Комедия в двух действиях
— Вы должны вести себя как две мои частности,
— говорил им Умрищев на ходу, — и бездирективно
никуда не соваться.
Андрей Платонов. Ювенильное море
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Савин Леонид Петрович, зав отделом НИИ машиностроения.
Нина.
Зоя, сестра Нины.
Сотрудники Савина:
Лапшин Олег Дмитриевич, муж Зои, старший научный сотрудник.
Тютиков Владимир Васильевич, зав лабораторией № 1.
Аверьянов Виктор Юрьевич, зам зав отделом.
Кольцов Николай Александрович, младший научный сотрудник.
Кольчугина Надя, инженер.
Софронов Модест Николаевич, зав лабораторией № 2.
Света, соседка Нины.
Клавдия Федоровна, жена Савина.
Сергей, их сын.
Врач в поликлинике.
Сидоров, представитель организации-заказчика.
Сотрудники, соседи, прохожие.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА 1
В поликлинике.
Савин, Врач.
Врач. Вы по самозаписи?
Савин. Нет, мне нужна справка на загранкомандировку.
Врач. У меня вышли все бланки.
Савин (твердо). Пожалуйста, найдите и выдайте мне. Я очень тороплюсь.
Врач. Куда вы торопитесь?
Савин. На работу я тороплюсь.
Врач. Будь я у вас на приеме, я бы на свою работу не очень торопился... Сразу видно, вы занимаете большой пост.
Савин. Да.
Врач. Хорошо. Как ваша фамилия?
Савин. Савин.
Врач (перекладывает книжки историй болезни). У меня нет вашей истории болезни.
Савин. Пишите без нее.
Врач. Без нее не могу. Вы на что жалуетесь?
Савин. Я ни на что не жалуюсь. Я здоров, как бык. Вот — видели? Я заказал в регистратуре свою историю болезни. Я сижу в очереди десять часов — она давно должна быть здесь!
Врач. Ее нет.
Савин. Это глупость! Заставлять человека терять время! Я говорю, она у вас. Найдите ее — пожалуйста.
Врач. Значит, ее не приносили. Сходите в регистратуру, возьмите у них.
Савин. Бездельницы! Я из них сделаю лепешку!
Врач. Ее могли заслать в другой кабинет.
Савин. С ума сойти! Что тогда делать?
Врач. А что я могу сделать?.. Пусть войдет следующий.
Савин уходит. Входит Нина.
Нина. Можно? Здравствуйте.
Врач. Здравствуйте. На что жалуетесь сегодня?
Нина. Продолжается сухой кашель...
Врач. Сухой? У всех сейчас...
Нина. Да. Одышка, какое-то удушье началось. И потом я...
Врач. Это у всех сейчас одышка. Температура нормальная?
Нина. Днем нормальная, а...
Врач. Ну, и хорошо. Пойдете на работу, начнете вести активный образ жизни, и все наладится. С диагнозом «бронхит» я не имею права вас дольше держать на больничном.
Нина. У меня...
Врач. Главное, не давать себе послабления.
Нина. Я...
Врач. Человек руки опускает, и болезнь на него наваливается. А надо сказать себе: «Я здоров!» и перебороть ее. Надо бороться с болезнью и со своей расслабленностью.
Нина. Но я и борюсь.
Врач. Не надо поддаваться.
Нина. Я не поддаюсь. А хрипы?
Врач. Что ж вы хотите? Вы забываете, что у вас был бронхит.
Нина. Я-то не забываю. Потому что он не был, а есть.
Врач. Ну, все мы врачами стали. Сами с усами. Вы кто по профессии?
Нина. Программист-математик.
Врач. Ну, вот, видите. Что бы вы сказали, если бы я стал вам указывать в ваших программах? Смеялись бы? А о медицине все судят, все грамотные. Надо верить врачам. Надо верить в свое выздоровление. И все будет хорошо.
Нина. Мне трудно дышать. У меня сильнейшая слабость, я так потею, что приходится постоянно менять нижнюю рубашку, она хоть выжимай. Вечером температура каждый день — тридцать семь и две, тридцать семь и три...
Врач (смеется). Разве это температура? Вот если б вы сказали тридцать девять и три — это температура! Может быть, она у вас всю жизнь такая.
Нина. На снимке обнаружили уплотнение в легких.
Врач. А... вы мнительная к тому же.
Нина. Никакая я не мнительная.
Врач. Мнительная, мнительная. Вы были у невропатолога?
Нина. Меня от малейшего усилия обдает потом. Сколько случаев таких, человек инвалидом становится. По такой погоде, если не вылежать до полного выздоровления, можно подхватить пневмонию. Или в астму перейдет. Зачем мне астма? Я не хочу быть инвалидом.
Врач. Мнительная...
Нина. Мне еще детей рожать надо.
Врач. Вот такие ваши состояния, как вы описали, это может быть от гинекологии. При климаксе именно так бывает. А что? бывает ранний климакс.
Нина. Климакс, что это такое?
Врач. Сколько вам лет?
Нина. Двадцать три.
Врач. М-да... Может быть, вы беременная?
Нина. У меня только что закончились...
Врач. Ну, и что? Беременность иногда и через два, и через три месяца проходит. Ясное дело. Надо показаться гинекологу. Сделаете аборт, и все пройдет: беременность — токсикоз... Станете здоровой.
Нина. Вы считаете, что мой кашель и задыхания... происходят не от болезни легких?..
Врач. В человеческом организме все взаимосвязано. Просто я вижу, я знаю — с моей стороны у вас все благополучно. Вы внушили себе болезнь, вот вы и болеете. Человек сам себе может внушить не только удушье — гангрену можно себе при желании внушить!.. У вас заложен нос.
Нина. У меня простуда.
Врач. Я и говорю. Надо показаться отоларингологу. Вполне может оказаться, что у вас это от гайморита. Гноем заполняются гайморовые пазухи — и пожалуйста: у человека удушье и температура. Сделают операцию. Это совсем не страшно. Такой небольшой прокол. Вот здесь. Иголочкой — раз. Гной вытечет, введут лекарство, и все будет хорошо. Станете здоровой. А я вас выписываю на работу.
Нина. Погодите!.. Через день, через два вы заставляли меня отсиживать такие очереди, что от одного этого здесь можно подхватить и грипп, и любое осложнение.
