передавили ноги автомобилем, изнасилованную девушку, видимо, пытавшуюся бежать, ранили, метнув нож в спину, и обоих кинули в озеро, там же в поместье. Свидетель – случайный воришка, пытавшийся наловить рыбки в том тихом озере, достал из воды ещё живых детей и вытянул на берег. Оба ребенка Альфреда Лоренса находились под усиленным присмотром врачей и полиции. Пока единственного свидетеля укрывали от известности.
Мнение полиции было единым - семья Лоренсов оказалась замешенной в это кровавое дело случаем. Альфред Лоренс, правда, был чрезвычайно скуп, но никто и не подумал считать групповое убийство результатом того, что он с кем-то не поделился деньгами или информацией. Версий было много, но для успокоения волны любопытства держались именно этой: семья стала свидетелем чьего-то невыполненного договора, что и послужило полным её уничтожением.
Лоренсы были в Нью-Йорке уже три дня.
Шумиха в прессе по поводу из ряда вон жесточайшей расправе и неизвестность виновных - совершенно выводили из себя, давя на психику Элизы, отражаясь на больном сердце Артура и раздражая своей продолжительностью Теда. Они решили, как можно скорее закончить с похоронами и уехать из Нью-Йорка.
Все ждали их отлета.
Но уедут ли они одни или всё же заберут племянника и племянницу? Это интересовало всех.
Именно это и не обсуждалось Лоренсами все пять дней, проведенных в Нью-Йорке.
 ***
Они жили там в «Маджестике», разумеется, никого к себе в президентский люкс не допуская. Гуляли по крыше, разговаривали … о погоде.
Но лица всех троих оставались непроницательно взволнованными.
После разрешенных похорон, Лоренсы просто решили съездить в клинику, где наблюдались дети Альфреда.
В машине стояла напряженная тишина. Траур на всех дополнял в атмосферу напряжения.
И вдруг Элиза разрыдалась.
Она была первой, кто не выдержал испытания терпением. -Я хочу уехать. Я хочу уехать немедленно, Артур! Разверните! Слышите, разверните машину! В аэропорт! Мы…улетаем немедленно!
Личный водитель Артура осторожно посмотрел в лицо хозяина.
Зеркальце заднего вида отразило бледность и испуг старшего Лоренса. Видимо, всё ещё витая в собственных тяжелых мыслях, Артур не совсем понял, что требовала от него супруга, он кивнул водителю и лимузин пошел на снижение скорости.
Тед осторожно взял отца за руку. – Па, ты в порядке?
Артур и сыну кивнул.
Тед обратился к водителю: «Тогда на прежний маршрут, Сэм. И скорость, прибавьте». – Потом он взял руку матери, (так и, продолжая держать отца за руку). – Мама? ...Всё нормально?
Элиза нечленораздельно бормотала: «Улетаем…разверните машину…немедленно прочь…ненавижу Нью-Йорк…аура…дикость…улетаем». – И вдруг она заметила треугольник, из сцепленных рук (Тед сидел напротив родителей). – Что? Что ты спросил, мой мальчик?
-Я говорю, что папа в порядке, ма. Давай уж заедем туда, ты же хотела…проститься.
Артур, услышав, наконец, что вопрос «С детьми или без них?» открыт, тут же заговорил: «Мы не можем так, Тед. Это теперь мои дети. Это Лоренсы. Я не имею права кинуть несчастных в беде».
Тед обдумал ответ отцу. И даже произнес его. Разумеется, про себя, молча, глядя в глаза отцу. «А я кто тебе теперь? А мать моя? Ты не имеешь права ставить под мишень нас с ней».
Артур, почувствовав возражение сына, продолжил: «Понимаю, проблемы этих детей – это тяжкий груз. Мальчик без ног, девочка искалечена. И всё же, сын, они – Лоренсы. Я готов объявить себя их опекуном».
Тед вздохнул. Посмотрел в затылок водителя. Потом отвернулся от отца. Опять же молча, и на этот привесок к совести, ответил отказом: «В Америке Лоренсов тысяча восемьсот двенадцать человек. Да, конечно, эти двое Лоренсов чуть ближе …к твоему дубу. Только обидно, милый папа, что мы с матерью, всего лишь желуди с него».
Элиза, заметив, что Тед расцепил руки, взяла обе его в свои, горячие. – Мальчик…мой. Не вини отца, он просто не знает, что будет верным выходом. Он тоже переживает за нас. За всех нас.
-Именно! За всех и этих детей - тоже! – Артур почувствовал, что высказался слишком громко. даже водитель посмотрел на него в зеркальце.
Тед бросил быстрый взгляд в сторону отца и снова отвел взгляд.
Артур снова принялся говорить об ответственности за несчастных детей. Наконец его возмутило молчание сына. – Что?! …Что? …Советуешь мне стать трусом …в шестьдесят шесть лет?
-Я советую тебе придержать мать. Приехали. Выходим.
Снова налетели репортеры. Это была туча из живых тел, одетых по-зимнему, в серое.
 Элиза зло прищурила серые глаза. Это сделало её всё ещё симпатичное лицо стервозно злым. – Ответьте, откуда они берутся? …Будто вши…
Тед вздохнул, подумав: «Откуда нам знать, откуда берутся вши, мама?»
Парнишка - сын Альфреда Лоренса был в сознании. Накануне ему сделали операцию – ампутацию ног. Марк плакал, всхлипывал и напряженно стучал кулаками по кровати: «Я хочу ноги! Разве нельзя было оставить, как есть?!»
Элиза плакала, Артур говорил слова, Тед молча оглядывал палату.
Слушать и утешать первая и второй умели, последний – не любил заниматься тем, чего не умеет. Тед вышел из палаты мальчика. Зашел в палату рядом.
Там под присмотром психиатров проходила реабилитацию юная красавица. Тихая девушка с разбитым и исцарапанным гордым лицом. Кузина Теда – Оливия.
Вернулся Лоренс младший скоро. Как-то уж слишком скоро и был несколько в возбуждении.
Чуть прислушавшись к разговору, поняв, что ничего в звучавших в палате «словах» не изменилось, он произнёс: «Отец, думаю, стоит позвонить Спайку. Пусть готовит самолет. Мама, ты не против, я провожу тебя к главврачу. Наверное, нужно будет подписать какие-то документы по детям. Па, скажи медсестрам, пусть готовят детей к перелету. Я чуть позже позвоню инспектору Кроссу».
Элиза поднялась с больничной кровати, чуть согнувшись, и настолько медленно, что была вероятность того, что она снова повалится на постель. – Ты решился взять их?!
Тед не смог отвести взгляда от глаз матери умоляющих его сказать «нет». Потому ответил коротко: «Да».
Артур сначала уставился в лицо сына, помолчал, затем, несколько засуетившись, закрутился, оглядываясь и неловко двигая руками. Наконец, он улыбнулся безногому, вынужденному ему довериться мальчишке, белому как больничная простыня. Наклонившись ниже к Марку, чтоб погладить его узкую, длинную, словно плеть руку, Артур произнёс: «Вот, вот я же говорил, мы улетаем вместе. У нас ты поправишься скорее».
Тед посмотрел на отца и тут же отвернулся к двери. Ему не хотелось, чтоб кто-то увидел отразившийся в его лице горький отзыв на слова отца: «Ноги новые …скорее вырастут».
 ***
На частном самолете, в окружении врача и медсестры близнецы были переправлены в Лос-Анджелес.
Артур Лоренс тут же провел пресс-конференцию, выступил с просьбой не беспокоить семью, выбитую из колеи нормальной жизни. Ответил на вопросы корреспондентов по поводу детей своего брата и пообещал, что через некоторое время организует ещё одну пресс-конференцию, уже по результатам нашумевшего кровавого дела. Теда даже передернуло, когда его отец, будто испытывая несказанную гордость, объявил: «Они сироты, но они - Лоренсы и мой долг опекать их».
Просьба бывшего сенатора о том, чтоб «сиротам дали спокойно поправить здоровье», была выполнена и подкреплена наличием полицейского поста на въезде к дому Лоренсов и неподалеку от клиники, в которую были помещены дети известного нью-йоркского коммерсанта.
Шли месяцы, жизнь в доме Лоренсов стала входить в свое обычное русло: мужчины приступили к работе, Элиза, по-прежнему ездила на свои лекции. Но все это были лишь внешние признаки вновь обретенного равновесия. Спокойствия в душах обитателей большого дома не было. Тема за общим столом была одна - состояние дел у Теда, принявшего на себя контроль за коммерческими предприятиями погибшего дяди и новости из клиники.
Парнишка Альфреда поправлялся заметно. С удовольствием совершал прогулки, управляя креслом, подаренным ему дядей Артуром. Однако психиатр настаивал: «…И с мальчиком я бы тоже подождал». Потому и Марка забрать в дом Лоренсы пока не решались.
И всё же, время и некоторый общечеловеческий долг – привели к тому, что Лоренсы стали ездить в клинику чуть ли не ежедневно. Навещали детей, привозя им подарки и скрашивая одиночество, а так же незнакомое, малоприятное общество психиатрической клиники.
 Тед ездил реже всех. Хотя в последнее время был свободнее родителей. Дела в его компании шли прогрессивно хорошо, и ему вовсе не нужно было ездить на заводы часто, чтобы, как говорила Элиза: «Дышать этим ужасным воздухом». В офисе, если не было необходимости в проведении серьезного совещания, ему тоже быть не обязательно. Но дел хватало. Тед даже нарочно находил их, с улыбкой отказывая в совместной поездке беспокойной Лизе. Но та упрямо настаивала, заметив однажды, что настроение Марка было совершенно иным, когда с ним общался Тед.
Но не ездить к кузену и кузине вообще Тед не мог. Как будто не имел на это права.
***
Только вот тут-то, в клинике, где обследовались больные с психическим расстройством, он и узнал, что те самые «дети»: кузены и кузины, что по-родственному отдыхали в их поместье, наблюдали за ним и имели своё и весьма интересное мнение о нём.
В этот день после встречи с приятелем, после внезапного визита в офис, после совершенно незапланированного им посещения фабрики по производству косметики, Тед попросил водителя ехать в клинику.
-Вы хотели бы заехать в магазин?
-Да, давай возьмем черешни. Много. И…я не знаю, чего-нибудь ещё. – Тед отвернулся от затылка водителя, посмотрел на спешивших к переходу людей. - Паркиенс, а чтобы хотелось вам, если вы лежали в такой клинике?
Водитель хотел бы пошутить, но не решился. Он тоже читает газеты. – Разума, сэр.
Подарок для детей был куплен.
Тед действительно считал семнадцатилетнего парнишку «дитём». Марк вдруг замолкал во время их всегдашних бесед во время гуляний по небольшой аллее на территории клиники и вдруг принимался плакать, как маленький, всхлипывая и хлюпая носом.
С девушкой – с Оливией Лоренс - было иначе. Её Тед ребенком не считал. Вернее, уже не считал.
Первая же их встреча после трагедии поразила Теда необычайно. Семнадцатилетняя родственница даже не сразу была узнана им. И не только потому, что лицо её, шея, руки и ноги, которые Тед мог видеть из-под больничной пижамы, были изодраны, исцарапаны и покрыты сине-бурыми синяками. Кузина, которую он видел в последний раз полгода назад на одном из семейных торжеств, вдруг показалась ему взрослой. И ещё необычайно привлекательной, как женщина.
Учитывая его обычные вкусы, это внезапное внимание и интерес к родственнице показались и ему самому необычными и даже неестественными. Он намеренно стал избегать встреч с Оливией. В Нью-Йорке он заходил к ней в палату лишь дважды. Здесь, у себя дома, Тед обходил её палату вовсе.
Он не думал о ней. Никак: ни хорошо, ни плохо. Не думал о ней, как о больной, как о проблеме, навязанной его семье, трагическим случаем; он не думал о нёй, как о кузине, ближайшей родственнице, как о человеке из семьи Лоренсов; тем более, он не думал о ней, как о привлекательной особе. …Не думал, потому что не хотел так о ней думать. И это тоже для него самого было удивительным. «Почему я гоню мысли о ней? Ведь это же не стыдно. Почему боюсь мыслей о ней вообще? Она – мне родственница. Почему не хочу замечать в ней женщину? …Ну, тут совсем, глупость, она же красивая девушка. …Мне кажется, что красивая. – Он гнал непонятные мысли к черту. Потом вдруг они всплывали снова. И он снова …гнал их, мысленно отвечая на все эти «почему?»: «Если почувствует мать, …а если заметит отец,…боже, сколько будет слов. …Правильных, точных, и справедливых слов. Рука её показалась мне прохладным лепестком орхидеи; глаза её, …безумно печальные глаза, как два тихих озера с водой, зацветшей по осени.
Он боялся признаться себе, что влюбился в Оливию. Но это было правдой. «Нельзя, никак нельзя. …Это убьёт мать. А отец, …он итак всю жизнь считал меня извращенцем. Надо поднатужиться и прекратить всё это». Но тактика «железо воли» и даже «клин клином» - не помогла. Оливия, чувство к ней стало его тайной. Чувствуя себя теперь уязвимым, он выбрал другой путь: решил избавиться хотя бы от части проблем.
 ***
Тед навещал братца, общался, обменивался с ним молчаливым взаимопониманием, просто гулял, оказывая парню продолжающуюся вокруг жизнь в цвете калифорнийской зимы. И совершенно, будто не интересовался сестрой. То есть, ни у врача, ни у медсестер, даже у Марка не спрашивал о ней, избегая разговоров и новостей о девушке. Он вел себя так, будто никого родственных ему, кроме больного кузена, здесь не было. Будто никто в клинике в его участии и внимании больше не нуждался.
Уже с час они «колесили» с Марком по аллее, перекидываясь баскетбольным мячом. Уже поговорили о спортивной статье, что прочли сидя вдвоем на скамейке. И вдруг Лоренс заметил грусть в парнишке. Тот смотрел на то, как почти его ровесник – парнишка садиться за руль ярко-желтого «пежо». Тед спонтанно предложил: «А может, в машину, да покатаемся по городу?»
Глаза Марка засветились любопытством, но тут он заметил Элизу, идущую к ним от автостоянки.
Элиза не знала, что здесь сегодня «гостит» её сын, приехала навезла книг, настольных игр, какие-то диски с компьютерными играми. А увидев сына, сильно обрадовалась. – Тед?! Ах, как здорово! Вы уже гуляете? Как это замечательно!
Тед, пока Элиза приближалась к их скамейке, тихонечко пошутил, пытаясь развеселить вдруг снова сникшего парнишку. Голосом, сильно напоминающим ласковый тон Элизы, он произнёс: «Вы уже здесь? Ах, вы уже тут? Вы уже? Как превосходно? …Как?!»
Марк посмотрел на Теда и вдруг совершенно серьезно заметил: «А мне казалось, ты любишь её?»
У Теда тут же исчезла с губ улыбка. Его даже подбросило от слов парня. Он чуть отстранился от него и переспросил: «Ты о ком?»
-О твоей маме. - Парнишка грустно поглаживал мяч.
Вот его как раз, этот коричневый баскетбольный мяч и заметила Элиза. – Мяч?! Но зачем?!
Тед пожал плечами и отвел взгляд. – Что, мяч – уже не прекрасно?
Элиза осторожно посмотрела на мальчика. Потом, вспомнив, что ещё не поздоровалась с племянником мужа и сыном, улыбнулась, наклонилась и поцеловала Марка в лоб, а Теда - в щеку. – Здравствуйте, милые. – И тут же, оправдывалась: «Нет, что ты, мяч – это …активные игры. Это хорошо».
Тед улыбнулся Марку: «Вот, потому я и попросил тутошнего плотника соорудить в палате Марка кольцо на стене. Как скучно станет, он мячом бац! в кольцо, попадёт - настроение и изменится.
-Да, я покидаю. Это интересно. …Интересно…у меня получится?
Мальчишка никогда ранее не интересовался баскетбольными мячами. Но тут как будто действительно был рад, подарку. Он улыбнулся тете. – Я постараюсь, у меня получится.
Элиза осторожно заметила: «Но…врач, наверное, будет возражать. Тут ведь …некоторые отдыхают».
Тед добавил про себя: «Кричат безумцы и бьются башкой о стену, …отдыхая». Но в слух он возразил иначе: «У меня знакомый один, бывший боксер….Да ты его тоже должна помнить, ма, он бывал у нас в доме часто. Учил меня боксировать. Так вот он, ранее никогда не отличавшийся в спорте, вдруг стал чемпионом по баскетболу. В автокатастрофе, лишившись обеих ног, он пришел в команду нуждающихся в реабилитации, и стал …с этой командой чемпионом страны. Вот, -Тед посмотрел на Марка и улыбнулся, - я вдруг подумал, может и Марк…захочет стать чемпионом».
Элиза замахала руками: «Что ты говоришь?! Мальчик полгода назад поступил в филармонию. Марк-пианист!»
Тед посмотрел на парня, потом - на мать. – Ну и что? А мяч, …упорство – чем мешают музыке?
Только чтоб оставить скользкую, на её взгляд, тему, Элиза предложила: «Твой водитель, Тед, сказал, что ты привез ведерко черешни. Вот пока она не превратилась в месиво в твоём неисправном холодильнике в машине, едем к Оливии. Угостим девочку ягодами. Я с ней и вчера не смогла увидеться. – Элиза быстро посмотрела на сына. Её взгляд сказал ему, что у «девочки» проблемы. – Надо узнать, …надо зайти. Сходи за черешней. Мы тебя подождем.
Тед принес ягоды, отдал ведерко Элизе. Пересадил парнишку в кресло, …медленно покатил его к крыльцу клиники, потом, ещё медленнее повез к лифту. Но когда Марк и Элиза уже были в кабине, тут же вышел назад. – Ой! Я и забыл, мне тут …нужно позвонить. Я …сейчас.
Элиза тут же приставила ногу к двери. Та заблокировалась. – Тед?
Тед улыбался сытым котом. – Мама, …это один деловой звонок.
И тут, как нарочно, зазвонил его мобильный телефон. Тед хохотнул, совершенно выдав себя перед матерью. – А, вот! Это важно, мама. Вы поезжайте. Я …скоро ...после.
Элиза серьезно произнесла: «Тед, мы ждем тебя».
Тед шагнул в кабину. На парнишку, что не спускал с него глаз, не посмотрел. Развернул телефон. Услышал низкое контральто своей последней пассии.
Послушал. Ответил: «Разумеется, дорогая». Послушал, ответил: «Разумеется, дорогая», ещё послушал и снова в том же тоне (монотонно) ответил: «Разумеется, дорогая». После чего отключил телефон. А когда двери лифта открылись на нужном этаже, Тед повернулся к матери и, улыбнувшись ей, сказал: «Вот видишь, я же говорил, разговор деловой, всего один. И не долгий. Видишь, уже идем…есть…черешню,…как ты и хотела».
Элиза сделала шаг, Тед взялся за кресло и выкатил его в коридор.
Марк, чуть задрав к нему голову, тихо предложил: «Хочешь, я скажу ей, что ты снова занят?»
Тед не понял его. – Что скажешь?
Элиза ответила за мальчика: «Мне вчера врач сказал, девочка снова плакала. Только ночью, думая об этом, мне вдруг пришло в голову, что это всего лишь оттого, что она могла видеть тебя накануне в дворике с Марком. Она всё время сидит и смотри в окно. Ты не зашел к ней. Ты снова не был у неё. Что, опять был «жутко деловой разговор»? И кто такая эта «дорогая»? Не жена ли русского нефтяника - София Стоцкая, нет? …Тед, …я рада, что только «один» и «скорый» у тебя разговор с этой дамой.
Элиза строго смерила сына взглядом. – Идем, тебе нужно будет извиниться перед Оливией.
Тед, дослушав её, остановил кресло, взял руку Марка, пожал её и, развернувшись, ни слова не сказав, двинулся к лифту. Скрылся за закрывающимися дверьми.
Выезжая из стоянки, он взглянул на окна клиники. И быстро, сразу определил, что мать может быть права в своих предположениях.
Он приезжал к Марку раза два – три в неделю в течение трёх месяцев. «Но мне казалось, она не только не говорит, но и слепа» - оправдался он перед собой, разворачивая машину к роскошному ресторану «Митчел Холл». Он ехал к Софии. Та пригласила его поужинать в ресторане. А до ужина она просила его зайти в ювелирный салон («тот самый»). Софи проиграла в карты крупную сумму, расплатилась кольцом, которое подарил ей Тед. Сорокалетней, скучающей на чужбине без супруга даме, хотелось бы не «оставлять пальчик без присмотра милого Тедди». На всё это Тед ответил: «Разумеется». Вот и спешил, разуметь. То есть, оканчивать роман с русской. «Не люблю, когда кто-то расплачивается моими деньгами. Позвоню-ка я Жаклин Пери. Уж она с русской справится. Милашке жуть как не нравится эта, …которая из «грязи в князи» (Тед произнёс фразу вслух по-русски, но в интонации известной стриптизерши из Бордо – Жаклин Пери).
Он назвал водителю адрес и тут же стал звонить по телефону. – Это моя миленькая? Да, я. Соскучился? Не то слово, Жаклин. Чертовски соскучился. Где ты? Нет, прямо сейчас. Ты не одна? Да черт с ним, я не возражаю против этого педераста. Пусть спит, можешь даже не будить его. Давай, просто удерем. Куда? А…в ресторан. В «Митчел» хочешь? Отлично! Значит, я заказываю столик в кабинке. Да, в той самой, где ты целовалась с тем, страшненьким баскетболистом с бутсами сорок пятого размера».
Заказав по телефону столик, Тед вошел в «Митчел Холл» за пять минут до прихода туда Софии. Официант, обслуживающий столик, заказанный «русской дамой», по-видимому был в курсе, кто будет с дамой ужинать. Он пригласил его пройти к столику. Тед, извинившись, сказал, что «он уже за столиком, но с другой дамой».
Только через два с половиной часа ожиданий, София узнала, (от услужливого официанта) что Лоренс …напился вдрызг, и целуется с французской стриптизершей в одной из кабинок рядом со столиком Софии. Бывшая русская «Мисс Россия» попыталась устроить скандал. Но французская стерва бесцеремонным хихиканьем на довольно сносном русском языке выставила её за двери пристойного заведения. - Ха-ха! Да, Тедди спит на моей коленке, а что?! Ха-ха! Что такое, р-растерялась, Софочка?! …А у меня для тебя ещё один сюр-рприз. Хочешь, я пр-рямо отсюда, из этого р-ресторана позвоню твоему Валер-рию и скажу, как и с кем ты тут отдыхала в пар-рных, пока он там нефть нар-родную качал? Хочешь?! Щас позвоню! – Жаклин вынула из кармана Лоренса мобильный телефон, начала перебирать клавиши. - Мы с ним в Монако познакомились. Пока ты пр-роигрывала свою платиновую кор-рону, мы с Валерочкой…отдыхали в соседней с казино гостинице. Ага! – Француженка будто нашла, что искала в памяти мобильного телефона, и радостно залепетала в трубку, резко картавя: «Аллё? Это Р-россия? Я спр-рашиваю, это…. Ха-ха! Вот…Р-россия! Будешь говор-рить с р-родным на р-родине? …Валерочка, отгадай кто это?..
Русская дама, зло посмотрела на Лоренса.
Тот пьяно улыбнулся ей и помахал рукой. Другой рукой он держался за голую коленку спасающей его женщины (чулок спустила сама Жаклин, для пущего акцента – «уже моё!»), он будто боялся отцепиться от неё, иначе бы упал.
Ругнувшись скверно, русская покинула ресторан. Но не сразу. У двери она оглянулась и, заметив, что Лоренс …упал, соскользнув с коленки француженки на пол (то есть, поняла София, он действительно пьян и ничего не соображает), крикнула на весь зал, улыбающийся её проигрышу: «Я вернусь сюда только тогда, когда мой муж купит этот ресторан …вместе со всеми вашими холуями!» - Она драматично взмахнула рукой, охватив как бы весь зал самого дорого ресторана Лос-Анджелеса и. Взмахнув подолом вечернего платья, скрылась в фойе. Ушла.
Жаклин уже тише, и уже без аффектации, крикнула в след русской: «Не место вор-роне в высоких хор-ромах!», - и тут же протянула Лоренсу руки, заговорила, ласково журя его по-французски: «Иди ко мне, мошенник. Иди, не бойся. Она ушла.
Тед покачал головой – «нет». Продолжая тихо хохотать, скрючившись на полу.
-Иди, иди, я не сержусь на моего лапусика.
Тед поднялся с пола. Пьяно плюхнулся в кресло. Баловство устроенной игры и нежная улыбка сильно красили его лицо. – Жаклин, …миленькая, …я ни о чем не жалею.
Француженка усмехнулась, ласково потрепав щеку молодого шалуна. – Главное, чтоб ты меня пожалел. Я ж тебя, скакуна знаю.
И каково же было женщине, расслабившейся приятным, когда в завершении милого ужина, за полчаса до закрытия ресторана Лоренс сообщил ей: «Жаклин, я ведь трезв был, сказав тебе, что я ни о чем не жалею».
Жаклин не сразу поняла фразу, по странности внятно произнесенную из уст полупьяного мужчины. – Ты о чем, Тедди?
-Я о себе, миленькая. Прости.
Тед поднялся из-за стола, обошел столик, наклонился и нежно поцеловал женщину в чуть-чуть размазавшиеся губы. И, …шатаясь, пошел к выходу.
Жаклин поднялась со стула, вышла из невысокой кабинки.
И она увидела, как Лоренс расплачивается с мажордомом.
 – Ах ты, …плут, – произнесла она шепотом, - но почему ж так скоро? Вот…подлец. Почему ж так…скоро? – И она крикнула по-французски: «Что я не так сделала, мальчик мой?»
Тот не слышал её. Он спешил к ожидавшей его машине. – Паркиенс, быстро. Уходим! Сейчас вся Франция пойдет на меня войной. Я пренебрег такой женщиной…».
Некоторое время, как будто и в самом деле о чем-то переживая, он молчал. А потом уже после второго поворота уснул. Как всегда…сладко.
После седьмого поворота впереди замелькали огни дома Артура Лоренса.
Элиза, встречая в передней шатающегося на ногах сына, грустно произнесла: «Она снова плакала, Тед. Вот…прочти».
Тед не сразу попал к руке матери, чтоб забрать малюсенький клочок бумажки. Он остановился, навалясь на перила лестницы, ведущей на второй этаж, попытался сосредоточиться на прыгающих в глазах буквах. «И гладь воды скрыла его лицо. Лицо ушло».
-Что за чушь, ма? Это чье лицо? Ты о чем вообще?
Элиза покачала головой. – Прочти после холодного душа. Ты должен понять это.
Тед, покачиваясь, пошел к себе в комнаты. – Ты «должен». Ты «обязан», …кому? Кому я должен?! Какое лицо? Чьё? - Это он говорил громко, а про себя, даже в сильном хмелю, испугался: «Я выдал себя? Когда, чем? Мать что-то почувствовала. …Я слишком явно избегаю её. Марк, …мальчишка прав, тут и дураку ясно, я избегаю её».
