Психиатрическая клиника на Новоречинской всегда была переполнена пациентами. Уже никто не помнил каково максимальное количество мест, знали только, что цифра оговорена в уставе.
Палаты были просторные, но сильно уставленные койками. Кому-то нравилось жить в тесноте, а кто-то время от времени скулил и просил одиночества.
Утро в больнице начиналось с того, что по назойливому гонгу больных поднимали на зарядку, а потом вели завтракать и принимать таблетки. После открывающих новый день, процедур, их провожали назад в палаты и подводили к окну.
Нытики окно не любили. Они смотрели на него и плакали. Кто-то выл очень громко и катался по полу, а кто-то просто тихо утирал слезы носовым платком.
На воскресном заседании больницы прачка жаловалась на нытиков. Да и медперсонал был недоволен.
Агрессивные нытики поступали иначе. Увидев вновь возникшую ненавистную картину "За окном", они под бешенные крики пытались уничтожить объект, разбивая стекла и раздирая на щепки рамы, а иногда бросали на улицу предметы больничного интерьера. Как правило, заканчивалось сие безцеремонное поведение тем, что прибегала бригада санитаров и делала всем успокоительные уколы. Остаток дня агрессивные нытики, мирно посапывая, спали.
Жизнелюбы, кое-как пережевывая, на большой скорости проглатывали завтрак, и бежали назад в палату. Они торопились к окну. Влюбленными глазами разглядывали потрескавшиеся рамы, заляпанные стекла и думали о том, что хорошо было бы попросить у завхоза белую блестящую краску, а у уборщицы - ведро с тряпкой, и привести окно в порядок. Но в целом - оно их устраивало, а такое нежное простаивание перед окном было смыслом их больничного пребывания. Медперсонал жизнелюбов холил и лелеял, лелеял и холил, а в остальное время занимался своими делами. Сами жизнелюбы жаловались только на несварение желудка.
В палате самоубийц окно было заколочено листами из нержавеющей стали, а сверху обшито тканью. Хотя когда-то было совсем по-другому: медперсонал зная наклонности депрессивных больных боялся подводить их к окну, а самоубийцы слезно умоляли дать им посмотреть на мир. В итоге кто-то из медсестер не выдерживал и сдавался. Увидев импровизированный театр за окном, самоубийцы сначала входили в ступор, потом кричали: "Как? Такого просто не может быть! Это неправда!", а потом еще немного поразмыслив прыгали вниз.
Когда окно занавесили, легче стало всем. Медсестры расслабились и нашли время для чтения книги "Выйти замуж. 1000 и один способ.", а самоубийцам не нужно было искать смысл существования заоконной действительности. Правда, если до этого самоубийцы жили, мечтая увидеть "прекрасное далеко", то после провала спектакля необходимость в мечте исчезла, и они стали в тайне от медсестер и друг друга из простыней вить веревки.
А в целом, в больнице шла системная, размеренная жизнь. И только иногда кто-то из больных нарушал всеобщий покой. Насмотревшись на вид из окна и искренне его полюбив, он вспоминал о том, что на первом этаже есть дверь, спускался вниз и просил ее открыть или открывал сам, так как она оказывается была не заперта. Тогда его выписывали.