Врач. А я не имею права вас не наблюдать каждые два-три дня — это мой долг. У нас есть свои врачебные обязанности.
Нина. В первый день вы тоже мне не верили, что я больна, пока... только через полторы недели я упросила направить меня на рентген. Из-за этого я еще сильнее заболела. Вы в этом виноваты.
Врач. Вот, за все мои старания вы грубите мне. Да! Я так и знал! Этим кончается! Благодарность больных!.. Мы на вас тратим нервы, и силы, и свое здоровье!
Нина. Да я совсем вам не грублю.
Врач. Грубите!..
Нина. Вы даже не прослушали меня!..
Врач. У вас бронхи и легкие в норме. А насчет первого дня — я не направил вас на рентген, потому что не счел нужным. Не счет нужным. Зачем лишний раз облучаться? Вы сами сказали, вам еще рожать. Потом, действительно, появились хрипы. Вот здесь моя запись. Сухие хрипы. Когда есть, значит, есть, я их слышу. А сейчас я ничего не слышу: у вас ничего нет. Бронхи и легкие, еще раз повторяю, и еще раз повторяю, в норме.
Нина. Если я буду ходить на работу, когда же я смогу пойти к отолярингологу? и к гинекологу? У меня физически времени не будет, я уж не говорю о силах.
Врач. Хорошо, раздевайтесь. (Нина идет за ширму, раздевается.) Никогда от больных не дождешься благодарности. Никто спасибо не скажет. Только упреки и ругань. Ругань и упреки. Всегда недовольны!
Входит Савин, видит Нину за ширмой и слегка прикрывает
глаза рукой.
Савин. Я ничего не вижу, ничего не вижу. Простите... Вот я нашел. (Протягивает врачу историю болезни.)
Врач. Вы откуда?
Савин. Я из НИИ машиностроения.
Нина. Машиностроения?..
Савин. А что?
Врач. А я думал, из райздравотдела комиссия. Я забыл. Подождите в коридоре.
Савин. Там больные в очереди меня загрызут, они тоже забыли.
Врач. Не здесь же вам оставаться.
Савин. Я не смотрю. Я ничего не вижу.
Нина. Пусть остается. Он меня пропустил впереди себя.
Врач. Да?.. А что вы хотели?
Савин. И это вы не помните. Я просидел в очереди сто десять часов. Я потерял уйму времени. Из-за минутной справки. Из-за справки!.. Так расходовать время — нерационально! бездарно! Это — глупость!.. Ну, и организация! Ну, система!.. Я еду за границу, в Париж и Лондон. В Мадрид. Потом в Рим. В Афины. Мне нужна справка. Справка на загранкомандировку.
Врач. А в Рио-де-Жанейро?
Савин. В Рио-де-Жанейро я был полтора года назад.
Врач. Так бы сразу и говорили. Присаживайтесь, Сюда, это старый стул. Зачем вы сидели в очереди? Зашли бы, сказали. Я бы вам сразу написал справку. Справка, ха!.. Рио-де-Жанейро — и справка! Это глупость! Ну, и организация!
Нина. Мне холодно стоять.
Врач. Оденьтесь пока. Я занят с молодым человеком.
Савин. Мне сорок четвертый год.
Врач. Да-а, ну, видно. Вы солидный человек. Занимаете большой пост. Я все помню. Вот, пожалуйста. В регистратуре поставите печать на мою подпись. Ко мне в следующий раз прошу без очереди. Без формализма! Никаких задержек...
Савин. До свиданья. (Уходит.).
Врач. Привет там — в Париже и Афинах!.. Правда, все время экстремисты взрывают бомбы. Жаль. Такой еще молодой мужчина. Такой большой человек. Для него... я... Все хочется сделать! Буквально все!..
Нина. А его там экстремисты не взорвут?
Врач. Такой человек должен выздороветь, то есть, выжить. Удачи ему! Забирайте ваш больничный. Я вам продлил на три дня. И вот возьмите (рецепты). Будете принимать.
Нина. Большое спасибо.
Врач. До свиданья. Пусть войдет следующий.
Нина. Я привела соседку. Она теряет сознание. Сейчас... (Открывает дверь.) Света.
Входит Света, Нина помогает ей.
Света. Здравствуйте, доктор. (Хочет сесть на стул, но врач подставляет ей другой стул. Нина направляется к выходу.) Обожди меня в коридоре.
Нина уходит.
Врач. На что жалуетесь? Ваша история болезни у меня?
Света. Я заказала в регистратуре. (Указывает на стол врача.) Вот она.
Врач. Так.
Света. У меня голова болит. Сильно болит голова. Болит и кружится, то есть так болит... а сегодня я гляжу, а я упадшая. Прямо на пол, и хорошо, что у меня ковер в комнате. Вот эта Нина, моя соседка, меня кофем отпаивала. Если б не она, я бы не смогла до вас дойти.
Врач. Жаль, что она... столько сил потратила.
Света. Да, Нина душевная. Я всегда к ней хожу вечером, и мы сидим... а когда и Татьяна Ивановна присоединяется — третья соседка. У нас вообще еще и четвертые, и пятые соседи — большая квартира. Пятикомнатная. Вот строют!.. Четвертые наши соседи, они...
Врач. Когда она сильнее болит? Утром? днем? вечером?
Света. Кто?
Врач. Голова когда ваша сильнее болит и кружится? Вы же говорите: болит и кружится. У меня уже у самого кружится.
Света. Одинаково. Когда я наклоняюсь...
Врач. Вы замужем? (Начинает измерять ей давление.)
Света. Да куда? Ушел. Бросил инвалидку. И слава Богу! Еще на него траться. Деньги свои берег, только для себя, ни копейки на жизнь не давал. Такой скупердяй и такой требовательный!.. Примерно в вашем был возрасте, и внешность...
Врач. Стоп, стоп. Лет сколько? Сколько вам лет?
Света. Я сорок четвертого года, это по паспорту, А на самом деле, если честно по секрету, — мне вот к рождеству... ровно за два дня до рождества, все сорок два стукнет! Мама как-то устроила с документами...
Врач. Значит, беременности нет. Обойдется без аборта.
Света. Когда-то можно было, помоложе захотела меня сделать. Чтобы я, значит, моложе казалась для жениха, когда он появится...
Врач. Это у вас климакс настоящий...
Света. Да куда? он, этот жених, пропал бы он до того, как я его узнала!..