***
Оливию учили языку жестов. Просили её делать записи на бумаге. И она писала, вполне разумные фразы. Но не произносила ни звука. И никогда не пыталась вступать в «письменный» разговор с врачом – человеком молодым и весьма приятным в общении. Она уже не пугалась внезапно открывшейся двери, но входившие в комнату врачи, как правило, это были мужчины, пугали её. Она, правда, уже не металась от них по палате, но замыкалась в молчании и будто превращалась в каменное изваяние, не двигалась абсолютно, до онемения мышц. В такие дни она больше не прикасалась к еде. Всё сидела, обернувшись в сторону окна, и безмолвно источала слезы.
Потому члены комиссии врачей, обследовавшие её, вынесли решение, запрещающее вход в её палату всем, кроме лично её лечащего врача.
Разумеется, запреты не относились к близким для пациентки людям. Напротив, лечащий врач настаивал при Артуре: «Она тут же перестает плакать. Она доверяет вам. Пожалуйста, не забывайте навещать её».
Дядя Арчи привозил девушке наряды. Она была равнодушна к ним, но очень прислушивалась к голосу Артура, будто улавливала в них живые нотки голоса своего отца.
Альфред Лоренс, лишь чуть заподозрив супругу в неверности, тут же развелся с нею. И тут же начал дело об опеке над собственными детьми. Процесс был долгим и именно потому, что никак не становился в пользу Лоренса, (супруга настаивала, что её муж скуп до чрезвычайности «дети не знают, что такое подарок к рождеству»). После женитьбы на молоденькой красавице - Франческе Бозен (та была на двадцать лет моложе мужа), он потрудился взять на себя обязательства по воспитанию двух своих детей от первого брака. До Альфреда дошли слухи, что его первая супруга внезапно умерла, что отчим всячески притесняет его детей, отдавая предпочтение родным ему детям. (Первая супруга Альфреда родила две пары близнецов от него и своего второго мужа, Лоренс был чрезвычайно удивлен, что и его вторая жена родила ему двух близнецов – мальчиков). Вот тут процесс об опеке прошел на «ура». Дети снова вернулись к родному отцу в его дом. Марк отнесся к переезду в дом Альфреда Лоренса с прохладцей, он был в восхищении от известного композитора, чью фамилию он стал носить после второго замужества матери. А вот Оливия даже отказалась принимать «чужую» фамилию ей и подарки отчима были не нужны. Она так и осталась Лоренс. Она любила своего отца и никак не принимала к сердцу фамилию известного композитора.
Она, не шелохнувшись, сидела во время визитов Артура на привинченном к полу стуле и слушала тихий густой баритон Лоренса. Ей больше ничего не нужно было от дяди – только эти полчаса - час, проведенные в прослушивании ею чисто мужского монолога. Его ласковые слова: «детка», «зеленоглазая красавица», «куколка» - текли из уст красноречивого сенатора, будто вода, когда он старался расшевелить «окаменевшую» красоту её – не более того. А для Оливии это были слова – напоминание о счастливой её жизни при отце. Тот не баловал её нарядами, зато считал самым верным своим капиталом, не уставая повторять даже в присутствии красавицы жены: «Твоя красота, детка, заменяет мне бриллианты в перстне. Доброта зеленых с тенью глаз твоих для меня - уверенность в нашем безоблачном будущем. Куколка, береги себя, всё отдам за твой покой и счастье». Среди бумажек, на которые Оливия разрывает в молчании листы бумаги, подкладываемые полицией на её стол (те всё надеются, что дети Альфреда Лоренса начнут свидетельствовать против убийц), врач-психиатр нашел одну, на которой была цепочка слов «дверь, …впустить,…веселый Роджер, …кукла, …плач». Доктор Крафт посчитал верным своё предположение по поводу того, что «веселый Роджер» - это пират, обидевший «куклу». Молчаливая девушка сохраняла в сердце иной вариант смысла записки, «веселый Роджер» - это сам Альфред, который не будучи злым и коварным человеком, обожал играть в пиратский персонаж. Прихрамывая, в костюме одноногого пирата, рождественский герой угощал своих детей мороженым, при этом, будто промахиваясь мимо своего рта, пачкал себя холодящим кремом и облизывался, дети смеялись. В последнее рождество Альфред снова наряжался в пирата. Дети смеялись, и взрослые и десятилетние, а через полмесяца от веселья запахло ладаном.
Элиза привозила Оливии вкусные закуски, фрукты и косметику. Она даже пыталась сама навести макияж на лицо…покорной девушки. Она ворковала вокруг неё, не подозревая даже, что девушка только и делает, что сравнивает её внешность с внешностью покойной матери и …замученной на её глазах мачехи. Элиза проигрывала во всех сравнениях. Девушка давно уже подозревала, что старший брат её отца женился в своё время не по любви, что Элиза была богатой, но дурнушкой. В одной из её записок врач-психиатр нашел слова: «Любовь …расчет …игра …вне …проигрыш». Последний никогда не догадался бы, что это не просто набор слов, что это итог анализу осмысления жизни его пациенткой.
Теда Оливия помнила. Помнила хоть бы и из-за того, что с четырнадцати лет была влюблена в своего «красивого» взрослого кузена. Там, в нью-йоркском доме остались его подарки, бережно ею хранимые. Она сожалела, что не может сейчас прижать к себе мягкую игрушку – розового мишку – подарок его к семнадцатилетию кузины. И ещё Оливия сожалела о том, что теперь…она не интересует своего кузена. Что вот такой… «испорченной» она ему противна, что он стесняется родства с ней. «Розовый пустяк, брошенный об пол, разбит» - и этой фразы, вполне законченной доктор Крафт не разгадал.
Её болезнь усугублялась, Тед не знал об этом, избегал встречи с ней по иной причине. Но время шло. Оно сглаживает и не такие пики. В один из дней они встретились.
 ***
Оливии разрешили гулять. Артур, только узнав об этом, тут же по стариковски объявил общий сбор, и даже праздник. Разумеется, его сын тут же сказал, что у него…похороны.
-Не смешно! Ты не мальчишка, Тед. - Артур негодовал, даже покраснел лицом, крича в телефон на номер сына.
Тед, отстранив телефон от уха, помолчал, отвечая отцу сначала про себя: «Как раз смешно. Люди не в своём уме, а ты празднуешь». В слух он ответил иное: «Хорошо, на счет похорон – я перегнул палку. Но мне нужно ехать в Нью-Йорк. Дела».
-Тема?
-Поверенный выяснил для меня список покупателей дома Альфреда. А потом мне позвонил инспектор Кросс. А вот теперь главное: он выяснил полный список лиц, заинтересованных в смерти Альфреда. Ну, про нас с тобой – ты уже догадываешься. Но меня из всего списка заинтересовало лишь одно имя – Френк Мерфи. Ты помнишь Мерфи? Вернее похороны Мерфи отца? Так вот, Френк значится в обоих списках: и в числе покупателей, и в числе подозреваемых. У него с Альфредом было общее дело.
-Да-а…я помню …Джо Мерфи. - голос Артура стал весомым и замедленным. – Ты …считаешь, …Френк, …его сын…
-Продолжай, па. Мне интересна твоя версия.
-А мне твоя. …Впрочем, давай-ка лучше с глазу на глаз об этом. Тем более, приезжай в клинику. Пока Элиза гуляет там с ними, мы пошушукаемся.
-Не могу.
-Про похороны – я понял. Что летишь сегодня - понимаю. Но до Нью-Йорка самолеты летают каждые полчаса. Успеешь. Тед, я настаиваю!
Тед ломал себя, но получалось не важно. – Хорошо, я только через офис. У меня срочное…
-Тед, не юли, сейчас же!
-Хорошо, но я в ванной. Надо бы хотя бы…
-Поезжай голым, …мать твою!!!
Тед ответил про себя: «Осторожнее о супруге, крутая сковородка». – И отключил телефон.
***
Марк играл с дядей в мяч. Оливия гуляла чуть в стороне с доктором Крафтом и Оливией.
Тед, сломав в себе сопротивление, шел, неся букет цветов из белых лилий (по случаю праздника) и …(«чего уж там, раз всё равно разум всеми нами упущен») бутылку шампанского с пакетом одноразовых бокалов. Был ещё торт, чтоб тот не растаял, Тед оставил пока в холодильнике своей машины.
Первой Лоренса младшего заметила Оливия. Она остановилась, замерла. Уставилась в одну точку пространства. Та упала меж глаз приближающегося к ним Теда.
Оливия вдруг стала чувствительной и даже будто кожей чувствовала приближение неприятного и приятного. О последней странности в себе она ни жестом, ни намеком не выдавала. Её лечили здесь от приступов паранойи. «Вот пусть и лечат,…отчего хотят».
Тед остановился напротив троицы. Протянул, без слов, букет девушке. Та, сначала заправила темные пряди распущенных волос за уши, потом подержала руки у груди, прижав их ладонями к тукающему месту, будто согревала их и успокаивала сердце, и только потом взяла протянутый букет.
-И вот ещё. – Тед широко улыбнулся врачу. – Доктор, у нас, как сказал сенатор Лоренс, праздник. Вы позволите?
Молодой врач поправил узел галстука. – Разумеется, нет. Это же дети.
-А я, почему-то, так и подумал. Тогда, с вашего разрешения… – Тед перевел ничего не значащую улыбку в сторону девушки и быстро произнёс, опуская голову, (чтоб не видеть глаз последней), - я отнесу это назад, в машину. – И он уже даже пошел к машине, …да только его заметил Артур.
-Тед?! Тед, …шампанское – отлично! Доктор Крафт, ну-ка, устройте-ка нам уголок без свидетелей. У нас тут событие одно.
Крафт начал говорить тихим голосом, но как-то не убедительно: «Вы понимаете, сенатор, я конечно, не возражаю, …я не в курсе правда, но…вы настаиваете, значит, я понял, у вас юбилей, …я понимаю. Но ведь это дети, им нет ещё двадцати одного года.
Артур тут же расправил грудь. – Вы что, с ума сошли, доктор Крафт?! – Голос Лоренса старшего был суров, но тих. Он вполне осознавал, что решил праздновать, не согласовав с «народом». – Сегодня, сегодня…- Артур подбирал вескую и однозначную причину появившейся в руках сына бутылке вина.
-Сенатор имеет в виду сегодняшние именины своего покойного брата – Альфреда Лоренса…
Оливия вскрикнула: «О!» - и тут же сцепила губы, оглядывая компанию из ошеломленных родственников и доктора, тут же обрадовавшегося победе своей методике лечения.
Девушка отвернулась от всех и, сжавшись в плечах, сгорбившись, медленно пошла в корпус клиники.
Доктор, извинившись перед всеми, торопливо поспешил за ней.
Тед придержал мать за руку, несколько кипятясь, та стала давить на врача: «А что тут такого?! Это же французское «шампанское»! Кому помешает глоток хорошего вина? «Несовершеннолетние»…».
– Праздник не отменяется, ма. Просто подождем ещё.
Элиза тряхнула плечами. - Что этот идиот подумал об Артуре?! Зачем ты притащил сюда вино? Ах, Тед, …ну зачем?
Тед, тихо заметил: «Этот «идиот», мама, позволяет себе «шампанское» только раз в году. И думаю, не «шампанское» даже. Для него сегодняшний наш общий сбор, …всем семейством – это ещё не повод к празднику». - Тед взялся за ручки кресла, в котором был Марк и покатил его к скамейке, на которой они обычно предавались беседам.
Элиза, задумавшись о словах сына. Взяла под руку мужа и чуть-чуть придержала его. – Представляешь? Вот идиот, он решил, что мы будем…
Артур подхватил жену под локоток и неприязненной гримасой на лице, остановил жену. – Да бог с ним, Лиза. Ты слышала, девочка говорит…
Они чуть отстали от Теда, и принялись обсуждать «успехи» медицины и вероятный отъезд обоих детей из клиники. – Арчи, ты тогда говорил «хоть слово». Вот…слово произнесено. Ты понимаешь, что теперь мишень мы? Ты понимаешь, что Тед вот…уже летит в Нью-Йорк? Что ты молчишь, Арчи? нужно срочно позвонить Шмидту.
Артур хорошо обдумывал ситуацию. Он бы очень хотел обсудить её с Тедом, но вот, приходилось – с супругой.
Тед перенёс Марка на скамейку. – Удобно?
-Да. – Марк не знал, куда деть мяч, тот скатывался со скамьи.
Тед, поняв суету его рук, забрал мяч и протянул ему …газету. Сам, отложив подальше бутылку и коробку с бокалами, сел рядом с Марком.
-Я улетаю, Марк. Меня пару недель здесь не будет.
-В Нью-Йорк? Ты снова летишь в Нью-Йорк? По делам отца?
Тед кивнул. Он стал говорить с парнем, глядя на гуляющих по аллее родителей. Он понимал, они обсуждают ту же тему. – Марк, там, в газете лист бумаги и ручка. …Нет, пока не вытаскивай. Позже. Пока расскажи-ка мне обо всём, что ты вспомнил о том дне. Ну, и хорошо бы о том необычном, что случилось в вашем доме накануне.
Марк сморгнул и низко опустил голову. - Мне нечего сказать, Тед. Я ни…ничего не видел.
Тед вздохнул, бросив быстрый взгляд на парня. И тут же отвернулся. – Ну, не видел и …хорошо. – Помолчав, он улыбнулся, глядя на серьезные, заговорщические лица родителей. - Там, в газете …листок и ручка. Я знаю, тебе подкладывают в палату офисную бумагу и чем писать. Знаю, ты …рисуешь на тех листах, …и правильно, Марк. Только вот на том, что дал тебе я, ты всё-таки напиши, если что-то вспомнишь, …пока и сидишь в туалете, …закрывшись. Листок этот сразу отдай рыжему парню, который дежурит у твоей палаты. Это мне лично знакомый человек. Остальным тут …я не доверяю, ты - …как хочешь. – Тед улыбнулся и коснулся ладонью руки парнишки. – Хорошо?
Марк испуганно кивнул.
Теду было больно видеть испуг в глазах семнадцатилетнего парня. Но он считал, другого варианта просто нет. Тед был уверен, Оливия - не «заговорит». Не заговорит о том дне. А вот Марк – тот и болен, и страдает, думал Тед, оттого, что некому рассказать ему о том страшном дне. «Выскажется – дела на поправку пойдут. Так и врач его считает».
-Марк?
-Да, Тед…
-Ты хоть немного любил своего отца?
Парень сглотнул. Он будто проглотил истину, выпалив своё «да» слишком быстро.
-А Сайруса Шмидта?
Вот тут «да» было произнесено с печалью в голосе.
Мужчины помолчали. Потом Тед тихо признался: «А я люблю своего старика. Иногда нет, но чаще…люблю. И ещё мне будет жаль, если какой-то идиот подставит его, подбросив фактик будто бы причастности его к этому,…к этим убийствам.
-А разве…дядю Артура подозревают …в таком?
Тед снова потрепал руку парнишки своей теплой ладонью. – У отца больное сердце, Марк. С меня первого начинают допрос тех, кто мог быть заинтересовал в гибели всей семьи Альфреда. Вчера позвонил поверенный в делах твоего отца, и сообщил удивившую нас с отцом весть: как оказалось, среди наследников…вы с Оливией не значитесь. Твой отец ненавидел Шмидта, он и шанса ему не хотел дать, чтоб разбогатеть…после его смерти. Нет среди наследников Лоренса…ни супруги, ни детей Франчески. – Тед дернул плечами, его лицо выражало печальную суровость во взгляде, направленному на отца. - Только он - его брат. Твой отец был уверен в брате. Уверен, что тот никогда не оставит вас без средств в случае его смерти. – Тед проглотил комок лжи, вдруг застрявший в горле. – Но полиции до вас с Оли нет дела. Она ищет заинтересованных. Полиция хватается за это, как за соломинку. У них нет версий, а тут всё просто: отец производит химию, Альфред её продает. У них…многое сойдется, если …мы с тобой, как пара честных парней, им не помешаем. – Ты понял, о чем я?
Марк дернул головой – «да». И тут же произнёс: «А как же мы с Оливией?»
Тед прочистил горло, покашлял. – Отец, …мой отец, он никогда не сделает такого, что было бы для вас …несправедливым. – Тед подумал о Шмидте. «Скорее всего, - думал он, мальчишку нужно будет всучить композитору. Жаль, Боксер сказал, у парня хороший удар». В слух он сказал иное: «Не волнуйся, и с Оливией – всё будет хорошо. Ты слышал сам, она …снова говорит».
-Я готов… в туалет.
Тед легко вздохнул и тут же поднялся со скамейки. – Тогда, …зовем подмогу.
Он вызвал санитара и охранника, дежурившего у дверей клиники в ожидании своего «подопечного». Попросил вернуть мальчика после того, как тот примет туалет. – Марк, а газету можешь взять с собой. Там, будет не скучно…посидеть, подумать. На шестой странице про фанатов нью-йоркской бейсбольной команды написано, прочти, интересно.
Марк старался улыбаться, оглядывая своих сопровождающих. Устраиваясь в кресле и придерживая газету двумя руками, он кивнул Теду. – Да, конечно.
Парнишка был напряжен, игра в «шпионов» ему нравилась и …пугала.
Но и Тед заметил, он оживился.
Марк снова поверил в то, что его взрослый кузен любит его. Парнишку очень тревожило, что тот относится к нему, как к инвалиду, как к обузе. Но вот после того, как Тед подарил ему мяч; после того, как дал телефон «Боксера», (и к нему действительно приехал настоящий чемпион страны, чтоб посмотреть каков удар Марка по мячу), и вот теперь он доверил ему участие в опасной игре, цена которой свобода его отца – вот только теперь Марк поверил, что они действительно друзья с ним. Они – братья. И это было важно для него. Для человечка, болезнь которого только и питалась, что неуверенностью в своих силах что-либо изменить в жизни – это было ценным.
Тед остался сидеть на скамейке.
Артур поманил его рукой. Они поговорили о Френке Мерфи.
Этот человек был сыном как раз одного из откровенных врагов Артура Лоренса. Последний, как положено давнему знакомому, был на похоронах отца Френка и по прямоте душевной объявил в поминальной речи о том, что «смерть покойного их примирила». Артур имел в виду то, что простил Мерфи его активную конфронтацию с ним, а вот сын покойного с прощением не спешил. При свидетелях он объявил: «Смерть примеряет покойных, согласен. Но вы сенатор, как будто всё ещё живы».
-Тебе пора знать сын действительную причину нездоровья, свалившегося на меня несколько лет назад.
Тед бросил быстрый взгляд на отца и тут же отвел его, так как Артур многозначительно кивнул ему, мол, «пора знать и это». Тед, отворачиваясь, проворчал …про себя: «Да уж …пора бы. Так реально морочил голову, …чуть нас с ума не свел».
-…Что я мог, Тед? За три года в сенате многого не успеешь. А Альфред вдруг загорелся одной идеей. Которую нужно было срочно протолкнуть для субсидирования. Ему захотелось вложить не только свои деньги в строительство, но и государственные. Мерфи являлся крупным подрядчиком строительства канала на Тексе. Понятно, такой тугодум, как Альфред сам бы «не загорелся», его этот Мерфи подбил, …«поджег» на идею удвоить капиталы. – Артур и сейчас, прекрасно понимая, что о покойных плохо не говорят, сморщил лицо. – Ну, до чего ж был подлым этот человек - Джо Мерфи! – Артур вздохнул и посмотрел на Элизу.
Та, как и положено жене политика, осторожно огляделась, не мешает ли кто серьезному разговору её мужчин. Она поправила прическу и, чуть пропуская вперед пару, не спеша, любуясь весной, направилась за мужчинами вдоль аллеи.
Весна уже благоухала первыми яркими цветами. Цвели каштаны, вскинув вверх розовато-белые елочки соцветий. «Надо бы позвонить Мозеру. Пора чуть-чуть обновить лицо к лету». - Женщина провела по подбородку ладонью и, оттого что почувствовала ненужный слой жирка под ней, вздохнула. – Пора.
Когда шли назад, Тед, внимательно слушая отца, машинально поднял взгляд к крайним окнам седьмого этажа клиники.
Оливия не скрывала того, что смотрела на них сверху, сидя на своем единственном, закрепленном к полу стуле. Девушка очень сожалела, что выдала себя вскриком. Но Тед был прав, сегодня действительно День трёх «А»: Артура, Альфреда и Аскольда. А она, вот она…в стенах этого страшного дома, вдруг упустила это из памяти.
«Отец покупал в этот день мороженое. Торт мороженое. Привозил его, возвращаясь вечером из офиса». Оливия сглотнула. Ей сильно захотелось реально почувствовать прохладную сладость. Она оглядела палату: узкую кровать, светлые стены, стол с пачкой чистых листов, четыре тонких фломастера….
Взгляд её был сонным, мутным. Она снова повернула лицо к окну.
Расстояние до гуляющих по аллее Лоренсов было приличным, но Оливия почувствовала легкий озноб. Она обхватила себя руками. Мурашки побежали по её спине. Тед как раз смотрел в её окно. «Почему он подарил именно лилии? Именно белые. Почему?» - Снова она грустно огляделась.
Светлые стены, светлая мебель, светлый коврик у кровати, закинутой белым покрывалом. Она вздохнула, закончив мысль: «Будто прощается».
Она погладила брюки на своих коленях. «Ах, как хочется мороженого. Как сильно! Будто оно вот. Будто, вот тут, я чувствую его запах, будто я вижу мороженое, …много мороженого, …а мне его не дают. Как жаль».
И она снова посмотрела в окно. «Неудобно, я не поздравила дядю».
Тед опустил голову, перестал смотреть в окно. Шел, молча, слушая покаяние отца. А сам думал об Оливии. О бледном овале её лица, видном сквозь небьющиеся стекла окна. «В Нью-Йорке куча малоприятных встреч. Вот, оказывается, предстоит ещё одна. С Мерфи. Сто лет не виделись. Впрочем, если бы не отцы – два плюющихся по пустякам верблюда, мы б с Френком не разбежались,…наверное.
-Тед, это всё. Честно, это вся правда. Я отказался принимать в этом участие. Просто невозможно было отказать, пришлось притвориться инфарктником.
-Но ведь был и инсульт, …папа.
Артур кивнул своей крупной головой. – А вот уже он был всамделишным.
-Но ведь произошло это уже после похорон Мерфи. К тебе снова обращались с неприемлемым предложением?
-Нет. Нет. Я же сказал, это всё.
Тед не постеснялся остановиться, чтоб посмотреть отцу в глаза.
Артур сердито ругнулся. – Черт! Перед сыном приходится оправдываться!
Тед (опять же про себя) заметил: «Да, сын - послушный избиратель: что ни скажет, всему верить должен. Обязан, раз такой послушный». В слух он сказал иначе: «Я понял, отец. Что ж, значит, мне будет легче отпинываться от выпадов Кросса».
Артур придержал сына за руку. - Тед, а может сменить этого инспектора? Больно уж дотошный. Я б мог, надавить на кое-какие связи …
-Па, а зачем? Зачем, - Тед вздохнул и, улыбнувшись, помахал матери, чтоб приблизилась, - зачем, раз всё инсультом и кончилось.
Когда Элиза приблизилась, Тед объявил, что уходит. – Там у меня в машине торт-мороженое. Я думаю, вам нужно зайти к Оли, …отпраздновать именины тёх «А».
Элиза взяла его под руку. – Нью-Йорк подождет Тед. Подождет. А девочка, я видела, опять в окно смотрела. Она скучает.
-Так забери её в дом.
Элиза остановилась, посмотрела на сына и снова двинулась вдоль аллеи. - Арчи, не отставай! –Посмотрев на сына, Элиза тихо сказала: «Мы обговорили с отцом, как лучше передать опеку над детьми Альфреда их отчиму. Сайрус звонил Артуру, интересовался здоровьем детей. Арчи не против, раз он их в своё время усыновил, значит, он обязан нести за них ответственность. Дела делами, концерты – концертами, но…мальчик носит его фамилию. И я говорила с самим Марком, он хотел бы жить в доме Шмидтов. Кстати, Сайрус не собирается в ближайшее время заводить семью. Он имеет постоянную любовницу, я знаю. Но у неё нет детей. Так что его дети – помехой их отношениям не будут. К тому же, сам посуди, в теперешнем положении Марку даже было бы неплохо заняться музыкой всерьез. Он мог бы под присмотром отца стать музыкантом. Ну, или композитором…
Тед уже давно превратил монолог матери в диалог. Уже давно парировал её предложения. Только в слух не выражал сомнений и виду не показывал, что не согласен. Однако, отец, прекрасно понимая, о чем и ком речь, так и не приблизился. Потому Тед решился возразить. С матерью он спорил с охотой. Всё равно он сделает так, как хочет она. – Ма, он может стать и космонавтом, только может, ты у него спросишь об этом. Впрочем, по поводу дома Шмидта - я не возражаю. Только пусть отец подсуетится с «мнением». Надо бы сгладить факт переезда мальчика к отчиму. А…как с Оливией?
Тед снова поднял лицо. Снова посмотрел на окно палаты.
Элиза тоже заметила бледное лицо Оливии, тут же попросила Теда: «неприлично. Не смотри так».
Тед вдруг почувствовал жар в теле. Скулы его вспыхнули краской смущения. Решив, что он не проконтролировал выражение лица, он тут же нахмурился, и отвел взгляд. Заговорил быстро и чуточку сердито: «С Оливией пока подождет. Сайрус может закапризничать по поводу передачи ему под опеку сразу двух детей. Ты не забыла, что они оба …«бесприданницы». Альфред оставил им дом с поместьем и, две виллы. Ту, что в Монако, и ту, что на севере Канады. Их я уже продал. Деньги разделил. На первое время им хватит. Но дом…. - Тед вздохнул. Взгляд его снова «поплыл» вверх, но он заставил себя не смотреть в «то» окно. - Я вот только-только собираюсь выгодно продать дом и поместье, хочу купить для них два дома. Один в Нью-Йорке, неподалеку от дома Шмидта, второй… - Тед пока не знал, что ему предложит Мерфи, желающий заполучить поместье Альфреда Лоренса. – Второй, думаю, стоит взять поближе к нам. В Калифорнии. Здесь земли постоянно дорожают на севере, вот там что-нибудь и присмотрю.
-Сам?! Ты хочешь взять это на себя?!
Тед посмотрел на мать. Даже во взгляде её сквозил испуг.
- Тед, думаю, ты был прав, сказав в самом начале, что дело с Оливией – пока ждёт. Пусть она остается здесь, под присмотром полиции и врачей.
Тед не хотел этого. Но возражал, аргументируя осторожно, мать его была не только красивой, но и умной женщиной.
– А если она заговорит? Ты ведь понимаешь, мама, одно дело, если она поплачется тебе в грудь, а если…в чужую?
Элиза дернула крылышками носа. – Артур?! Давайте, зайдем к девочке, угостим тортом и домой. Я устала.
-Не возражаю, дорогая. - Артур приблизился к паре со стороны сына. Но Тед тут же отстал от них.
Он шел и думал: «Мать против, потому что догадалась по поводу моих чувств к Оливии. Догадалась? А может, и нет, может, просто женская ревность, зачем ей молодая женщина в доме?»
Они втроем пошли вместе к крыльцу клиники. Оттуда как раз выехал в кресле Марк. Артур привычно растянул губы в улыбку. – Вот, все и в сборе. Мы поднимемся к Оливии.
