Godsayit.
___
Дерьмовая Работа. Эпизод 4.
___
1.
Хорошие снимки всегда тяжело раздобыть. Вот, допустим, если фотограф предпочитает природные пейзажи, то оно полегче, ну а если людей снимает, да не постановочно, как многие горе-фотографы, вхожие в «тусовку», нащелкавшие приближенных к «телу» и пофосно выставляющие результаты трудов на показ, то тут совсем другая история. Если ты снимаешь простых людей, приходится часами бродить по улицам, нащелкивая несметное множество бестолковых снимков ради нескольких толковых кадров, из которых уже ближе концу месяца, дай Бог, наберется пара-тройка для выставки. Хотя и выставки получаются совсем на ином уровне, вместо тупой, распальцованной «богемы», которая за глотками Dom Perignon и снимков-то не видит (если б там было что смотреть), а тут придет совсем иная публика. Сложно забыть слезы на лицах простых, молодых девушек от фотографии грязного потрепанного всеми невзгодами бомжа, на фоне утра северной столицы. А Вениамин помнил, как это было. Знал сколько сил стоило выследить этого человека, который в отличии от прочих не искал для ночлега закрытые теплые места, там, где ни будь поближе к коллектору, а забирался на самую верхотуру, ближе к небу.
Предчувствие хорошего результата всегда преследует людей, которые полностью отдаются своей работе. Весь день, щелкая влагалища на порно-студии в самом сердце города, Вениамин уже чувствовал, что тот самый кадр уже близко. Не первый день он выслеживал странного вида старуху, служащую смотрительницей био-туалета недалеко от Пушкинского, рядом с блинной палаткой. Чего стоило только ее облачение: длинная до пят, шотландского окраса, юбка, выцветшая на солнце и протертая в тряпочку сзади, две перекрещенные на груди лямки рюкзака, местами рваные в лоскуты, да заправленная в юбку кофта из грубой шерсти, черного цвета, рукава которой далеко, по длине, превосходили ее руки. Для того же, чтобы все-таки руками была возможность что-то делать, рукава на запястьях были перевязаны красными лентами. Волосы, рыжими паклами, лежали на плечах, прикрывая ее белое лицо. Именно белое! Не смотря на общую изношенность и старость, не смотря на уличный характер работы, ее лицо было белым и безупречно чистым.
Тем промозглым, сырым вечером, под накрапывающим дождем Вениамин снова сидел в засаде. Его наблюдательный пункт располагался на одной из округлых скамеек, где часто проводят в ожидании своих суженых молодые львы. Ожидание хорошего снимка было еще и потому, что именно сегодня он мог задержаться здесь допоздна. Дело в том, что большинство рабочих съемок проходит ранним утром и ложится спать приходиться тоже рано, но как ему казалось самое интересное, те самые драгоценные кадры были там, за пределом двенадцати, когда закрывался на замок туалет.
Однако режим давал о себе знать и к приближению полуночи сон все настойчивее заманивал в свои теплые объятия. Выпив уже третий пластиковый стаканчик кофе, взбодрившись, он решил подобраться поближе. Как же кстати было его желание посетить туалет. Поднявшись, пройдя мимо памятника, он подошел вплотную к старухе и отшатнулся. Никогда он еще ни видел таких черных глаз, как будто две дыры они впились в него, вытягивая силы и самообладание. Нервозно сунув в ее морщинистую руку десять рублей, Вениамин отвернулся, прикрыв рукою нос. Смрад стоял такой, что казалось, дивизия солдат прошлась по этому месту, опустошив свои мочевые пузыри прямо ожидающим очереди под ноги. Более того, многие из них умудрились присесть по более серьезным вопросам, а кто-то из прохожих не выдержав умер, упав навзничь и уже подгнивал добавляя в букет легкий аромат трупнины.
Когда пришло время заходить Вениамину, он поначалу даже не смог решится, но, зажав нос, все-таки сделал шаг вперед. Внутри воздух был как живая субстанция, он плавно протекал с права не лево, с лева на право, и его прикосновения ясно ощущались. Вениамин старался не смотреть вниз, еле сдерживая рвотный позыв, но, уже застегивая шеренгу, кинул туда взгляд. Мурашки тонкой струйкой пробежали по его спине – на поверхности, как в элементе фигурного плавания, перевернулась здоровенная крыса. Разрубленная пополам, внутренностями кверху, она, немного потонув, снова поднялась на поверхность, как будто скалясь приоткрытой пастью.