Врач. Стоп! Это к делу не относится!.. Кем вы работаете?
Света. Светокопировщицей. На светокопировальной установке.
Врач. Пары аммиака?
Света. Правильно...
Врач. У вас профессиональный бронхит. Нужно сделать проверку на бронхоспазм, возможно, у вас астма.
Света. Бронхит? Астма? (Прикасается ладонью к голове, затем к груди.) Голова болит...
Врач. И обязательно покажем вас психиатру. То есть, у нас психиатра нет — невропатологу. И гинекологу. Берите направления. И отолярингологу.
Света. А какое у меня давление?
Врач. Сто сорок на сто десять.
Света. Ой, Господи! (Врач удивленно смотрит на нее.) Страшное давление...
Врач. Чего тут страшного? Очень хорошее давление... Сейчас у всех такое давление. Пойдете к гинекологу...
Света. Вы думаете?..
Врач (прерывает ее). Я ничего не думаю. Я знаю: все ваши явления, скорей всего, от гинекологии. Но вы видите, я сколько для вас специально делаю. Специально направляю вас ко всем специалистам.
Света. Голова... гинекологии?..
Врач. А вы думали, голубушка моя? В организме все взаимосвязано. Мы не болезнь лечим — а человека.
Света. Окажите милость. Не надо, может, к ним? Я измытарюсь по ним ходить.
Врач. Почему же это к ним не надо, если надо? Что ж я? один за всех работать должен!..
Света. Вы мне от давления дайте, от головы. Все пройдет, а я вам спасибо скажу.
Врач. Мне зарплату платят за то, чтобы люди здоровые были... А не за ваше спасибо.
Света. А я все равно скажу.
Врач. Забирайте больничный лист, придете через три дня.
Света. Вот спасибо, огромное спасибо вам, доктор...
Врач. За эти дни вы обязаны посетить всех специалистов. Они вас проверят и установят диагноз. И тогда можно назначить самое правильное лечение.
Света. Я полежу, она сама пройдет. Я уж знаю. Не первый раз у меня. Спасибо, доктор.
Врач. До свиданья.
Света. Если вам нужны носки вязаные...
Врач. Вы свободны!
Света. Там в лыжные ботинки или куда. Зимой...
Врач. До свиданья!.. Пусть войдет следующий.
Света. Вот... До свиданья. Вот вам спасибо. Ой, спасибо... Ой, спасибо...
СЦЕНА 2
Нина, Света.
Нина. Ты заметила, какой мужчина? Мечта!
Света. О, еще бы. Он очень любезный. По-моему, он шутник большой.
Нина. Нет, что ты? Он такой солидный и серьезный... Сталь! Твердость! Стальной бык! Такого взять в свои руки — мечта!
Света. Да? А мне он показался очень домашним. Усталый он.
Нина. Такие люди не знают усталости. Они никому не подчиняются. Подчиниться такому мужу — это и есть взять его в свои руки. Я хочу, чтобы он был мой!
Света. Вот побюллетенишь еще малость, и возьмешь. Тем более что кольца на нем нет.
Нина. Обручальное, что ли? Было. Но это ничего не значит.
Света. А я смотрела специально, и не заметила. Ведь он мне тоже приглянулся.
Нина. Тебе??
Света. И по возрасту близко мне. А ты для него молодовата... Он очень обыкновенный и поэтому замечательный. А тебе замечательное только в ярком видится.
Нина. Он обыкновенный? Ну, ты даешь! Твое головокружение затмило тебе полностью зрение... Да я еще в жизни не встречала более необыкновенного мужчины!
Света. Да, настоящая, значит, любовь? Внешность-то у него совсем невзрачная. Я молчу. Ой, Нина, какая ты счастливая.
Нина. Он в Рио-де-Жанейро был! Одна дубленка на нем — я во всем городе такой не встречала. Даже галстук у него не наш!
Света. Да? Вот бы не подумала. Где ж ты его видала? Он вроде сейчас без галстука был.
Нина. Света, тебе надо лежать. Обопрись-ка. Давай, давай — не стесняйся. А то еще свалишься здесь, на лед. Татьяна Ивановна правильно говорила: на дом надо врача вызывать.
Света. Ну, что же его напрасно гонять? А-а, поняла. Он бы ко мне пришел, и ты тут... Да, да, да. Дура я, не сообразила. Через три дня вызовем.
Нина (после паузы). Слушай, Света... Если, положим, мужчина и женщина неженаты, и у них... у нее ребенок... Обязан он на ней жениться?
Света. Такого закона у нас нет. Алименты только. Но надо еще доказать, что он отец.
Нина. Чем доказать?
Света. Свидетели нужны. Ну, если он сам благородно сознается... Только где тот дурак, кто сознается?
Нина. Не то, не то... Ребенку нужен отец... И потом муж нужен.
Света. Ты погоди отчаиваться. Если полюбит, так не по закону, по совести и по сердцу женится.
Нина. Я вообще не себя имею в виду... Просто... Пойдем скорей: ветер насквозь продувает.
Света. У-у, мороз сегодня. Хорошо!
СЦЕНА 3
Большая комната в институте. Столы сотрудников. Несколько шкафов. На некоторых столах приборы, макеты устройств. У окна стол Тютикова, затем — столы Лапшина, Кольцова, и чуть в стороне, за приборами, стол Колъчугиной.
Телефонные аппараты на столах Тютикова и Кольчугиной.
Тютиков уныло перебирает бумаги за своим столом.
Лапшин и Кольцов работают вместе.
Входит Кольчугина с электрическим чайником, включает его в сеть, после чего садится за свой стол и причесывается.
Лапшин (отрывается от работы, Кольцову). Коля, засеки время. Сегодня, в среду, она затратит на прическу в три раза меньше, чем на крашение и пудрение. В понедельник было тридцать минут и тридцать минут.
Кольцов (усмехаясь). А-а... Раньше просыпается, наверное, поэтому часть прически успевает сделать дома.
Лапшин. Сегодня, в среду, будет соответственно пятнадцать минут и сорок пять минут.
Кольцов. Она втянулась в рабочую неделю.
Лапшин (его постоянная манера разговора мягкая и доброжелательная, немного застенчивая). Втянулась в неделю!.. Это называется, втянулась. За такое втягивание я бы ей... опять растрепал ее прекрасные волосы.