-Да? – парнишка прижимал газету в груди. – Хорошо. Мне нужно …развернуть кресло…
Марк выглядел совершенно беспомощным, он даже не попытался управлять креслом. Сидел, напряженно и ждал помощи. Ждал, почему-то глядя только на Теда.
Тому вдруг стало стыдно. Будто он бессовестно использовал ребенка в каких-то своих целях. Он отодвинулся от мальчишки, кивнул рыжеволосому охраннику, тот понял жест, как приказ. Развернул кресло Марка в сторону двери. Санитар распахнул перед ними двери клиники. Потом вызвал лифт.
Тед улыбнулся санитару. - Спасибо, вы нам больше пока не нужны.
Однако человек как будто не спешил оставить их.
Санитар обвел взглядом троицу в элегантных одеждах, и остановил взгляд на Артуре Лоренсе. Видно узнал знакомое лицо. – Здравствуйте, сенатор Лоренс. Я вас узнал.
Артур, несколько смутившись того, что его узнал здоровый санитар с огромными волосатыми ручищами, но быстро расправил губы в стандартную улыбку и ответил. – Здравствуйте, э…
-Меня зовут Генри Фишер. – Человек протянул сенатору руку.
Артур пожал её, привычным движением. А Элиза и Тед сделали едва заметное движение назад, давая понять, что они - лица частные и, как бы, к популярности сенатора не относящиеся.
А санитар улыбался им во весь рот. Для него такая встреча – маленькое развлечение в скуке бытия в этих стенах. - Я тут санитаром работаю. Мы с женой очень переживали ваш уход из политики. Вы всегда так красиво говорили.
Тед заметил про себя: «Ну вот, ещё один фанат краснобая».
А санитар, вдруг сделав какое-то невероятно ловкое движение, вынул из-за пазухи лист бумаги и отдало её в руки сенатора. – Сэр, думаю, это нужно передать вам. – Санитар указал пальцем на затылок Марка (вероятно, это был стандартный жест в сторону психически нездорового больного). – Этот обронил, когда выезжал из клозета. И ещё вот, - Он вернул Артуру и ручку, принадлежавшую Теду.
Артур, мгновенно узнав именной «паркер» сына (сам дарил ему, заказав лично к прошедшему рождеству), схватил ручку и …протянул руку для пожатия. – Благодарю вас. Я вас …благодарю.
Не понимая значения листка в своих руках, Артур просто сунул его в руки парнишки. – Он рисует иногда, иногда …знаете, рисует…
-Да все они тут художники, сэр. Каждый в своём варианте.
И всё же дела его звали. Санитар стал прощаться. – Ну, я пойду. Дела.
Тед, уже несколько вежливее, даже любезно кивнул ему, простился с человеком словами: «Всего вам доброго, мистер Фишер».
Санитар был рад, что его фамилия отложилась в памяти. - Вы запомнили, мистер…
-Лоренс. Тед Лоренс.
-А…то-то я смотрю, лицо мне ваше знакомое. Вы часто по телевизору выступаете. Что, замучили вас «зеленые»?
Тед, совершенно не сердясь, ответил: «Да, знаете, …мучаемся взаимно, …общаясь. – Но чтоб прекратить разговор, Тед протянул руку для прощания. – Всего доброго.
Санитар пожал руку промышленнику, кивнул даме и отошел в сторону.
Лифт снова открыл дверь.
Тед тут же сообщил. – А торт? Он же в машине у меня.
Элиза, чуть взвизгнув, произнесла резкое: «Нет!» - Она начала оглядывать своё окружение. - …Торт принесет, … - она посмотрела в сторону охранника, улыбнулась, – будьте так любезны. Торт в машине моего сына. – Элиза, разыграв величайшую заботу, нежно попросила. – Тед, милый, позвони водителю, пусть выйдет из салона, обозначит себя среди машин. – И снова она посмотрела на рыжеволосого охранника – полицейского в штатском. – В руке водителя будет торт. Вы его сразу заметите. И принесите его в палату. …Я о торте, разумеется. – Произнося последние слова, Элиза расточала блистательную улыбку супруги известного политика.
Все поместились в просторной кабине лифта. Креслом теперь руководил Тед.
Ехали молча. Рты уже были замкнуты на замок.
А когда все начали входить в двери палаты Оливии, Тед осторожно забрал из рук парнишки лист бумаги, исписанный неровным детским почерком. – Ну-ка, я посмотрю. Интересно, …стихи? – Он сунул в карман лист бумаги. – Я чуть позже почитаю, ты не против? – Он кивнул Марку, не дожидаясь, пока парнишка выйдет из испуганного оцепенения. И тут же, из того же кармана достал телефон и разблокировал его. Подумал: «С первым же звонком…».
Пришел черед, зайти в палату и ему. И тут же он замер у двери.
На фоне светлого окна фигурка девушки казалась ещё более хрупкой, будто даже прозрачной.
Оливия посмотрела и на него тоже. А когда заметила в его руке торт, её рот чуть дернулся.
Крафт, следивший за ней, будто через микроскоп, тут же принялся отвлекать её от переживаний по поводу визита.
И тут же Тед заметил, врач …слишком старается. Чувствовалась какая-то трудно скрываемая личная симпатия к пациентке. Тед впервые почувствовал ревность к сопернику. Это, как нечто неиспытанное им ранее, тут же вывело его из состояния общей собранности. Совершенно не к стати, он попросил врача …выйти, чтоб поговорить.
Крафт, правильно поняв, что разговор пойдет о его пациентке, сразу взял «бычка за рога»: «Я рад, мистер Лоренс нашему разговору. Это прекрасно, что, выбирая клинику, вы выбрали именно эту. Наши новые методы…»
Лоренс равнодушно перебил врача. И чтоб не дать ему опомниться, чрезвычайно настойчиво и внятно затараторил: «Мне стало известно, вы все-таки воздействовали на неё гипнозом. Кто вам позволил? Почему вы нарушили распоряжение, данное вам главврачом? Эта пациентка под следствием. Вы прекрасно знаете, любая информация из её уст - это дело полиции, а теперь, как я понял, уже и ФБР. Вы понимаете, против кого вы начали действовать…вашими «новыми методами»? Вы сами-то понимаете, что тот, кто уничтожил семью Альфреда Лоренса не захочет, чтоб кто-то ещё знал о сути дела А вы…вдруг оказались в такой близости от этой «бомбы. Ай-ай, доктор Крафт, как вы неразумны в ваших методах…».
Крафт слушал тихий натиск с вытянувшимся лицом. Он всего лишь врач – человек, далекий от политики. Да, девушка ему понравилась А что такого, думал Крафт, многие врачи влюблялись и даже заключали брак со своими пациентками. – Я …э…врач. Мистер Лоренс. Прежде всего, я не имею права не лечить больного. Да, я …воздействовал, но…всего лишь, чтоб понять, что речь пациенткой не потеряна. Голосовые связки, горло не повреждены, а с психологическими зажимами вполне можно работать.
-Пленки мне.
-Что?
-Где записи ваших бесед. – Лоренс грубовато обнял врача за плечи и буквально оттолкнул от двери палаты. – Идемте, где ваш личный кабинет?
-Мистер Лоренс, существует понятие о врачебной…
-К черту этику! Я еду в Нью-Йорк, если вам нужны указания оттуда, они будут. Ваш босс получит факс с полномочиями. Так что, …пленки. Я жду.
Крафт поправил тяжелую оправу очков. – Ваши полномочия, мистер Лоренс?
Тед вернулся к двери, резким ударом ребра ладони открыл её.
Ему было наплевать, что там не просто вздрогнули в этот момент, там подскочили на местах и больные и здоровые. - Тед?! В чем дело?!
Артур выскочил в коридор первым.
Тед молчал, не сказал, по какому поводу так шумит. Потому Артур наглухо прикрыл дверь перед носом вдруг проявившей прыть супруги.
Тед смотрел на отца в упор. - Отец, от нас требуют полномочия. Срочно, где там твоя спецсвязь с ФБР? Пусть факсом представят …наши полномочия. Он воздействовал на неё гипнозом, он …всё знает, папа.
Артур мгновенно включился в смысл слов сына. На его губах (в отличие от сурового Теда) заиграла стандартная улыбка политика, когда тот обещает, уговаривает и, наконец, обманывает своего оппонента. - Мистер Крафт, я жду вас в кабинете главврача Фокса. Вы немедленно получите необходимые документы. Если я правильно понял, вы применили к своей пациентке – моей племяннице противозаконные методы воздействия. Вы будете лишены лицензии, я лично сделаю всё, чтоб у вас не было возможности заниматься практикой. Закон есть закон. И для науки – он закон. Пройдемте. – И Артур широким шагом двинулся к лифту.
Крафт был сломлен. – Но почему же? …Ведь мы не договорили с мистером …с вашим сыном. Сенатор, я считал это правильным, действительно…
Тед тихо повторил: «Пленки, доктор Крафт. Пока от вас требуется только это».
-Нет же никаких пленок! Есть записи в моём блокноте.
Артур подскочил к врачу, придавил его к стене теснее: «Кто имеет доступ к вашим документам?»
Врач не солгал, ответив, что это запрещено всем. – Это моё исследование. Я применяю…
-Ну да «новые методики». Это мы уже слышали. Но речь сейчас не о том.
-Но существует врачебная этика. Я не имею…
Взгляд сенатора был красноречивее простой процедуры: отсечения головы. – Где вы храните ваши документы?
В документах Крафта нашлись те самые записочки, что писала Оливия и протокол обследования, как назвал его сенатор, «с пристрастием». Оливия говорила об отце, о вере в то, что ему «нечего было отдать им». Она говорила о Теде, что она ему теперь «стыдна» и ещё была запись с цитатой: «Если всё вернуть, я бы никогда не сделала так. Я бы этого не пожелала».
-Я пытался выяснить, о чем идет речь в последней фразе, увы, мне трудно, ведь я далек от материалов этого дела.
-И радуйтесь. Дольше проживете без проблем... с федеральными органами. – Тед поднялся с кресла. - Отец, я пойду, прощусь с матерью и …всё, у меня нет ни желания, ни времени оставаться здесь. Прости.
Лоренс старший, конечно же, был против, но взгляд сына был слишком «сер», а это значит, что он, его упрямство было непреодолимо им сейчас. Никакими словами.
Чтоб не услышать отказ. Настоящий отказ, а не слова – извинения, Артур не стал настаивать. – Я пока побуду здесь. Мне интересны …результаты исследований доктора Крафта.
Тед поднялся на седьмой этаж. Он вошел в палату. Элиза ворковала с близнецами, будто те действительно были детьми.
Тед протянул руку Марку. – Марк, до встречи. Пожелай мне удачи. Не буду скрывать, мне не очень хочется лететь туда.
-Ты будешь в нашем доме?
-Да. Я же сказал тебе, я продаю дом.
-Я хотел бы …мой рояль.
Тед будто не понимая о чем речь, дернул головой. – Марк, а разве ты не знаешь, что все ваши личные вещи в доме отчима? Ах, да! Я как всегда забыл сказать тебе главное: я собираюсь купить для тебя дом, небольшой, но…в квартале, где живет Сайрус. Твой отчим был очень рад, что ты будешь жить поблизости.
Элиза обомлела от гладкости лжи сына. Лицо её, будто в миг подрастерявшее привлекательность, вдруг задергалось, «засуетилось». Сказывались нервы, которые жена политика испортила за время долгой карьеры мужа. Но она промолчала.
Тед, пожав руку Марку, подошел к Оливии.
Вот уж к кому он не хотел подходить на столь близкое расстояние! Он даже боялся думать про себя в этот момент, будто заранее подозревая Оливию в том, что она раскусит его в миг.
Он заговорил с ней доверительно и почти честно: «Оли, ты пока не можешь уехать отсюда. Твоих слов …ждет страна. Это слишком ответственно. Надо бы их…обдумать».
Он наклонился и по-братски поцеловал кузину в лоб. – До встречи.
Он вышел, осторожно облизнув губы.
Элиза, не стесняясь уже никого, облегченно выдохнула. Сын всё сделал за них с Артуром. Всё и всем было сказано что нужно.
Оливия качнулась, прикрыла глаза. «Губы горячие, поцелуй ледяной. Он снова лжет. Не хочет, нет, но снова лжёт».
 ***
Он был в Нью-Йорке уже два дня. И вдруг, что-то необъяснимое потянуто его в дом Альфреда.
Только он не вошел в дом. Нужно было разрешение, двери были всё ещё опечатаны.
Не смотря на прошествие всех сроков, ограниченных договоренностью полиции, поверенного в делах Альфреда и Теда, сразу объявившего всем, что желает немедленно избавиться от дома – чудовища, дом всё ещё был под охраной. Поблизости был даже организован пост, где скучал полицейский.
Тед был рад, что тот скучает в одиночестве, что нет представителей прессы.
-Как дела?
Полицейский поздоровался, но, не узнав человека, спросил документы. Тед предъявил.
-Всё в порядке, мистер Лоренс.
-Тогда получите разрешение у Кросса. Я хотел бы войти в дом. Если нужно, в вашем сопровождении.
-Хорошо. Только это не будет делом скорым.
-А вы не спешите. Мне тут есть куда съездить.
И Тед поехал к Сайрусу Шмидту. Тот, гримасничая, всё же принял его.
Тед, как можно дипломатичнее, спросил у него разрешения на временное пребывание вещей из дома Альфреда. – Сайрус, я продаю дом не из-за личной выгоды мне нужно устроить обоих детей.
-Я – то тут причем? Я не понимаю, при чем здесь я?!
Тед держал мысли на запоре. Слова же, исходившие изо рта были им строго взвешены. – Сайрус, вы несколько лет назад приняли детей, как родных. Марк даже носил вашу фамилию.
-Но ваш дядя…
Тед быстро перебил: «Я знаю, что он слишком резко поступил с вами.
-Резко?! …Нагло! Я отдал им всю душу, у меня тогда не было своих детей. И я любил детей Анны, как своих собственных. Я учил мальчика музыке.
-И он благодарен вам за это. Вы знаете, о чем он сильнее всего беспокоился? Он спросил о рояле. Сайрус, Марк – ваше будущее в музыке. Он способный парень.
Музыкант махнул рукой и тут же сцепил пальцы на колене, будто постеснялся жеста.
Тед, засек сомнения в человеке и стал давить на это. – Я слышал, как он играл одно из ваших произведений. – Тед посидел, помолчал, будто припоминал название. Но он прекрасно помнил его, то казалось ему глупейшим. Он даже стишок сочинил: «Дурь в музыке – не диво.
 «Омут чувств» – считается, звучит красиво».
- Мелодия под названием «Омут чувств»…Марк играл на фортепьяно, а наша соседка, она виолончелистка, солировала. Они тогда у нас отдыхали. Это было тем летом. Мне помниться, нам всем очень понравилось. – Тед даже будто помурлыкал что-то похожее.
Шмидт устало посмотрел на него, послушал его старания. – Тед, чего вы от меня хотите?
Лоренс широко улыбнулся. Подумал: «Вот идиот! Я уже полчаса ему втолковываю, а он «чего вы хотите?». В слух он выразился любезнее: «Сайрус, вы просто обязаны помочь парню выгрести».
-Он инвалид! Как же он будет «грести»?
-Он ваш приемный сын. Вы несколько лет были ему хорошим отцом. Парень это запомнил. Да, у него нет ног, зато у него есть желание заниматься музыкой, быть вам полезным и …ещё у него есть деньги.
-Что? Откуда?! Все газеты объявили, что дети не получили ничего. Этот крохобор и после смерти их обобрал.
Тед понял, сейчас начнутся выпады против его отца, тому же досталось если не всё, то многое.
-Сайрус, у Марка будет свой дом. Я, почему и вещи хочу куда-то на время вывезти, чтоб поскорее продать дом, да купить Марку что-либо поблизости к вам. Он так сильно хочет этого, быть рядом с вами. – (пауза) - Сайрус, и это не всё. Дом полон вещей, с вида непривлекательных, но это сплошь раритеты. Ведь Альфред не менял мебель со времен моего деда. Там мебель начала века. Красное дерево, золотистая липа, карельская береза, ясень. Вы рояль мальчику у кого покупали?
Шмидт задумался. Лоренс ответил на вопрос сам: «У Дитера Болена. А вы знаете, что он стал кумиров миллионов, создав свой ансамбль. Вы слышали о «Комиксе»?
-И что?
-«Комикс» собирает миллионы поклонников. Тряпка с плеча Болена стоит десятки тысяч. Вы себе не представляете, сколько сейчас может стоить рояль, на котором юный Дитер учился писать свои первые куплеты. И это не всё. – Тед понял, пошла обычная купля – продажа. Голос его стал монотонным, тихим, но отчетливым. Он будто гипнотизировал им своего визави.
На маркетинге Тед в своё время собаку съел. Его средство от моли под названием «Пуля Лорса» - стала мировым ударным средством, первой визиткой его компании. И всё же он вздыхал про себя, вспоминая о теперешнем предмете сбыта. О мальчишке, размышляя, параллельно разговору, о композиторе Шмидте: «За всё нужно платить. За моё спокойствие плачу я». – И все эти вещи останутся в вашем доме, Сайрус. Содержать парня вам не придется. Марк уже ежемесячно получает пожизненную пенсию. Это полтора процента от годовой прибыли «ЛК». Это приличная сумма. Я покупаю ему дом, Марк сам подбирает для него новую мебель. Но пока…
Шмидт, уже несколько минут назад принявший решение, перебил его: «По поводу мебели - я не возражаю. Пусть постоит тут в летнем домике».
Тед понял, для чего Шмидт сделал глубокий вздох, он опередил поспешный отказ: «Отлично! Отлично, Сайрус. Я всегда считал вас человеком чутким и справедливым. С мебелью…порядок. Это хорошо. Я, знаете, мог бы снять складское помещение, но, боюсь, такой чуткий материал, как дерево, оно же чувствует ауру. Мебель впитала в себя ауру дома ...
-Жуткую ауру. Не находите? – Шмидт чуть подался вперед, по-видимому, ожидая возражений и защиты дяди со стороны Лоренса.
Тот же отнесся к выпаду очень даже равнодушно. Но ему не понравилось, что его перебили. И именно это сменило тень улыбки на лице Теда. – Сайрус, я потому и спешу избавиться от дома. Но парнишка.
-Вы же сказали, мебель?
-Да, сначала нужно перевезти мебель.
-А я вас сказал, что согласен.
Тед терпеливо отбивался от точных, но провокационных «подач». – Сайрус, …спасибо. Но обещайте подумать по поводу Марка.
-Подумать – это да. Но боюсь, что я предпочту безопасность для собственных детей, Тед. Вы меня понимаете?
-Да. – Тед кивнул. – Отлично понимаю. Но и вы должны правильно меня понять, мальчик будет при вас не иждивенцем. До двадцати одного года, вы, согласно составленным документам, можете распоряжаться теми самыми полутора процентами с прибыли моей компании.
Сайрус вытаращил близорукие глаза и похлопал густыми черными ресницами.
Тед продолжил: «Вы меня правильно поняли?»
-Тед, вы сказали, будет …документ об опеке?
-Нет. Будет документ, поднимающий ваше имя до уровня хорошей рекламы: вы снова (Тед хотел сказать «даете», но передумал), возвращаете Марку свою фамилию. Никаких Лоренсов рядом с его именем. Марк Шмидт – вновь становится вашим сыном. Официально законным сыном. И вы…распоряжаетесь огромной сумой, которой согласно документам мы обеспечиваем парня до конца его жизни. Вы распоряжаетесь его домом и …его талантами. Которые, в нём, несомненно, есть.
Шмидт долго не сводил с Теда своего пристального взгляда. Выдержав долгую паузу, он кивнул. Однако ответ его и на этот раз был уклончив: «Тед, я всё понял. Однако, …документов я не видел, дома- тоже. Да и …рояля Болена мне не привозили».
Тед скоренько ответил: «Завтра. Завтра по моему распоряжению и,…разумеется, согласно вашему разрешению в ваш летний домик перевезут всю мебель Альфреда. Её немного, думаю, она там вся и поместиться. Ну, если вы что-то захотите изменить, допустим, захотите, чтоб что-то стояло в вашем доме, то это будет тут же, теми же рабочими, перенесено к вам. Что касается документов, тут требуется согласование с полицией и …поверенным в делах Альфреда. И ещё …комиссии детские, вы же знаете, без этого не обойтись. Но мы постараемся сделать всё от нас зависящее, чтоб документы были составлены в кратчайшие сроки. Деньги же на ваш счет станут поступать сразу, как только вы поставите на документе усыновления свою подпись.
Сайрус поморщился. – Тед, а моя безопасность? У меня дети.
-Что касается ваших детей, - Тед прокашлялся, разговор уже перестал его интересовать, - то их безопасность – это лично ваши гарантии. Что касается Марка, то тут можете не беспокоиться. Мой отец и моя мать, берут на себя оплату услуг санитара при нём. Этот человек уже работает рядом с ним. Этот человек согласился сменить профессию полицейского на няньку при Марке Лоренсе. Ну, или Шмидте, как вам приятнее слышать. Так мы договорились?
Шмидт тяжело вздохнул и отвел свой пристальный взгляд от Лоренса. Теду даже показалось, он как-то уж очень обречено ссутулился.
-Сайрус, я не расслышал ответа.
-Мебель - везите хоть сейчас. Об остальном – подумаю.
-Да, у вас есть время. Думаю, на составления всех документов потребуется не менее двух месяцев. Однако Марк должен уже жить с вами всё это время. – Тед улыбнулся на вопрос в лице Шмидта. – Это требование комиссии по усыновлению детей. Они должны проверить, хорошо ли живется их подопечному в вашем доме, Сайрус.
Шмидт, опять же после паузы и долгого разглядывания хитрости в улыбающемся лице Лоренса младшего, ответил: «Хорошо».
Лоренс тут же поднялся с низкого кресла, совершенно неудобного для него - человека высокого ростом. – Прекрасно. Тогда я не стану вас больше отвлекать от ваших личных дел. Вы, кажется, занимались с вашей ученицей.
Шмидт кивнул. – Да. Вы меня несколько …отвлекли.
Когда Лоренс садился в машину такси, ожидавшую его всё это время у подъезда к дому Шмидта, из высоких окон второго этажа зазвучала мелодия. Она не была идеальна, возможно, ученица фальшивила, выводя смычком не тот такт, но звуки рояля были точны и приятны слуху. Лоренс специально задержался, чтоб дослушать новое произведение композитора Шмидта до конца. «Что ж, этот «Омут чувств» мне нравится больше. Надеюсь, и у парня будет получаться что-либо подобное. Дай бог». – С этой мыслью он и покинул небольшой дом Сайруса Шмидта.
А дальше машина снова повезла его к поместью Альфреда.
 ***
Небольшой дом по современным меркам был даже как бы тесноват. И…темноват. Стены, окружавшие поместье, сильно потрескались, давно не реставрированный бассейн представлял озерцо по осени казавшееся грустным. Корт был недавно обновлен, сад казался ухоженным, но каким-то печальным. Дороги были качественными, но озеро, которое встретилось на пути к дому, показалось Лоренсу мрачным от изобилия тины и плакучих ив. Само здание, увитое старым, уже покоричневевшим плющом, несомненно, требовало реставрации. Тед даже подумал о полном сносе его. «Впрочем, - решил он, срывая печать с двери и входя в дом, - не моё это дело».
Он хорошо помнил этот дом.
Семья Артура Лоренса редко останавливалась в гостиницах, бывая в Нью-Йорке. Этот маленький дом Альфреда не казался членам её неуютным и темным. Здесь всем хватало и тепла, и места. Радость от встречи чувствовалась всегда, даже если дел у Альфреда было по горло. Его супруга принимала нежданно «упавших с неба» гостей – родственников и была рада развлечь себя, развлекая их. Альфред охотнее подписывал счета, если те были завышены по причине приезда Лоренсов.
Тед шел по пустому дому, ничуть не пугаясь его одиночества. Полицейский остался на посту. Он только смотрел на вспыхивающий в окнах свет. Это Тед, гуляя по дому, включал его и не выключал, покидая очередную комнату.
Тед заметил, для вернувшейся к нему дочери Альфред выделил самую большую, самую светлую из всех комнат, что были в его доме. «Думаю, он был рад, что его дети снова с ним после долгих лет разлуки из-за развода с Анной. И ещё мне кажется, у Оливии были конфликты с Франческой. Молодая супруга Альфреда была ревнивой. Я помню, как она цеплялась к нему за то, «как он смотрит на жену своего брата». Но в целом, Франческа была веселой женщиной. Прах её пухом…. Так что же могла изменить Оливия? О чем шла речь в записке?»
Лоренс долго колесил по комнате девушки. Всё здесь стояло на своих местах. Был, правда, некоторый беспорядок в «стане» мягких игрушек, которые Оливия, любила. Он взял в руки ту, что кинулось ему в глаза сразу – розового медведя.
Тед подарил его Оливии, зная, что она любит подобные вещи. Сам он даже в детстве не играл с такого сорта игрушками, а вот знакомым женщинам любил их дарить.
Тед низко наклонился и взял в руки медведя. Посмотрел на него, поправил смявшиеся округлые уши игрушки. «Взять с собой? А в чем же я его повезу?»
Тед огляделся и тут же заметил угол пластикового пакета, чуть торчавшего из-под низкой кровати Оливии. Он наклонился и потянул за край. Из пакета выпала какая-то тряпица. Тед машинально поднял её и кинул на кровать. Но потом, присмотревшись, снова взял вещь в руки.
Это было короткое платье на бретелях. Светлое, трикотажное, очень нежное на ощупь. Но Теда привлекло не качество, не фасон. На нижнем подоле спинки платья было бурое пятно. Весьма характерное пятнышко и воспринимаемое взрослым мужчиной однозначно. «Она же была ….Ничего не понимаю. В тот день, когда в этой комнате прибирались в последний раз, на ней было другое платье. Вещественное доказательство того, что девушка была…. Что такое? А это тогда что, …что это такое? Чье оно? Кто затолкал его, спрятав под узкую кровать?»
Тед, уже осторожно, упаковал платье назад в тот же пакет, перешагнул через медведя, валявшегося под ногами, и вышел из комнаты.
Он заново обошел весь дом, стараясь присматриваться к любой детали, вдруг начинавшей диссонировать с уже знакомым ему «беспорядком».
Последним помещением, в которое он вошел был спорт зал. То есть, это уже давно не было спорт залом в прямом смысле слова, здесь стоял рояль, некогда подаренный Сайрусом Шмидтом своему приемному сыну. Когда Марк вернулся к родному отцу, Шмидт позволил сыну при прощании забрать инструмент себе. Альфред купил Марку новый рояль но недорогой и скромный по качеству звучания. Он не нравился Марку. Чаще всего последний играл на этом инструменте, выставленным Альфредом в пустующий спорт зал. Сейчас Тед искал стульчик. Тот, как посчитал Тед, обязательно должен быть рядом с инструментом. «Такой черный, покрытый лаком, крутящиеся. …Где же он?»
Лоренс обошел просторы зала. Его шаги гулко раздавались в тишине, старый паркет чуть поскрипывал. Стульчика не было. Тед снова посмотрел на рояль. Обычно крышка его была открыта. Лоренс провел рукой по пыльной прикрывающей инструмент крышке. Провел пальцем по изгибам её. «Так на чем же нам посидеть да подумать?»
Лоренс снова обошел все комнаты дома, заглянул на чердак.
