Увлечение

Дома Николая никто не ждал. Было тихо и пусто. На столе лежала записка от жены: «Мне все это надоело. Выбирай: или семья, или пьянка!»,
Что ж, дальше катиться было некуда. Николай запустил пятерню в давно нечесанную шевелюру и попытался вспомнить, чего такого он сотворил в конце концов. Словно в ответ за стенкой зарокотал голос Высоцкого «Вышиб дверь и окно и балкон уронил...»
Николай посмотрел на балконную дверь и убедился, что она на месте и цела. Не удержался и проверил, на месте ли балкон. На месте. «Нет, это не про меня», – подумал он.
« . . Кончил пить потому, что устал,
Начал об пол крушить благородный хрусталь.
Ты, говорит, голым плясал,
Ты, говорит, песни орал,
А отец у тебя, говорил, – генерал…», – продолжал Высоцкий
«Это очень даже может быть», – согласно вздохнул про себя Николай, хотя точно знал, что «благородный хрусталь» у него отродясь не водился.
Словом, чего-то, видимо, действительно накуролесил.
Он вышел ко двору, хотя в не было вовсе никакого двора у его пятиэтажки, слово только осталось.
На лавочке сидел дядя Егор, который жил так долго, что и сам забыл сколько. По его лукавым глазам Николай понял, что он уже все знает. Да и как не знать, если целый день на лавке сидит, а в дождь – у окна дежурит на своем наблюдательном пункте.
– Что, Микола, твоя-то, опять ушла? – участливо спросил дядя Егор, опираясь на палку.
– Опять.
– Да, паря, водочка-то, она того...
– Того-то, того, а ты вот скажи, как быть теперь?
– А иди, да помирись, – просто предложил дядя Егор. – Бабы, они, понятное дело, без того, чтобы не покричать, не могут. Ну, дак что ж, покричит, может, и треснет чем, а все одно пожалеет...
– Дядь Егор, вот ты знаешь, отчего голова с похмелья болит? Прямо раскалывается, – серьезно спросил Николай.
– Я вот когда и сам пил, тоже все над этим думал. А вчерась по телевизору один старичок такой, навроде меня, только ученый, сказывал, что болит башка от того, что в ней там какая-то кора от водки разлагается. Он-то сказал, и вроде все верно, только какая же в голове кора, чай не дерево...
– Эх, дядя Егор, иной раз еще такое дерево бывает у человека, вместо башки, что просто диву даешься... Ну ладно, черт с ней, с корой, пусть себе разлагается, у кого есть. Ты лучше вот что скажи: водка – это яд? Так ведь? Так. А почему ее тогда государство и производит, и продает?
– Стало быть, так надо. Не нашего с тобой ума это дело. А потом – это ведь дело добровольное – не хошь, не пей. Силком-то никто не заставляет.
Верные слова говорил старик, и Николай вздохнул.
– А как же вот бросить водку? Ты вот, дядя Егор, знаешь? – спросил он с надеждой. Старик довольно улыбнулся.
– Знаю. Вот тогда же по телевизору этот ученый сказал, что нужно каждому иметь свой какой-нибудь... эх ты, вот какое-то мудреное слово... да, вспомнил. Нужно, говорит, что бы у каждого был свой хобот.
Николай подозрительно посмотрел на старика и переспросил:
– Какой такой хобот? Мы чего, слоны что ли?
– Не знаю, сладкий мой, не знаю, за что купил, за то и продаю. Я неграмотный, а там – люди ученые. Раз говорят, что хобот нужен, значит – нужен.
Николаю на мгновение представилось, что у него уже вырос хобот, и его даже всего передернуло от отвращения.
– Чего ты мелешь, старый! Какой еще хобот может быть у человека! – возмущенно завопил он.
– А у каждого свой, касатик. У одного, говорит, хобот – марки от писем собирает, другой мастерит что-нибудь, – радостно доложил дядя Егор.
И тут до Николая дошло – дядя Егор просто перепутал иностранное слово.
– Тьфу ты, да это же не хобот, а хобби, это по-американски, а по-нашему увлечение, – пояснил он дяде Егору.
– Вишь ты, и тут, стало быть, так говорят, чтобы не все поняли, – стал сокрушаться дядя Егор. – И что им всем, этим ученым, по-русски-то не говорится... А я и сам думаю, что за хобот такой, а тут – увлечение...
Жена вернулась вечером следующего дня и демонстративно с ним не разговаривала. Николай про себя называл это «бабскими штучками» и делал вид, что это его вовсе не задевает. Но после разговора с дядей Егором он крепко задумался, какое бы и ему подыскать увлечение, чтобы отстать от водки.
Но чтобы он ни брал, все, в конце концов, опять кончалось выпивкой – то ли рыбалка, то ли стадион. Да и было уже все, не помогло.
И тут подвернулся случай. Как-то раз он ехал домой с работы, на соседнем сиденье автобуса увидел какую-то книжку. Подъезжали к конечной остановке, почти все уже вышли, так что понятно было, что книга уже ничья. Николай машинально взял ее, раскрыл и увидел не наши буквы. В школе когда-то давно его пытались научить немецкому языку, научить, конечно, не смогли, но прочно убедили – что если написано не по-нашему, то уж точно по-немецки.