Шатаясь, Вениамин, хватая ртом воздух, плелся обратно на свое место, казалось жуткая вонь, впитавшаяся в его одежду, шлейфом тянется по следам. Он не мог понять, как этот человек, может находиться в таком смраде целыми днями подряд и от этого его желание, во что бы то ни стало запечатлеть ее, возрастало. Причем непременно поставить под фотографию ведро, испорожниться в него и кинуть туда крысу. Вот это будет арт, так арт!
Но вот, стрелки пересекли двенадцать. Сидеть на одном месте было тяжело и это время он застал, прохаживаясь вокруг площади. Закрыв на висячий замок двери, старуха, сгорбившись, пошла прочь. Стараясь не быть замеченным, Вениамин не отставал ни на шаг. Вот она свернула за поворот, далее в арку. Проскочив мимо, он глянул туда и, увидев, что старухи уже и след простыл, последовал за ней в арку. И снова заприметил ее в самом дальнем углу двора, возле ржавого, полуразвалившегося гаража. Из-за дырявого забора позади нее лился тусклый свет, в лучах которого летали песчинки мусора и сонные муху, но вдруг, как будто луч ударивший в зеркальный шар, от туда ярко вырвались световые стержни. Вениамин тут же спрятался за толстотелое дерево, возле потрепанной, разукрашенной скамейки, перебравшись через невысокий заборчик и выглянул из-за ствола. Заворожено он смотрел как она вытащила из щели под гаражом что-то длинное завернутое в лохмотья, развернула предмет и выпрямилась, держа в руке пику с блестящим резцом не одном конце и металлическим острием на другом. Сотрясая ее над головой, она задрала голову и гортанно зашипела.
Сжавшийся желудок, превратившись в тяжелую ношу, заставил Вениамина судорожно задышать и схватится за древо, ибо ноги, под грузом тела, нелепо трясясь коленками, подкашивались. Совладав с собой, он выглянул из-за ствола и увидел только спину старухи, уходящей в сторону кирпичного строения с фонарем над единственным подъездом. Не раздумывая, Вениамин бросился за ней, по дороге вытаскивая фотоаппарат из сумки. Старуха шла быстро, меняя направления движения. Узкие улочки сменялись ухоженными дворами, мимо мелькали детские площадки, припаркованные солидные автомобили и палатки с овощами.
Но вдруг он ее потерял. Огляделся. Справа скрипнула подвальная дверь. Отодвинув ее в сторону, Вениамин попал в сырое помещение с низким потолком, где кроме как лампы, висящей на проводе, торчащем прямо из потолка, никакого освещения не было. Там, впереди, мелькнула тень. Прибавив шаг, он скрылся за полутораметровым перекрытием и затих, аккуратно выглядывая поверх него. Старуха, забравшись на трубу и замерев, подняв пику, твердой рукой, сидела без движения. Открыв объектив, Вениамин принялся ждать. В его рту пересохло и он давился, пытаясь выдавить хот чуточку слюны, но тщетно. Фотограф не видел всей картины, поэтому когда старуха встрепенулась, он не успел среагировать немедленно. Та, мощным толчком подпрыгнула к потолку, занеся пику острием для удара. Выскочив из укрытия, Вениамин вскинул фотоаппарат и нажал на кнопку, на что тот отозвался целой очередью щелчков. В полете старуха не успела заприметить незваного гостя и только приземлившись на бетонный пол и пронзив крысу насквозь, врезалась поглощающим взором в силуэт с камерой.
Вениамин попятился и побежал. Он слышал громыхающие сзади шаги, ощущал дыхание и злобу, и это гнало его вперед еще сильнее.
Не задерживаясь и не сбавляя шага, через каких то сорок минут он добежал до дома. Лифт не работал уже недели три и он пошел пешком. Его дыхание сбивалось, но в предвкушении полученных кадров он улыбался. Сунув двусторонний ключ в замок двери, сохранившейся еще с советских времен, он прочувствовал, как будто ветерок коснулся его шеи. Нахмурившись, Вениамин оглянулся.
