В научно-популярной передаче видел сюжет из жизни насекомых. Там, в частности, шла речь о том, как воспринимает окружающий мир муха, и приводилась соответствующая видеомодель. По сравнению с человеком, она видит всё как бы в замедленной съёмке – именно поэтому её так проблематично прихлопнуть. Она имеет запас времени, некую «фору». И я подумал: может быть, это не муха всё видит в замедленной съёмке, а люди происходящее вокруг видят в режиме «рапидной», ускоренной промотки ? И просто не успевают толком рассмотреть свою жизнь…
– Когда же пройдёт этот поганый насморк?! – гнусаво пробурчал куда-то в панель приборов грузный Аркадий, поворачивая ключ зажигания и цепляя зубами сигарету из пачки.
Этим сырым мартовским утром Аркадий чувствовал себя неважно. Тело и мозги уже с утра противно окутывала скрипучая ватная тяжесть – это температура 37,5 давала себя знать. А тут ещё треклятый нескончаемый насморк… Переносимый «на ногах», периодически заглушаемый таблетками, грипп никак не желал отступать окончательно. Всё эта работа собачья. Пришла фура – беги на улицу, потом – беги назад на склад. Внутри в куртке жарко, снаружи без куртки холодно… А валяться в постели нет никакой возможности: на работе масса дел, какой-то упырь поцарапал дверь у машины – надо к малярам, пока не «зацвела», а самое-то главное – жену надо сегодня ехать забирать из роддома! Дочка…
Надо ещё за тёщей заехать. Жена звонила – вроде как всё в порядке. Давай, говорит, Валерией назовём. Ну, Валерия, так Валерия. Валерия Аркадьевна… Подходяще. Интересно, похожа на меня? А-а, мелкая ещё совсем, пока не поймёшь, наверное. Теперь надо будет ещё больше работать. На одни только подгузники сколько денег улетит! А жена всё ноет – «совсем не уделяешь времени семье, дому.. целыми днями на работе».. Нет уж – выбирай, дорогая, или одно, или другое. Ладно, прорвёмся. Только вот выздороветь бы. Как же, бл##ь, зае##ли эти сопли!!
Аркадий опустил окошко авто и, зажав правую ноздрю указательным пальцем левой руки, с глухим низким свистом далеко стрельнул из левой ноздри длинной тугой соплёй.
Сопля была насыщенного белого цвета, с вкраплением зелёного, густая, словно студень. Это в начале заболевания сопли жиденькие и почти прозрачные – текут ручьём. А Аркадий, как уже было сказано, болел долго, и сопли его были густы – плотно населяли мех ноздрей эдаким желатином.
Сопля перелетела через тротуар и повисла на верхней планке низенькой газонной изгороди, опоясывавшей дом, где жил Аркадий. Одна половина сморчка упокоилась на верхней горизонтальной поверхности ограды, сваренной из стальных трубок квадратного сечения, а другая осталась свисать по вертикальной плоскости этой планки.
Как это всегда и бывает, сопля была неоднородна по своей плотности: имелось ядро, состоящее из более «старых», подсохших соплей зелёного цвета, а также масса более свежего и потому более жидкого вещества вокруг ядра. Плотное ядро расположилось в процессе полёта в передней части тела сопли и упало на верхнюю плоскость забора, а более жидкий, но, всё же, весьма тягучий хвост этой «кометы» прилип к вертикальному откосу планочки.
На сталь изгороди, покрытую уже облупившейся местами чёрной краской, неустанно ложилась мелкая водяная пыль – Бог в тот день словно бы взял в руки огромный пульверизатор и решил освежить всех чад своих. А посему сопля размокла до степени почти полной бесформенности, но, в силу природной вязкости и наличия плотного ядра, она не была смыта со своего пьедестала, а лишь потеряла свои очертания, мимикрировав, став неразличимой частью насквозь промокшего мира.