Николай посмотрел картинки. Там были какие-то люди и города, наверное, немецкие. Он захлопнул книгу и хотел, было, бросить ее, как вдруг прочитал название: «Самоучитель шведского языка». Вот те раз, оказывается, еще и такой есть язык, вот только почему буквы-то немецкие?
А это уже был вопрос.
Автобус остановился, водитель объявил: «Конечная!». Николай сунул книжку в карман и помчался домой.
По телевизору показывали международные новости и как раз – Швецию. Корреспондент рассказывал и показывал, как живут шведы, и оказывалось, что живут ничего себе. Словом, не дураки они, эти самые шведы, пусть даже у них и чужие буквы. У нас-то вон свои, а что с того толку?
И представилось Николаю, как едет он в эту самую Швецию и знакомится с милой белокурой шведкой, такой как в телевизоре... Стоп, но как же с ней говорить, когда по-шведски ни бельмеса не понимаешь? А что уж разве он дурнее паровоза? Тем более, что даже самоучитель есть! Да быть такого не может, чтобы он, русский мужик, такого не одолел!
Вот тут-то и решил он выучить этот самый язык во чтобы то ни стало. Правда, никому об этом он не рассказывал, даже жене – ведь засмеют, и учил тайком. В жизни появилась цель, и лишнего времени просто не стало.
Первое время жена не могла нарадоваться, хотя и не понимала, в чем тут дело. Муж перестал пить, и товарищи-собутыльники постепенно от него отстали. И все бы хорошо, да вот однажды ночью проснулась Тоня и обнаружила, что правоверного супруга рядом нет. Из-под кухонной двери пробивалась узкая полоска света, и доносилось какое-то бормотание.
Тоня на цыпочках подошла к двери и прислушалась.
– Хур мор ду? — спрашивал по слогам Николай и сам себе отвечал. — Так, бара бра...
Тоня хотела, было открыть дверь и учинить допрос, но в последний миг решила посоветоваться с матерью. Может быть, тут уже доктора надо.
Мать выслушала ее и засомневалась:
– Если б пил, то ясное дело – белая горячка, а вот если не пьет, то тут дело хуже, возможно что-то с мозгами... Слушай, а может, он в секту какую вступил? Да разве же он признается, паразит такой...
Решено было быть начеку, но ничего пока не предпринимать, все же он не дебоширил... Может быть, все так бы и осталось тайной, но однажды пригласили Тоню и Николая на свадьбу.
Николай пить отказался и тут же оказался белой вороной. Его угрюмо-трезвая физиономия крайне смущала всю родню, и родня пошла в атаку.
– Коля, ну ты что уж, ну маленько, чай, можно...
– Уважь, ну ведь праздник у людей...
– Николай, ты, часом, не заболел?..
Тут и Тоня не выдержала:
– Да ты что, прям, как нелюдь какой, ну сегодня-то можно...
А «добил» его свояк, применивший оружие главного калибра:
- Родитель мой, царство ему небесное, меня так учил – больше всего бойся тех кто не пьет: либо больной, либо сволочь…
Ни больным, ни тем более сволочью Николай не был и доказал это самым решительны образом. Сидевший напротив него незнакомый толстый лысый мужичок хитро и радостно подмигнул:
– Вот это дело. Оно всегда так: первая – колом, вторая – соколом, а с третьей – мелкими пташками...
Николай пристально посмотрел на него и громко и раздельно спросил:
– Хур мор ду?
Фраза эта, означающая всего лишь «как дела?», ввиду полного незнакомства окружающих со шведским языком и наличия определенных звукосочетаний и созвучий, каждым была понята по-своему. Тоня стала дергать мужа за рукав:
– Не матерись на людях-то!
А толстый мужичок, покраснев всей лысиной, встал и зло спросил:
– А сам ты не хошь в морду?..
…Домой Тоня привела Николая с синяком под глазом и в разорванной рубахе.
– Ты что, белены объелся? – спрашивала она, оттирая остатки салата с майонезом с его пиджака.
– Нет, я же только по-шведски его спросил – как дела? – а он не понял, Тоня, он не понял, – бормотал Николай, засыпая.
– Вот видишь, – сказала теща, – вот оно до добра-то и не довело.
Вдвоем с Тоней они обыскали всю квартиру и, в конце концов, нашли злополучный самоучитель.
Держа книгу на вытянутой руке за уголок обложки, словно дохлую мышь за кончик хвоста, теща донесла ее до мусоропровода и с наслаждением выбросила.
... Очнувшись, Николай долго искал самоучитель, потом спросил глухо:
– Где?
– Нету! – жестко ответила супруга. – Хватит, а то и вправду рехнешься...
В тот же день он пропал. Весь вечер жена и теща искали его, строя самые невероятные и самые ужасные предположения. Наконец они нашли его спящим под забором. Они подняли его, и он запел:
– Ка-а агда б и-име-е-ел зла-а-атые го-о-оры...
– Ну, слава тебе Господи, в разуме, – сказала теща жене, и они повели его домой.
Когда проходили мимо лавки, на которой по обыкновению сиживал дядя Егор, Николай встал перед ним во фрунт и по-военному отдал честь. Дядя Егор сочувственно покачал головой:
– Нет, не зря говорили ученые люди – хобот нужен, а то вот так вот с увлечением и налакаешься...