И всё же он нашел, что искал. Только не стал брать в руки. Стульчик с округлым сиденьем был заставлен кухонной утварью. Кто-то буквально заставил его кастрюлями, сковородами, запихнув в низ старого буфета. «Пора вызывать Кросса. Чего-то не так поискали здесь его людишки. Пусть всё проверят заново. Или…убедятся, что им подсунули чего-то новенькое. Пусть поразмышляют, зачем и кто?»
 ***
Диалог Лоренса и Кросса не прерывался уже долгое время.
-Тут одно из …хотя нет, может быть, и третий вариант. Может, это сами хозяева перенесли его туда.
Тед покрутил головой. – Сомневаюсь. Кухарка была чистюлей. А её хозяин скупым. Вряд ли бы он позволил ей, а она решилась использовать такой стул как кухонную подставку для сковородок.
-Красс пожал плечами. Это, конечно, ничего не доказывает, но…возможно. Ладно, будем отталкиваться оттого, что стул сюда кто-то принес. А как вы думаете, почему стул был принесен в кухню?
Тед пожал плечами. – Чтоб скоро не нашли. – Сказав, он замялся, заметив, как Кросс качает головой.
– А кому нужно было искать его на кухне? И зачем? Ну, спрятали, допустим, заигравшиеся дети стул на кухне и что?
Тед улыбнулся. - Вы думаете, это дети его спрятали? …Вы шутите! Альфред гвоздя ржавого не кинет, потребует немедленно выправить, смазать и убрать на место. Чтоб кухарка позволила такое на своей кухне с хозяйской мебелью?! Ей бы очень досталось за это. А может тут другое. Я вдруг подумал, может, кто-то побоялся оставить стул на месте, потому что на нём трудно отпечатки стираются. Он же черный, лакированный. Их могли просто не успеть стереть.
-А вот это скорее. Да, думаю, вы правы, на кухне стул был спрятан. Только когда и кем?
-Думаю, пока была жива кухарка, такого бы не произошло. Она бы выставила его из своих владений, и Марку бы попало, что он таскает стул по дому.
-Хорошо. Но если предположить, что стул прятали в тот самый день, не раньше, значит, кто-то мог свободно перемещаться по дому, когда в каждую из комнат здесь заглядывали убийцы. Или ловко прятался здесь, пока шла бойня. Думаю, ваша кузина не выдержала бы такого прессинга для нервов, она бы закричала и выдала себя. Скорее всего стул был спрятал кем-то другим. Давайте предположим , - Кросс внимательно посмотрел на Лоренса, - предположим некую бессмыслицу: девушка была не одна накануне ночью. Допустим, они поигрались возле рояля, и только потом спустились в спальню. Там она могла переодеться в другое платье. Скорее всего в то, в котором её отвозили в больницу. И на подоле которого была обнаружена сперма.
Кросс заметил чуть вытянувшееся лицо Лоренса. Но ни на чуть не прерывался в своих предположениях, в бессмыслице, и Лоренсу показавшейся вполне вероятной.
-А потом стул спрятали. Если бы посторонних не было, не было бы кому напугать веселившуюся до утра молодежь, то и стул бы прятать не пришлось. А тут, получается, его прятали… на глазах бандитов. Те некоторое время, так написал Марк в бумажке, были в саду. Их могли видеть и Оливия Лоренс и её милый друг. Ведь он описывал парадную дверь дома, ту, что выходит на дорогу. А вот труп садовника, телохранителей – найдены в саду. А это значит, …это значит, что пора возобновить общение с приятелями мисс Лоренс, раз она сама пока свидетельствовать не может. Или уже может?
Тед покачал головой – «нет».
Кросс хмыкнул однозначно. Но ответил: «Нет, так нет». И всё же бледность, проступившая в лице Лоренса, несколько притупила логику инспектора. Он остановился, перестал мерить шагами гостиную дома Альфреда Лоренса. – Мистер Лоренс, что с вами? Хотите воды?
-Нет. – Тед машинально обтер ладонями лицо. Почувствовал влажность рук. «Чушь, - думал он, - чушь и всего лишь …дурацкие предположения». В слух он сказал иначе: «Как вы верно всё сказали, …инспектор. Нужно искать…приятеля мисс Лоренс».
Кросс отдал пакет с женским платьем своему спутнику - полицейскому, указал на стул. – Это тоже заберем. И…мистера Лоренса заберем. Вы же ещё не отмечались сегодня у нас, Тед. – Кросс улыбнулся. Улыбка седовласого инспектора делала болезненно-хмурое лицо его чуть привлекательнее. - Каждый день заходили, а сегодня почему-то нет.
Тед тоже улыбнулся, но осторожно. Ему хотелось бы узнать, знает ли Кросс, с кем он случайно встретился накануне в ресторане «Максим». – Можно и отметиться. Хорошо, я еду с вами. Вы же хвалились, что у вас экспресс методы определения группы крови и ДНК. А вдруг вам потребуется ДНК Лоренсов.
Кросс кивнув. – Вы правы, если это платье девушки, вы нам тем более понадобитесь. Хотя структура вашего ДНК нам уже известна. Мы же уже обследовали первое платье девушки. Хотя… на нём не было …столь ярких знаков.
В машине молчали. Лоренс, пока ехали в полицейское управление, вспоминал встречу с Мерфи.
 ***
Ресторан «Максим» был полон. Венгр - цыган трепетно пытал скрипку.
Лоренс сидел за столиком один. Упрямо отказывая официантам, желавшим развлечь его подсадной «уточкой» или «белым лебедем». – Нет, «белый ут» - мне тоже не к спеху. Спасибо, нет.
 Он ужинал, пил вино и обдумывал список фамилий лиц, которые пытались купить для себя поместье, в котором разыгралась страшная драма.
Лоренс считал их «условно ненормальными». Таких было двадцать три человека. Тед тут же отмел лица с видом на жительство и иностранцев. Отмел отцов вполне приличных, известных лично Лоренсом семейств. Оставил тех, кто имел возможность заплатить хорошую цену за поместье, которое весьма запустил прижимистый хозяин. Да и дом, слишком требовал внимания. Чтоб просто довести его до современного уровня (расширить комнаты, осовременить кухню, установить лифт и поправить дороги), необходимы серьезные капиталовложения. Остались трое: Майлз, Стаффорд и Мерфи. Все трое были известны Теду, считались людьми состоятельными, и так или иначе, в своё время выражали недовольство «правлением» Лоренса. Ведь Теду нужно было выяснить, кто кроме Мерфи мог привести отца …к настоящему инсульту?
И каково же было его удивление, когда к его столу подошел высокий господин, вальяжный брюнет и представился: «Не узнаешь, Тед? Френк, …я Френк Мерфи. …А? Узнал, гусь?
Лоренс кивнул на свободный стул. Не здороваясь, так же как и подошедший, сразу начал «представление - импровизацию». – Ну почему же гусь? Ты что, не местный, тут всех «утками» называют. Вне зависимости от пола. – Тед протянул руку Мерфи. Тот, присаживаясь за столик, пожал её. – Привет, привет тебе, Лоренс младший
Мерфи был в превосходном настроении, он уже час отдыхал в компании друзей и подруг и вот случайно заметил в зале знакомое лицо. Прямо тут же и двинулся к нему, будто за свежатинкой.
-Тед, честно, я рад тебе, ты такой же баламут, как и был. Приятно, знаешь, что есть люди, суть которых с количеством капитала не меняется. – Мерфи подозвал официанта и заказал коньяк и икры, снова обратился, довольно улыбаясь, своему соседу по столику. - Честно, Тед, я рад, что ты подал мне руку. Я тут встретил Джона, …знаешь Джонатана Стаффорда? Ох, какой важный типчик, …важный, как твой папаша, Тед. Ты меня прости, я…
Тед подняв палец кверху, чуть притормозил словоблудие подвыпившего человека. – Френк, давай о тебе. Давно не виделись.
-Нет, ты сначала. А то я напьюсь, и пропущу твоё интересное. Ты давно перебрался в Нью-Йорк?
-Ты ведь в курсе, мы занимаемся разменом дома. Я продаю поместье с домом Альфреда, покупаю просто два дома для его детей от первого брака.
-Для этих недоумков, что парятся в ваших калифорнийских психушках?
Тед зубами прихватил верхнюю губу. Несколько надменно скосил глаза на два бокала, принесенных официантом. И всё же ему удалось не сделаться «важным» в глазах приятеля детства, расцепив зубы, он произнёс:
 «Мерфи, заберите посуду.
 Я ссорится с вами
 И не хочу и не буду».
Мерфи сначала смолк, будто включаясь в ритм фраз, и только потом понял их смысл. И рассмеявшись, подал Теду бокал с коньяком. – Ха-ха! Тед, но ведь мы ж с тобой вне сферы политики. Ха-ха…ведь мы с тобой даже девочек когда-то без войн делили. Так неужели ж мы с тобой…из-за политики…
Тед поставил бокал обратно на стол. – Френк, ты говорил «честно», говорил, что «рад видеть», ну так какого черта ты провоцируешь меня дать тебе сейчас перчаткой по морде? – Лоренс приятно улыбался. - Что за дерзости, гусь?
Мерфи снова всунул бокал с коньяком в руку Лоренса. – Выпьем, Тед. Ладно, я не настолько пьян, чтоб припомнить всё, что хотел бы припомнить нашим и …вашим политикам (Мерфи - отец был предшественником Артура Лоренса в кресле мэра Лос-Анджелеса). Давай, рассказывай, кто ты и чем интересуешься?
Тед рассказал лишь то, что могло быть интересно давнему и нетрезвому приятелю, человеку, с которым вот уже завтра он может столкнуться, …допустим, в одном зале суда. Закончил «новости» словами: «Холост и нагл».
Они мало пили, мало закусывали. Но оба заметили странный интерес, с которым жадно впитывают пусть скудную, сглаженную информацию друг о друге. Будто, не встречаясь тысячу лет, они были и есть интересные друг другу люди.
Мерфи был настолько осторожен в словах о себе, насколько тянул ещё не выпитый им на сегодняшний вечер коньяк в бокале. – …Я не холост и всё равно нагл. – Закончил он рассказ о себе и вполне дружелюбно улыбнулся.
-Так значит, ты в Бостоне теперь?
-Угу. Вот кто бы, …ты бы мог подумать? …что вечный троечник станет заместителем консула.
Тед, сам был слабоуспевающим учеником, и знал, какие иногда «отличники» выходят из «троечников». Впрочем, прецеденты и в мировой истории случались. - А мне казалось, ты, так же как и твой отец, стал строить.
-Нет, это сплетни, Тед. Деньги там, строят – роют, а я дипломатией занимаюсь. Здесь бываю не редко. Правда, сейчас у меня здесь кое-какие личные дела. – Френк беглым взглядом оценил стоимость прикида Лоренса. Припомнив, что тот всегда слегка пижонил, Мерфи улыбнулся на постоянство привычек в человеке. - Так ты говоришь, это ты занимаешься продажей дома Альфреда Лоренса? А что, папа твой, …настолько плох?
-Спасибо за вопрос. Всё в порядке, отец здоров. Но проблема с домом дяди - моя.
-Отчего же?
-Дети, дети, Френк. Рано мне ещё думать о детях. Старики живы, забочусь. А детей, …вот, устраиваю.
Мерфи, будто отупело, следил за визави с заметным интересом. Только понять не мог, говорит ли тот серьезно или опять шутит. – Тед, какие «дети»? Они ж взрослые люди. Кстати, как там ваши специалисты, может лучше сюда, в Нью-Йорк. Психов здесь – тучи, но тутошние врачи умеют с ними справиться. Заметь, какие тихие люди вокруг. – Мерфи обвел зал пьяным взглядом. – Посмотри, сколько больных…и все …тихие.
Тед прислушался к фону их разговора. Да, некоторый шумок заметен.
-Френк, ты стал не только дипломатом, а ещё и философом. А раньше был примитивным плутишкой. Помнишь, как мы учительницу по современной истории напугали?
-Это не только мы с тобой запомнили. Мой отец, часто мне этот случай поминал. Это сейчас то тут, то там звоночки: «У вас за пазухой бомба», а мы с тобой первооткрывателями были. Потому нашим отцпам такие шутки дороже обошлись. Ну и этой, …истеричке, которая, заикаясь, в укрытие нас вела. Да, так с тех пор так и заикается …сердешная наша Амалия Штрасс.
-Ух, ну и память у тебя. – Польстив, Тед серьезно подлил коньяку Мерфи, себе же добавил лишь глоток.
Мерфи тут же это просек это, и просто, за разговором, сровнял доли, долив напиток в бокал Лоренса. Не акцентируя. – А я другой случай помню. –И тут послышался групповой женский визг со стороны столика, за которым сидел вначале Мерфи …А ну их, пойдем, случаи, я тебя с друзьями познакомлю. Идём, видишь, как веселятся.
-Нет, Френк. Я тут, я отдыхаю.
Мерфи, уже давно заметил, что на броскую, и вместе с тем, приятно-спокойную внешность Лоренса обращают внимание, как женщины, так и мужчины. Некоторые даже улыбались и кивали ему, будто приветствуя его, хотя он сам не обращал на них, казалось, никакого внимания. - У нас свободные женщины есть. И …вообще, народ свободный найдется, идем.
-Нет желания, Френк, спасибо.
Мерфи поднялся со стула. Чуть качнулся. – Ну что ж, тогда отдыхай так. Но я может, вернусь к тебе, если там снова скучно станет. Так говоришь, домом занимаешься ты?
Тед кивнул.
-Тогда ещё свидимся. Я хочу его купить.
-Тогда точно, свидимся.
Мерфи кивнул и отошел к туалетным комнатам.
Лоренс, расплатившись, поднялся и ушел совсем. «Думаю, это всё же случайность. Откуда ему знать, что я скажу таксисту, чтоб остановился именно здесь. Я ж собирался ужинать в отеле. Случайность. …Как же её много. Того и гляди, паранойя откроется».
В тот вечер Тед взял такси и отправился к себе, в отель.
Вот такая состоялась встреча. Неожиданная, по крайней мере, для Теда Лоренса.
 ***
В полицейском управлении люди работали, не смотря на наступивший вечер.
-Хотите, я закажу пиццу и для вас? Я думаю, мы сегодня останемся без ужина, благодаря вашим находкам.
-Ну уж! Тут не только наши успехи, но и ваши. Ладно, угощайте.
Кросс хмыкнул, он вовсе не хотел угощать Лоренса. Но …не отказал. Послал подчиненного за парой пицц и колой.
-Нет, мне сок.
Кросс хмыкнул и кивнул парню-полицейскому. – Возьми для господина Лоренса сок. Какой сок вам нужен?
Тед ответил.
-Ну вот, апельсиновый, значит. Только живее, и …только свежее. – Кросс разложил на столе бумаги. Достал и поставил на блокировку магнитофон. – Агента Джонсона звать будем?
-Мне всё равно.
-Тогда обойдемся.
Тед, молча, кивнул, будто ответил: «Да, думаю, да».
-А что вы думаете по поводу Мерфи? Этот человек однажды открыто заявил, что ему симпатична дочка Альфреда Лоренса.
Тед дернул шеей. Как-то уж слишком скоро Кросс заговорил о человеке малоизвестном ему, но несомненно интересном. «Жаль, что я пока сам в этом не разобрался». После встречи с давним знакомым у Лоренса сложилось неоднозначное мнение о сегодняшнем Мерфи. Френк показался ему способным на подобный финт («игры у рояля», как выразился Кросс). «Но соучастником преступления, …думаю, Френк не был». Лоренс попытался впредь контролировать выражение собственного лица. – А я должен думать о нём? – Тед дернул, будто в сомнении плечами. – Ведь и вы не знаете наверняка, что это был он. Что это он кричал: «Держите её!» что это он через стену сиганул, что это он укрыл стульчик на кухне.
-Мистер Лоренс, вы знали людей, с которыми встречалась ваша кузина здесь, в Нью-Йорке?
-Разумеется, нет.
-А нам уже это известно.
Тед дипломатично улыбнулся. Но когда Кросс озвучил «список», резиновая улыбка, будто припечаталась к его губам.
В список входили все трое покупателей дома Альфреда Лоренса: Стаффорд, Майлз и Мерфи. Ещё значился некто Дубайю, но Тед на нём внимание не задержал. Человека с такой фамилией в его списках не было – это Тед помнил точно. – И вы решили, что это непременно Френк Мерфи? А почему не этот…Дубайю, кажется?
Кросс улыбнулся. И Лоренс ещё раз отметил, что суровости инспектора такая улыбка - просто великое украшение. Седовласому, с крупными, будто рубленными топором чертами лица инспектору на вид было за пятьдесят, но Тед знал, что ему представляли «Тридцатилетнего» полицейского.
-Мистер Лоренс, а давайте пари. Я понял, у вас на уме другая кандидатура.
Тед улыбнулся, ещё более вуалируя собственные рассуждения на счет новой информации. - Да нет у меня никаких предположений! С чего вы взяли?
Кросс хмыкнул. - Есть, есть. …Нет? – Кросс улыбнулся шире. - А тогда зачем вы пошли в пустой дом?
Принесли легкий ужин. Лоренс закусывал пиццей кислый сок.
Наконец, принесли результаты экспертизы.
Кросс, пережевывая кусок, прочел про себя. Улыбнулся, поглядев в сторону Лоренса. Тед, перестав жевать, просто гонял во рту языком кусочек огурца. Он внимательно смотрел на инспектора. Но тот не спешил раскрывать карты. -И всё же, мистер Лоренс, ваши предположения? Дайте так, без протокола, чисто между нами.
«Ага, - подумал Тед, - не настолько мы близки, чтоб «без протокола». А в стенах этого заведения «между нами» звучит, как «между нами всеми тут». И всё же одна фамилия кружила в его мозгу. Тед мысленно отмел не только совершенно неизвестного ему Дубайю. (Как сказал Кросс, это ювелир, владелец нескольких магазинов в Нью-Йорке), но и Майлза (тот был геем, и никак не мог столь интенсивно, …всю ночь любить дочку Альфреда Лоренса) Тед не хотел и в мыслях видеть в тот день у рояля с понравившейся ему девушкой. И ещё Лоренс ограждал от всего этого Мерфи. Не потому, что тот ему был симпатичен или напротив, малоприятен, Тед просто не желал даже в мыслях видеть его любовником Оливии. Это был единственный мужчина в списке, к которому тот мог ревновать Оливию. Лоренс побаивался, что может проиграть такому мужчине в прыти.
Тед остановился на Джо Стаффорде.
Со Стаффордом, которого Мерфи в ресторане обозвал «важным», Лоренс встречался лишь раз. И не лично. Это случилось в рождество. На президентском балу бизнесменов. Туда съезжались со всей страны наиболее успешные или наиболее ушлые предприниматели. У Теда рывок в успехах был серьезным, да и фамилия была ещё на слуху господина Президента. Тот, вспомнив о ней, пригласил сенатора Лоренса вместе с сыном. И вдруг там разгорелся спор. Тот был вполне приватным, здесь никто бы и не подумал о такой бестактности, как разговор о делах. И всё же…все разговоры кружились именно вокруг них, но завуалировано. Тед стоял в стороне и только наблюдал за спором.
Рядом с губернатором из Нью-Джерси стоял молодой мужчина. Высокий, худой блондин с гладко зачесанными за уши длинными волосами. Тед почему-то подумал, что мужчина - немец. Уж очень выглядел педантом, и в речи его было много отрывистых фраз, пестрящих европейским сленгом. И говорил он, время от времени, громко, чуть подергивая в кивке узкую овальную голову.
Спорил Стаффорд старший, которого Тед уже хорошо знал в лицо. (Одно время, он встречался с ним лично, когда заезжал в Филадельфию, чтобы уладить некоторые дела по поводу пары собственных заводов, выпускающих твердое и жидкое мыло). Но младший Стаффорд – Джонатан (это имя Тед узнал от отца чуть позже), всё время вмешивался в спор, добавляя аргументов в пользу слов своего отца.
Теду тогда пришлось увести отца от разговора. Артур кипятился, называя обоих Стаффордов «дикарями от высокой моды». Оказалось, мнение губернатора Стаффорда действительно были на слуху у всех. Были «модны». Что касается сына губернатора, то Тед оказался почти прав, полагая, что тот немец. Большую часть жизни Джонатан провел в Кёльне. Теперь же занимается в Нью-Йорке дизайном интерьеров, считаясь высоким знатоком дела и обладателем своеобразного, чуть гротескового вкуса (что-то вроде груды кубов, из которых выкладывается в доме всё, что ни пожелается: от кровати до шкафа для обуви).
Это было всё, что мог знать о Джонатане Стаффорде Тед.
«Мог. Этот мог и через забор перескочить и с Оливии…всю ночь не слезать. После такого бычка её вполне за изнасилованную посчитать могли….Так зачем же она платье спрятала? Или это он…чего-то испугался? Чего? Ну да ладно, прежде всего, он тогда за свою жизнь испугался. Он стал свидетелем убийства. А вот теперь, когда он избежал пули и ножа убийц, он, думаю, очень даже переживает за спрятанное под кровать платьице. …А может, это не Стаффорд? …Мерфи?…Или голубок Майлз?» - Тед вздохнул и поперхнулся кусочком пиццы. Та была явно несвежей и в горло ему не шла.
Запивая кашель водой (сок Лоренсу тоже показался подозрительно кислым), Тед думал о Майлзе. «Что мне известно о малыше Микки?»
Что касается Микки Майлза, …тут знакомство было ещё менее значительным, даже поверхностным. Потому как Майлз был иным. Сын известного и весьма влиятельного торговца недвижимостью был законченным геем. То есть, среда его обитания была весьма однозначной. Лоренс, в далекой юности играя в бисексуала, появлялся на тусовках геев и встречал там Микки. Последний раз он видел Майлза лет десять назад. Это был капризный, крикливый, как баба, субтильный тип, вечно размалеванный и, раздражавший Лоренса накладными ресницами с волосками аж до бровей. Любимой фразой у Майлза тогда была такая: «Закажи мне шоколадку, противный, тогда полюблю». Фраза, сразу непонравившаяся Лоренсу, к которому стал клеиться Микки, совершенно растолкала их по разным углам тех самых обществ. Впоследствии Тед стал реже появляться в тех местах, а после автомобильной аварии, в которую попал Боксер, бывать там и вовсе перестал. Возможно, глядя на таких, как ММ, Лоренс окончательно выбыл в «натуралы».
Тед морщился, припоминая противное во внешности Майлза. «Нет, это не он. Он бы Оливию…настолько не раскрутил. Так значит…Мерфи? …Нет. Думаю, это был щеголь Стаффорд. На его порядочность она могла купиться. Мерфи прост, прост и однозначно подозрителен. Он двойной. Она бы испугалась довериться такому. Значит, Джон. …Боже, девочка, почему? Зачем, …зачем?»
И вот с него выспрашивали, кто же мог сделать отпечаток на платьице, валявшемся под низкой кроватью в комнате Оливии Лоренс. Он вздохнул и на выдохе выпалил: «Хорошо. Пусть это будет Мерфи».
Тед был серьезен. Это даже удивило Кросса. Но мыслей его ему было не угадать.
Тед, вот теперь, когда целиком представил себе всю троицу женихов Оливии (он упрямо исключал ювелира, считая, раз он его не знает, то и такая девчонка, как Оливия, не заинтересовалась бы такой мелочью), теперь он никак не хотел того, чтоб «поделиться» расположением понравившейся ему девушки. «Ну, …ну, если только с Мерфи». В его мыслях не было пошлости, типа «старый конь - Мерфи борозды не портит», он думал иначе: «Если уж быть очередным у женщины, так пусть у той, что каждый раз выбирает только лучшее в жизни». И в тоже время, он как бы и мстил Френку, что тот оказался «первее его». «Если он оказался в том доме и в тот момент, пусть и выпутывается из милых отношений с полицией, консул «липовый», – думал Лоренс.
И ещё была одна очень глубокая мысль у него: Тед тихо радовался, что Оливия всего лишь активно провела ночь с приятелем, а не подверглась нападению «козлов» с улицы.
Кросс, будто веером помахал бумажкой – результатами экспертизы. И, будто зля Лоренса ожиданием, молча, даже без каких-либо эмоций на высказанное им предположение, положил документ в толстую папку с грифом «В дело». – Мистер Лоренс, как вы считаете, Альфред Лоренс был в деловых связях со своим братом - с вашим отцом?
Тед вздрогнул. Его дернуло заметно, будто ему в нос ткнули доказательством вины его отца. Он сглотнул, лицо его стало сухо-деловым. – А почему вас это интересует?
-Мы тут …с агентом Джонсоном, сопоставили некоторые даты, и получилась интересная цепочка дат: Джо Мерфи появляется в Вашингтоне, его замечают рядом с известным коммерсантом – Альфредом Лоренсом, это апрель, а уже в июле у Артура Лоренса - известного стране политика, человека, знаменитого весьма крепким нравом и здоровьем, случился инфаркт. А потом…
Тед едва заметно передохнул. По тяжести обвинение могло оказаться более весомым, и всё же он был рад, что к той ночи, в спальне Оли - его отец отношения не имеет. Потому он и перебил Кросса с легким сердцем. - А потом, вам лучше перелистать медицинскую карту и вместе с агентом Джонсоном взять за рога тех профессоров, которые выхаживали сенатора из состояния куклы. – Тед, озвучил фразу в широкой улыбке, но сквозь зубы.
Кросс был внимателен к мимике Лоренса, быстро ответив: «Уже», - и снова перешел к датам. – Через пару месяцев сенатор говорил речь на похоронах Мерфи. В октябре в автомобиль сына Мерфи врезается молочный фургон, и уже в начале ноября у сенатора Лоренса обширный инсульт.
Кросс замолчал.
-Это всё?
Инспектор улыбнулся, и ногой придвинув к Лоренсу стул, сел, чуть ли не упершись коленями в его стул. Быстро оглянувшись на дверь кабинета, он заговорил чуточку тише обычного, глядя на Теда пристально и жестко. – А большего, Тед, я вашему отцу и не желаю. Я не знаю, каким он стал за последние десять лет, как-то знаете, потерял его с поля зрения, а вот до этого пропадания, я не только хорошо знал, за что уважаю сенатора Лоренса, но и за что, мог бы встать на защиту его, как гражданина Лоренса. Это был открытый, и в некотором смысле идеальный политик. То есть лжи, и лицемерия в нём было значительно меньше, чем во многих …рычажках господина Президента. И ещё мне подлинно известно, что выкарабкивался из своей болячки ваш отец сложно. Кто-то считает – быстро, а я, уже восьмой год, ухаживаю за парализованной женой, и знаю, что такое шесть лет, отданные на восстановление человека, обреченного инсультом на неподвижность. Это колоссальный срок, – Кросс отвернул лицо, говоря теперь практически о своём, о личном, - постоянное, адское раздвоение жизни. Это ежедневные инъекции, растирания и растяжки, массажи и обтирания, …это ещё и четыре – пять часов к твоему ежедневному утомлению. Это горькие надежды, когда ты, согнувшись над любимым человеком, изворачиваешься, двумя руками желаешь и простыни сменить, и в порядочности своей не разубедить и к жизни здоровой подтолкнуть. – Кросс снова посмотрел на Лоренса. Взгляд его подрастерял жесткость, но пристальность - нет. - Я знаю, что вам с матерью пришлось сделать, чтоб он через шесть лет встал и …пошел в помощники к губернатору. Увы, …я знаю, сколько нужно было отдать, чтоб вернуть его себе. - Инспектор стукнул по коленям ладонями и снова вернулся к столу, чтоб сесть в служебное кресло.
