Идёт война...

Дмитрий Гаршин
 Е. С. К.

 жертвам несчастной любви...



 Я ждал тебя на чёрной полосе,
 Я ждал, пока по небу проходили
 Во всей своей обугленной красе
 Машины средоточиями силы.

Я стоял на высоком берегу и вглядывался в туманную даль. Заходящее
солнце обагряло мелкие волны кроваво-красным светом и бросало свои
последние лучи на облетающие деревья и серую гальку, на наши лица…
Осень. Вечер. Природа вновь умирала.
Она сидела на тяжёлом гладком камне…
Вдоль берега шли серые металлические рукотворные горы, щетинясь
решётками антенн и стволами орудий. А где-то там вдалеке, у самой кромки
неба скорее угадывались прекрасные, но вместе с тем суровые, мрачные
очертания тяжёлого авианесущего крейсера. «Славянин» прикрывал рейд от
вторжений с неба. Точки вертолётов, словно мухи над останками старой
жизни, вились над его громадой…
Холодная война… Давно забытые слова вновь обжигали душу, входили
хищными стрелами в мозг и пробегали ножом по сердцу…
Осень… Мы здесь с начала лета…
- Идёт война…
Я словно почувствовал спиной её удивлённо-настороженный взгляд.
Но не отрывал своего взгляда от машин.
- Ты фанатик!
- Идёт война, - угрюмо повторил я, всматриваясь в
бесконечность.
- Почему? Здесь же порт, ты забыл? Здесь всегда много
кораблей.
- Нет! – Я обернулся и посмотрел ей в глаза. И судя по их
выражению, вид у меня был далеко не добрый. – Именно здесь и
именно в это время никогда не было ТАКРов ! И лодок… - одна из них,
словно исполинская акула, высунувшая из-под воды свою спину,
величественно прошла мимо берега и направилась на запад.
- Ну и что из этого?
- Не видишь? Идёт война… Хотя, не видишь…
Я сел рядом с ней и обхватил голову руками. Тяжко. Почему всё пошло
именно так?..
- Зачем мы снова пришли сюда? – Тронув за плечо, она
вернула меня в этот бренный мир. – Неужели, опять слушать эти твои
военные бредни?
- Да, может… А может, и не совсем так…
- ?
- Пора…
Я вдохнул свежего морского воздуха и… А с чего начать? Два года я не
мог этого высказать, два долгих года держал всё это внутри… Чувства,
которые скопились в душе, давно успели выточить в ней лазы и норы, и,
словно жуки-короеды в старинной мебели, ползали по ним, причиняя адскую
боль, питаясь остатками первой, чистой, искренней любви. И дорогих
воспоминаний… Я ведь так и не смог ей ничего сказать, когда она уезжала в
другой город, не смог, встретив через много дней, а после, когда она уже
была с другим, я, мучительно сознавая бездарнейшую и гибельнейшую
потерю, уже не хотел разрушать их счастья.
Господи… Ну зачем ей сдался какой-то поэт с его шизоидной любовью
к неосязаемой, эфемерной Родине, с постоянным предчувствием какой-то
войны вокруг? Но так жить больше нельзя… ПОРА.
- Посмотри. Что ты видишь вон там?
- Какой-то корабль. Ты не ответил мне.
- Не-ет… Зри в корень. Я там вижу нас с тобой.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты говоришь, корабль? Это сторожевик. Охраняет порт от
лодок, самолётов… Знаешь, а два года назад мы ведь были на одном
сторожевике.
- Я не плавала на этих железках, никогда.
- Ты не понимаешь, я образно. Помнишь, тогда, когда мы
мотались в Москву на одной и той же электричке… Мы же были
далеко от этого грязного мира, хотя и находились в его средоточие, от
врага и проклятых войн… А помнишь, о чём тогда говорили? Даже
ведь мечтали одинаково… Я тебя тогда и полюбил…
- Я догадывалась…
- А я догадывался, что ты догадывалась. Чёрт! Я последний
идиот! Я посвящал тебе стихи, признавался в любви, но боялся
подписать свои признания! Кто я после этого?
Мы молчали. Шурша винтами, вдоль берега шли корабли… Если я не
скажу этого сейчас, то брошусь под киль следующей же машины!
Идёт война…
- Я разделял твои мысли, почти не изменяя себе, я искал в тебе себя… и
находил. И смутно надеялся… А на что? Да не знаю! Ты была моим
идеалом и из-за этого стала ужаснейшей болью. Красота и боль…
Знаешь, я давным-давно написал стихотворение, там было о красоте и
боли. Только с тобой я окончательно понял, что это значило.
- Не вспомнишь?
- Сейчас… Как там, того на этого… Ага…
Красота и боль...
В этом мире роль
Получил уже.
Почему ж не рад?
Почему не в сад,
А в пустынный двор
Вновь спускаешься,
Преклоняешься
Перед тою, что
Впереди, везде,
Во всём мире, где
Всё летит к Звезде?