Тень отделилась от стены. В свете, бросаемом фонарем с соседнего дома, блеснул резец. Глухим ударом он врезался в его желудок и в ту же секунду Вениамин увидел лицо старухи.
- Добегалась крыса! – зашипела она, извергая смрад сквозь подгнившие зубы.
Вениамин вытаращил глаза и осел на одно колено. Ни один звук не пролился из его уст, только что-то напоминающее писк сквозь стон. В глазах потемнело. Боль била сначала в живот, но резко расходилась по всему телу. Конечности немели и страх, утоляясь паникой, завладевал всем. Хотелось бежать, но силы с бешеной скоростью испарялись. Хватаясь за пустоту, он свалился на бок. Его рука в странной конвульсии задергалась, кровь текла на пол, растекаясь бурой лужей.
Мешковатый силуэт, весом не менее ста килограммов, наблюдал за ним стоя без движения. Когда тело затихло, а мозг все еще продолжал работать, старуха схватила крепкой рукой его штанину и потащила вниз. Стукаясь головой о ступеньки, за невероятным страхом, поглотившим боль, Вениамин понимал, что это еще не конец…
2.
- Владимир Петрович…
- Да не называй ты меня так – остановил практиканта рыжеусый, старший оперуполномоченный с гладкими, пухлыми щеками– обращайся просто – Петро!
- Петро? А почему Петро?
- Тьфу ты, молодой…! Потому, что Петренко фамилия!
- А – протянул практикант.
- Вот тебе и «а»! Я ж тебя по имени отчеству не кличу, просто – Ваньком называю, вот и ты будь проще. Без этого…
Его прервали звуки, раздавшиеся из динамика, кое-как брошенного в раскрытый «бардачок».
- Ага! – довольно заерзал оперуполномоченный – Приперлися! Будут знать, как меня пирожками травить! Они думали менты это простые граждане, а менты это закон!
Иван, соглашаясь, мотал головой.
Они сидели в, видавшей виды, восьмерке, личной собственности практиканта, с недорогими дисками и стереосистемой без сабвуфера. Палатка с пирожками, где на днях отравился Владимир, была в прямом поле зрения, однако вход в нее располагался с другой стороны, но устраивать засаду там было категорически невозможно.
- Это кто пришел?
- Продавщица.
«Жучки» были установлены как внутри палатки, так и снаружи. Причем, чтобы установит внутреннее прослушивание, пришлось вызывать одного стукача, который мастерски вскрывал подобные и разные, другие двери.
- Слышь, шебуршит пакетами…
- Да…
- Скоро должны продукты подвести. Всегда с утра привозят.
- А где их делают?
- Ну, ты и дурак, студент, мы для этого их и хотим поймать, чтобы узнать!
- А! Ну, понял!
Чем дальше шло время, тем светлее становилось на улице. Дорога от метро к жилому кварталу была пустынна. Лишь изредка сонные горожане, этим воскресным утром, прогуливались по ней, держа на поводке своих четвероногих питомцев.
- Что это?
- Хм. Кажется, гриль разжигает, он у них на газе.
- Точно! И как вы это Вла… эээ… Петро угадываете!
- Я не угадываю! Это опыт!
Практикант покачал головой.
- Ой! Смотрите! – он ткнул пальцем в приближающуюся фигуру.
- Ага! Пришла! Вот они, наши пирожки!
От метро к палатке приближалась пожилая женщина, в клетчатой юбке, которая катила за собой тележку. Оба прислушались к динамику.
- Чего опаздываешь, Петровна?
- Да, вот, заспалась, Никитична.
Послышался шум. Обе женщины видимо выгружали пирожки, шурша полиэтиленом.
- Ой, как много! – сказала одна из них – Столько и не продать!
- Ничего, пускай полежат, не пропадут. А я на пару дней к родственникам поеду, в Семфирополь.
- Пахнут странно!
- Специй киданули особенных, вроде как новый рецепт. Должно нарасхват пойти.
- Ну, вам виднее.
Владимир легонько стукнул Ивана по плечу.
- Слыхал? Пахнут они странно!
Послышался монотонный телефонный звонок.
- Алло! – подняла трубку, если судить по скрипучему голосу, Петровна – Сейчас подожди.
Она вышла из-за палатки и сразу попала в поле зрения наблюдающих.
- Вот она голуба! – довольно потер руками Владимир.