А в нём он снова показался Теду обыкновенным …седым поборником правды: лицо суровое, взгляд трезвый, «А бьется с ветряными мельницами. Для чего? Только потому что кому-то надо? Что оставишь ты после себя, Дон Кихот нью-йоркский? Память в сердцах коллег? Недолгую. Любовь в сердце той, которую пеленал и, страдая, любил? Так ведь без тебя и она проживет недолго. …Эх, Кросс, Джимми Кросс, и я тебя запомню, за слова твои теплые. Сколько только придётся «помнить», не знаю». Всё это было в его голове, в слух Тед Лоренс сказал иное: «Думаю, теперь всё».
– Рано говорить «всё». Нам стало известно, мистер Лоренс, что вашему отцу дали совет…уйти от дел. Он молчит, не указывая на бывшего Президента. Но люди последнего …скоро начнут писать мемуары. Так что зря ваш отец берет на себя чужие грехи. Крест - он иногда бывает такой тяжести, что и раздавить может. Лучше бы бывший сенатор заговорил. Хотя бы о том, что предложил ему Джо Мерфи шесть с небольшим лет назад, о каком таком незаконном проекте, поддерживаемым Президентом, шла тогда речь? Тед, прошу вас, убедите отца открыть завесу. Это …в ваших интересах, господа Лоренсы. Отстрел, как видим,…пошел. – Кросс вздохнул. – А пока очередное, …нам известно, что завтра вы встречаетесь в доме Альфреда Лоренса с теми, кто был выбран вами в качестве нового хозяина поместья вашего дяди. Для вашей же безопасности, я предлагаю установить в некоторых комнатах камеры для слежения. В комнате вашей кузины и на кухне мы укроем наших сотрудников. Если кто-то попытается забрать улики – мы узнаем об этом тотчас.
Кросс снова был неприятно черен лицом. Не осветляла его и седая густая шевелюра, только старила. Говорил он резко, чуть хрипя, будто простуженным горлом. – Вы позволите? Без вашего разрешения мы не имеем права входить в его дом.
Тед кивнул, и тут же, спросив: «Теперь всё?», - поднялся с кресла, будто сам заканчивал разговор.
Он так и не получил ответа на свой вопрос: кто был «первее»? Несколько разочаровавшись, с явно испортившимся настроением, он вышел из полицейского управления.
Его встреча с претендентами должна состояться завтра, ровно в полдень. «Мерфи – сука! Если это ты…- он думал так пока не сел в машину, пока не успокоился ускоренным движением вкупе с тысячами машин, пугливо высматривающих впереди пробки на дорогах ночного Нью-Йорка.
После, оглядывая ночные улицы Города Мира, Лоренс подумал несколько иначе: «Лучше б это был ты, Френк. Тебе б я просто руки не подал, в другой раз встретившись. А эти, …козлы, не поймут они такого жеста».
С болью он думал об Оливии. Никак она не виделась ему пожелавшей такой ночи. Тихая, нежная, тонкая, …ну никак не походила она на тех стерв, что могли отдать себя на такой подвиг, … «чтоб сутки и у рояля».
 ***
Гнетущие его мысли совершенно доконали его.
Он вдруг почувствовал себя простуженным. Это не было чем-то необычным, приезжая в эту «дыру» из пышущей теплом Калифорнии, он часто заболевал от вечных нью-йоркских сквозняков. Но тут было что-то иное. Голова его чуть кружилась, температура росла, в сухом горле щекотало. Радовался, что пока из носа не капало. Зато слабило живот.
Наматывая на кулак туалетную бумагу, он вздыхал и …думал о девушке, оставленной им без присмотра. «Надо позвонить поверенному, пусть перенесет встречу с этими козлами. Нет сил, смотреть им в лицо».
Лишь к вечеру, совершенно измучившись обезвоживанием, он вызвал врача.
Его осмотрели. Врач поинтересовался, что он ел накануне. Тед рассказал про пиццу. Его тут же отвезли в клинику. Промывания, анаболики – всё это совершенно сделало голову Лоренса тяжелой, а мысли тягучими, как остывающий гудрон. Зато тело его за пару суток полегчало, шаг стал не легким даже, а как бы подпрыгивающим. Тед даже грустно пошутил, споткнувшись на крыльце, когда покидал клинику: «Я …бабочка. Вот, летаю, за каким-то хреном».
И снова, и это было странным позывом для него, ему захотелось в дом Альфреда. Он только представил поместье: сад, озерцо с мостиком, дом вдали темный, таинственный и ему захотелось туда, чтобы окунуться в ауру ту…лоренсовскую. Он хотел выздороветь окончательно, коснувшись её дыханием.
Не дожидаясь разбега дня, сразу от клиники, сквозь ранее утро летела машина такси в сторону элитного района города. Тед подгонял водителя. Он торопился, будто его кто-то ждал там, в доме Альфреда: «Теперь направо. Я знаю, что вы знаете! Но мне кажется, вы засыпаете за рулем. Теперь налево. Да, вот указатель. …Я их открою». – Тед кивнул полицейскому, которого почему-то так и не сняли с временного поста у ворот дома и, открыв пультом чугунные ворота, приказал водителю ехать прямо к самому дому.
Тед рассеянно (на радость водителя) расплатился за такси; махнул полицейскому, который внимательно следил за ним, как бы говоря: «Я вхожу в дом», - и открыл ключом высокую тяжелую дверь.
Он не шел куда-то определенно, он будто делал очередной обход дома. Но чувствовал «его что-то ведет».
Зная, что за сутки в доме установлена куча камер, что вот-вот появятся чужие, которые скрытно от него проникнут в дом и затаятся, чтоб принять «тайное участие» в переговорах, он вдруг остановился посреди одной из комнат. Той, как предполагал Лоренс, которую обыскивали тщательнее всех, это был домашний кабинет его дяди. «Здесь он планировал, как мы будем развлекаться, отдыхая в гостях. Он, правда, был скуп, но это не умаляло его желания сделать нам приятное. Помню, он любил развлечь нас переодеваниями. Забавно было смотреть на нас…трех пиратов. Почему он любил переодеваться в разбойника? …Может потому, что он был человеком тихим, и за демократичностью скрывал жесткость ловкача коммерсанта. Любил копить ценности, прятать их. Как же так получилось, что в банках, в которых он хранил ценности и сбережения, были вскрыты все его ячейки? Что осталось от чудес разбойника: ряд магазинов, склады, транспорт. Дом этот…старый, кабинет это, в котором не поленились вскрыть даже паркет. Что искали? Неужели шифр банковских ячеек? …Кисть левой руки была отрублена. Кто знал, что он именно левую назначил для идентификации? Что за актер, за каких-то несколько часов прошелся по банкам и откровенно забрал всё, принадлежавшее семье? Эти дети, они даже сладкго не дополучили в жизни, всё текло в хранилища трех банков. Альфред, ведь ты же …боже, вряд ли бы ты изменился, узнав, что станет со всем твоим накопленным добром. С тобой. Ведь ты лично видел, как давили твоего сына. Ничего б в тебе не поменялось, ничего. Совесть человеческая однобока. Я стыжусь Оли, но мне не стыдно лгать любимой матери. Мне стыдно перед одним человеком, многие – просто вне поля влияния совести …моей. Нет, Альфред, ты был прав, до конца оставшись верным себе. Я много раз слышал: «С тобой можно договориться», - значит, нет во мне этого куска лоренсов. Значит, нет во мне твердости такой степени. Что ж, …спасибо маме. Спасибо. Но я тоже постараюсь остаться верным себе».
Тед переступал через книги, разбросанные на полу. Он вполне допускал, что беспорядок в этой комнате делали не только нападавшие на дом, но и …иные люди. Люди, действующие, как считается, по закону.
Остановившись в центре, рядом с кабинетным столом, Тед огляделся. Просто покрутил шеей, поворачивая голову направо, …налево. Потом, будто отказавшись от идеи погулять по сумрачному кабинету, он, смахнув пыль с дивана, кожаного, поскрипывающего, и заметно испорченного ножом. Лег и только взгляд его по-прежнему блуждал от одной детали комнаты до другой. Только мысли его, ещё находившиеся под тягостной властью лекарства, были не о том, какие коммерческие фантазии могли прийти в голову его дяди, когда он разглядывал эти стены. Лоренс вдруг вспомнил, что однажды, выполняя фант игры на каком-то семейном празднике, он должен был именно здесь распустить волосы Оливии и расчесать их. Он и тут думал о ней. «Она была так покорна. Затаилась, будто ждала чего-то неожиданного для себя».
В тот день, в ту минуту, не зная, что это будет: приятное ощущение, или боль, она чуть напрягалась телом, сидела с ровной спиной на стульчике без спинки и каждой клеточкой тела слушала касания его к ней. Тед, в двое старший своей кузины, в его мыслях и не было даже желания «лапать» её. Если он и касался, то только случайно. Костяшками пальцев или расческой в руке задевал её шею, уши, спину. Её волосы темные, густые, он помнил их красоту, они поблескивали тогда под его пальцами, будто дразня цветом старой меди. А когда он случайно касался, девушка вздрагивала, напрягалась ещё сильнее, а потом, чтоб скрыть натянутость в струну, тихо вздыхала под его движениями расческой, улыбалась всем, кто глядел на них во время процедуры исполнения фанта, и тихо говорила: «Не больно. Нет-нет, ничего».
Тед повозился на диванчике. «Так кто же сорвал тебя, Цветочек аленький?»
Взгляд его медленно плыл вдоль столешницы огромного, старинного, тяжеловесного стола, будто пересчитывая всё, что лежало на нём. «У неё чистый, звучащий голос. Тихий, но внятный, приятный на слух. Когда же она захочет заговорить? И захочет ли она заговорить об этом?».
Тед вспомнил, год назад, приехав в командировку в Нью-Йорк, он заехал к дяде. Они сидели вот тут, общались о теме его приезда в Нью-Йорк. «Альфред попросил Оливию принести для нас закуски. Он достал наполовину опустошенную бутылку коньяка; она же быстро справилась со всем, пришла сюда с тарелкой закусок, а уходить явно не хотела. Сидела вот тут, на диванчике этом и что-то рисовала на листке, подложив под него «Бизнес журнал». – Тед лежал на спине. А на белом потолке, в который он смотрел, будто отражались его мысли, в виде картинок из того дня. «Я заглянул, посмотреть, что она рисует, оказалось: остров, пальму, берег. Я спросил её: «Ты хотела бы съездить отдохнуть на маленький остров?» Она ответила: «Да», - и тут же низко наклонила голову. Альфред произнёс: «Чепуха» - и снова продолжил разговор о делах. А потом она всё-таки пересидела отца в его кабинете. Он вышел за чем-то, а она, подскочив к его столу, отодвинула верхний ящик и достала оттуда …альбом для рисования. Улыбаясь мне, она сказала: «Взгляни, он тоже рисует такую «чепуху». Кто бы мог подумать, Альфред…рисовал птиц. Всяких разных. Мы успели посмотреть много рисунков, там и голуби, и чайки, синицы, скворцы. Она спрятала альбом за минутку до его прихода. Мы после заговорщически улыбались друг другу, у нас появилась общая тайна».
Тед шевельнулся. Будто диван вдруг стал неудобным для отдыха лёжа. Затем поднялся, решил взглянуть на альбом ещё раз. В ящике его не оказалось. Тед, оглядевшись, будто определял, с какой из стен его снимает камера, махнул рукой в угол напротив, мол, мне всё равно, и принялся искать. Серьезно стал искать альбом для рисования, принадлежащий Альфреду Лоренсу. «Где же его «чепуха», не могли же вспорхнуть и улететь его птицы?»
Только провозясь с полчаса, совершенно случайно, он задел нужное место, и доска верхнего ящика расщепилась надвое. В выдолбленном углублении лежал тот самый, обтянутый в поблескивающую шкуру морского ската альбом. Тед включил настольную лампу, настолько было темновато в кабинете, несмотря на достаточно большое окно, через которое светило полуденное солнце и стал смотреть на птиц. Сегодня ему больше понравилась страница, на которой была нарисована каркающая ворона.
 ***
Первым в дом приехал поверенный в делах Альфреда, потом адвокат, нанятый Лоренсом. Затем, поочередно в строго назначенное время стали приезжать претенденты на дом.
Тед, уже решивший, что сам купит этот дом, как ему показалось, источающий ту волну, в которой ему лично было вполне комфортно, смотрел на каждого со спокойствием божка Хотея. Но он был вежлив, исключительно вежлив, всем, кто сидел напротив, в кресле и пытался доказать, что его деньги «крупнее и достойнее», он добросовестно вторил: «О, да и крупнее, и достойнее». Ему было наплевать на двоих по бокам сидящих, которые встречали его очередное: «О, да…» с некоторым смущением.
Мерфи был первым. Тед хотел, поговорить с ним с первым.
Френк Мерфи был человеком дела. Тут не ресторан, если и звучали здесь приватные нотки в беседе четырех мужчин, то опять же по существу.
-Мне нравится место. Я давно хотел купить себе домик в этом районе. А теперь, когда аура его приобрела лихую славу, мне стало важно не упустить шанс. Я понял, вы серьезно завысили цену, потому что желающих хоть отбавляй. Но я согласен, меня эта сделка устраивает. Более того, я, уже зная, что ты Тед, ищешь пару домов в черте города, и мог бы предложить неплохой обмен. Два дома: один в элитном районе с лужайкой и бассейном, другой – скромнее, в северной части города. Это там, где живет бывший отчим ваших подопечных. Я о Сайрусе Шмидте. Я могу прислать своего человека, он проводит, покажет.
Тед благодарил за встречное предложение и …не переставал удивляться на приятеля школьных лет: «И всё-то он на шаг вперед идёт. Какого черта он предлагает дом рядом с Сайрусом? Ни одна собака не знала о моих намерениях. …Ну, конечно, если она не носит фамилию Лоренс».
Мерфи было предложено заехать снова через полтора часа. - Уже за решением, Френк.
Мерфи кивнул. – Хорошо. А может, мы посидим где-нибудь эти полтора часа вместе, тут, наверное, есть комнаты. Или нельзя?
Тед улыбнулся. – Как хочешь, можешь ждать здесь. Правда, у меня пока нет времени сопровождать тебя. Извини. Но ты, пожалуйста, походи, осмотри дом ещё раз. Никто тебе не помешает. Я же пока буду занят. Мне нужно принять ещё двоих.
-Понимаю. – Мерфи улыбнулся. – Но ты всё равно поймешь, моё предложение - лучше. Я …тут похожу.
Тед улыбнулся. - Да, Френк, конечно.
Джонатан Стаффорд приехал ровно в назначенное время. Старинные часы в кабинете Альфреда ударили раз, …два, …три раза. Его галстук многое бы сказал о его заносчивом хозяине: были там и яркие краски и драгоценные камни, и цепи….Теду было нескучно смотреть на украшение дизайнера интерьеров. Он улыбался ему, пряча за спину мешок божка Хотея.
-Мистер Лоренс, я ведь не просто хотел купить этот дом, я хотел изменить весь вид этого участка земли. Вы же видите, какая кругом жуть. Я не удивлен, что в этих местах столько криминала. Высоченный каменный забор вокруг поместья чего стоит.
-Чего же? – Тед всё ещё улыбался. Уже не галстуку, бесцветным, но хитрым глазкам яйцеголового нувориша, играющего под немецкого барона.
-В смысле? - На скулах Стаффорда заиграли розовые пятнышки. Он нервно дергал чуть длинноватый рукав рубашки (Тед заметил, в нем отсутствовала запонка в отличие от аккуратно застегнутого другого рукава). – В каком смысле «стоит», мистер Лоренс, я не понял вас?
-Вы сказали, что даже каменный забор здесь чего-то стоит. – Тед улыбнулся шире. – Я решил, вы знаете его цену.
Стаффорд повозился острой задницей на стуле. – Нет, я … - Он галантно взмахнул рукой, мол, пустяки, сорвалось с языка, - я фигурально. Вы же сами видели, облупившаяся штукатурка его даже под плющом выглядит ужасно, просто безобразно.
-И всё же вы захотели купить всё это «безобразие». – Тед улыбался, хотя его рот уже сводило от этой ненормальной улыбки.
 -Я же сказал: для жажды преобразований!
-Ну, хорошо, хорошо. Мне нравится ваше похвальное желание «преобразовывать». Ну, и, разумеется, ваше предложение повысить цену за поместье ещё на три процента. Я доволен, мистер Стаффорд. Доволен, и готов вынести решение …через час. Здесь же. Если хотите, вы можете заехать сюда через час, хотите, можете походить, …посмотреть дом, поместье. Вы бывали здесь? …Нет? …Ах, значит, только наш агент представил вам слайды презентации дома Альфреда Лоренса?
-Э…да. Хотелось бы взглянуть внимательнее. Значит можно?
-Конечно. Ведь вы же …потенциальный хозяин этого поместья …(Тед хотел сказать «господин барон», но осёкся и снова развел губы в безвкусную улыбку), господин Стаффорд.
Когда Стаффорд выходил из гостиной второго этажа дома, где шли переговоры, Тед смотрел ему в спину. Четко в спину. «Я действительно заболеваю…паранойей. Мне показалось, или …в его спине торчит нож?» - Тед зажмурился и резко раскрыл глаза. Спина Стаффорда была пряма, как формованная доска. Лоренс вздохнул и отвернулся.
Он переглянулся с теми, кто вместе с ним выносил решение. Откашлявшись, он признался: «Дорогой и глубоко уважаемый мною и нашей семьей, мистер Спок, мы, конечно же, примем ещё одного желающего, но я хочу, чтоб вы знали: я изменил своё решение, дом не продается.
-А поместье? – Поверенный нервно улыбнулся, будто ему уже сообщали о том, что землю под домом оставляют за ним лично. – Земля, озеро, корт – всё это кому?
-Всё это…должно стать моим, мистер Спок. Я…не слишком разошелся в желаниях? – Тед посмотрел направо, там сидел его адвокат.
Тот поправил очки, поиграл пальцами на папке с документами и, посмотрев на Лоренса, улыбнулся. – Нет.
Теду было приятно услышать вздох облегчения поверенного. – Какое счастье, мистер Лоренс. Я так боялся всей этой суеты с переездом детей Альфреда.
Тед тут же перестал улыбаться и несколько суховато поправил бывшего адвоката своего родственника: «К детям моё решение никакого отношения не имеет. Вы в курсе, они недееспособны, решать всё мне. Впрочем, не сомневайтесь, о детях я позабочусь. Тот дом, который предлагал Мерфи, я уже видел его. Он нам подходит. Вот тот дом будет принадлежать Марку Шмидту.
-Вы правильно произносите фамилию мальчика?
-Последний разговор с Сайрусом Шмидтом был несколько нервным, но, на мой взгляд, вполне результативным.
Поверенный удивленно вскинул брови, но как только адвокат сделал ему знак, понятный только адвокатам, тут же кивнул Теду, мол, понял ответ. - А девушка, простите мистер Лоренс, где будет жить она? Ей семнадцать, она хороша собой, может ей захочется выйти замуж.
-А кто же ей в этом отказывает? – Лоренс стал перебирать бумаги на столе. В его действиях двое присутствующих сразу же заметили признаки недовольства. – Но пусть сначала здоровье поправит. Потом …замужество и прочие проблемы ...девушек - сироток. – Тед посмотрел на дверь, будто взглядом торопил очередного визитера. (Двое мужчин, сидящих: один направо от него, другой – налево переглянулись, обменялись каким-то особым взглядом и снова углубились в чтение своих документов. Ведь те приходилось пересматривать, в связи с изменившимися обстоятельствами).
Приехавший для участия в переговорах по поводу покупки дома Альфреда Микки Майлз поразил Теда до глубины души. Ему предстал чуть полноватый среднего роста мужчина, голос которого был приятен, будто тенора в этом теле воспитывали с рождения. Какие уж там «ресницы до бровей»?! даже миленькая сережка была вынута из уха навечно. Перед Лоренсом был мужчина во плоти!
-Мистер Лоренс, мы с вами не знакомы? Что-то мне ваше лицо….Нет, не знакомы?
Тед на всякий случай солгал. – Простите, не припомню.
Мужчина присел в кресло. – Я, знаете, случаем в этих местах. Когда-то жил в Калифорнии, бывал здесь, в восточной части страны, а теперь, знаете, дела к дому привязали, семья. Я из Флориды. Дом я покупаю для своего старшего брата и его семьи. Как раз его дела таковы, что нужно обязательное присутствие в Нью-Йорке.
Тед жмурился. Глядя на Майлза, он будто что-то кислое на языке ощущал. Он понимал, глупо, былого видения – уродца с ресницами – не вернуть, человек кардинально поменялся. И всё же, Тед был на стороже. «Такой пузан через двухметровый забор, конечно, не перескочит, даже с испуга, и всё же…мужик вроде крепкий. И как это ему удалось? Что такое навалилось, что «девушка Микки» ориентацию поменяла?»
-Понимаю. Вы уже видели дом или вам показать его?
-А что тут необычного, - ММ пожал плечами и одновременно огляделся. И это был единственный жест, узнаваемый в нём Тедом. Микки оглядывался, чуть жеманясь, - Дом, как дом. Если только само поместье посмотреть. Здесь, говорят, озеро есть. А, скажите, правда, в нём каких-то детей выловили?
Трое мужчин, сидевших напротив, кивнули. – Правда.
Лоренс предложил Майлзу лично взглянуть на «то самое озеро», а после заглянуть в гостиную: «Минут через двадцать. Хорошо? …Мы вас очень ждём, мистер Майлз».
Однако второй раз Микки Майлз за старинный стол, с поистершейся инкрустацией, уже не сел.
 ***
События потекли так, что ни Лоренс, ни двое его помощников - не смогли повлиять на них.
Троица тихо обсуждала, что и как будет теперь в новых веяниях тедовых решений, как вдруг послышались громкие, даже как бы возмущенные голоса в комнатах этажом ниже.
Стаффорд был застигнут Кроссом, Джонсоном и их людьми в весьма интересной позе. Будто кузнечик, он согнулся весь к полу и, расставив локти в стороны, а голову низко опустив, он посмотрел под низкую узкую кровать, застеленную чуть поистершимся бардовым покрывалом.
-Вам удобно, мистер Стаффорд?
-Что такое? – Нет, это Стаффордом было произнесено нараспев: «Что-о тако-э?».
Он выпрямлялся, последовательно раскладывая свое узкое, длинное тело в высоту.
– А…э…запонка. Моя запонка, я решил её поднять.
-Ах, запонка….А зачем вы тогда за кулечком потянулись. Ведь пыльно там. Бакки, возьмите из его правого кармана пакет. Из правого, Бакки! Что?…Запонка в левом лежала. Ах, какой вы предусмотрительный, мистер Стаффорд?
Стаффорд был красен лицом и возмущен чрезвычайно. – Что такое, мои вещи?! Я требую адвоката! Как вы смеете шариться по моим собственным карманам!
Сержант, осторожно держа кулек в пальцах, отдал его Кроссу.
-Мистер Стаффорд, вы не это искали в этом кульке? – Кросс вынул из кармана упакованную в пакет тряпицу. - Или может это? – Как фокусник, он сменил руки, а в другой была бумага: протокол исследований спермы, оставленной на тонком трикотажном платье, принадлежавшем Оливии Лоренс. – Этот документ основан на факте весьма пикантном, мистер Стаффорд…
-Я искал запонку, черт возьми! Что с того, что я подобрал с полу этот чертов пакет?!
Кросс очень хотел завершить громкое дело, весьма ему поднадоевшое тем, что числилось в разряде «Особых дел». Потому он был весьма осторожен, вежлив и даже предусмотрителен. Как только Стаффорд дернулся к окну, в том, снаружи показался полицейский. Тот, улыбаясь, погрозил ему кулаком.
Кросс приблизился к Стаффорду. – Мистер Стаффорд, никто не пытается обвинять вас в воровстве. Боже упаси. Мы только выясняем, откуда взялось ещё одно платье, перепачканное вашей же спермой на платье Оливии Лоренс?
У Стаффорда дернулось лицо и тут же приняло каменное выражение. – Не понимаю, о чем вы?
Кросс был спокоен даже тогда, когда в комнату, несколько отстранив по-хозяйски полицейского, вошел Лоренс.
-В чем дело, инспектор? Это мой гость. Я разрешил ему осмотреть дом.
Тед понимал, что комедии не происходит. Он понимал так же, что сильно обижен решением Оливии, отдать свою невинность какому-то…липовому «барону». Эта горечь, била в его виски и даже снова мутила, гуляя в груди и в глуби живота. – Я разрешил, мистер Кросс.
-Ваш гость – наш гость, мистер Лоренс. Мы ничуть не препятствовали ему искать здесь у вас запонку.
Тед непоминающе скривил рот. - Какую запонку?
Кросс улыбнулся, обернувшись к Стаффорду. - Какая у вас пропала, мистер Стаффорд?
Джо Стаффорд фыркнул: «Левая». – И тут же, будто уже всё уладилось, пошел в сторону Лоренса.
Однако тот преградил ему путь к двери. – У вас её и не было. Сразу не было запонки, я заметил.
-Что? Ах, да! А я подумал, что обронил её здесь. А она вот, оказалась в моём левом кармане. – Стаффорд повернулся к инспектору. – В моём кармане, вы понимаете, в моём собственном!!!
Кросс спокойно отреагировал на крик. – Ну! Про запонку мы поняли, мистер Стаффорд. А чем же привлек вас старый пластиковый кулек, валявшийся в пыли под кроватью мисс Лоренс? Это вещь …не ваша. Или всё-таки…ваша?
-Это не вещь!!! – Стаффорд чуть ли не взвизгнул, но тут же взял себя в руки. Он посмотрел на Лоренса, потом на Мерфи, любопытствующего из-за раскрытой двери так, чтоб это не сильно кидалось в глаза.
Стаффорд виновато и мило улыбнулся. – Я случайно, мистер Лоренс. Гляжу, …мне показалось, …что-то знакомое….
Лоренс тоже был высок ростом. Он смотрел Джонатану Стаффорду прямо в глаза. - Стаффорд, что вы мямлите. Вас же не обвиняют в истреблении целого семейства. Вы только кулек хотели взять. И всё. Чем же вы так взволнованы?
Ответил Кросс. – В ваших интересах, Стаффорд, дать четкие объяснения свидетельствующим против вас фактам: откуда на спрятанном в этот кулек платье ваша сперма, смешанная с кровью Оливии Лоренс? И второе: Откуда на другом платье, на том, что было на ней в день гибели семьи Лоренса, тоже ваша сперма. Откуда? Вы, значит, были в этом доме в то утро? …Так были вы здесь, Стаффорд или нет?!
Стаффорд почти не мигал, глядя в глаза Лоренса. – Я ничего не понимаю. Тед. Я здесь впервые. Платье…это можно объяснить, Тед. Женщины, они везде …женщины, Тед. В любой день.