Кольцов. Не советую. (Показывает за стену.) Приревнует. У него... видел, как он слюни пускает? Она крутнется — и у него сладостно пропадает голос.
Лапшин. Кто? Савин?
Кольцов. Да, Савин.
Лапшин. Но он женатый человек.
Кольцов (рассмеялся весело; после паузы). Олег Дмитриевич, спроси. Может, она закончила расчет таблицы.
Лапшин. И график построила?.. Не смеши меня, Коля! Монтажники свихнулись; у меня ни одной идеи... мне нужно взять в руки точные данные. Надя Кольчугина причесывается!.. Вот я связался, на свою шею... Таблица! это же мне... или тебе — на полдня работы. А она!.. Красится и пудрится. И подводит веки. И ставит чай с утра пораньше.
Кольцов. Спроси. А вдруг.
Лапшин. Вдруг!.. (Смотрит на Кольцова; шепотом.) Нетактично. (Кольцов в недоумении.) Она «занята».
Кольцов. Начальство!.. Ничего не видят. Считается четырнадцать человек, а работаем мы вдвоем. Работы навалили... Столько работы...
Лапшин. Ну, ну, не плачь.
Кольцов. Тебе есть, за что страдать. За твои триста ты работаешь. А мне? Такая нагрузка, и как было сто семьдесят, так и ни с места: одни обещания. Несерьезное начальство какое-то. Не ценят. Совсем не представляют, у кого какой объем загрузки. Савин каждый раз: то подожди до лета, то подожди до осени, то подожди до Нового года... За душу тянет. Уйду. Уволюсь. Вот если к Новому году мне повышения не будет — подам заявление. Я всего-навсего младший научный сотрудник. Я не хочу надрываться за кого-то.
Лапшин. Заканчивай диссертацию, Коля.
Кольцов. Пусть каждый работает сам за себя. Софронов, Кольчугина, Тютиков...
Лапшин. Тс-с... У него тонкий слух.
Кольцов. Если кто-то недорабатывает, значит, на нас ложится лишняя нагрузка.
Лапшин. Да, да, да... Давай работать.
Кольцов. Если б мне дали двести рублей, я бы сидел и ни о чем не заикался. Не цЕните — останетесь с Кольчугиной и с такими, как она. Инженер... сколько ты времени ждешь от нее пустяковый расчет?
Лапшин. Какой она инженер? Одно название. Она годится только отпечатать что-нибудь на машинке.
Кольцов. И печатает отвратительно.
Лапшин. Кошмарно. На каждой странице опечаток больше, чем букв.
Кольцов. Странные люди! если вы видите, если вы все знаете, почему не распределить работу равномерно?..
Лапшин. М-да... Ни одной идеи. За полтора месяца ничего не успеем. Все гибнет. (Показывает на бумаги на столе.) Еще эту дурную работу подбросили!
Кольцов. Срочно-пересрочно! А Савин все принимает.
Лапшин. Становится по стойке смирно — с министерскими он смирный — и говорит: есть! Нас повесят в конце года, и его в первую очередь, как завотделом.
Кольцов. Во второй лаборатории от скуки дохнут. Просто ничего не делают... Разве нельзя было им поручить эту справку?
Лапшин. Ты что, маленький?.. Софронов — ценный товарищ. Всеобщий друг; председатель профкома института. Они во второй лаборатории «некомпетентны».
Кольцов. А я компетентен! Мне-то что?.. Вообще обрабатывающие устройства — направление Тютикова. Работы навалили... Столько работы... Надо разумно распределять. В довершение всего мне объявят выговор.
Лапшин. Это точно.
Кольцов. А Софронов останется в стороне. Завлаб, четыреста рублей.
Лапшин. Объявят, объявят — и тебе, и мне. Кто работает, тот не ест.
Кольцов. И у Тютикова четыреста рублей. Только не говори мне: заканчивай диссертацию. Надоело!
Лапшин. Всем надоело. А все-таки реальная система такова, что... Заканчивай диссертацию.
Кольцов. Ладно, Олег. Давай работать... У нас свой научный отчет не сделан. Наш автомат-манипулятор...
Лапшин (оглядывается на Кольчугину). Автомат-манипулятор...
Кольцов. А мы пишем тютиковскую справку для министерства! Бумажный бум! Валят нам одно задание за другим. Мы больше не разработчики, мы...
Лапшин. Не ученые...
Кольцов. Мы — бумажные клерки. Министерство использует нас, как собственный штат. Мы превратились в клерков. Чем они сами заняты?
Лапшин. Никому ничего не нужно. Никому ничего не нужно.
Кольцов. А кто виноват?
Лапшин. Да, кто виноват? что у меня всю ночь скотина над головой?..
Кольцов. Опять? Твой тунеядец?..
Лапшин. Опять... Безумствует.
Кольцов. А милиция?
Лапшин. Бездействует...
Кольчугина. Олег Дмитриевич, хотите кипятку?
Тютиков. Надя. Начинать рабочий день с чая, как-то... согласитесь, хе-хе... Хорошо, чтобы мы все напряглись сначала, а уж потом чай.
Кольчугина. Мы это в две минуты.
Тютиков. Нет, это нехорошо.
Лапшин. Владимир Васильевич, наливайте тоже. Будем прихлебывать, и еще плодотворнее напряжемся.
Тютиков. Нет, спасибо. Я воздержусь.
Лапшин и Кольцов достают кружки, Кольчугина
наливает им из чайника.
Если увидит Савин и... Аверьянов, который ему тут же доложит... Ну, смотрите... Зачем лишние осложнения?
Кольчугина. Коля, хочешь домашнего печенья?
Кольцов. Давай. С удовольствием.
Кольчугина. Олегу Дмитриевичу не предлагаю, он откажется.
Лапшин. Да, спасибо. У меня своя программа. У каждого психа своя программа. Спасибо, Надюша. Вы наша хозяюшка. Что бы мы без вас делали?
Кольцов. Вкусное печенье. Олег Дмитриевич на голове стоит. А нам можно есть печенье.