Бабка, посмотрев, не слушает ли ее продавщица, засунула руку под перекрещенную лямку рюкзака и продолжила разговор.
- Этот журналюга, все-таки выследил меня! Что-что! Такси поймала и приехала по адресу, пока он пешком топал, я его уже подле двери караулила. Придется ненадолго пропасть! Нет, из какой газеты не знаю, да и какая разница? В подвале на Успенском щелкнул меня… Короче нет его… Сбагрила на третью точку, так что сюда временно не возите. А дальше, до связи…
- А вот это уже интересно…- сказал Владимир, расстегивая кобуру – Тут, мать его, целый синдикат! Ну-ка пойдем.
Бабка уже скрылась за палатку и двое вышли из девятки незамеченными. Пройдя по зеленому, недавно окошенному газону, они вплотную подобрались к пирожковой. Обе бабки находились внутри и молча заканчивали загружать продукты в холодильник. Владимир рукой остановил Ивана.
- Слушай, - шепнул он – тут такое дело… Видать крупняк. Может, звание дадут, по телеку покажут. Ты меня держись, ща, может, этих старух раскрутим и всю цепь сегодня раскроем. Понял.
- Ага! – Иван, вытаращив глаза, ловил каждое слово.
- Главное здесь все четко сделать, чтобы они сразу струхнули и выложили по полной программе. Поэтому ты больше молчи и слушай.
- Понял!
- Тогда пошли.
Вытащив пистолет, Владимир снял его с предохранителя и взвел. Обойдя палатку, взялся за ручку. Иван в напряжении застыл сбоку. Резким движением, оперуполномоченный дернул за ручку, но та не поддалась. Такого развития событий он не ожидал.
- Откройте! – закричал он, ударяя по двери кулаком.
Внутри послышался переполох. Владимир огляделся и, увидев недалеко от себя среднего размера камень, возле молодой березы, сиротливо торчащей из земли, взял его в две руки и запустил в замок. С хрустом кусок двери влетел внутрь. Освободившись от замка, дверь по инерции распахнулась и он, подняв пистолет, кинулся вперед с криком: «всем стоять!».
Но его путь преградило острие, воткнувшееся ему прямиком в центр груди. Оперуполномоченный захрипел, кровь брызнула у него изо рта. Иван вскрикнул и, повинуясь странным инстинктам, не раздумывая, схватил выпавший пистолет. Забежав за спину Владимиру он направил оружие не бабку, которая держала короткий заостренный прут, конец которого схожий с гарпуним торчал снаружи страдающего человека.
- Стреляй! – выдавил Владимир и, наконец, прервав стон, жутко закричал, от чего Иван пошатнулся и выстрелил, попав в крышу пирожковой. Одна из женщин забилась под столешницу, а вторая, отпустив прут, кинула что-то в Ивана и, обернувшись, схватила длиннющий нож. Как только тело Владимира коснулось земли Иван без колебаний нажал на спуск, потом еще раз и дальше не останавливаясь до тех пор, пока обойма не опустела. Последний кусок свинца, вырвавшийся из дула, рикошетом отлетел от чугунного умывальника и, по косой траектории, ударился в баллон с пропаном.
Огненной волной ударило в него. От удара тело Ивана, по асфальту, отбросило назад. Взрыв раскатом, возносясь огненным столпом вверх, прокатился громом по тихой улице и затих. Остался только треск тлеющих частей и шипение горящих тел. Оглохший, с разорванной в клочья одеждой, весь исполосованный кровоточащими ранами, Иван смотрел в голубое, утреннее небо и редко и резко вдыхал драгоценный воздух. Его правая нога была оторвана в середине икроножной мышцы. Белая рубашка, спереди, стала красной от многочисленных осколков, а лицо, кроме бесчисленных порезов, было разорвано сверху вниз, от шеи до глаза, на месте которого зияла дыра. Наполовину оторванное ухо свисало на хряще, покачиваясь из стороны в сторону, а неестественно развернутая рука, была сломана в нескольких местах. Второй практически уцелевшей рукой, он шарил по земле, и сам, не зная чего ища. Губы Ивана издавали толи стон, толи какое-то неестественное скрежетание.