Кросс снова вытащил бумажку из кармана. – Возможно! Я про женщин. Только вот факт экспертизы: пальчики ваши на стуле, перенесенном из зала, где стоит рояль, откуда? Стульчик оказался с адресом, мистер Стаффорд. На нём отпечатки Марка Лоренса, Оливии Лоренс и ваши, Стаффорд. Не слышу ответа на мой первый вопрос. Стаффорд, вы ведь не глухой. - Кросс психически воздействовал на изящество Стаффорда. Он не только вперил в него острый взгляд, он гаркнул на него: «Чем вы занимались тут, когда убивали всех здесь живущих?! Только не говорите, что любовью!!!»
Стаффорд отшатнулся от Кросса и как-то уж слишком приблизился к Лоренсу. Лица их были рядом. И тут же Джон увидел всю гамму ненависти в свинцово-серых глазах Лоренса. Будто не его дядю, а более близкого ему человека убили тогда. Вот тут Стаффорд испугался, испугался, что Тед вот прямо сейчас начнет разборку с ним. Убьет прямо на глазах полиции.
-Я …не…не…причем. – Стаффорд говорил «не», а сам кивал головой, будто говорил «да». – Я был в доме, но я …убежал потом. Через ограждение. Там такие дыры, …в том месте. …Мне повезло. Ей – нет. Она соскользнула. Мистер Лоренс, …Тед, я …
Тед расцепил зубы. - Вас опознает мальчик. На вас всё равно укажет девушка. Смысла нет, Стаффорд. От вас и требуется только одно, засвидетельствовать произошедшее. Вас никто здесь не обвиняет в соучастии…
В лице Стаффорда будто просияла надежда. Он даже улыбнулся, будто поверил, что дядина семья не так и дорога человеку, сверлившему его острым буравчиком черных точек зрачков.
–Я мало что видел, только слышал. Я, …мы не были друзьями с ней. С вашей кузиной, Тед. Мой отец, …он имел какие-то дела с Альфредом, а я, …бывая там, просто приударял за его дочкой. В ней чувствовался порок. Мне казалось, она хочет…, она желает стать женщиной. Она была так тиха тогда, не произнесла и звука, будто боялась, что нас услышат. Ведь мой отец уехал, а я …спрятался в доме. Потом вернулся к ней в спальню. Она сначала испугалась, а потом стихла. Просто, как со всеми, …я не насиловал её….Потом, в зале, там был стульчик, …последний раз …это было утром. Из спортзала можно было выйти на крышу и без труда уйти. Но мне захотелось ещё …у рояля,…а тут понаехали эти уроды…
-Уроды? – Сначала голос Теда даже сорвался на жалкий хрип, будто ему сдавили горло, но потом, он крикнул даже громче Кросса: «А ты?! Кто ты?! …Кто, …урод!!!»
Лоренса смогли оттащить не сразу. Холеное, надменное лицо «дизайнера» было превращено им почти профессионально, по-боксерски в сплошной синяк. Тед чуть не задушил его элегантным галстуком, живо накрутив его на свой левый кулак, которым и оборонялся от метаний рук дизайнера.
-Выведите их обоих! Этого - в участок, за избиение свидетеля. Второго - в управление, в камеру! – Кросс был в гневе. Ему было стыдно, что он и полицейские растерялись, когда началось форменное избиение свидетеля.
-А что с оставшимися двумя, они тут у двери, сэр?
Лоренса, вытиравшего кровь, текущую из царапины на щеке, чуть придерживали, тесня его от первого конвоируемого. Стаффорд всё ещё махал руками. – Я буду жаловаться в окружной суд! Я буду жаловаться…
Френк Мерфи, слышавший разговор, пока стоял у двери, придержал Лоренса. Дернув его за рукав, быстро проговорил, пока выходил вместе с ним на улицу: «Тед, моё предложение в силе. Давай, вечерком сегодня свидимся а? …Да просто так, Тедди, без дела, встретимся, а? Хрен с ним, с домом. Я понял, не мне светит. Просто встретимся, Тед, а? Где? Может, я в участок зайду?»
Лоренс шел не отвлекаясь. Был хмур и напряжен.
Мерфи сунул ему в карман пиджака свою визитку. – Позвони, слышишь, не пропадай, Лоренс! – И не волнуйся, я не дам им долго продержать тебя там, в участке. Сейчас же туда двинется мой адвокат и заплатит залог».
Позади Мерфи послышался спокойный голос Спока: «Адвокат у него собственный. Спасибо за беспокойство, мистер Мерфи. И ещё, увы, этот дом уже продан.
-Кому?
Адвокат, нанятый Лоренсом, придерживал кейс двумя руками, как ценность. – Моим клиентом, мистер Мерфи. Его фамилия пока остается в тайне для общественности.
-Какая же я общественность? Я друг его! – Мерфи кивнул в сторону машины, куда усаживали, придерживая голову, Теда Лоренса.
Поверенный в делах покойного хозяина дома был безупречен в своей вежливости. - Значит, мистер Мерфи, вы узнаете это имя первым.
Мерфи помолчал, подумал, …а потом улыбнулся. – Жук, ну жук, я тебе кто, учительница по «истерии?»
Майлз, придерживая кейс, в котором мечтал увезти купчую, посторонился, будто боялся, что Мерфи его заденет. Даже как бы …заметит. Но Френк его «заметил». Окликнул тут же. – Эй, Микки, не ты ли тот счастливчик?
-Я не понял вас?
-Иди, иди сюда. Не понял он. Ведь это ты со Стаффордом старшим накануне того дня наведался сюда.
Майлз выпрямил спину и замер. Он даже чуть огляделся.
Как будто рядом никого не было, и тогда он ответил: «Френк, ты бы помолчал. В этот дом, как в известный бордель в тот день кто только не понаведался. Только при чем здесь …все эти ужасные последствия? К ним я никакого…
Мерфи повернул голову набок (так делают псы), видно захотел посмотреть на враля и с такого ракурса. – Хочешь в жопу, Микки? …Нет? Ну, тогда вали, раз к «последствиям никакого». – Прошипев это прямо в лицо Майлза, Френк развернулся и быстро пошел к своей машине.
Выждав, почти бегом, побежал к своей машине и толстяк.
Позже, прослушивая и просматривая интересные куски записей с камер, висевших всюду на вверенной территории, Кросс несколько раз прослушивал запись разговора двух, как бы незнакомых друг с другом мужчин. – Майлз был любовником Франчески Лоренс. Он вполне мог быть той ночью в доме. Но мне всё время кажется, что толстяк намекает, что видел здесь и Мерфи. …Нет? Или мне кажется. Ну-ка, ещё раз эту чертову запись! Я с ума сойду с этими майлзами! И что им в этом доме, чем намазано?!»
 ***
Теда прямо из участка, освободив из-за решетки «предвориловки» отправили на полицейской машине в управление полицией. Его адвокат, щуплый человек с грустными глазами, ни на минуту не выпускал его из вида. В машину его с Лоренсом, естественно, не посадили. Но он на собственной машине преследовал полицейскую машину, разговаривая по мобильному телефону со своим калифорнийским клиентом. – Мистер Лоренс, пожалуйста, не молчите. Я должен слышать ваш голос. Давайте, общаться. Не по делу, так, что-либо приватное. Вы можете рассказывать мне, что видите сейчас. Но будет лучше, если вы сразу перечислите ваши замечания по содержанию вас под стражей. Я заявлю протест сразу, как мы только приедем в управление.
Лоренс, впервые в жизни побывав за решеткой, был смущен событиями дня. Ему как раз хотелось помолчать. Про себя он ответил адвокату шуткой: «Замечаний нет. Даже хотелось бы выразить благодарности …грамм двести». В слух он сказал иное, вздохнув, констатировал: «Что вижу? Конторы вижу. И ни хочу на них смотреть».
Оставшуюся дорогу в полицейской машине стояла тишина, лишь изредка прерывавшаяся работой рации: «На перекрестке Седьмой и Сто четырнадцатой улицы столкновение машин. Водители дерутся». Кто-то из полицейских поинтересовался: «Ну и кто кого?»
Кросс встретил Лоренса, будучи серьезно взъерошенным.
Отец дизайнера - действующий губернатор штата Нью-Джерси, после того, как прочел протокол допроса сына, взревел, как бык. – Что вы слушаете этого недоумка?! Где я там ещё был с ним?! В каком таком доме?! У него же башка не в порядке! Я могу предоставить все необходимые документы!»
Кросс и представители ФБР (сплошь Джонсоны), выложили на стол аж три медицинских свидетельства – плоды независимых комиссий по психиатрии.
-Вы удовлетворены, губернатор, или вам нужно провести четвертое обследование вашего единственного сына?
 ***
Многое изменилось на политической арене с тех пор, как Альфред Лоренс и Джо Мерфи решили помочь Мексике построить канал, соединяющий судоходные реки.
И после другого разговора, уже между Тедом Лоренсом и Френком Мерфи, лишь часик посидевших за кружкой пива, так же произошли изменения в жизни многих людей.
Первый сделал всё, чтоб не изменилось благое мнение об его отце. Чтоб тот так и остался в умах «жаждущих справедливости кроссов» честным сенатором, всего лишь по состоянию здоровья покинувшем высокий пост. Второй приложил массу изворотливости, чтоб отвести от памяти папаши и себя лично черную тучу под названием «коррупция».
-Тед, мне нужно усидеть на месте заместителя консула в Рейкьявике. Иначе меня не переведут в Лион. Тед…поможешь…устоять?
-Ты же говорил, ты в Бостоне рулишь.
-Ну что ты, я живу там! То есть дом мой там, семья. А вся жизнь вне страны. Вот уже двенадцать лет. Был замом консула в Венесуэле. Представь, один подлец подбил меня на сделку. Так себе, дело для двух куриц. Но, я тогда молод был, купился. Деньги нужны и тем, кто метит дороги дипломатии. Я хотел жениться на деньгах, но те, никак не идут мне в руки, пришлось жениться по любви. Невеста без дома, без поддержки. – Мерфи вздохнул, но Лоренсу показалось, не тяжело. - А тут, представь, поставщик с материалом подставил. Вся облицовочная плитка на местной капелле потрескалась сразу при вводе той в строй. Ну, естественно моё участие раскрылось. А такие дела серьезно наказываются, нам нельзя вести деловые отношения с местными организациями. Меня тихонечко перевели в Исландию, в Рейкьявик …при участии отца. А потом эта сделка отца с канальщиками Мексики. Твоему отцу повезло, сам Президент дал ему дельный совет…уйти в «инфарктники». А те, кто перехватил «проект века», подсадили моего старика, в последнее время сильно нервничавшего из-за того, что твой папашка отказал ему в поддержке (и у тех подонков получился полный перевес), перешел на сильные успокоительные. Ему подсунули упаковку «неотрапезана», и в неделю старик мой «сгорел». Полиция трясла всех его недоброжелателей – без результата. Не за что зацепиться, все посчитали, отец сам на передоз пошел. Потом стали давить звонками на меня. Я их к черту послал: что за дела? обставили отца, а теперь ещё и какие-то документы на землю под строительство той грёбаной платины с меня требуют!
Тед будто занавесился от странного сленга (теперь уже!) «помощника консула». - С канала.
-Что? Ах, да, ну конечно, с канала этого. Ну, так вот…там, в Рейкьявике мне подсунули одно толковое дельце – строительство завода по производству минеральной воды. Я, разумеется, решил принять участие. И что же, уверен, те же собаки, подставили мне молоковоз. Сделку мою, разумеется, увели. Я всего полгода стоял у правого локтя консула на костылях, а водитель мой и охрана – всмятку. …Тед, я буду рад, если всё это раскрутится, и головы полетят. Но не хотелось, чтоб моя. Я не знаю про бумаги, которые они требовали с Альфреда. Хоть бы узнать, что за бумаги. Я, когда услышал, что твой старик ударился в «инсультники», решил, всё, и твоего достают. А он, значит, просто …по здоровью. – Мерфи прямо посмотрел на Лоренса. Тот кивнул – «да». Мерфи качнул головой и, дипломатично отвел взгляд. - Так ты не знаешь, почему так убийственно трясет? …И какие такие бумаги ищут? Это Кросс, чего он роет возле дома? Кстати, твой адвокат сказал, что дом уже нашел хозяина. Тед, ладно если тебе, только не говори, что этому «переделкину». Ты знал, что он спал с Франческой?
Будто Тед знал об этом всю жизнь (хотя он никогда бы даже не предположил такого, потому как в его роду подобных экспериментов доселе не проводилось), он ответил тут же: «Ой, Френк, красивая женщина, её всегда так много бывает».
Мерфи прищурился и чуть заметно усмехнулся. – Да?
Лоренс кивнул, почти равнодушно.
Мерфи отвел взгляд. – Ну ладно, не Майлзу и ладно. Так может поискать там документы, а , Тед. Найдем, сунем в нос Кроссу, чтоб отпал. А?
Лоренс покачал головой – «Нет никаких бумаг, Френк. Если б они там были, они б давно на столе Кросса лежали. – Лоренс повозился в кресле. – И вообще, Френк, что у тебя за проблема, не пойму, почему ты решил, что тебя могут убрать из Рейкьявика?
-Так ведь я тут не только потому, что проветриться решил, Тед. Мне опять звонок был. Мне и карьеру эти звонки портят и жизнь. Я, честно, боюсь, Тед. Я не знаю, чего там наши старики набаламутили, только, Тед, разгребать нам с тобой. Не кидай меня. Прости, но я же с испуга начну рассказывать о любви наших родителей к земле ацтеков. У меня другого выхода не будет, я просто покоя хочу. А кто мне его даст, полиция ли, связи твоего отца ли, или…ты, Тед, тут мне всё равно. Я под любую крышу пойду. У меня семья, у меня дети.
Лоренс внимательно посмотрел на Мерфи. Что-то такое…подобное он уже слышал. Ему будто тыкают, что ему – терять нечего и некого. – Френк, а ты сам-то хочешь досидеть нужное время в Рейкьявике?
Мерфи кивнул. И тут же поинтересовался: «А что ты предлагаешь?»
Лоренс подумал. Он никак не мог вообразить, чем кроме «левых строек» занимается его школьный приятель? – Мерфи, …пора.
-Что, я не понял. Ещё пивка? Или закончим?
-Пора начать говорить. Едем в полицию, Френк. Нужно засечь, откуда тебе звоночки идут.
Мерфи помолчал, посмотрел на Лоренса, потом хмыкнул. - Ты что, Тед, ты что, …пообщавшись с ненормальными, сам сбрендил? Тедди ты чего говоришь? Я второго молоковоза не переживу. Я – то расскажу им, что знаю про ту сделку, но ты понимаешь, что дальше будет наезд на твоего отца. Его же никакая больница не спасет от вопросов с пристрастиями.
-Значит, ты блефовал, говоря, что тебе всё равно, под какой крышей дождик пережидать?
Мерфи кивнул. – Я люблю вашу семью, Тед. Мне по фиг, что мой отец первым ушел. Я! Я, Тед, уйти досрочно – не хочу. Твой Кросс одиночка, завтра придет другой и что тогда?
Тед полез в карман и достал оттуда лист бумаги. - Прочти. Этому, на твой взгляд ненормальному, нет восемнадцати. У него нет ног, и он уже пережил второй «молоковоз». А мечтает стать композитором. И я не я буду, Френк, если парнишке кто-то помешает сделать нужную ему музыку.
Мерфи внимательно прочел копию признания Марка Лоренса.
-Так он видел только тех, кто был вне дома. А Оливия, что сказала она?
Тед помолчал. Обдумал первую фразу. И вопрос. Он не имел права доверяться постороннему человеку полностью, на все сто процентов. Потому ответил так, как счел нужным: «Она была как раз в доме. Но она не говорит. Врачи в сомнении по поводу её адекватности. Она не может пока…находиться вне больницы».
-Не понимаю, почему, Тед? Если Стаффорд и Кросс не солгали, то она не подвергалась насилию.
-Её с ножом в спине сняли с ограждения и кинули в озере. Френк, это посильнее …твоего молоковоза.
-Не тебе мерить глубину, друг. Впрочем, ладно, я Оливию не видел уж лет сто. Может и правда, сбрендила она ...с тех пор. - Мерфи помолчал. Потом покачал головой. И признался: «Тед, а ведь я знал Оливию, кузину твою, до всего этого. Мы даже пытались начать роман. Но её отец, ты знаешь, он жаден был не только на деньги, он и детей, и красавицу жену держал на коротком поводке».
И Мерфи рассказал Теду, как на одном из балов в мэрии Нью-Йорка он встретил Оливию и был «ошеломлен, до чего же красива дочка этого Скруджа (жадины)». -…Я буквально влюбился в неё. Юна, свежа, красива, а какой нежный у неё голос. И…говорит нескучно. Я был удивлен. Весь бал только при ней. Старик прилюдно ничего не сказал, а потом…ни дозвониться, ни достучаться я до неё уже не мог. Этот…прости, хапуга, запер её за семью замками. Это семнадцатилетнюю, сочную девку!
Мерфи сокрушенно опустил голову. – Вот, … такому козлу досталась красавица.
Лоренс непроизвольно выдохнул: «Не достанется».
Мерфи внимательно посмотрел на него, подумал. Но, решив, что тот снова «про защиту родственников говорит», замолчал…. А после второй кружки всё же рассказал то, чем козырял перед Лоренсом.
А на завтра когда протокол допроса Френка Мерфи лег на стол Прокурора штата, они оба и Тед и Френк узнали, что бывший секретарь бывшего Президента дал показания против своего бывшего босса. И вот тогда дело Альфреда Лоренса снова сделало скачок. Да не один, ибо был сделан серьезный поиск тех самых «бумаг», из-за которых страдали ноги Мерфи в непогоду (молоковоз поломал).
Тед же, забрав из дома Альфреда розового медведя, нотные тетради с пьесами Марка Шмидта (Лоренса), а так же рисовальный альбом Альфреда, сдал дом во временный наем знакомому семейству. «Хуже дому не будет, будет, кому присмотреть за ним. А …если что, я все издержки по строительству нового здания страховкой покрою».
 ***
Возвратясь в родные места, Тед, прежде всего, поехал к своим «баранам».
Нет ничего плохого в этом слове. Это было уважительное слово в устах промышленника. Если у него случались промахи в работе, он и себя так называл…уважительно, потому что тут же становился упрямым и настойчивым. На одном из заводов Лоренса произошел пожар. Он прямо из аэропорта поехал на место, и ему на стол легла бумага: решение пожарной комиссии, расследовавшей случай пожара, унесший пять человеческих жизней. В ней говорилось о том, что причиной возгорания было самодельное взрывное устройство.
И этот случай поднял планку исполнения по делу Лоренса. След от поджигателя привел к тому, кого уже попросили освободить место губернатора штата Нью-Джерси …по состоянию здоровья. С сына его, как со свидетеля произошедшего в доме Альфреда Лоренса взяли лишь подписку о невыезде, так как попечитель Оливии Лоренс не стал предъявлять ему иск об изнасиловании несовершеннолетней. Отец «поправившегося» Джо Стаффорда снова встал перед следственной комиссией. И у старика сдали нервы, в один из перерывов суда, губернатор попросился в туалет и повесился на шнурках от ботинок.
А так как накануне к нему с визитом в камеру приходил его секретарь-делопроизводитель, то тут же Кросс взялся за последнего и потянул за «ниточку» дальше. Нить пошла трудно, но Кросс терпеливо наматывал на папку «Дело Альфреда Лоренса» клубок с ещё одним окрасом: «хищение государственных средств в особо крупном размере»…
 ***
У Артура Лоренса никто пока подписку о невыезде не брал и не требовал. Но он возмущенно поговорил с сыном. Убеждал Теда в том, что «их семья к оттенкам дела Альфреда не причем, и потому вынуждать сына покойного Мерфи идти с бумажкой в полицию, было делом необдуманным и жестоким». Тед снова потребовал искренности. Артур снова прикрылся словесами о «чести семьи, заслужившей того, чтоб пожить в покое». Элиза, немедленно воспользовалась отсутствием полицейского предписания о невыезде и увезла мужа в Баден-Баден, на лечение.
Тед вынужден был один заниматься перевозом мальчика из больницы в дом Сайруса Шмидта.
И никак он не мог оградиться от встречи с Оливией. Вот уж кто истомил его душу более, чем кто-либо. Как бы, чем бы он ни был занят, он возвращался к мысли о ней: «Что же мне делать? Что нам делать? …Прежде всего, нам нужно стать целым».
Брат и сестра – близнецы. Тед считал, разлучать их насильно – вредно для их самочувствия. Потому он постарался так обставить отъезд Марка, чтоб тот был радостным или, по крайней мере, не грустным. Маркс, уже видевший на компактном компьютере, который подарил ему Тед, презентацию, дающую ему понятие о том доме, в котором он будет жить, всячески приглашал Оливию с первой же командировкой Теда в Нью-Йорк прилететь к нему в гости. Тед слегла придержал его пыл: «Марк, ты же теперь домовладелец, ты должен быть ответственным вдвойне. Ещё и за свою недвижимость. В твоём доме идет ремонт, там чистят бассейн, заново прокладывают полотно лужайки. Ты поживешь у Сайруса. Среди своих собственных вещей поживешь, в тех, как мне сообщил Шмидт, комнатах, где вы и жили до переезда к Альфреду. Ты будешь контролировать сам ремонт собственного дома и его помещений. А вот когда всё будет таким, что не стыдно будет позвать гостей, Оли к тебе и приедет.
-Сама?
Тед смутился. Пожал плечами и осторожно посмотрел на Оливию. Та стояла, низко опустив глаза. Она уже поправилась, её «дар» пропал. Оливия перестала за версту чувствовать плохое и хорошее. По крайней мере, ей так казалось сейчас, когда она никак не могла понять, говорит ли Тед правду или…только желает, чтоб так было.
Тед ответил: «Разумеется, сама. Уверен, Оли к тому времени совершенно поправится».
Итак Тед Лоренс избавился от одной «детской» проблемы.
Марк был перевезен под опеку Шмидта. Тот получил все документальные гарантии по опеке над парнишкой. И тут же приступил к оформлению документов об его усыновлении. И снова композитор настоял, чтоб мальчик стал носить его фамилию. (после Марк перестал писать «Лоренс» даже в скобках). И снова Тед не посчитал требования Сайруса излишними. «Кто же бросит камень в человека, который берет на себя такую ответственность? Я – нет. Не в силах руки на него поднять, он от меня на полметра чье-то дуло отвернул. Ещё б знать, чьё».
И осталась у Теда на руках лишь одна проблема: он сам.
Как он ни пытался освободиться от мыслей об Оливии, никак у него не выходило. Ни игры с его «дамами», ни розыгрыши юных красавиц, которыми Тед хотел перебить физическое влечение, испытываемое им при посещении девушки в клинике (он снова причесывал ей волосы, напросился на это сам), ничто его не могло отвлечь от мыслей о ней. Теперь он никак не мог ни ездить к ней в клинику. Теперь его обязывал долг семьи. Долг родственника. Но и это тяготившее его «обязательство», исполнения которого требовали по телефону и его отец, и мать, не отбило в нём желания обладания Оливией, как частью себя. Уже и физика, и психология требовали, давя на него: «Забери её, твоя, вот и забери». Тед боролся с собой, с физикой: «Она самостоятельный человек, женщина. Прав Спок, выйдет из больницы, вернётся в Нью-Йорк, найдется какой-нибудь Дубайю и женится на ней. Что толку, что я попечитель? Она не моя. Не моя собственность. …Ах, ты ж боже! Ну отчего же мне хочется знать, какими глазами она смотрит мне в след, когда я оставляю её среди этого бедлама….Боже, да отведи ж ты от меня хоть эту чашу греха. Осознаю, признаю я, нельзя так. Нельзя,…нельзя,…кто сказал? Никаких таких знаков свыше. Моя, хочу её. Только её. Насколько хочу - потом разберусь. А сейчас…жить без неё – сил нет. Будто она - мой вестибулярный аппарат, без неё меня качать начинает, нет равновесия ни в душе, ни в теле. За неё боюсь, и сам…упасть боюсь».
И вдруг, когда на его заводах снова всё пришло в нормальный ритм, Мерфи пригласил его к себе. Пригласил покататься на лыжах. Стоял ноябрь, Тед решил: «А почему бы нет?» - и стал собирать чемоданы.
Лоренс осторожно сказал Оливии, что уезжает ненадолго. Он солгал, что родители его скоро должны вернуться из Европы. – Тебе не придётся долго скучать.
Оливия долгим взглядом смотрела на него, а потом отвернулась. Тед какое-то время смотрел ей в затылок, борясь с сильным желанием взять голову руками и снова развернуть к себе лицом. Он не стал касаться её. Обошел, снова оказался перед ней.
И тут из её глаз-озер потекли крупные слезы.
Она понимала, Теду это не нравится. Он отворачивался, хмурился.
И тогда она улыбнулась. Лицо её в слезах, но осветленное улыбкой выразило мольбу. Она взяла его за руку, заглядывая в глаза, вдруг закивала головой, мол, сейчас – сейчас и сама быстро подвела его к столу. Впервые она воспользовалась листками для «разговора». Смахнув быстрым движением руки, сырые полосы с лица, она села на кровать и облокотившись на стол, начала писать на листке.
Тед, стоя, читал то, что она пишет, и тут же смотрел на неё, усмиряя в себе желание, сесть с ней рядом и обняв, крепко прижать к себе. Полюбить открыто.
Девушка писала ровным, аккуратным почерком школьницы - отличницы.
Даже самый черствый человек понял бы, что сбивчивый текст это признание в любви.
«Не покидай меня. Прошу тебя, нет, не теперь. В угоду ханжеству и лжи, в угоду безопасности своей даже - не покидай меня! Трудно и больно понять, на что я решилась, но скрывать это, уже просто нет сил. Я люблю тебя. Тебе только кажется, что так будет правильней. Не истинный ответ расчета, «так будет честней». Ты исключительно рассудочностью определил, «как лучше», включи же ещё и требования сердца. Оно не хочет быть в разлуке со мной, не хочет. Так подумай ещё раз, что-то же это означает? Какой бы груз не давил мне на грудь, каким бы камнем ни кинула в меня судьба: болью, виной или печалью, я справлюсь. Справлюсь, веря, мне всё равно станет легче, ведь рядом ты. Это взаимно, поверь. Тебе нужно быть там, я понимаю, это важно тебе. Только ведь и ты чувствуешь, есть что-то важнее. Что не дает прямо отсюда ехать, собирать чемоданы и кидаться в путь. Это не сомнения, это я тебя держу. Есть отрезок жизни, когда просто нельзя быть не вместе. Это вот, вот уже пришло, уже отбивает первую минуту истины. Я знаю, ощущение не свободы притомит такого, как ты. Так ведь я и не прошу всей твоей свободы. Это только сейчас. Не покидай меня. Прошу, не уезжай сейчас туда…»
Она хотела писать ещё, но вдруг услышала шаги по коридору, это развозили по палатам обед.
Импульс угас. Она безвольно положила руки на колени и. Отвернувшись к стене, замерла.
Тед взял листок. Спрятал его в карман и пока ещё шум был где-то по соседству, наклонился и поцеловал Оли в макушку. Потом, выпрямившись, глядя на дверь, которая вот-вот, без стука откроется, сказал: «Хорошо. Я пока займусь другим делом. Мы…ещё обсудим всё это. Да».