Лапшин. Слышимость в нашем доме — если иголку там где-нибудь на верхнем этаже уронят, а на пятом у нас щелчок об пол слышен. А тут двадцать человек, или больше, прямо над головой топчется. Представьте, грохот и топтанье двух десятков людей, набившихся в двухкомнатную квартиру! Крики, визги. Диван у них и кровать ходуном ходят. Чем они там занимаются, не берусь догадываться. Но самое страшное — оглушительная музыка, страшнее нет пытки. И сто раз они крутили: «Останови-и-те музыку-у... Останови-ите-е му-узыку-у...» Самая любимая их песня. Не спали всю ночь. Голова у меня от такого неотвратимого грохота, как будто в нее накачали всю линию метро от Речного вокзала до Каховской со всеми поездами и толпами народа на всех станциях в будний день в шесть часов вечера. Я могу стать убийцей,
Кольчугина. В это я никогда не поверю.
Тютиков. Странно. Неужели милиция не может пресечь такое явное нарушение общественного порядка? Вы обращались в милицию?
Лапшин. Я туда хожу, как на работу. Каждый вечер иду отсюда не домой, а в милицию. Десять раз подавали заявления, тридцать с лишним подписей, весь подъезд... терроризирован преступными, неудобоваримыми рожами. Харями!.. Никому ничего не нужно. Мы — паникеры!.. Вот когда подожгут, убьют — тогда кричите. А чего раньше времени тревогу поднимать?..
Тютиков. Странно. Так отвечают?
Лапшин. Главное, что убивает, и страхом сжимает сердце — безрадостная, беспросветная мысль: сегодня будет то же самое. Меня ждет вечером то же самое. В горле комок стоит. Животный страх. Милиция бездействует.
Кольцов. Им главное, чтобы не отвечать ни за что.
Входит Аверьянов, здоровается.
Лапшин. Вчера мы с десяти часов вечера начали звонить в отделение. Отговорки и увертки. Только к трем часам — ночи! — приехали два милиционера. Побыли минут десять, уехали, а там продолжалось дальше. Гуляй, рванина!
Аверьянов. Молодежь бесчинствует? Алкоголики? Проститутки?
Лапшин. Сосед у меня наверху. Над головой. Скотина. Вот кстати, проблема вины... Он виноват? — или окружающие, школа, РОНО и та же милиция, что он такой стал? То есть, все мы? За это и расплачиваемся... Отец умер, мать сошла с ума, мальчишка с восьми лет рос под крики и выходки сумасшедшей женщины, его собственная психика, жизненная логика, разум поведения — все расшаталось, исказилось. С четырнадцати лет... с четырнадцати лет он алкоголик, на учете в психдиспансере. Сейчас ему девятнадцать, его даже в армию не взяли. А мальчишку я помню с такими живыми и умными глазами: попади он в детстве в другие условия, мог бы вырасти разумным и даже, чем черт не шутит, талантливым гражданином. А он просидел три года подряд в шестом классе. Потом вошел во вкус ленивого существования. Можно было в интернат определить его десять лет назад. Никто им не занялся. Никому ничего не нужно. Теперь он виноват!
Аверьянов. А кто же еще? Конечно, он. Я не сомневаюсь, он кончит свои дни на каторге.
Лапшин. До этого он и его компания кого-нибудь изувечат.
Аверьянов. Ничего, ничего... Ничего... (Потирает руки.) На предыдущей моей работе, где я был освобожденный председатель профкома, ну, вы знаете, огромное объединение на Семеновской, тысячи и тысячи были... тысячи у меня, громаднейший коллектив... у меня... В общем, молодой парень, ремонтник, отлично помню... Подонок! такая грязная свинья!.. Вроде вашего, водил компанию домой. Устроил притон. Там и уголовники, зеки и беглые с каторги. Проститутки. Молодежь двадцать, двадцать два года, а бабы от шестнадцати лет, девчонки, чуть ли не до шестидесяти. Грязь!..
Лапшин. Над нами то же самое.
Аверьянов. Да!.. Соседи, понимаете, вызвали милицию. Вечером, допекли донельзя... Приезжает милиция. Звонок и сюда, и сюда. Эта дверь открывается, и эта дверь открывается. Я не злой человек, но за такие дела... понимаете... скоты, шайка. Милиционер говорит им, вы нарушаете, у вас безобразие. И при всех говорит: от жильцов этой квартиры поступил сигнал. Что тут началось — светопреставление. Где у него была голова, когда он их столкнул вот так носами? Вся шайка стала угрожать хозяину соседней квартиры. На глазах у милиции. А потом вдруг какой-то псих вышел вперед и говорит... пожилому человеку уже: я тебе сейчас нос откушу. Бросился на него и откусил нос. Выплюнул на ладонь и говорит: вот, видишь. Я не злой человек. Но когда мы на общественном суде разбирали нашего, парня этого, у которого на квартире все случилось... я голосовал, чтоб уволить! чтобы духу такой погани не было у нас!
Кольцов (после паузы). Зубы какие острые надо иметь. Олег Дмитриевич, ты теперь будь осторожен. А то откусят нос тунеядцы.
Кольчугина. Надо быть полностью небрезгливым. Бр-р!..
Тютиков. Х-хе... (Потирает руки, как будто тщательно моет их.) Никаких тормозящих, ограничительных рефлексов. Никаких мозгов.
Кольцов. Одна извилина, да и та, может, не извилина, а вмятина от бутылки... Виктор Юрьевич, Савин за рубеж не едет?
Аверьянов. Отменили. Переживает...
Кольцов. Что ж... Столько работы. Надо теперь как-то повнимательней диспетчировать? Виктор Юрьевич?..
Аверьянов (переходит на официальный тон). Чайником не надо с утра заниматься. Я не сомневаюсь — резервы времени, если их реализовать, громадный дадут эффект. Последние документы призывают нас к повышению эффективности труда.
Кольцов. Надо же справедливо распределять и... А то одни повышают эффективность, а другие в потолок поплевывают: деловое нахмуренное ничегонеделание... И зарплату надо как-то... все-таки...
Аверьянов. Ну, не знаю!
Тютиков. Коля, что ты постоянно муссируешь вопрос? Думаешь, так надоедать... только оскомина у людей набьется. Ты напрягись на работе, делом докажи; пока что, извини, ты с прохладцой... себя не очень утомляешь.
Кольцов. Владимир Васильевич... Х-ха!.. Вся тематика лаборатории — через меня. Темы всего отдела?.. всего института я должен выполнять?! Тогда вы мне прибавите пять рублей?
Тютиков. Ну, уже всей лаборатории... Х-хе... Где там?..
Лапшин. Владимир Васильевич, я с вами не согласен. Кольцов очень полезный вклад... Действительно, с большой отдачей, по всем почти работам последним.