– Дямо-о-о!—закричал малыш, тыкая кукольным пальчиком в подъездную дверь. На улице в тот день было хоть и солнечно, но очень зябко, дул пронизывающий ветер, и на мальчике был тёплый синий пуховичок и синие же балоневые штанишки, а шея была укутана шарфом. Круглый розовощёкий бутуз помнил, как выглядит дверь его подъезда. Но…
– Дима, это не наш подъезд, наш следующий! – отвечала ему мать. У неё в руке была тяжёлая сумка с покупками. Она сделала несколько шагов по направлению к следующему подъезду, надеясь, что сынуля пойдёт с ней. Не тут-то было: крепыш был уверен в своей правоте и не трогался с места.
– Дямо-о-о-о!! – замахал он рукой на крылечке и затопал ножкой. При виде того, что мама ему не внемлет и идёт не туда, его щёки всё более краснели, он уже был готов разреветься.
– Дима, я кому сказала – у нас другой подъезд! Живо иди сюда! – мать уже явно стала раздражаться. Она поставила увесистую сумку на невысокий стальной заборчик, придерживая её рукой, и продолжала ждать сына.
– Мама дямо-о! – настаивал тот.
Поняв, что переговоры определённо зашли в тупик, мать спустила с ограждения сумку, поставила её на землю и решительно направилась к карапузу.
– Ну что это за ребёнок?! Когда ты будешь меня слушаться?! – воскликнула она и, схватив Диму под мышку, стала спускаться с ним по ступенькам крыльца. Дима заболтал в воздухе руками и ногами, его лицо превратилось в один большой разверстый рот – он принялся оглашать улицу пронзительным плачем.
Солнечная, но холодная и ветреная погода, пришедшая на смену пелене дождей, не могла не сказаться на агрегатном состоянии сопли. Поскольку дом стоял в низине, а тот участок изгороди, на который упала сопля, большую часть дня оказывался в тени, сырость сохранялась там дольше, чем на солнцепёке. Но солнце и ветер всё же сделали своё дело. Лишняя влага в конце концов испарилась, сопля скукожилась, засохла, приняв строгую определённость очертаний.
Поменялась и цветовая гамма: бывшая прежде крахмально-белёсой в своей основной массе, с выделявшимся светло-зелёным ядром, теперь, претерпев процесс кристаллизации, она могла похвастать куда более богатой палитрой. Ядро старых соплей, если угодно, «ветеранов носоглотки», заматерев, обветрев, приобрело более сочный, тёмно-зелёный цвет. А вкупе с соплями помоложе, данный субстрат стал являть собой чуть ли не весь диапазон возможных оттенков зелёного. Что же касается жидкого тягучего «хвоста» -- арьергарда сопли – то, застыв, он тоже несколько преобразился. Да, он сохранил былую прозрачность, но при хорошем освещении внимательный взгляд мог бы заметить золотистый блеск, характерный для хорошо подсохших соплей.
Кроме того, стала невооружённым глазом видна одна пикантная подробность: оказалось, что в процессе высмаркивания в ноздре Аркадия лопнул один из мелких кровеносных сосудиков – капилляров, имплантировав в тело сморчка крошечную порцию крови. В разноцветье сухой сопли этот элемент был представлен нитеобразным бурым вкраплением.
Уставший и потный, как мышь, но довольный своим явным прогрессом в технике катания, Костя решил, что пора двигать домой. Тормознув скейт, он привычным движением заправил за уши пряди волос, упавшие на лицо и достал из недр кармана своих безразмерных джинсовых штанов-«труб» бутылку колы. День выдался жарким, как и вся неделя, да к тому же становилось очень душно – надвигалась гроза. С запада ползла угрожающая фиолетовая армада, всё более частые и сильные порывы ветра расшвыривали по асфальтовому пятачку обрывки газет и пластиковые бутылки.
– Привет, Костян, как жизнь? – окликнул его знакомый голос. Как всегда, заговорщицки ухмыляясь из-под низко надвинутой бейсболки, к нему направлялся Вова, его старый школьный приятель.
– Нормально, – протянул ему руку Костя, -- слушай, хорошо, что встретил тебя… эта… чо хотел спросить… у тебя тачка на ходу ?
– Да, бегает. А чего такое?