Дверь распахнулась широко. Улыбающийся Лоренсу знакомый санитар по фамилии Фишер, приветствуя, сообщил о «перерыве на обед».
Тед, разумеется, видя, что никакой обед теперь Оли не важен, вежливо улыбнулся, взаимно поприветствовав бесцеремонного человека, и попросил: «Мистер Фишер, я сейчас. Я уйду. Сейчас, …сейчас. Подождите ещё немного. …Впрочем, можете даже не ставить сюда это. – Тед указал на тарелки. - Я покормил её, она сыта. Пусть съедят другие. Да лучше будет отдать это другим».
Санитар широко улыбнулся. – Это ладно, я другим отдам. Вы даже представить себе не можете, как много едят эти Дауны. Только мне тут сказал доктор её, что вам всё же пора уходить. Видите, она итак разволновалась слишком. Их трудно успокаивать, когда они слишком разволнуются.
Эти слова стали той самой каплей, что переполнила стыд в его сердце. «Я итак виноват, что держу её здесь. Уже год держу среди этих ничтожеств, будто бы во благо, внушающих ей, что она равна тем, кого толкают они в вечное безумие. Она права, время пришло».
Отвечать в слух Тед человеку не стал. Не потому, что чести много, а потому что время, мгновение ещё проведенное здесь, уже тяготило и его.
Тед обошел санитара и сразу направился к главврачу. Подписал необходимые бумаги, предъявил уже давно носимые им в кармане документы на оформленную опеку Артура Лоренса над «недееспособной» племянницей, уладил дело с полицией, позвонив туда и сказав, что «охрана палаты уже не требуется» и, …просто взяв за руку Оливию, вывел её из гнетущего круга.
Присаживаясь в машину, Оливия оглянулась. Она посмотрела на всё здание, на окна своей палаты и, молча, скрылась от всего этого в комфорте салона.
Уже месяца четыре собственный телохранитель Лоренса сопровождал его повсюду, не только в поездках по делу (Теду определило сопровождающего и ФБР, только тот запротестовал, отказав ему ездить с собой в машине; теперь «человек – Джонсон» ездит на своём авто, составляя машине Лоренса некий эскорт). Телохранитель Лоренса вежливо распахнул перед Оливией дверь, а сам сел на место рядом с водителем.
В течение всего пути этот крепкий парень «косил» и в сторону женщины, сидевшей за спиной водителя. Он брал во внимание место, откуда хозяин, везет её.
 ***
Оливия стала частью жизни Теда Лоренса.
Иногда, глядя на неё, слушая её рассказы о доме Альфреда, о школе художеств, в которой она училась, он думал о нелепости строчки в справке, являющейся теперь приложением к паспорту Оливии. Вспоминая, что сам настоял на строчке о «недееспособности», он хмурился и ругал себя: «Сам идиот, …опекун хренов. Зачем так, надо было …просто о нездоровье написать». Только исправлять что-то рука у него не поднималась. Чуть успокоив совестливость, он начинал рассуждать трезвее: «Это гарантия её безопасности. Немая, неадекватная….Что поделать, время такое, всегда нужно держать такую справочку при себе. Придет день, сгодится».
Наконец он стал обладателем «своего равновесия».
Оливия сама пришла к нему в спальню, сама разделась перед ним и объявила, что хочет его близости. Сначала это произошло нескладно. Стыд и долг, давили на него, но уже вторая, третья их совместная ночь и ему – бывалому подлецу-молодцу показала, что он не ошибся: Оливия может стать ему той женщиной, которую он будет желать долгое время.
В такие минуты он даже про мать вспоминал, про «левые» связи отца и возврат его, упрямый возврат к «милой Лизе, ценность женщины – супруги в которой, растет год от года».
И всё же колоссальная вспышка влюбленности, первый пыл ночей, пьяных милых пробуждений свежим утром, веселье дня и тихие совместные вечера с Оли – всё это не давало ему – уже вкусившему ответственности и взрослой разумности забыть о долгах его. Тед помнил и о долге перед погибшим Альфредом. Перед отцом, которому обязан достойной жизнью, перед матерью, которая видит его благородным юношей (до сих пор!), по-матерински надеясь, что жив в нём милый романтический Тедди – её мужской идеал. Младший Лоренс вполне осознавал, что вдруг вернувшиеся в дом родители будут в шоке от его решения. Потому он активно занимался покупкой собственного дома. На случай полного разрыва. Разумеется, ни афишировать тесную близость с кузиной, ни оформлять какие-то официальные отношения с ней – он не спешил. И не только ради себя. Звонившим ему родителям он отвечал односложно: «Всё в порядке».
Мерфи снова напомнил о себе: «Тед, надо поговорить. Уже не о лыжах. Ты понимаешь меня? Мне нужен твой совет, Тедди. Никак не могу выехать к тебе. И в Нью-Йорк. Приезжай ты, это важно и для тебя». Вернее эти слова были сообщением, отправленным на личный номер телефона, тот был дан ему Тедом. (Хотя мало на свете людей, которые звонили на мобильник, хранившийся не в левом, а в правом кармане пиджака Лоренса младшего).
 ***
Тед не мог отправить Оливию в дом, который вот только что купил. – Там нужно всё переустроить, Оли. Стыдно входить в кем-то отстроенный дом, чтобы остаться там жить. Там кто-то другой любил и ненавидел. Своего хватает. Подожди меня здесь, в этом доме. Тут охрана, слуги. А там строители закончат, я всё проверю, тогда и …переселимся туда».
Они жили бок о бок уже два месяца. Тихо, по-семейному встретили рождество. Тед хотел этого, отказавшись от ежегодных встреч с приятелями у себя на вилле в Пасадене. «Ещё успеем погулять», - думал он и радовался, что у него …есть семья. И, правда, он так и не мог ответить себе, чего больше в нём «отцовского покровительства» или истинно мужского признака – «власти над ней, как над своей женщиной». И вместе с тем, любил он ещё сильнее. Любил, ощущая в себе счастье любящего и любимого человека. Иногда пугался неожиданного ночного звонка, иногда малоприятного сновидения. Оставляя её одну, уезжая по делам или на необходимую встречу (производство, волейбол, обязательство перед бизнес клубом и друзьями), он торопился услышать её голос, вернуться, чтоб увидеть, прижать к себе и ощутить себя и её, как то единое, о котором он мечтал.
Он помнил о Мерфи. Помнил и всё меньше и меньше хотел его видеть.
Но Френк, будто и не прошли месяцы со дня, как он требовательно звал его к себе для «совета», снова дал о себе знать. На этот раз звонком. «Тед, просто ответь, ты кидаешь меня?
-Напомни, мы обручены?
-Лоренс, …я знаю, что у тебя всё: и женщина, которая может указать на меня и я, ни в чем не виновный окажусь на электрическом стуле и документ, которым ты раздавишь всё моё благополучие.
-Что есть у тебя?
-Ты сейчас стоишь у окна столовой и обнимаешь Оливию за талию. На ней желтое платье и у неё распущены волосы.
-Спасибо, достаточно.
-Тед, смена людей в доме твоего отца не поможет. Я умею за себя постоять.
-Я давно понял, что к консульству ты не имеешь никакого отношения.
-Ты ошибаешься.
-Френк, Френк…не надо. Френк Мерфи – действительно помощник консула в Рейкьявике. Он действительно шел и идет нелегкой дорогой дипломатии. Только этот несчастный всего лишь твой родственник по линии отца. А ты, держишь его каким-то компроматом за горло и пользуешься тем, что внешне чуть похож на него.
-Ты там, значит, не только пожары тушил и девочку нянчил. …Ах, Тедди, ты не представляешь, как же я хочу, чтоб ты приехал. Просто поговорить…
-Договориться, Френк. Договориться. Мне на фиг разговоры не нужны.
-Врешь, я понял, ты обрадовался нашей встрече.
-А как же мне не врать, Мерфи, ты пытаешься встать на цыпочки и дотянуться до моего стручка, чтоб раздавить его. А это болезненно.
-Всего лишь, или ещё и за что-то переживаешь?
-И это.
-Значит, это не ты не хочешь ехать, она тебе не дает. Ладно. Успокойся и приезжай. Даю тебе честное-пречестное, что кроме твоих людей, ещё и я буду охранять её от печали. Привози документы. Рассмотрим возможности договориться. Я не Кросс, я сразу понимаю, куда нельзя руки протягивать. Тед, …мы сумеем договориться. Только не тяни, я ведь помню, ты тугодум, тебе малая оттяжка- счастье. Это не тот случай. Я ведь даже цвет её трусиков могу узнать, пока ты с приятелями в сауне паришься после матча.
-Вот это ты зря сказал.
Тед отключил телефон. Тут же зазвонил его «обычный телефон» и тот же голос предложил: «Тед, я даю тебе неделю».
Лоренс уже держал палец на кнопке, чтоб отключиться, но подумал и …ответил: «Двадцатого марта, ночным прямым рейсом из Лос-Анджелеса». – Тед отключил телефон. Молча обошел стоявшую рядом Оливию, ждавшую от него разъяснений, и поднялся к себе в домашний кабинет. Обедать ему расхотелось, а вот подумать - нет.
(Мерфи пошевелил извилинами и, поймав правильную мысль, усмехнулся: «Девятнадцатого Оливии исполниться девятнадцать. Да, уже не так стыдно будет вести ребенка к знакомому священнику за благословением»).
 ***
По делу Альфреда Лоренса перестали появляться новости. Газеты уже давно поперхнулись наглостью, с которой вдруг всё было объявлено «конфиденциальным» по делу Лоренса.
Элиза убедила мужа, что пора бы и домой. Но Артур всё чего-то выжидал. От сына шли странные вести: купил дом, закончил реставрацию, переезжает в середине февраля.
Элиза забеспокоилась: Оливии в клинике нет, поверенный из Нью-Йорка говорит что её и у Сайруса нет, Тед говорит, что и в их доме её нет. - Так где же она?
-Мама, она у себя дома.
-Как?! Тед, что ты затеял? …Ты купил ей дом в Лос-Анджелесе?!
-Да.
Чтоб не выдать, что девушка уже неделю живет в собственном доме, а через пару недель и он туда заедет, Тед отключил личные телефоны. К остальным не приближался, в виду «не проходящей зубной боли».
И вот, наконец «открытый день рождения» Оливии. Они вместе появились на публике. Общественность в смущении смолкла, брат обнимал свою кузину однозначно нежно. Друзья и приятельницы вдруг перестали звонить ему. Зато вдруг зазвонили те, кто ему уже давно был безразличен. С ним стали говорить словами, которые ему были неприятны. Лоренс затаился в своём новом доме.
И назначил день свадьбы на двадцатое февраля! На его вопрос, заданный в ресторане, где праздновалось девятнадцатилетние кузины: «А если меня завтра не станет?» Оли ответила: «Останусь я и он». Теда Лоренс это, по-видимому, устроило.
Свадьба состоялась в присутствии самых близких друзей Лоренса. Приехавшие к самым первым аккордам органа Лоренсы и Шмидты, едва сдерживали прерывистое дыхание. Однако никто, взглянув на Теда и Оливию, не посмел прекратить скандальное венчание. Тед и Оли Лоренсы стали мужем и женой.
 ***
Он лгал ей. Везти её туда, к Мерфи, он не хотел. Ему всё равно было, что подумают люди («вчера женился, сегодня удрал за границу»), он хотел, чтоб она осталась здесь, в их доме.
Тед считал, она слаба, чтоб справиться с навязанным ей обществом пиаром «испорченной девушки», а он – не в силах разделиться, чтоб и любить её, и ненавидеть по-настоящему тех, кто желает её гибели.
- Ты будешь здесь не одна. Это не клиника, не палата, у тебя целый дом, в любую комнату входи и делай, что хочешь. В поместье, здесь я могу гарантировать, что тебя никто не оскорбит, не обидит. …Оли, мне нужно съездить в Исландию. Что ты помнишь о Мерфи? Он говорил, что вы познакомились с ним на балу. Он лгал?
-Да, это правда. И это было странно. Он – женатый человек, мне показалось, благополучный семьянин, вдруг откровенно стал оказывать мне знаки внимания на том балу. А после домогался встреч. Ты заметил, он необъяснимо стремиться и к тебе. Ты говорил, твоему приятелю детства нужен совет? Уверяю тебя, у Мерфи много друзей, тучи друзей. Старые связи отца, личные связи в трех, а то и больше странах мира. И вдруг потребовался именно твой совет. И когда? Когда почти всё сошло на «нет» в деле истребления фамилии Лоренс. Мой отец не доверял ему. Запретил мне отвечать на его звонки. А почему ты не можешь отказать?
-Мой отец когда-то отказал в поддержке его отцу. Джо Мерфи не стало, и моему отцу стало плохо.
-Ещё? – Оливия подняла лицо, посмотрев на возлюбленного. – Что ещё?
Тед признался в том, что мучило его. – Я случайно выдал себя ему. Вернее своё отношение к тебе. Это случилось, когда я узнал, кем для тебя стал Джо Стаффорд…
Оливия опустила голову и прикрыла лицо ладонями. – Поверь мне, я тогда желала только тебя Я - глупая девчонка, рассуждавшая будто школьница. - Она подняла влажные ресницы и снова посмотрела в глаза Лоренса. – Я решила, раз тебе нравятся опытные женщины, то я должна стать таковой. Я торопилась стать такой. Мне хотелось быть с тобой.
У Теда невольно вырвался вскрик. – Ты?! …Так ты …совсем не хотела его? …Оли?!
-Ни одного мгновения. – Она вздохнула, радуясь, что открылась ему вся. - Я закрывала глаза и видела только тебя. Я так сильно начала чувствовать тебя за несколько дней перед этим, твою близость, что мне казалось, что это ты. Я будто с ума сошла. И это странное, абсолютно ненормальное ощущение ещё долгое время не проходило, ещё жило во мне. – Она покачала головой. – Вот, вот каких-то пару месяцев, я не слышу в себе твоих сомнений. Твою попытку солгать. Только теперь я сама обыкновенная женщина, которая слышит только стук шагов, да биение сердца любимого человека. Уверена, и ты почувствовал, и тебе стало легче говорить со мной, глядя мне в глаза. Я не мучаю тебя досмотром, хочешь лгать – лги, хочешь любить – вот я. – Она, не касаясь руками, прижалась к нему телом. - Тед, я узнала мужчину до тебя. Только одного. Это вина моя. Если, если я захочу кого-то кроме тебя, это будет только твоей виной. Мне никто кроме тебя не нужен. Веришь, - она улыбнулась, задрав к нему лицо, - я вдруг поняла, в жизни так мало важного.
-Ты просто слишком юна. Ничем, кроме себя не интересуешься. Появятся интересы, появится и важное.
-Верю. Тебе - верю.
Что он мог сказать любимой женщине на такое доверие? Подумал про себя, про неё, получалось уже много. А сказал только: «Мне надо, Оли».
И он позвонил в офис, сообщил Главному заместителю день своего отлета в Исландию.
 ***
И всё же какими-то силами он был задержан дома до утра.
Силами нерадостными.
Утром в четверг Лоренсу позвонил Кросс. Вернее, человек заговорил с ним сразу, не представившись. Тед и теперь сомневался, с тем ли он человеком разговаривал накануне гибели инспектора. Кросс, кроме обычного мини отчета о новостях, сказал ему следующее: «…Всё возможно изменить в нашем мире. Всё. Имейте это в виду, мистер Лоренс. И знайте, я – не желающий ничего менять, сделал копии всех документов. Всех. Потому что нужно кому-то ставить точку. Не я, так кто-то должен это сделать. Запомните, существуют копии всех документов по делу Альфреда Лоренса. Они могут стать достоянием гласности в любой момент».
В собственной ванной, поскользнувшись, утонул хороший, как считал Лоренс, человек. Тед вообще не только уважал хороших спецов, он любил их, считая, как и детей, наиболее незащищенной категорией лиц. Инспектора Кросса не стало.
Новое лицо, взявшись за дело с той стороны, с которой было указано, тут же сообщил прессе, что «улик для открытия судебного разбирательства не достаточно». Когда ему задали вопрос: «Так кто же ответит?», ответ нашелся мгновенно: «А вам недостаточно, что репутация бывшего Президента испорчена, безвозвратно ушли из политики Артур Лоренс, Джо Стаффорд? Не стало в живых десятка людей, …вам ещё жертвы нужны?!»
Тед задумался о том, нужно ли ему везти в Нью-Йорк письменное признание Оливии Лоренс, в котором она заявляет, что когда перелезла через ограждение (за несколько минут, как в неё метнут нож), она видела в машине, стоявшей на противоположной стороне дороги, напротив ворот поместья машину и в ней Френка Мерфи. Тот отложил газету и даже откровенно высунулся из-за приспущенного стекла, когда она крикнула в его сторону: «Помогите!»
И Лоренсу нужен был совет. «Вот уж точно, - думал он, людей вокруг много, а поделиться о таком, с одним - не можешь, потому что жалеешь, вмешивать в такое дело не хочется, другого – хорошо бы вмешать в дерьмо, да есть, что-то, что связывает с ним, как бы самому не угодить в то самое».
Тед решил: надо ехать.
Он решил и …задумался. «Вот теперь и я мог бы ответить: «А как же моя безопасность? У меня…дети». Черт! Съездить к отцу?…Жаль старика. И мать. К Дену зайти потолковать? Или лучше к Боксеру, у того полно друзей за океаном. Думаю, найдутся и в Рейкьявике. …Черт, вот глупо: обращаться за помощью к тому, у кого нет ног. Оливия сказала, что Мерфи был в машине. Что люди требовали от Альфреда купчую на землю, на которой уже вовсю шло строительство канала. Хорошенькое дельце: канал принадлежит Мексике, а земля под ним – Лоренсам. Умеют же эти политики накрутить и выкрутиться. Правда, Джо Мерфи не выкрутился….Стоп! Стоп, Тедди, мальчик. Подумай, если не хочешь оказаться в дураках. Френк – фигура слишком малая, чтоб так рычать и иметь такие возможности. Мерфи…, Джон Мерфи, вот кто мог организовать всё это при поддержке высоких политиков. Альфред вложил деньги в землю, Мерфи раскрутил строительство, с которого могли кормиться многие наверху, в том числе и мой отец. И вдруг раскрылось, что Альфред подсуетился первым. Мерфи заканчивает строительство и узнает, что большая часть денег уйдет человеку, который никаким боком к строительству и международным договорам и дела не имеет. Он просто в бешенстве. Начинается попытка втереться в дом со стороны женских спален – не помогло, шантаж - Альфред отмел его с помощью брата. Осталось вынудить физически. Не получилось. Так почему же так отмалчивается мой отец? Не потому и, что птицы Альфреда нарисованы на купчей, которая оформлена …на любимицу дяди Альфреда?
Ах, отец, отец, ….душу вытрясу! Какого хрена ты мне столько лет голову дурил?!
 ***
Убедив (мягко говоря) отца, что здоровье Оливии в его личных интересах, Тед полетел в Исландию прямым рейсом из Лос-Анджелеса, сев в самолет в десять утра.
Оли простилась с ним без слёз. Ей не хотелось, чтоб они расставались, но гнетущего ощущения потери в её душе не было, и она запретила себе притягивать плохое. – Поезжай, поговори. В этом тоже появится смысл. Он несколько легковерен, имей это в виду, разговаривая с ним.
-Спасибо за совет, милая. Береги себя. Как ты себя чувствуешь?
Тед считал, если женщина уже ощутила в себе признаки беременности, то она должна охать и ахать по этому поводу ежеминутно. Оливия же молчала. «Беременна, ну и что?» Он считал, это у неё от «детства», а она не хотела его грузить ещё и этим.
Она с детства не имела возможности научиться капризничать. И теперь, чем легче будет житься её мужу, тем, считала она, он свободнее будет любить её. «Дети любви между супругами не добавляют, - рассуждала молодая женщина, - они отнимают выбор и свободу. Не думаю, что из меня выйдет хорошая художница. Можно будет подумать о специальности искусствоведа. Вот, пока продвигается моя беременность, пока я не имею возможности свободно выходить в тутошнее общество, я и займусь своим образованием. Мой муж любит умных женщин, не буду его разочаровывать. А наш ребенок, …пусть он себе растет».
Дом Оли нравился. Она даже чуточку рада была остаться одна, чтобы позволить себе свободно пораспоряжаться в нём. Под руководством юной хозяйки перетаскивалась мебель, изменялся ландшафт перед домом. Она у удовольствием распоряжалась суммой, подаренной ей Лоренсами к свадьбе. Дом становился современнее и в тоже время уютнее.
Оставаясь теперь на ночь одна, она с удовольствием смотрела фильмы, видео, которые снимал Тед. А так же доставала старые фильмы, которые Тед перевез из домов Альфреда и Артура. Он устроил их в своем домашнем кабинете, среди книг. Тихо вздыхая, Оливия смотрела и их. Видела Теда среди красивых, элегантных женщин, среди милых мужчин….
«Он полетел туда с Оливией Джуд. Эта женщина работает хозяйкой модельного салона на Беверли Хилз. Какая идея пришла ему в голову? Почему он выбрал в спутницы именно эту женщину, с этим именем?» - только это, вовсе не гнетущая ревность будоражила мысли юной хозяйки двухэтажного особняка Теда Лоренса.
 ***
Тед трудился над собой, но лень, из разряда тех, что как добро и зло передаются по наследству, всё же тяготела над ним. Покупку билетов на самолет, заказ номера в приличном отеле – всё это он, (мягко говоря) попросил сделать одну из своих приятельниц.
Оливия Джуд могла только мечтать о таком красавчике, как Тедди Лоренс. Пару раз она была с ним в опере, в ресторане, где-то, когда-то состоялась их божественная совместная ночь и вдруг звонок: «Милая, мне кажется я обещал тебе к весне шубу. Я готов пойти на траты. А ты? Ты готова пойти и примерить мой тебе подарок?» И это после того, как полмира треснуло пополам от новости, что завидный жених – сын сенатора Лоренса, миллиардер…женился на двоюродной сестре!
-Котик, а как же твой вчерашний поступок? Ты, кажется, вчера женился.
-Нет, Оли, это не мираж. Кольцо на пальце, супруга в моём доме. Всё – реальность.
-Тед, что за шутки?
-Я лечу в Рейкьявик. Ты знаешь, где это?
-Что за хрень?
-Это Исландия. Весной там мерзко, сыро. Потому шубка тебе, милая, всё же пригодиться.
-Ты хочешь скандала в прессе?
-А ты, тебе и твоему бизнесу что, реклама со звуком не нужна?
-А жена?
-Она при доме остается.
-Ты хочешь сказать…
-Мы летим с тобой вдвоем, детка.
-Жук! Ты, Лоренс жук! Но мне нравится твоя идея.
-С шубкой?
-С тем, что жена…при доме, а ты – при мне. А черт с ним, что в дыре! Едем!
-Летим, милая. Ты заказывай билеты и отель на три дня, ближе к центру. Я о центре Рейкьявика, Оли. И жди меня в аэропорту.
-А как же шубка, обманул?
-Глупая мышка, в Исландии мехов – Калифорнии и не снилось. Выберешь – любую.
-Ай, как же ты умеешь, Тед. Ну хоть ответь, почему я?
Лоренс ответил. Про себя: «Потому что имя у тебя хорошее. Нет его лучше. Да и мне спокойнее и с тобой и по возвращении будет». Но женщине, которую в принципе подставлял как фон для опасной игры, он ответил: «Ты, только ты, Оли. Честно, других номеров даже в голове не отложилось».
Оливия Лоренс не поехала в аэропорт. Тед сказал своей юной супруге, что «так будет лучше». Он прекрасно знал, что уже утром она узнает, с кем он улетел в Исландию. Но объяснения он отложил на потом. Не зря же он выбрал её, он был уверен, Оливия, его Оливия поймет всё и правильно.
 ***
В аэропорту Рейкьявика случился конфуз. Теда и Оливию встретил какой-то франт. Лет пятидесяти, элегантный даже в парфюме. Он буквально подскочил к паре с букетом цветов, а когда Оливия Джуд оглянулась, тут же опешив, сделал шаг назад. И букет из рук выпал. – Простите, я думал…
Только частые мысли об этом «четвертом» ухажере Оливии подсказали Теду, что перед ним тот самый Дубайю.
-Джимми, что ж вы так расстроились, не та Оливия?
Дубайю быстро посмотрел на Лоренса, снова на женщину и, поднял букет. Чтоб выбросить его в урну и пойти от пары проч.
Оливия хмыкнула, немного пожалев и о франте, и о букете. – Тед, мне уже весело. Что ты ещё придумал, чтоб натравить на меня прессу.
-Где ты видишь прессу? Пошли, скоро вечер надо бы устроиться на ночлег.
-Я же заказала номер в «Савойе».
-К черту, у меня есть адресок понадежней.
Лоренс был уверен, что Мерфи уже знает о его приезде. Чтоб знало и ФБР, где он собирается отдыхать, Тед попросил Оливию о заказе номера в отеле. Сам же, досаждая первому и второму, поехал к приятелю Боксера, тоже бывшему боксеру, ныне владельцу двух-трех казино и лицензированного ринга - некому Никко Тауоккеню.
Рекомендации друга Лоренса сыграли добрую роль, Теда и его женщину разместили в милом шале, среди высоких сосен и обилия чистого воздуха.
На барбекю жарились сочные куски маринованной курицы, приятели, с которыми познакомил Теда гостеприимный хозяин, играли в бильярд, Оливия пробовала то, что называется «настоящей деревенской сметаной», а Лоренса, наблюдавшего за игрой с бокалом домашнего малинового вина в руке, побеспокоил звонок «личного телефона». – Тед, ну хватит, ты итак не выполнил обязательств. Документы с тобой?
-С кем я говорю?
-Не валяй дурака, Тед, это я, Мерфи.
-Много вас Мерфи. Мне бы того, кто всем вам папа.
-Ты что там, малиновки обпился? Тед, я не Джимми Дубайю, я в прострацию не впаду. Ещё раз спра…
-С собой. Но при разговоре должен быть твой отец, Френк. Это моё условие!
-Сука! Какая же сука, твой папаша, Тедди!!!
-Вот тут спорить не буду, он меня под час тоже недурно подставляет.
-Хорошо. Я передам об условии, но учти, Тед, только из уважения к парню, у которого ты скрыл задницу.
-Я всегда знаю, кому её доверить, милый.
-Я тебе не «милый»! …Тед, я тебе верил…
-А я и сейчас тебе не лгу. Я только, Френк, не хочу оказаться между двух донышек сундука фокусника …твоего папаши-покойника.
-Все там будем. Встречаемся …
Тед переглянулся с Никко. – Здесь. Место тихое, ты его уже знаешь, я вот уже тоже, обжился. Так что сюда давайте. Ждем.
Курочкины грудки были съедены в момент. Женщину отправили подальше в лес. Тед сделал звонок Оливии. Он чувствовал важность встречи, и ему просто необходимо было услышать голос умницы жены: «Будь внимателен, милый. Мерфи любит детали и хорошо запоминает их».
Встречали группу Мерфи, сидя за пустым столом.
Никки так и приветствовал гостей: «Ах – ты, знал бы, что вы без гостинцев, свои б достал».
Френк усмехнулся. – Да ладно, кому тут жрать-то? – Он оглядел местных молодцов. Сам он приехал на пару с отцом.