Кольчугина (Аверьянову). Чайником никто не занимается. Я выполняю важный расчет для макета манипулятора, и чайник совершенно ни при чем. Спросите у Олега Дмитриевича. А Кольцов прав: на нашу группу с Олегом Дмитриевичем свалили столько... И еще валят!..
Аверьянов (направляется к двери). У вас есть начальство. Разбирайтесь с ним.
Кольчугина. От вас вообще никакой помощи. Надо рассказать обо всем Савину.
Аверьянов. Ничего, ничего... (В сторону.) Вы у меня посмотрите... (Присутствующим.) Хочу вас всех предупредить, что ровно в тринадцать ноль-ноль будет собрание отдела по вопросу: решение продовольственной программы — забота каждого. Все должны быть!.. Владимир Васильевич ...
Тютиков. Разумеется. Все мы будем.
Лапшин. Этого еще не хватало.
Кольцов. Столько работы... Можно подумать, если мы соберемся и просидим — овощей от этого станет больше, а червей в овощах меньше.
Кольчугина. Тогда бы был смысл сидеть.
Аверьянов. Неуместные шутки. Наша активность в данном вопросе находится под специальным контролем райкома партии. (Кольцову.) Или вы против решения продовольственной программы в стране?
Кольцов. Что вы, что вы...
Кольчугина. Все — за. Единогласно. Переселяемся в сельскую местность. А они — сюда, вместо нас. Мы-то с их работой, когда приезжаем в совхоз, справляемся; справятся ли они с нашей. (Аверьянов уходит.) "Я не злой человек".
Аверьянов (возвращается). Олег Дмитриевич. Савин вас вызывает. По заявке. Сидоров должен приехать. Он хочет выработать тактику. (Уходит.)
Лапшин. Ох-хо-хо... (Открывает ящик стола, достает, отбирает материалы. Кольцову.) Коля, посмотри у Нади ее расчет и график, пока я отсутствую. Сходи к монтажникам, от моего имени, пусть начинают, чего смогут сами...
Кольцов. Я — с Надей?
Лапшин. Давай, давай. Сэкономим время. А то это на два часа теперь... или вообще до вечера.
Телефонный звонок. Кольчугина и Тютиков поднимают
трубки. Тютиков затем кладет трубку на рычаг.
Кольчугина. Алло!.. О, Наталья, привет... В порядке... Ага, нормально... Твой супруг тебя не бросил?.. Ну, мать, ты меня убила... Ага... Ну, да... Ох-ха-ха-ха... Мать, я рыдаю... Так и выгнала? А он?.. Мы с Эриком так и... Мы с Эриком... Мы так и думали, что ты его скрутишь. Молоток!.. Наталья, уважаю. М-ма! ценю. Буду брать пример... У меня нормально. В порядке... Ну, пока. У меня куча дел. Да, помимо дел, еще работу повесили. Давно, надо совесть иметь... Конечно, как будто обо мне кто-то думает. На пять минут опоздание, это они фиксируют; но никто не хочет знать, что я потом в магазине за продуктами должна три часа в очереди потерять!.. Да. Пока. Привет.
Лапшин уходит.
Кольцов сидит за своим столом, подперев голову руками.
Тютиков поправляет галстук; достает из стола бархотку и вытирает
туфли; затем берет мыльницу и полотенце, идет к двери.
СЦЕНА 4
Кабинет Савина.
Савин, Аверьянов.
Савин (приказным тоном). Должен вам сказать в открытую. Не устраивает... Ваша деятельность не устраивает... Не надо было в мое отсутствие министерскую справку отдавать в лабораторию Тютикова. Софронов у нас с вами бездельничает; его профсоюзная работа в рабочее время... не за это ему зарплата идет.
Аверьянов. Леонид Петрович...
Савин. Вы попустительствуете. Люди Тютикова сверх головы перегружены. Вы шутите?! Они завалят план — свой и всего отдела — мы с вами головы не сносим!.. Это — глупость!
Аверьянов (сердито). Леонид Петрович, в таком тоне, если вы дальше будете...
Савин. Буду! буду... В каком сочту нужным!
Аверьянов. Когда я был освобожденный председатель профкома целого объединения... покрупнее этого института...
Савин. Но Софронов — не освобожденный председатель профкома. Не освобожденный. Он зав лабораторией нашего с вами отдела. И вы, как мой заместитель, его непосредственный начальник.
Аверьянов. Софронов своеобразный имеет статус. И потом — он такой, сам по себе, человек...
Савин (презрительно). Вы хотите быть со всеми добреньким. Конечно, можно избрать и такой путь: поберечь максимально свою нервную систему. Но тогда зачем вы мне нужны! Для мебели!
Аверьянов. Я вам не позволю разговаривать со мной в таком тоне! Я двадцать лет на руководящей работе!..
Савин. Так руководите!.. Не отпихивайтесь! Не уходите от ответственности!
Аверьянов. Мы перенесем в дирекцию!
Савин. Выполняйте, что говорят!!.. И спрячьте свои амбиции!! (После паузы.) Почему, Виктор Юрьевич, когда приезжал начальник Технического управления, вы, вместо того, чтобы подготовиться к его приему, показать наши достижения, спрятались в какой-то кладовке! Уж лучше бы вы применили обычный свой прием — заболели, ч-черт! — взяли больничный. Тот же Лапшин сумел бы отлично организовать встречу... Начальника Технического управления!.. Спрятаться!.. А сейчас, практически за полтора месяца до конца года, какая помощь от вас? (Показывает обеими руками на стол.) Пожалуйста, можете взять на себя: окончание темы СЭВ — это я сам... сборник трудов — тоже не для вас... Ну, то, что не работает вентиляция в механической мастерской, вы можете взять?.. радиодеталей нет у монтажников, почему? тоже у меня должна голова болеть?.. Я задыхаюсь. Две срочнейшие справки в министерство, о них вы не знаете; как всегда, срок вчера, а сообщили сей секунд!.. Отдел координации и плановый отдел изнасиловали... Заваливается тема в лаборатории номер два, у нашего веселого и разлюбезного Софронова... это — ЧП, мы не должны этого допустить!..
(Входит Софронов.) Полюбуйтесь. С него, как с гуся вода.
Софронов (весело улыбаясь, Савину). Привет. Ты сегодня не в духе? Я тебя развеселю. (Аверьянову, здороваясь с ним.) С вами виделись; но лишний раз, как говорится, с хорошим человеком — это удача.
