Константин ехал в автобусе по трассе. Было три часа ночи. Вокруг все спали. Он слушал музыку в наушниках. Снаружи мелькали иногда огни ламп, но разобрать толком было нельзя.
Хаус очень подходил под езду. Как невидимые вешки, расставлял он свои биты за окном. Из–за движения они не казались одинаковыми. Хаус – средство отрыва от души. Действует не на нее, а (опосредованно через эмоции) на подсознание, т.е. инстинкты. Прямая бочка разбивает время как трасса, с ее повторяющимися деревьями, зданиями, столбами. Потому хаус идеален для движения.
Под рубашкой Константин одевал поясок, в который были вшиты деньги. Там было 54 тысячи евро.
Вовне было очень темно, но не совсем черно. Казалось, там что–то загадочное происходит.
«Разве эта поездка – просто передвижение металлического корпуса автобуса с помощью двигателя внутреннего сгорания? – размышлял Константин, – Нет. Это таинственно и загадочно и необъяснимо – вот так мчаться в ночи. Всегда жалко проплывающего мимо пейзажа, хоть бы и такого невнятного. Ведь невозможно сойти, остановиться здесь, здесь или вот тут. Поэтому – ощущение некоей трагичности происходящего».
Потом автобус на всем ходу врезался в одинокий грузовик. Водитель грузовика заснул за рулем и перешел на встречную полосу. Водитель автобуса, желая избежать столкновения, резко дернул руль вправо и удар пришелся прямо по боку кузова, то есть по пассажирам. Грузовик перевозил большие плиты древесно–волокнистой плиты (ДВП), размером 2,5 на 5,00 метров. Они были плохо закреплены и легко проломили деревянный борт грузовика. Скользя одна по другой, они с огромной скоростью врезались в автобус и разорвали его на две горизонтальные части. Людей, сидящих внутри, разрезало, словно бритвой, или вдавило, как смятую бумагу в сиденья. Константину по косой линии оторвало голову и часть плеча вместе с рукой. Пояс остался почти нетронутым, только несколько купюр разбросало по полу.
Николай ехал на своей машине. Была поздняя ночь, на трассе он был один.
Он увидел место аварии и подъехал к нему. Развернутый поперек дороги автобус чуть завалился набок, но стоял. Несильно дымился. Из его бока торчали вонзившиеся туда ДВП. Рядом показывал грязное днище перевернутый грузовик. В свете фар машины Николая блестели различные металлические и пластмассовые детали, разбросанные по дороге, многочисленные осколки стекла и лужи масла.
Николай вышел из машины и пошел к автобусу. Там и сям валялось много обрывков одежды. Также лежал спортивный рюкзак. Один детский ботинок. Ноги у него двигались очень медленно. Туфля. Женская сумочка. Рука. Красного цвета неопределенная масса.
Дверь автобуса была открыта. Он вошел. Под башмаками заскрипело стекло. Он продвинулся чуть вглубь. Потом спросил: «Кхе…у… ть…» Прокашлялся и спросил еще раз: «Кто–нибудь есть живой?» Никто не отозвался. Внутри было тепло и что–то несильно дымилось. Николай стоял согнувшись. Он медленно сделал три шага вперед. Дальше было не пройти – мешали ДВП. Он развернулся и пошел назад. Под ногами увидел несколько долларовых купюр. Потом увидел тело Константина. Он нагнулся еще больше и его вырвало. Он заметил пояс, который был на Константине. Николай подошел к телу, медленно протянул руку и стал снимать пояс. У него были крепко стиснуты зубы. Тогда он услышал хрипение сзади себя. Неподвижно сидящая на сидении, женщина с разбитой грудью, вдавленной внутрь, тихо сипела, булькая, и смотрела на него. Она раскрывала рот. Изщ рта текла кровь. У Николая стали дрожать руки, он с трудом закончил снимать пояс. Потом повернулся и, смотря на женщину, пошел к выходу. Она не переставала сипеть и медленно провожала Николая глазами. Он вышел из автобуса, нагнулся, и его вырвало опять. Он подошел к своей машине, сел в нее и уехал.
Ночь была очень темная. Ехать было еще долго. Он включил радио. По радио слышалась классическая музыка. Николай выпрямил руку к приемнику, чтобы переключить, потом согнул ее обратно на руль. Слышалась виолончель. Она пиликала долго, прерывалась иногда взрывами оркестра, постепенно затихающими. Затем она пиликала еще и еще. Потом оркестр брякал опять, ускоряя ритм, и опять – подгоняя скрипку. Иногда она выскакивала и оркестр отступал. Николай слушал и смотрел на дорогу. Полоса бледно желтой краски тянулась к нему, мерно прерываясь чернотой асфальта.
Он приехал домой рано утром. Он не вошел сразу в дом, а пошел сначала в сарай, спрятал пояс под грязную тряпку, которой обычно покрывал замасленный мотор. Пояс выбивался из–под тряпки, поэтому он поправил его, так, чтобы не было видно.
Он вошел в дом, пошел к холодильнику, открыл и вытащил бутылку пива. Выпил ее всю одним залпом. Вышла почесывающаяся жена. Она сказала:
– Пиво? Опять с утра?
Потом зевнула и, чеша ягодицу, пошла в туалет. Николай включил телевизор, положил ноги на диван. В телевизоре были новости. Показывали автобус, грузовик, много милиции. Шел дождь. Николай посмотрел в окно. Дождь еще сюда не добрался. Он выключил телевизор, выпил еще одну бутылку пива и пошел спать.
Через три часа он проснулся. Жены уже не было. Он встал и поехал в больницу. Подошел там к доктору и сказал:
– Мы нашли оставшиеся деньги.
Доктор очень удивился. Он спросил:
– Как?.. Все? Всю сумму?
– Да, – ответил Николай.
– Поздравляю, – доктор поднял брови, – после зайдете ко мне, вам надо кое-что подписать.
Потом медсестра пропустила его в палату. Там лежал мальчик. К нему тянулись всякие трубки. Николай подошел к нему, поздоровался, поцеловал в лоб и спросил:
– Мама еще не приходила?
– Нет, – ответил мальчик с усилием, – она на работе до пяти.
Николай кивнул в ответ, потом улыбнулся и сказал
– Ну что, братан, едем в Лондон?
– В Лондон? – на сером лице мальчика загорелись глаза.
– В Лондон – уверенно повторил Николай.