Вдруг рядом с ним зазвонил телефон. Повернувшись, он глядел на разбитый, но каким-то чудом, продолжающий работать аппарат, тот самый, который кинула в него бабка, погребенная огнем. На маленьком дисплее горел ряд цифр. Изуродованный, молодой парень, в один момент, превратившийся из здоровой силу в груду мяса нашел в себе каплю сил, чтобы еле заметно ухмыльнуться.
«Я вас всех найду, твари», думал он, «ничего Петро, я за тебя расквитаюсь».
С разных концов к месту взрыва стали собираться люди. Вдалеке послышалась сирена «скорой». Иван закрыл свой единственный глаз и, застонав, потерял сознание.
3.
Ему вслед не смеялись и не сочувствовали, все понимали, что это может случиться с каждым. Такая уж работа. Он приходил раньше всех, потому что не спалось, и уходил позже потому, что никто не ждал. Часто проходя мима подъезда, заходил в маленький бар на торце и напивался до невменяемого состояния. Но все равно не мог спать. Уткнувшись пьяными, красными глазами в потолок, Иван подолгу лежал, пока не начинало светать. Тогда, он, все-таки, на пару часов, проваливался в дрему, но просыпался раньше необходимого.
Ничего сложного на работе делать не приходилось: обрабатывать звонки, высылать наряды; общение с живыми гражданами с него было снято, потому что его внешность часто пугала людей. Ковыляя по бетонным коридорам, он зловеще шаркал протезом и часто матерился, когда тот застревал в щели под рамой, но все привыкли и порой даже не обращали внимания.
В те короткие мгновения, которые он проводил дома, в пустой комнате с заклеенными газетами окнами он делал только одно – искал. Иван резал кусками газеты, наклеивал аккуратные квадратики и прямоугольники на стену и долго скрипел пластиком по полу, поглядывая на пожелтевшие и свежие вырезки, расхаживая взад-вперед. За окном начиналась осень. Черный, маленький, побитый приемник трещал, выдавая в воздух звуки напоминающие «Beautiful», но делал это настолько смутно, что, возможно, это был что-то из российского поп-материала.
Перед стеной с вырезками располагалось большое черное кресло, обитое выцветшей тканью. В него и уселся Иван в тот момент, когда, птичьим голосом, напомнил о себе телефон. Ему было не легко вставать и он остался без движения, но тот кто набирал его номер оказался человеком настойчивым и видимо не собирался отступать. На четвертом вызове Иван все таки встал и, подняв трубку, поднес ее к левому уху (правое после давнишних событий представляло из себя жалкое зрелище вряд ли напоминающее знакомый всем образ и абсолютно не слышало).
- Алло – недовольно произнес он.
- Алло, это Ваня?
Голос был бойким, почти детским, но это был не ребенок, а женщина, возраст которых, по голосу в телефоне, определить всегда сложно. Ивану не понравилось, что его называют, вот так вот, по-простому, Ваней, однако ему не хватало женского общества и он, немедленно, простил эту фамильярность незнакомке.
- Я вас слушаю.
- Вы меня не знаете, но нам надо поговорить. Это касается... – голос замолчал.
- Ну! – раздражительно скривился Иван.
- Это касается… крыс! – выпалила он последнее слово.
- Что…? – пошатнулся Иван.
- Мы можем встретиться, мне кажется, нам есть чем поделиться.
- Да, да… - с дрожью в голосе замямлил он.
Иван понял, кто ему звонит. Эта девушка появилась в Москве совсем недавно. Молодая, бойкая, с маленьким курносым носиком, игривыми веснушками, она как будто излучала энергию, всегда улыбаясь ровными белыми зубками. Казалось у этой, по виду двадцатилетней девочки, не бывает отбоя от ухажеров, так она была красива и так ярко и вызывающе одевалась, однако Иван всегда ее видел одну, что как будто давало ему шанс. По наведенным им справкам Лена, именно так ее звали, занималась чем-то, что пересекалось с его делом, приехала из дальнего Подмосковья, и работала стажером в одной столичной газете. Журналистского образования у нее не было, но ее работодатели, почитав несколько наскоро состряпанных презентационных статей, дали ей небольшое место с условным окладом и вот уже несколько месяцев приглядывались. Большего Ивану узнавать было не нужно, поэтому он оставил попытки разузнать о ней что ни будь еще и просто время от времени, когда их визуальные пути пересекались, поглядывал на нее с восхищением радуясь ее легкости и красоте.