Аверьянов (угрюмо). Благодарю. Когда на голову падает кирпич — чем крепче — тем удачней: меньше мучиться.
Софронов. Не удалось на другого кирпичик перевести?.. Ну, ничего, не огорчайтесь. Это еще не смертельный кирпич. К следующему приезду начальника Технического управления вы будете начеку...
Савин. На больничном листе...
Софронов. Тем более, что новый Гарун аль-Рашид ко времени новой ревизии будет новый.
Савин. Как?
Софронов. Сменится!..
Савин. Ты что-нибудь знаешь?
Софронов. Я просто знаю общую тенденцию на современном этапе.
Савин. А-а...
Софронов. А-а ты уже дальше начал кумекать? Варить?.. Дальше, выше, да? Молодец! Ценю Леонида Петровича за очень здоровую и полезную порцию честолюбия. (С «интеллигентскими интонациями», с придыханием и усмешечкой над своими же словами.) Предрекаю тебе, безошибочно предрекаю: все мы зажмуримся, глядя на тебя, ослепленные...
Савин. Хватит пустомельничать...
Софронов. Да, хватит! Слушай... Можешь спать спокойно. Тема, которая заваливалась, больше не заваливается. И в самом деле, если смежники срывают поставку, если они — я не знаю! — такие дикие болваны, что завели в У-Вэ-Ка-эС системы объем памяти немыслимый для отечественных машин!.. Представляете?!.. При чем тут мы! Это же логично, что это их завал, а не наш!
Аверьянов. Акт заводских испытаний?
Софронов. Да!
Аверьянов. То есть, бумага, чтобы отчитаться и закрыть окончание темы, будет, а оборудования... системы не будет?.. (Оба молча смотрят на него.) Вы — гений, Модест Николаевич.
Савин (Софронову). Еще раз, подумай и скажи мне точно. План твоей лаборатории, и отдела, и годовой план института из-за твоей темы не срывается?
Софронов. Нет!
Савин. Хорошо. Тогда так. Поскольку у тебя высвобождается время. У Виктора Юрьевича перманентная недогруженность. Да!.. А я задыхаюсь... Берите на себя всю подготовку к СЭВовскому совещанию. Дла там тоже никакого — вы в курсе — одни бумажки, видимость. Со всеми вопросами в отдел координации, к Нимцович. Я готовлю две справки в министерство, срочно-пересрочно. Все! — меня нет. Да, где Лапшин?
Аверьянов. Идет.
Савин. Два года идет!
(Аверьянов уходит.) Р-работничек... Я его уже не перевариваю.
Софронов. Слушай, как ты эту девицу... перед субботой... покорил!..
Савин (оживляется). Балериночку?
Софронов. Она только о тебе и бредит.
Савин. После вечеринки я отвез ее домой, и все.
Софронов. Женщина гибнет от любви к тебе. Симпатичная она?
Савин. Симпатичная.
Софронов. Она умница. Чем ты рискуешь?
Савин. Ничем. Хочется... понимания. Человеку надо, чтобы его понимали...
Софронов. Эта женщина способна на подвиг понимания.
После паузы.
Савин. Кстати, Модест Николаевич...
Софронов. Да, Леонид Петрович.
Савин. Какие у тебя предложения по перспективному плану на следующий год и на пятилетку?..
Софронов. Работаем.
Савин. Долго... Сроки... Учти, формирование плана — под контролем партбюро.
Софронов. Партбюро. Перспективный план. Каждый год — перспективный план: я повешусь! Это — бесчеловечно! Каждый год!..
Савин. Ты научный руководитель.
Софронов. А сам ты... чего-нибудь?..
Савин. Я жду ваших предложений.
Софронов (бегает по кабинету). Перспективный план!.. Партбюро!.. На следующий год и на пятилетку!.. На пятилетку легче, это когда еще будет; может, не доживем. А на следующий год надо что-то конкретное: промахнешься — повесят! (После паузы.) Нельзя как-нибудь... что-нибудь из первой лаборатории?.. У них... Лапшин генерирует... А эта серая гнида при нем... Руки моет... мылом... каждые полчаса... и бархоточкой туфли полирует... Прилипчивая серая гнида... зануда... о, как он умеет помалкивать!.. И всегда в тени — припеваючи, втихаря... Нельзя чего-нибудь от них лишнее? — но чтобы... ты понимаешь... не очень чтобы... Не нарваться на вторую систему. Нельзя ни в коем случае — завал работы... Разумное планирование объемов ведет к успеху, человеческой жизни всех нас. У меня куча дел. Куча дел у меня.
Савин. Чем ты занят?
Софронов. Миллион дел.
Савин. Когда ты болтаешь о новостях спорта, о погоде, или заседаешь, распихиваешь поручения — разве это дела?.. Суета. Ты — заматерелый бездельник.
Софронов. Ты тоже... научный руководитель. А занимаешься организационной суетой. А Аверьянов? А Тютиков?
Савин. Все вы одинаково подделываетсь под настоящую деятельность. Подделка.
Софронов. Все мы одинаковы.
Савин (добродушно). Вечеринка получилась классная. Я тебе благодарен... Ты был хорош, Модест. Ве-сельча-ак... (Смеется.)
Софронов. Я рад. Побегу: у меня в месткоме встреча. И в двенадцать — директор... Директору, как ты понимаешь, я не могу отказать. Я его слишком уважаю. (Смотрит на часы.)
Савин (вновь приказным тоном). Все-таки напрягись и выдай предложения. И быстрее!
Софронов. По перспективному плану?
Савин. Экономический эффект обязательно: темы без эффекта не будут включаться в план. Надо к концу этой недели полностью закончить план отдела! Быстрее, я сказал!!
Софронов. О-о... (Хватается за голову и убегает.)