– Не хочешь ко мне на дачу в эту субботу прокатиться? Шашлыки, баню натопим, водочки выпьем… Народу много уже собирается, а машина только у меня – все не влезут.
– С удовольствием, земляк! Поедем… Девчонки будут? А ты ещё не видел, какой я себе саббуфер в салон зах###ил! Такая мощная штука! Всем дадим просраться на твоей даче…
– Всё, решено, значит. Завтра, короче, звякну тебе на мобильный, обговорим, где, когда забьёмся, закупимся. Вот только бы, бл#, погода не испортилась.
– Да уж, туча идёт нееб###льская -- надо по домам съё###ать. Побегу. Созвонимся. Пока.
Падение первых холодных капель заставило парней перейти с быстрого шага на бег…
Установившаяся более чем на недельный срок жара заставила ещё более уменьшиться в размерах нашу старую знакомую, наверняка, уже полюбившуюся тебе, дорогой читатель. В частности, от свисавшего по откосу стальной планки «хвоста» сопли остался лишь микроскопически тонкий, еле различимый невооружённым глазом прозрачный вытянутый фрагмент. Всё же остальное содержимое «хвостика» высохло до такой степени, что потеряло способность к фиксации на поверхности планки и осыпалось наземь, повинуясь силе гравитации. Проследить дальнейшую судьбу этих сухих осколков соплевого субстрата не представляется возможным.
Ещё более тёмным стал цвет «ядра» сопли и его ближайшего окружения, возлежащих на горизонтальной плоскости планки. Последние остатки жиденьких прозрачных соплей исчезли и здесь, либо испарившись, либо раскрошившись на мелкие обломки и улетев с ветром. На своём месте, таким образом, остались только самые тяжёлые, плотные сопли буро-зелёного цвета. На их фоне всё сложнее становилось разглядеть интрузию застывшей крови.
Рельеф тела сопли тоже существенно изменился со временем, претерпев трансформацию от первоначальной бесформенности через округлые, плавные формы куполообразного холмика к резким очертаниям остроконечного пика, обточенного солнцем и ветрами.
Более же всего способствовало механическому разрушению сопли то, что, выпадавшая по утрам роса, увлажняла на некоторое время нашу «подругу», а затем стремительно испарялась, вызывая появление трещин в теле сопли, особенно по краям.
Из-за двери подъезда раздался задорный лай, и через секунду, отчаянно натягивая поводок и пробуксовывая лапами, на улицу чёрной торпедой вылетела такса. Вслед за ней показался её владелец Василий Геннадьевич, средних лет мужчина в зелёной ветровке, не без труда удерживавший в руке петлю поводка под напором энергичной норной бестии.
– Дора, не беги! – рявкнул он, укорачивая поводок при подходе к проезжей части, – Машины ездят…
Перейдя через дорогу и дойдя до поросшего полынью пустыря напротив дома, Василий Геннадьевич открыл банку пива, а Дора, отклячив круп, начала откидывать набрякшую с еду «волокушу». Только что отгремела гроза, с листьев ив и тополей капало, воздух был чудо как свеж…
– А это ещё что такое ? – нарушил тишину вечерней идиллии громкий писклявый голос. Елизавета Ивановна – председатель правления ЖСК «Сирень» – всегда была дамой волевой, заряженной на борьбу, – Опять ваши собаки тут серят! Убраться на территории – так вас никого нету! Только гадите кругом! Берите совок и убирайте за своим псом!...
– Нечего на меня орать! Это место для выгула собак! Да, да, и нечего тут мне… Вы бы лучше ремонт в доме сделали или вот забор покрасили – весь облез давно…
–Не надо! Не надо… с больной головы на здоровую… Всё делается в срок! И не Вам меня учить, скажу я Вам! Вы и машину свою ставите вечно – не пройти, не проехать. И банки стеклянные кто-то вчера накидал в мусоропровод в Вашем подъезде – тоже не Вы? А забор маляры завтра же будут красить! Говно лучше за своей собакой убирай, умник…
–Ой, иди на х##... – уходя, тихонько промолвил Василий Геннадьевич.