Френк оглядел густую компанию, слегка рассеявшуюся по дворику перед домом. Он был почти уверен, что тот, который кинул ему под колеса молоковоз, вполне мог использовать для исполнения людей из этой же школы «исландских голубоглазых мальчиков».
Френк и теперь теснился к Теду. Он и теперь ему доверял больше, чем этим, которых приставили, чтоб охранять его приятеля. Все знали, все знают, знал и Мерфи: с Тедом Лоренсом всегда можно договориться. «С этими голубоглазыми – к черту!» и Мерфи младший сел рядом с Лоренсом.
Джон Мерфи был прост. Его здесь знали как руководителя строительства, как реконструктора одной из улочек города. Там решили построить новые здания вместо старых. Но нужно было так повести строительство, чтоб некоторое старье всё же осталось нетронутым, как память и умело вписалось в современный вид когда-то известной и любимой в городе улицы. Нашелся архитектор, которому Джон Мерфи помог выиграть в конкурсе проектов, а тот в свою очередь порекомендовал властям возглавить руководство фирмами – подрядчиками местному авторитету среди строителей – некому Яну Аккупуутянь. Джон уже несколько лет жил тут же в пригороде Рейкьявика, в качестве дальней американской родни мэра города. Тихий сморчок с замашками крутого прораба. И фамилия у него была вполне местной - Аккупуутянь.
Ему и тут, у Никки закуску к носу подставили и вина налили, усадив напротив Теда. Старик закусывал, ничем не брезгуя, и поглядывал то на Лоренса, то на сына своего.
Мерфи младший был чужд местным жителям. Ничего хорошего они от родственника консула не видели, только зло следили за тем, как он сгребает общественные деньги на хорошее дело, да тут же его и губит.
Джон, дела которого в городе шли к завершению, решил сыграть ва-банк, открыться. Не столько сыну его надоело жить на три страны, сколько ему - уже человеку в глубоком возрасте. Джон хотел вернуться на родину. Туда, где давно уже стоит крест ему на одном из элитных кладбищ.
Он первым о деле заговорил. Прямо и откровенно: «Тед, это хорошо, что ты папу не захватил, а только с дамой приехал. Честно скажу, не люблю я твоего папашу….Впрочем, прости, если я тебя этим разговором обижаю. Но дело, есть дело. Ты привез документы на землю под каналом?
-Да. - Тед откровенно выложил на стол альбом. А на него лист. На котором под бледностью талого комочка снега в форме каркающей вороны был стандартной формы документ. Вернее, копия его, но с отчетливыми подписями и печатью. Это была купчая на восемьсот гектаров земли, сразу оформленная на имя Оливии Лоренс. - Здесь под каждой картинкой документ. Легко читаемый при свете, излучающем лампой накаливания.
Все из любопытства потянулись. И стали с интересом рассматривать птиц, нарисованных то карандашом, то акварелью, то тушью. Джон Мерфи тоже косил на альбом. Руками разных по структуре листов не касался. И вот когда Френк, бегло перелистав весь альбом, чертыхнулся, отец придержал его в оценках. – Ай - да, молодец, Альфред! Вот, он ещё и художничал, оказывается.
Тед поспешил вставить: «А вы этого, молодца…» - Тед вздохнул. Но осторожно.
Он прекрасно понимал, дядю - не воротишь, а жена его молодая – давно в мишенях ходит, как наследница первого. Чтоб сделать тон встречи более ясным, он начал именно с упоминания имени жены. – Женившись на Оливии Лоренс, я стал единственным владельцем этой земли.
Джон посмотрел на свои руки. Чуть отодвинул от них тарелку с закусками. – Значит ли это, что твоя жена всё ещё ошибочно считается недееспособной?
-У меня есть документы, подтверждающие это.
Френк резко повернулся к Теду всем корпусом. – Что ты несёшь?! Ты объявил Оливию идиоткой?!
Тед опустил голову. Его щека чуть дернулась, но, скорее всего, это заметил только сидевший рядом Френк Мерфи. Тот сглотнул и спросил уже тише: «Тед, а что думают о тебе те, кто не в курсе дела? Получается, ты женился на сошедшей с ума кузине?»
Чтоб прекратить приватный разговор, Джон улыбнулся всем, демонстрируя поразительно крепкие, но желтые от табака зубы. – Да уж, а то мы и направление потеряли, за кем бегать. Всем вдруг захотелось опекать наследницу этих земель. Даже родному папе. Прямо–таки перехватывали друг у друга опеку над ней…а ты, значит, женился. – Джон и бокал от себя отодвинул, будто дал свободу рукам, которые положил ладонями на стол. - И вот знаешь, остановись ты просто на опеке, я б тебя …под такой же молоковоз положил, какой твой папаша для моего сына придумал. Но ты удивил меня. Раз телку эту, Оливию… приволок, значит,…собственная жизнь тебе не дорога. А девушка та, жена, значит, …дорога. Верю. Вот уж сколько лет обманываюсь на лоренсах, а вот тебе, парень, почему-то поверил. Ты сначала решил на ней – дурочке жениться, а уж потом прознал про дело. …Ну и что? И рад?
-Вы про дело? Тогда - нет.
-Понял. Хорошо. И что делать с бумажкой будем?
-Сожжем.
Все внимательно посмотрели на Лоренса. Пытались угадать: шутит или говорит всерьез?
-Тед, хватит. У отца здоровья слабо, чтоб твои шарады разгадывать. Да и времени нет. Если дело сейчас не закроют, начнут всплывать бумажки всякие, которые до поры придержать удалось. Ты понимаешь, что тогда и твой отец уже не свидетелем будет на суде.
-Не угрожай.
Джон, рукой придержал сына. – И, правда, сынок, ты б попридержал язык. Посторонние тут, люди не в курсе, зачем смущать деталями. – И снова старик посмотрел на Теда. Снова удивился, что тот больше на мать похож, а нет в нём уродства Элизиного, противной дерганности, угловатости и остроносости её. Удивлен был старик. И на отца вроде похож Тед, да нет желания плюнуть в его лицо, как в папашино. Даже как бы сожалел Джон, что красивый человек перед ним сидит и правильно пока ведет себя с ним.
-Сжечь, говоришь? И что это нам даст?
Тед просто так слово сказал. Впервые наверно в жизни, сначала сказал, а потом задумался. Что-то в выдержке надломилось, больно уж ценность дорогая для него на кону стоит. Вот потому он задумался теперь, после того, как выскочило слово. «Что же это тебе даст, хрен старый? Что, что, …ты с канала свой процент гордости иметь будешь. А я - пулю от тебя или мексиканцев. Как же избавиться от проблемы? Нет, благотворительность – не в чести даже у таких, как мой демократичный отец. Меня нация не поймет, когда всё откроется. Надо продать землю. Кому? Правительству Мексики? Поздно. Мерфи? Я что, бог, менять образ жизни моего школьного приятеля. Он же сам сказал, деньги к нему не идут. Остается продать самому себе. Вот! Так и сделаем». В слух Тед сказал следующее: «Сжечь - не значит уничтожить, нужно изменить суть ценности. И полицию, и тех - «молоковозов», я так думаю, парней из Мексики, ФБР, разумеется, и прессу – всех успокоит иная ценность этого документа».
Френк повозился на стульчике. – Тед, давай яснее. Речь идет об очень больших деньгах.
-Это не твои, а Альфреда деньги. Так что не считай, сколько их. И птицы эти - не твои. Так что фантазии свои…тоже сожги.
Джон снова придержал сына рукой. – Подожди, Френки. Тед - он медленно соображает. Сейчас переведет странное слово. – Джон никак не отводил взгляда от Лоренса. - Что значит «сжечь», милый друг, я что-то не уразумею слова этого. Ведь ты не про документ этот, в перьях припрятанный?
-Нет.
-Тогда что за суть, которую менять будем?
-Мы легализуем сделку между Олом Майлзом и Альваро Торесом. Ведь Альфред Лоренс купил землю у Майлза вполне законно и открыто. Эту сделку защитит любой международный суд. А вот Альваро продал земли стратегически важного района своей страны иностранцу. Это не есть хорошо. И всё же, купля-продажа никоим образом не противоречит коммерческим законам ни США, ни Мексики. Сделка просто была скрыта от общественности. Канал строился, и все считали, что он строиться на земле мексиканцев. А вы, Джон, думали, что Майлз просто тянет с продажей земли вам. Вы надеялись, кроме гордости за завершенное дело ещё и денег поиметь с Мексики. А Майлзы умеют…менять внешность и даже привычки. Вы восстали из могилы, чтоб донимать моего отца, чтоб он выяснил, куда подевался Ол Майлз. Отец скрылся от вас за стенами серьезной клиники и за своё нездоровье. Я заявляю вам с полной ответственностью, Джон (Тед лгал уверенно и бесконечно правдиво), мой отец, опекал детей своего брата не потому, что он жаждал земли под мексиканским каналом. Он не знает до сих пор про этот документ на имя моей жены. Он струсил тогда, Джон. Он понял, что, взяв сам, и дав взятку чиновнику высшего ранга, он стал виновным в том, что строительство канала началось, и крупнейшими инвесторами его стали люди из правительства США. Испугавшись завязнуть в коррупции, он отошел от этого дела, и в играх с землей, которые потихоньку затеяли Майлз и Альфред, он уже не играл. И тут у вас появилась новая проблема: мексиканцы поняли, что их надули. И они возмутились, почему опять их, и опять американцы? Теперь получалось, они будут долгое время расплачиваться с инвесторами за канал, и всю жизнь! за землю под ним! И вот тогда и над вами закапало, Джон. И вы попали под …вами же разогнанный когда-то молоковоз. Ведь это вы десять лет назад подали в присутствие Альфреда идею об инвестировании строительства так необходимого Мексике канала между этими реками. Альфред имел деньги. Большие деньги. Я тут подумал, как же должно быть сердиты были те, кто вскрывал пустые банковские ячейки, воспользовавшись рукой покойника! Миллиардер Альфред Лоренс на сегодняшний день вполне мог объявить себя банкротом. Я! Я выплатил оставшийся долг за землю под каналом Олу Майлзу! (Тед даже загрустил оттого, что его отец, так не любивший в нём тихоню не видит, как элементарным актерствованием его сын держит под вниманием столь авторитетную аудиторию). И я готов разделить право на владение землей между четырьмя сторонами.
Мерфи младший поперхнулся. – Что?!
Джон Мерфи уже более жестко сцепил костлявые пальцы на запястье сына. И всё равно, но продолжать смотреть на Лоренса, сидевшего прямо напротив. Что-то в болтовне сына его неприятеля зацепило его. – Ну-ка, молчун, погоди. Бывший Президент чуть на больничную койку не попал, когда его вытащила пресса со сделкой по каналу. А ты предлагаешь, втянуть действующее правительство в сделку по купле земли под Мексиканским каналом? – Мерфи старший улыбнулся, как на шутливое предложение Лоренса и вот тут только бросил взгляд на сына. Только взгляд сразу изменился, Джон, будто упрекнул сына, что так масштабно, как Лоренс, мыслить пока не умеет. – Тед, ты хочешь… - Пауза была такой длины, чтоб Лоренс почувствовал важность момента и ответил за него сам.
-Ага. У этой земли не будет хозяина вообще или их будет …сначала четыре. Думаю, Мексика пойдет на это, ведь в этом случае, у неё есть возможность выкупить очередную долю. И, в конце концов, стать полноправным, законным владельцем …собственной земли. Вы строили этот канал, Джон, вы были идейным руководителем всего; мой отец пробивал американские инвестиции, теряя на этом бесценное здоровье почти ...бесплатно. Но он не желает участвовать впредь в этом деле лично, его доля – это доля правительства Америки, инвестировавшей строительство. Третья доля – сама важная в этом деле: мексиканское правительство предоставило рабочие руки и дало «добро» на строительство. И, наконец, мы: моя жена, знавшая, что никогда не будет принадлежать тому, к кому деньги …не идут по желанию, и я, никогда не желавший кому-то зла. Мы с ней - четвертая доля в этом деле. Надеюсь, вы не против участия истинных наследников Альфреда?
-И волков, значит, накормить решил, …и овец.
-Тогда молоковозы на встречную выезжать не станут, Джон.
-А кто дело поведёт?
И вот тут Тед выдал давно обдуманное: «А вот вы и поведете, Джон. Вам же хочется назад, на родину. А как? Там вы давно вычеркнуты из числа налогоплательщиков. То есть, из живых. Вот и объясните, что в гробу так нетленной и лежит фигурка из папье-маше, на вас похожая. Вот с этого предложения и начнете торг с Марти Хьюстоном. Вам ведь даже не идет эта нелепая, трудно произносимая даже для исландца фамилия …Аккупуутянь. Хьюстон помнит вас как Джона Мерфи.
-Хьюстон - это ваш внешник?
-Это наш «внешник». Советчик действующего Президента по внешним связям. Я позвоню отцу, он устроит вам встречу. Я со своей стороны обещаю наладить связь с Мексикой. С теперешним Президентом мне довелось учиться в одном университете. Одно время мы были партнерами по баскетболу. А теперь он мой совладелец завода по производству соды под Кульяканом. – Тед широко улыбнулся и скосил взгляд на раскрытый альбом.
Черная ворона, искусно выписанная заточенным гусиным пером с черной тушью, по-прежнему сочно каркала на кого-то.
Тед снова посмотрел на Старика Мерфи. - Я ведь обманул вас, Джон. Перед вами хорошая копия того самого альбома Альфреда. Это рисунки его дочери – Оливия. Рука ещё слаба у неё. Так себе художница. А тот альбом, его, кстати, Сальвадоре уже видел, я храню более бережно. Только пока американская сторона не начала дела, он за него не встанет. Господин Президент молод, но очень осторожен, особенно с американцами.
Тишина за столиком стояла гробовая. Крепкие боксеры - вышибалы мало, что понимали в политике. Да и английский, на котором шла речь, здесь толково не разумели. Но, поглядывая на Никки, а тот был серьезен, они молча пережидали диалог гостей.
Мерфи младший, наконец, сообразил о преимуществах предложения Лоренса. И тоже как будто успокоился. Френку до чертиков надоело цепляться за Лоренса. Он и, правда, никаких таких особых претензий к давнему знакомому не имел. И Оливия ему как человек нравилась. Он бы с удовольствием перестал их держать на мушке, а подружился семьями. Только до этого, как он понял по взгляду отца, было ещё далеко.
***
Сразу, как только оба Мерфи покинули «круглый стол», гости вместе с Никки поехали в город, отдохнуть. Веселились, кутили до утра. А после – сразу в аэропорт.
Провожая Лоренса, Френк сначала присмотрелся к нему издалека.
Шла троица. Тед шагал, выделяясь среди серой толпы аэропорта элегантным светлым пальто до пят. Он весело докладывал мамам по телефону, «как хорош и прекрасен весной снежный Рейкьявик». На полшага от него отставала элегантная пара, которую с ходу можно было принять за его охрану. Крепкий парень, заинтересованно посматривающий по сторонам (кстати, заметный Мерфи был обнаружен им тут же) действительно был телохранителем, предоставленным Теду Никки. А вот дама…
Оливия Джуд была великолепна в своей роскошной норковой шубе, накинутой, казалось, на обнаженное худое длинное тело. (На ней был шифоновый брючный костюм, настолько прилегающий к телу, что действительно можно было ошибиться, бегло взглянув в разрез распахнутой шубы). Мерфи некоторое время тоже таращился на женщину Лоренса, а потом бегло засек, что и его парни, которые должны были проследить, как гости покидают Рейкьявик, так же таращатся именно на женщину. «Идиоты», - процедил Мерфи и широким шагом шагнул из укрытия навстречу троице. Он не мог не проводить Теда, не сказать ему: «До встречи».
Пара благополучно перелетела в Мехико.
Там Тед и Оли приватно погостили на президентской вилле.
Тед не солгал, отношения его с главой соседней страны были самые дружественные. (Оливия заметила: «Вот черт! А я думала все президенты - политические био-роботы, читают скуку с бумажки, ездят на служебных авто и встречаются с тем, с кем обязаны. А тут, боже, нормальные всё люди!»)
Тед объявил и объяснил бывшему партнеру по баскетболу то, что, как он объявил Мерфи, тот уже будто бы знал. И альбом при разговоре с главой страны использовал тот же самый. Никакого другого у Теда не было. (Оливия - супруга его и в правду, слаба была, как художница. Уж Лоренс, сам до сих пор баловавший себя играми с карельской березой, понимал это. А уж изобразить скрытый текст серьезного юридического документа, …как фон к красавице вороне - тем более девушка, пишущая почерком семиклассницы, не смогла бы).
Теда поняли, но, как он и ожидал, ответить согласием сразу не решились. Слишком громким было дело Альфреда Лоренса в Америке, и слишком мало кто знал это имя в связи со строительством канала на реках Мексики. – Тед, имя Джон Мерфи – я знаю. Я встречался с ним. Крепкий строитель. Канал действует и никаких претензий с нашей стороны к нему, как к подрядчику - нет. Я слышал его каналу в Бразилии уже десять лет. Не потребовалось реставрации, землетрясение пережил. Ян Аккупуутянь …это имя я, кажется, тоже слышал. Так это один и тот же человек? Вот дела. …Говоришь, его сына пытались убить? Плохо. И всё же, не думаю я, чтоб это были мексиканцы. Наши молоковозы через океан не ездят.
Тед промолчал.
В конце разговора с Мерфи, тот сознался, что видел человека, будто бы просто притормозившего в тот день возле дома Альфреда, похожего по описанию на Альваро Тореса. Мерфи по-прежнему отрицал участие в бойне в доме Альфреда. Теду он сказал, что до него дошли слухи, и он всего лишь решил проверить их. Потому оказался там, «всего лишь, как наблюдающий за воротами со стороны сада, возле которых стояла куча бронированных мерседесов».
Сорокалетний Президент Мексики понял молчание Лоренса, как досаду. - Нет, Тед, идея покупки земли под каналом – это интересно. Нужно только, чтоб всё было на законном уровне. Ты позволишь снять копию с купчей на эти земли. Я переговорю с людьми и дам тебе знать о возможности таких переговоров. Разумеется, если их проведение будет предложено американской стороной. Мне бы хотелось, чтоб дело было законным и …с вашей стороны.
Тед кивнул. – Понимаю. То, что знаю я, так это то, что в строительство канала были вложены большие деньги, чем того потребовалось. Часть денег пошла на взятки американской стороне, в том числе и в карман бывшего Президента. В газетах прозвучал намек, но…такой, безосновательный. Думаю, и окружение Президента поживилось, и Мерфи был доволен. И не только тем, что единолично взялся за большое дело. Но все это склоки и дело прошлого, Сальвадоро. В Америке дело практически замяли, слишком опасно, скоро снова перевыборы. Так, сняли кое-кого, не важного. Кто-то сам ушел, пристыдился, дело получило слишком широкий резонанс. Но ведь проблемы американского общества к вашим землям никакого отношения не имеют. Главное, что в последствии ваш канал будет стоять на земле, которая принадлежит государству.
Сорокалетний президент в задумчивости, улыбнулся.
Тед Лоренс понимал, ему есть над чем задуматься. Да и не удивиться он, если узнает со временем, что четвертым совладельцем той земли станет не государство, а опять же…частное лицо с положением. «Время, просто время такое скоротечное. Все хотят именно в эту минутку хорошо пожить».
 ***
Чтоб не слишком утомлять свою красивую спутницу постоянными перелетами, Тед отдохнул на вилле Сальвадоре пару суток. Их единственная совместная ночь с Оливией прошла весьма энергично. Прислуга и охрана главы государства вежливо опускала глаза, заслышав из-за двери спальни стоны Сеньоры Гостьи.
После сексуальной разминки Тед заснул мгновенно. Сладко. Оли, осторожно высвободившись из-под «медвежьих лап», пошла, принять ванну, ей нужно было привести себя в подобающий леди порядок.
Потом она долго разглядывала себя в зеркале, долго разглядывала спящего мужчину. «Спящим он похож на тысячу других мужчин. На миллион других мужчин…».
Через три часа, когда Тед, будто от какого-то толчка вдруг проснулся, Оливия уже спала рядом крепким сном. Тед огляделся, посмотрел на женщину, протер глаза и поднялся. Он сидел на кровати и думал о том, что пора возвращаться…в Нью-Йорк. Теперь его заботой было переговорить с отцом и встретиться с человеком, который обладает «всем пакетом документов по делу Альфреда Лоренса». Где он будет его искать, как, Тед пока не знал. Только был уверен, он с ним всё равно встретится. «Нужно будет убедить его, что предлагаемое решение – и есть результат – венец этого дела. Все копии должны быть уничтожены». Тед вздохнул, будто ощутил тяжесть от предполагаемого дела и снова посмотрел на спящую женщину. Слушая тихое похрапывание, он посмотрел на подрагивающие опавшие щеки Оливии. Потом взгляд его скользнул ниже. Он посмотрел на идеальной формы холмы грудей под шелком нежного белья. «Искусственные формы задницы, титек, спиленные бока, второй подбородок, нарощенные ногти, волосы….Ах ты ж, моя красавица…»
Никто не знал, сколько ей точно лет. Но полгода назад Оли Джуд дала таки согласие сняться в рекламном ролике рядом с кремом «Туси», выпускаемым «Лоренс Компани». Ролик имел успех. Тед обратил внимание на красавицу, которая решилась расписать достоинства крема, который итак уже был раскручен сорокалетними красавицами Голливуда. Крем для увядающей кожи и сейчас был на её щеках. Он имел приятный запах. Он нравился боссу компании, лично выбиравшему композицию аромата.
Лоренсу просто невыносимо захотелось увидеть жену. Он даже застонал, отворачивая лицо от соседки.
Он никогда не позволял себе разговаривать с Оливией, если кто-то мог его услышать. Единственные, на кого он не обращал при этом внимания, были водители такси.
Лоренс предупредил охрану виллы, что едет посмотреть город и, сев в заказанную им машину такси и уехал в центр Мехико. Было пять утра. Куча людей вокруг, тысячи машин. Однако, памятные места ацтеков столь колоссальны, что к ним не обязательно приближаться, чтоб ощутить необычайное притяжение к их святости и мудрости. «Да, да, давайте вокруг этих мест», - Тед, поглядывая на горизонт, где высились гордые сооружения, достал мобильный телефон и выбрал из памяти номер. «Привет, извини, что разбудил. Захотелось услышать». И дальше шел обычный разговор, обычные вопросы: что делаешь, что читала, что ела, что видела во сне, о чем говорила и с кем? Все эти мелочи были важны ему сейчас. Эгоистично было интересоваться ими в пять утра, но судя по тихому, нежному голосу жены, Тед понял, и она раннему звонку его рада. Для последнего вопроса Тед приберег самую нежную улыбку. Если бы водитель посмотрел в это время в зеркальце заднего вида, он увидел бы обычного янки, задающего свой обычный дурацкий вопрос: «А что на тебе сейчас надето? И всё?…и всё?…И всё? Милая, сними всё это к чертям, я так хочу посмотреть на тебя голую…».
Она и он, тихо прощались, повторяя эхом известное всему миру слово – «Люблю».
А потом, когда машина притормозила возле виллы, известной узкому кругу лиц, Тед, будто набравшись энергии от мириадов звезд, ушедших с рассветного неба на покой, снова вошел в тихую спальню, где похрапывала красивая женщина. Женщина, даже походка которой заставляет мечтать мужчин о сексе с ней.
-Тед? …Где ты был?
-Тут. (Он сидел на кровати, так и не раздевшись, в пальто)
-Врёшь.
-Вру.
-Ложись, скоро утро.
-Нет, оно «уже», а не «скоро». Мы улетаем, Оли. Немедленно.
Женщина села, придерживая простынь у груди одной рукой и оправляя длинные волосы – другой. – Домой?
-В Нью-Йорк.
-Тед! …Скотина!!! … - Она кинула в него подушкой. - Дай, хотя б время умыться, у меня ж там куча друзей. А я в таком виде!
Тед, молча, поймал подушку, аккуратно уложил её на место. После улыбнулся. – Только чтоб умыться, милая. С косметикой – позже. В машине. Мы спешим.
Он кинул Оли Джуд в Нью-Йорке. Просто оставил вместе с бумажником в ресторане и ушел.
 ***
Из аэропорта Лос-Анджелеса Лоренс снова поехал прямо в офис компании. На этот раз ничего не горело, напротив, требовалось его присутствие, чтоб подписать сразу несколько долгосрочных контрактов с европейскими странами. Тед после фуршета ещё немного задержался в своём кабинете. Если б кто увидел, обалдел! Босс развел в туалете кабинета костер. И весь провонял дымом, за два часа проведенных возле него. Итальянский фаянс не выдержал, треснул. Покидая туалет, кабинет и вообще офис, Тед осторожно пожаловался своему Генеральному заместителю: «Чем ты меня так накормил, Генри? Я там весь унитаз заехал в кабинете. Распорядись, чтоб вычистили. Спасибо. Я ушел».
Он не звонил Оливии до тех пор, пока не увидел свой дом и свет в окнах. – Детка, я дома.
-Как? Где ты? Тед?
-Я вот…приехал, милая. Как ты? Как чувствуешь себя?
Он поцеловал её и тут же, улыбнувшись, зажал ей рот ладонью. – Я знаю, что от меня тащит дымом. – Он ещё раз поцеловал Оли в лоб. - Тише. Ну-ка, давай в дом, сейчас выясним кое-что.
Оливия ничего не понимала. Но покорно шла за ним, ожидая какой-то затеи.
Тед торопливо раздевался. Потом встал у окна гостиной, поманил Оли к себе, обнял и позвонил по телефону. – Френк? Это я. Ну, скажи-ка, дружок, какого цвета мои трусы?
-Лоренс?! …Ты чекнулся, мать твою! Сейчас час ночи!
-Как? У вас в Рейкьявике сейчас должно быть утро.
-Я в Бостоне. Дома! Сижу в туалете. Сру, как бегемот. Кончай, дурить, Тед. Я снял людей, спи спокойно.
-Тогда хочешь, я скажу, в каких трусах ты?
-Чего-о?!
Лоренс, смеясь, отключил телефон и тут же его заблокировал, чтоб его никто в эту ночь не побеспокоил.
Он долго и с чувством ненасытности целовал жену. – Милая моя, милая ты моя, …как же я соскучился по тебе. Идём, я тебе должен многое рассказать. Но если я вдруг забудусь, засну, ты разбуди меня. Завтра, нет уже вот, утром сюда приедут люди, тяжелые люди, они будут задавать тебе вопросы. Мне нужно сказать тебе, что тебе нужно им сказать.
-Тед, ты заговариваешься. – Оли, улыбаясь, оглядывала мужа. - Да спал ли ты эти полторы недели, Тед? Ты выглядишь заведенным на всю пружину.
-Не помню. Ты про красные глаза мои? Наверно, это из-за фуршета. Я с переделки, от меня дымом пахнет. …А бог ним! …Давай, давай…накорми меня собою. А потом, ...вот только не забудь про то, о чем я тебя предупредил. Хорошо?
-Тед, ты уже дома, расслабься.
-Да, да. Ты представить себе не можешь, детка, как это прекрасно вернуться домой. …Вернуться домой.

февраль 1997 Пермь
Измен. оконч. янв. 2006
mel5@list.ru