Но что же она хотела? Видимо что-то ее заинтересовало в том, чему он посвятил уже не один год. В любом случае он понял, что согласится, девушка ему и правда нравилась.
- Назначайте, куда мне приехать?
- Давайте – не смотря на «Ваню», она почему-то сохраняла субординацию в виде обращения на «вы» - на Новоясеневском проспекте… Знаете такой?
- Продолжайте…
Еще бы он не знал! Что-то было там, недалеко от кладбища. Нити время от времени неминуемо приводили туда и там же обрывались.
- Там такая штука, из которой в войну стреляли…
- Пушка…?
- Да нет!
- А! – сообразил Иван – там дзот есть! Это?
- Да, точно! Можете быть там через час!
Иван понимал, что может, так как жил в получасе езды от того места, общественным транспортом, да и был в принципе одет, разве что кроссовки натянуть, но автоматически взглянул на часы.
- Да конечно – ответил он.
- Тогда – договорились!
- Постойте! А может, в метро встретимся, по дороге поговорим?
- Я уже здесь!
Иван бросил трубку. Забыв взять паспорт, мобильный и прочие, необходимые в современном мире, атрибуты, он выбежал из дома, и, решив не прибегать к услугам метрополитена, поймал машину. Дорога заняла не более пятнадцати минут. Когда впереди показался оговоренный дот, он попросил водителя остановить и, расплатившись, быстрыми шагами, направился к нему. Когда же до сооружения оставалось совсем чуть-чуть, его дернули за рукав. Вздрогнув, обернувшись, он увидел Лену.
- Вы быстро доехали, – сказала она – это хорошо! Пойдемте, по пути поговорим.
- Да о чем нам говорить? – она шла слишком быстро для Ивана, поэтому он слегка раздражался.
- Послушайте, - Лена остановилась – я все почти раскопала, но на последнем этапе, я уверенна, мне понадобится помощь. Просто сильные руки! Если не хотите, можете уезжать, просто я подумала, что на свете есть один человек, которому это важнее всего! Или я ошибаюсь?
- Лена, послушай…
- Вы знаете мое имя? Наводили справки?
Она так блеснула глазами, что по его телу от подбородка до паха прокатилась горячая волна, от чего он невольно покрылся пунцовым стеснением.
- Я…
- Ладно, пойдемте! – улыбнулась она и, взяв его под руку, продолжила – речь идет именно о том, о чем вы подумали. О крысах, странных, исчезающих людях и обычных граждан, навечно записанных в «пропавших без вести». Вот в чем дело, люди за которыми я и вы следили пропадали в этом районе на расстоянии не более двух километров – так думаете вы.
- А ты как думаешь?
- Я знаю, что они пропадали на расстоянии именно два километра и не метра больше или меньше.
- Глупость! – возмутился Иван – Два километра от чего? От…?
Он уставился дзот.
- Вот, вот! – качала головой Лена – Это не что иное, как телепортация!
Иван рассмеялся.
- Да ты что! Какая еще, к черту, телепортация? С ума сошла?
Лена снова встала как вкопанная и заглянула ему в глаза.
- Вы же видели своими глазами, как они растворяются в пространстве. По-вашему, как это понимать?
- Ну, я не знаю… Может…
- Пойдемте! Вы же не глупый человек, просто примите, что мир и вселенная выходят за рамки вашего видения, и все тогда станет понятно.
- Это, безусловно, бред, – изображая безразличие, отозвался Иван, не успевая за Леной – но я пойду и помогу вам. Чтобы ничего не случилось…
А тем временем они уже дошли до дота, и Лена попросила открыть, по виду, тяжелую, металлическую дверь. Неизвестно сколько ее не открывали и Иван даже усмехнулся, понимая, что открыть ее не удастся без подручных средств, но та, даже не скрипнув, поддалась. За ней обнаружилась глухая, металлическая пластина с прорезью в центре.
- И что? – не без сарказма спросил Иван.
- А вот что! – она продемонстрировала небольшой тонкий предмет и вставила его в прорезь, тут же вытащив обратно. Со специфическим шипением пластина опустилась вниз и Лена потянула его внутрь.
- Даже не спрашиваю, откуда ты это взяла…
- Украла у одного из них – бойко ответила она – это плохо?