Первая в году гроза оказала поистине разрушительное воздействие на пресловутую соплю. Гроза выдалась с крупным градом. Удары градин, немилосердные потоки дождя – все эти невзгоды изрядно потрепали соплю, практически уничтожив её, как рассматриваемый нами артефакт.
Прежде всего, смыло в небытие жалкий остаток «хвостика» на вертикальном откосе – в жизни всегда так: слабые умирают первыми. Однако буря в тот день столь разгулялась, что несладко пришлось и основной массе соплей, нашедших свой приют наверху стальной планки.
Размокая от влаги и подвергаясь ударам капель, перед силой которых невластны, как известно, и куда более прочные материалы, постаревший и уже весьма многое повидавший сморчок Аркадия неуклонно терял свою целостность и сцепление с металлической поверхностью забора. Разумеется, первой пала периферия – один за другим фрагменты вещества, расползшиеся, почти растворённые в дождевой воде и ставшие, как в начале своего пути, белесовато-прозрачными, откалывались от общего массива и смывались настырными струями прочь, вниз, в лужи, в жадные рты тротуарных водостоков.
Однако, по окончании грозы оказалось, что некоторая часть сопли осталась всё же на своём постаменте. Особо дотошный наблюдатель смог бы заметить крошечный кусочек «ядра» сопли, который, будучи плотнее и липче всего прочего её содержимого, уцелел под ударами стихии – то «последние из могикан», старые, крепкие сопли никак не желали сдаваться судьбе…
Водка кончилась быстро. С самого раннего утра, как только колючий холод похмельного пробуждения разрушил остатки тяжкого сна, Витёк вместе с бабой Леной и Сергеичем, такими же засаленными бичами-ханыгами, болтался в знакомом наизусть пространстве между палаткой и крыльцом супермаркета, шевеля непослушным языком:
–Брат (сестра, мать, отец, командир,…), извини…Помоги, ради Бога, мелочью…
Полчаса назад была собрана искомая сумма – 32 рубля, и продавщица шустро достала откуда-то из-под прилавка пол-литровую. Водка называлась «Для храбрости».
Гусары на осетинской этикетке молодцевато ухмылялись. Трое пили по очереди из одного пластикового стаканчика на заднем дворе супермаркета, и мимика их лиц являла собой удивительное сочетание блаженства и смертной муки. Витьку стало очень плохо уже в процессе распития – прихватило сердце, стало тяжело дышать, ноги налились свинцом. Витьку было под шестьдесят, и один микроинсульт он уже перенёс . Подавив рвотный позыв, неуклюже рухнув на задницу, Витёк немного раздышался и даже смог встать при суматошной помощи собутыльников. Он решил пойти домой.
Пройдя метров десять, он снова почувствовал резкую боль в левой стороне груди. Витёк остановился, держась рукой за сердце и опершись на ствол дерева. Взгляд его стеклянных глаз цвета линялой светло-голубой джинсы бессмысленно застыл, впившись в ноздреватую гладь бетонного забора. Вдруг он хрипло выдохнул из глотки последний неразборчивый звук и упал на бок. Проходившие мимо девушки брезгливо посторонились и поспешили дальше. С костяшек пальцев Витька, стёсанных об асфальт при падении, лениво ползли струйки крови, заливая фаланги с синими крестами и ромбами.
– Елизавэта Ивановна, этой краски нэ хватит! Надо ещё двэ банки.
– Значит так, Гурам, не рассказывай мне сказок. С Альбертом Саркисовичем всё было оговорено. Вот телефон – можешь ему позвонить. Я не первый день председатель, и знаю, сколько краски надо на этот забор.
Поняв, что с этой бабы поживиться не удастся, Гурам и два его соплеменника принялись за работу. Прежде чем начать покраску, они взяли в руки скребки и начали зачищать поверхность изгороди от остатков старой краски, грязи, ржавчины и т.д.
–Гурам, ара…Ара! Бек бурдан!
–Якши. Мин сэнэ яратам.
К обеду один из маляров добрался до того места забора, куда в своё время сморкнулся Аркадий, и тщательно потёр его скребком.