Я встретил её ночью. Она шла, пошатываясь, по дороге. Обычный вечер, обычный двор. Её лицо было в крови. Я бы мог подумать, что она – это он, так она была одета; если бы не чистые звуки женского плача. Потом она сказала, что плакала в первый раз. Я подошёл к ней, и, придерживая за плечи, посадил на скамейку. Она не сопротивлялась. Вынув платок, я вытер её окровавленные рот и лоб. Её лоб был рассечён каким-то тупым продолговатым предметом. Её маленькая, по-детски наголо остриженная головка упала мне на плечо. Я взял её на руки и понёс домой. Она была лёгкой, только высокие ботинки её больно бились по моим ногам.
Дома я аккуратно положил её на кровать, выключил её мобильный, и ушёл в другую комнату. Лёг в кровать, закурил. Она всхлипывала в тягучем больном сне. Так странно. Получилось очень странно. Это было не похоже на меня. Я всегда боялся людей. А она не вызвала страха. Только болезненное ощущение чего-то нового и неизведанного. Это странное ощущение усыпляло меня, и я заснул.
Проснувшись утром, я пошёл в ванную. Увидел белое женское бельё на веревке, и новый кусочек мыла в мыльнице (где же она нашла его?) Потом я увидел её. Она стояла в моей футболке и что-то готовила. Обернувшись, она улыбнулась и назвала своё имя. N. Поблагодарила за выключенный мобильный. Её губы и лоб немного зажили за ночь, только уголок рта блестел свежей ранкой. На моей кухне уже сто лет никто не готовил, - только полуфабрикаты. Она распознала меня по моей квартире, это так несложно. Нечего бояться. Этот запах заботы, женщины в доме… В моей футболке она выглядела так трогательно. На столе появился нехитрый, но такой настоящий завтрак. Мы молча и жадностью съели всю еду, бросая друг на друга взгляды. Она молча помыла посуду. Взяла меня за руку и повлекла за собой. Одним движением сдёрнула с себя футболку. Её детское тело будто бы засветилось в сумраке моей одинокой комнаты. Так чисто, мы занимались любовью несколько часов, самых замечательных часов в моей жизни. Никаких слов, только стоны, только точные и нежные движения – ничего лишнего; всё по-настоящему, искренне.
Она оделась в свою уже сухую и чистую одежду (время летело так быстро), туго и по-мужски зашнуровала чёрные ботинки. Обернулась на пороге. Медлила, не хотела уходить.
Как будто что-то вспомнив, быстрым движением схватила маркер, написала номер телефона и своё имя на стене. До свидания.
Мы встречались очень редко, и она рассказывала о себе очень мало. Там, где она жила своей жизнью, занимались тем, что убивали людей. Нет, она говорила, что не специально убивали, просто не многие выживали после встречи с её друзьями. Она говорила, что мне лучше бы не встретиться с ней тогда, когда она будет не одна. Мне было всё равно, что она говорила; всё равно, чем она занималась. Тогда я уже понял, что она моя. Единственная.
Обычно мы сидели на окраине нашего города, на огромных ржавых трубах, недалеко от места, где я живу. Мы пили дорогое пиво (другого она не пила; она вообще больше ничего не употребляла), я курил, и мы смотрели на серые облака и коробки старых домов. Она тихонько прижималась к моему плечу, обнимая меня. Я целовал её стриженую макушку, и никого больше не было на этом свете. Призрачные прохожие (что только они делали здесь?), замечавшие нас, многие смотрели с ненавистью. Мне было всё равно.
Иногда её мобильный не отвечал; обычно он вообще не отвечал, она запрещала звонить ей.
В её трубке, в записной книжке, я значился как «икс», одной буквой. Я был мистером Икс, да. Но я хотел быть всегда с ней, и настойчиво пытался прозвониться. Она сердилась, и громко говорила что-то невпопад, как будто это не я. За её голосом были слышны мужские голоса, много злых голосов.