Где - то есть Закон
Премогучий Он,
Не дано понять
Или осознать,
Не постичь его
Всем людским умом,
Только жить под ним
Или быть живым...

Что такое Зло,
Ну а что - Добро,
Есть оно иль нет,
Позволяет свет
Сосуществовать
Или умирать?..
- Сильно…
- Конечно… Ну ладно, это всё дело прошлое. А теперь смотри туда. Это
настоящее.
- Авианосец?
- Широкие познания в морской технике, - грустно улыбнулся я. – Сейчас
ты, представь себе, на нём. То есть, не на «Славянине», а на атомном
стратегическом исполине, который держит под собою всю Атлантику.
Во имя мира, конечно… Ты на виду. Стоишь крепко. Идёшь,
уверенная, по жизни, смеясь… Ты вся – для всех. Да только,
оказывается, всем-то и чужда. Своих в твоём мире нет. Все «свои» с
тобой, пока ты им нужна, поэтому и кажется, что нет никакой
поддержки, что неоткуда ждать помощи, что никому нельзя доверять…
Хотя, может быть, на своём авианосце ты и найдёшь любовь всей
жизни.
- Интересно… А где же тогда ты?
- Отсюда уже не видно. Да в принципе, и ниоткуда…Я – в той подлодке,
которая ушла в сторону заката. Да… Тяжело постоянно ходить на
закат. Но я такой. Я скрываюсь в андеграунде морской толщи, лишь
изредка поднимая над поверхностью перископ, антенны, шнорхели…
Но и с глубины мне видно достаточно. Может быть, даже больше, чем
тебе, ведь глаза твоего судна – радиоволны со спутников и самолётов.
А мне там, под миром, приходится полагаться лишь на свои сонары-
чувства. Но знаешь, ты – та цель, которую я неотрывно сопровождал
всё это время. Сегодня время торпедной атаки. Последней для нас.
- Уверен?
- Уверен. Видно, так уже давно распорядилась судьба. У нас разные
пути. Ты уйдёшь в другие широты, а я останусь под этой, русской
водой. Я наблюдаю, я слушаю и ищу… Ищу и не нахожу. А потом из
поиска вновь срываюсь в сопровождение. Тяжело… Ведь и знаю свою
новую цель до последнего винтика, закрываю глаза и вижу, а найти не
могу. Может, и нет моего идеала…
Всё. Замолчал. Выговорился. Я долго вынашивал это в глубине. И
сегодня, наконец-то, выпустил на свободу. Я думал, что станет легче. Легче
не стало. В душе всё так же кипела война…
… Она придвинулась и обняла меня сзади, прижалась щекой к моей
небритой щеке. Осень. Умирало, готовясь окончательно замёрзнуть, прошлое
чувство. Но я знал, что, точно урановый стержень в реакторе подводного
крейсера, именно оно будет болью питать во мне жизнь. И я решился…
- Знаешь, а я так ещё и не целовал ни одной девушки…
- Что ж это так жестоко?
- Всё сравнивал с идеалом… Послушай, прежде чем порвать всё
окончательно, можно тебя попросить об одном?.. – я говорил сбивчиво,
неуклюже, волнуясь, было страшно ждать её ответа. Хотя, всё равно.
Либо к сердцу прижмёт, либо… пошлёт…
- О поцелуе, что ли?..
Я кивнул. На что надеясь?
Она смотрела мне в глаза. Сколько раз я доставал из них частички
души, чтобы вложить в собственную душу. Я всегда ищу себя в других. Я
находил себя в этих глазах…
Её губы коснулись моих. Край солнца скрылся за чертой горизонта.
Мы закрыли глаза. Прекрасные мгновения, прекрасный конец начала
распада. Цепная реакция запущена, Реактор Отсечения уже не остановить.
Но, господи, как прекрасны эти мгновения, словно вспышка света, сияющий
эпицентр ядерного взрыва! Забыто всё, что было, чего не было, о чём мечтал,
и что даже боялся себе представить, во всём мире остались только я и она.
Мечта и терзание, слившиеся сегодня воедино. Мечта уйдёт, останется лишь
боль. Но пускай!
Мы уходили с берега разными дорогами. Взошла луна. Я бросил взгляд
на строй кораблей в недалёком порту. Идёт война… Но, если вдуматься, в
моей душе она не прекращалась.
И я снова погружался в холодные, негостеприимные волны свободы,
переходя из режима сопровождения в такой уже знакомый режим поиска…
Я – подлодка.
Мозг стреляет в сердце, сердце бьёт по голове. Идёт война.
8 марта 2005 г.
г. Ступино





 ТАКР - тяжёлый авианесущий крейсер