- Сначала разберемся у кого, у «них», а потом решим.
Удивляло одно: как эта девчонка за столь короткое время могла так много разузнать? Не имея привычки выдерживать такт, Иван задал этот вопрос напрямую.
- Я была у вас дома – спокойно ответила она.
- Странно, но меня это почему-то уже не удивляет.
- Важен не способ, а результат. Не бойтесь, пойдемте!
Они спустились вниз по неудобной лестнице и очутились в средней по высоте трубе, которая уходила далеко по наклонной вниз и освещалась лишь тусклыми светильниками, вмонтированными в потолок и стены.
- Ну, тогда такой вопрос – сказал Иван уже изрядно подуставший ковылять по бесконечной трубе – Если телепортация правда, то на кой ляд, скажите пожалуйста, вот эта вот труба?
- Глупый вопрос! Во-первых, на случай если основная система сломается, то есть в качестве аварийного варианта, а во-вторых, до того как сделали эту телепортацию здесь, скорее всего, трудились рабочие, они то должны были как-то перемещаться.
- Рабочие? И что никто ничего не заподозрил! Люди ж вокруг!
- Я начинаю в вас сомневаться, Ваня! На этом месте не так давно был просто лес!
Шло время, а труба не заканчивалась. Возникало ощущение, что они идут медленно или труба закольцована, но в последнем случае, непонятно как же тогда они в нее вошли. В общем, много чего передумал Иван во время ходьбы и не очень лицеприятного, в том числе, по отношению к Лене, не единожды пожалев, согласившись на эту во всех смыслах странную авантюру. Но, наконец, они добрели до круглой комнаты, в середине которой находилась широченная колонна с дверью по центру.
- Никак лифт? Неужели! – тяжело дыша, сказал Иван, поглядывая на треснувший протез.
- Похоже на то – отвечала запыхавшаяся и взмокшая Лена.
- Боюсь только, в конце пути мы найдем полупьяного диггера, сношающегося с собакой Динго!
- Пусть так, это будет здорово! Но здесь что-то пострашнее…
- Иностранные спецслужбы? – усмехнулся Иван на столько, на сколько это у него получилось, но Лена не ответила.
Когда они вплотную подошли к дверям они открылись и оба спутника зажмурились от яркого сета.
- Настало время вам кое-что рассказать – заговорила Лена, когда они уже спускались вниз, хотя никаких кнопок в лифте не предусматривалось, он просто поехал сам – Вы не один занимались этой проблемой, просто у людей, подобно вашему типу, часто закрыты глаза на все вокруг, вы слишком увлечены процессом. Было еще два человека, двое ученых. Профессор Игнашевич и доктор Винников. Они обнаружили, причем пришли одновременно к одному и тому же результату не зная друг о друге, что в у элементов содержащихся в некоторых внутренних органах крыс есть определенная гипертрофированная способность к регенерации. Более того, эти вещества при поглощении другими существами активно впитываются, придавая им свои свойства. То есть почти как на уровне генной связи.
- Что то…
- Не перебивайте меня! – вскрикнула, махнув рукой Лена – Успеете еще наболтаться, а сейчас слушайте! Кроме этого в крысах, образцы которых еще остались с тех времен… когда с вами это произошло… В общем в их мясе обнаружено необычное, неизвестное неуке вещество. В то момент когда оба ученых стали работать сообща, оно даже не успело получить название, потому что были убиты, а дела их отправлены в архив за неимение средств на продолжение экспериментов. Ведь работали они над этим бесплатно, оставаясь допоздна каждый день!
Иван хотел что-то сказать, как-то сострить, но дверь открылась. Выйдя из кабины лифта, он опешил и отступил. Они оказались в огромном помещении напоминающим заводской цех. Трубы и приборы миллионами хитросплетений уходили во все стороны. Меж двух громадин виднелся проход, отливающий блестящими, как будто начищенными, жилами труб. Невольно прижавшись к Ивану, Лена в нерешительности застыла. Было тихо, слышалось лишь как вдалеке что-то течет. Да еще в воздухе чувствовалась вибрация от чего-то неслышимого ухом.
- Пошли – сказал Иван и они пошли.