Она оказалась у меня дома ещё раз, опять поздно ночью. Настойчивый громкий стук ногой в дверь. Я открыл. Она была опять вся в крови, но на губах играла злая улыбка. Кровь, видимо, была не её. Она не пошла в душ, не разделась. Её глаза светились звериным весельем, меня это испугало. Она толкнула меня внутрь комнаты, я упал на кресло. Сказала, что её ищут, и найдут, и что надо расстаться. Она кричала, что всё, что её нельзя больше быть со мной. Я не слушал её, просто вытирал кровь с её вырывающихся рук, и целовал в искажённое торжеством и страхом лицо. Я сказал её, что люблю её. Она в ужасе отпрянула. Потом начала говорить нелепые слова об игрушках, о простой связи, о времени, благодарности и много о чём ещё. Я не обиделся. Такая глупость. Вскочила, поправила свою коротенькую куртку и убежала, хлопнув дверью.
Её мобильный не отвечал две недели. Это было так ужасно, я не мог спокойно есть и спать, не мог думать ни о чём, кроме неё. И вдруг ранним утром зазвонил мой телефон. Но это была не она. Хриплый голос сказал, что нам надо встретиться, насчёт N. Я согласился, я бы согласился в любом случае, на любых условиях, мне нужно было узнать хоть что-нибудь о ней.
Перед моим подъездом стояло человек десять. Все в одинаковых чёрных куртках, таких же, какая была на моей девочке, такие же высокие чёрные ботинки. Невысокие крепкие ребята, обритые наголо головы, злые лица. Я обрадовался, помахал им рукой, - наконец я узнаю, что с ней. Их лица выразили недоумение и ненависть; я заметил, как у некоторых сжались кулаки. Один из них отделился, направился ко мне. Он сказал, что нам надо поговорить; мы вместе обогнули мой дом, и остановились. Я закурил. Он молчал, разглядывая меня. Умные глаза, полные ненависти и отчаяния. Потом он заговорил.
«Ты и есть тот самый «икс». Я давно понял, что у неё есть кто-то, только не мог понять, кто смог заменить меня. Я очень удивлён сейчас. Тогда я был в бешенстве. Теперь мне всё равно. Ты не такой, как мы. Я не знаю, говорила ли она, кто мы, и чем мы занимаемся, в принципе, для тебя это не важно. Две недели назад у нас было дело. N засветилась в этом деле, хотя мы всё сделали тихо. И её запомнили. Она возвращалась домой, но её ждали. Затащили в машину, отвезли туда, где её не должно было быть. Долго насиловали, резали бритвой руки и ноги; мучили её тело изощрённо и с наслаждением. Потом выкинули на краю города, недалеко отсюда, - вон там, где трубы. Голая, она пролежала без сознания всю ночь, и умерла от потери крови. Её больше нет с нами. Её вообще теперь нет…» – его скулы дрогнули, он на миг замолчал, потом продолжил. «Дома, а я часто бывал у неё дома, уже после её смерти, я нашёл запись: «Люблю. Х. И твой номер». Она любила тебя. Возможно, она ушла от нас с твоим именем на губах. Но не хочу знать твоего имени.
Мы найдём этих мразей, это я тебе обещаю, война продолжается. Она любила тебя, и я никогда не подумал бы, кто ты. Но наши пути пересеклись. Помни её. Она была твоей – это многого стоит. Прощай». Он развернулся, и быстрым шагом ушёл. Я видел, как они стройным шагом удалялись вглубь дворов, из моей жизни, из моего мира.
Мой мир был разрушен. Когда он говорил, я чувствовал себя стеклом, которому необходимо разбиться, чтобы стало легче. Но легче мне уже никогда не станет. Её руки, тело, её детское улыбающееся лицо, голубые джинсы, её черные высокие ботинки намертво врезалось в память, в мою единственную в этом мире любовь. Теперь меня нет, как нет её, моей девочки.
Она была моей жизнью, моей женой. Она была моей совсем недолго. Она была моей…
Июль 2005, Январь 2006