Их шаги многочисленным эхом отдавались о стены. Было холодно и Лена, еле заметно, дрожала. Источник журчания находился в самом конце огромного помещения. Из двух котлов в одну воронку текла темно зеленая мутная жидкость, имеющая непонятный, навроде кухонного, засаленный запах.
- Что это? – прошептала Лена, но Иван не отвечал.
Дальше, впереди была дверь, которая при приближении людей открылась. За ней располагалась прозрачная труба на пару сотен метров вперед с решетчатым металлическим полом. Войдя в нее, спутники огляделись. Лена взвизгнула, ее ноги ослабли. Иван крепко поддержал ее, обхватив рукой, широко раскрыв глаза, глядя вниз. Там в стерильной чистоте, высоко над полом, на белоснежных веревках висели тела. Тела – голые, без видимых повреждений и мертвые. Они двигались вперед и рядами падали в адскую машину, превращавшую их в жуткую массу, которая текла дальше, попадая в глубокий желоб.
- Ваня – прошептала Лена – возьми меня на руки, неси вперед.
- Мы должны пойти за подмогой – твердо отвечал он.
- Я прошу тебя – взмолилась она.
Иван схватил ее и понес.
- Прямо и налево – слабым голосом говорила она.
И Иван шел. Трещина на протезе расползлась еще больше и было очень тяжело и не удобно, но было в ней что-то, в этой маленькой красивой девушке, что-то в ее голосе, что заставляло идти и не останавливаться. Наконец они дошли до места, где Лена попросила спустить ее вниз. Встав на ноги, она облокотилась на перила, отделяющие их от бездны, внизу которой бурлила бурая масса.
- Это чистейший продукт – сказала она – теперь я все поняла, зачем меня послали.
- О чем ты? – вскрикнул Иван.
- Ваня, я просила, чтобы мне дали такое задание. Понимаешь? Я слабая, а слабых у нас не любят, меня бы все равно забили, а так я могла еще прожить. Там внизу чистое вещество!
- Я ничего не понимаю!
- Они вводят в человеческий организм вещества, которые, преобразуя его, приводят к смерти, а потом из людей делают массу… Массу способную уничтожить другой мир. Это… это биологическое оружие, катастрофической силы!
- Ты сошла с ума!
- Есть только один способ – надо нарушить формулу! За этим и послали меня, за этим и ввели мне такое количество нейтрализаторов!
- Не двигайтесь! – вдруг послышалось сзади.
Они обернулись и увидели старуху с белым лицом, с матовым продолговатым прибором в руке, провод от которого спиралью уходил за ее спину.
- Но я же…
- Замолчите, мой облик всего лишь несложная манипуляция с вашим мозгом. Отойдите прочь, у нас тут свои вопросы.
А за спиной Ивана, Лена одним прыжком подпрыгнула и бросилась вниз. Резко обернувшись он успел схватить ее, но та отчаянно забарахталась, повиснув на его руке.
- Отпустите меня! – услышал он, хотя она не открыла рта.
- Но я… я не могу. Вы же.. – выдавливал он слова одной рукой пытаясь вытащить ее на твердую поверхность.
- Ваня, отпустите меня, это мое предназначение. Я… я не человек.
И прекрасная, замечательная, молодая Лена полетела в бездну. Он не разжал пальцев, она просто, как будто проскользнула сквозь него. Ее лицо, милое, веснушчатое, было умиротворенно, глаза закрыты, губы сомкнуты. А через мгновение она пропала, всего за долю секунду исчезнув в бурлящей поверхности.
*
- Лена, я люблю тебя – слетит с его уст.
Вокруг уже никого не было. Старуха пропала. Он захочет броситься вниз, но испугается смерти, буде корить себя за то, что струсил, а она нет и находить утешение в том, что в этом было ее предназначение. Протез разлетится на куски когда он еще не дойдет до лифта и он будет ползти на животе цепляясь за выступы. А вокруг проносятся бесчисленные, невидимые и осязаемые тени, которым не до него. Они будут переговариваться о срочной эвакуации, о замораживании и способах восстановления и дезинфекции.
Дальше будет лифт, он едет так медленно, что кажется, что торопится некуда и есть время обо всем подумать. А потом труба. Сколько они шли вниз? Два часа? Пять? Больше? Он будет ползти до тех пор, пока не потеряется смысл, до тех пор, пока ОН не потеряет в этом смысл. До тех пор пока темнота не примет его за своего.