Савин. С кем приходится работать. Не будь у него рука — мохнатая, жилистая лапа — выгнал бы к черту!.. Какой-то зуд по всем членам. Зарубили мне командировку за рубеж... жажда возмещения — чем угодно, какой угодно ценой. Какая-то безумная, инстинктивная потребность — все ухватить, не упустить, в работе, в жизни — со страшной скоростью, выше допустимых пределов, в ущерб своему здоровью, крутиться и крутиться без остановки, пожалуй, крутиться сделалось главным. Быстрее! Еще быстрее!! Крутиться. Не терплю пустоты. Нет у меня внутри подпора, чтобы я мог остаться сам с собой, я это уже не я, я — вот этот стол, эти бумаги, задания, которые я беру и передаю дальше, бумажки, людишки, я ими командую, они сопротивляются, борьба, план, рабочие программы, калькуляции — вот что есть я; мой автомобиль, сын, квартира, мебель, хрустальные люстры; был ли когда-нибудь я — я? Без всего этого я окажусь в вакууме, я погибну от скуки. Инстинктивное хватание!.. Обидна даже мысль, что я могу чего-нибудь, не дай Бог, упустить!.. Но главное — крутиться, крутиться без остановки!.. И я уничтожу все и всякого, что может помешать мне оставаться здесь, на этом месте, где я, несчастный я маньяк, имею возможность не остановиться в моем сумасшедшем вращении и не погибнуть от скуки!..
(Стук в дверь.) Войдите! (Входит Лапшин, здоровается; за ним — Аверьянов.
Приподнимается навстречу Лапшину, здоровается более мягким тоном.)
Присаживайтесь, Олег Дмитриевич.
Лапшин. Там моя... э-э, у меня посетитель. Я прошу прощения за задержку. В последний момент перехватила.
Савин. Сидоров?
Лапшин. Нет. Математик-программист. Молодая женщина. Толковая. Дисциплинированная. Могу ее рекомендовать.
Савин. В декрет она не собирается? Возьмем, а она нам сделает ручкой.
Лапшин. Она не замужем. (Выглядывает за дверь.) Нина!.. Заходи.
Входит Нина
Нина (тихо, Лапшину). Ты не проговорился, что я — сестра твоей жены?
Лапшин. Ну, ты же просила.
Нина. Лучше, если он будет думать, что мы с тобой чужие: твоя рекомендация тогда покажется более веской. Он мне не понравится, я уйду — и все. Можешь соврать ему, что хочешь; но про наше родство никогда... Забудь потом, что я приходила. (Савину.) Здравствуйте. (Скромно и застенчиво.) Леонид Петрович, извините, что беспокою. Олег Дмитриевич мне рассказал, у вас интересная работа... Я сейчас ищу себе перспективное место.
Савин. А вы мне где-то знакомы.
Нина. Да, да, Леонид Петрович. Вспоминаете? (Оглядывается на Лапшина и Аверьянова.)
Савин. Товарищи, через пять минут, прошу вас. (Лапшин и Аверьянов уходят.) Так где? (Смотрит на Нину, она опускает глаза.) Очень знакомы, но, видимо, вы были в другой одежде.
Нина. Вы, Леонид Петрович, пропустили меня перед собой к врачу в поликлинике. Вы пошли за историей болезни? А потом вернулись, а я была ...
Савин. Точно. Точно. Я же вижу: в другой одежде.
Нина. Я не ожидала вас... здесь. Если б я знала, я бы никогда не пришла сюда устраиваться на работу.
Савин. Ерунда. Работа у нас, действительно, интересная. Коллектив у нас дружный, начальство — приятное.
Нина. Теперь я должна подумать. Я надеюсь, вы никому не расскажете, в каком виде... мы сталкивались в прошлом.
Савин. Ну, это ж ерунда. Зачем такая щепетильность? Можете не беспокоиться и забыть...
Нина. Я подумаю и позвоню.
Савин. Не надо думать. Надо действовать. Дело надо делать. На всякий случай, оставьте свой телефон.
Нина. Но — извините... мне с работы... днем неудобно. Я могу позвонить вечером, из дома.
Савин. Да? Вечером? Я тоже дома.
Нина. О... Это неудобно. У вас семья...
Савин (дает ей листок бумаги). Пишите телефон... (Пишет на другом листе.) Вот вам мой домашний. Жена не вмешивается в мои дела. Ей наплевать на мои дела: главное, получка два раза в месяц.
Нина. Сплошь и рядом сухие, незаинтересованные отношения, казалось бы, самых близких людей. Ой, простите, я не к тому, чтобы... я не о вас совсем, нет, нет, я просто вспомнила, там, у меня есть подруги...
Савин. Да. Вы правы. И вы очень точно сформулировали. Сухие, незаинтересованные отношения... Казалось бы, близких... Вы умная женщина.
Нина. Спасибо. Но вы меня переоцениваете.
Савин. Не возражайте. Я знаю, что говорю.
Нина. Просто я... умею... понять человека...
Савин. Знаете, что, Нина... Мы сегодня вечером разговаривать с вами по телефону не будем. Мы сегодня вечером с вами встречаемся у входа в Большой театр Союза СССР, и я вас приглашаю на балет. У меня два билета на балет.
Нина. Фантастика!.. Ради одного этого есть смысл подумать о том, чтобы поступить к вам на работу.
Савин. Вечером все обсудим. Я не прощаюсь. Итак, у входа в Большой театр.
Нина. Спасибо. До свиданья, Леонид Петрович. (Уходит.)
Входят Лапшин и Аверьянов.
Савин (Аверьянову). А Тютиков где?! Ему особое приглашение нужно?! Заявка; его вопрос. Под носом у себя не хочет знать, как его люди не успевают прийти на работу — с самого утра за чайник хватаются! (Лапшин с удивлением всматривается поочередно в Савина и в Аверьянова.) Позовите его немедленно!
Аверьянов. Я ему говорил, кажется...
Савин. Быстрее, я сказал!!
СЦЕНА 5
В лесу. Зимний день.
Белый, заснеженный холм слева.
Савин, Клавдия Федоровна стоят на лыжах: Савин на
середине холма, Клавдия Федоровна наверху.
Справа, незамеченная, входит на лыжах Нина и молча
останавливается.
Голос Сергея (из-за холма). Здесь высоко. Я боюсь с этой горки... (Плаксиво.) Кру-у-тая-я... Не хочу, не хочу!..
Савин (смотрит на Сергея, скрытого от зрителей склоном холма; грубо орет). Ну, чего ты разнылся!.. Ты погляди, какую физиономию скорчил!.. Парню двенадцать лет, а он хуже девчонки — всего боится! Съезжай, тебе говорят!!
Голос Сергея. Не хочу... страшно...
Савин. Что значит «не хочу»?! Быстрее!.. Экая упрямая такая скотина!.. Упрямый, непослушный... Избаловала ты его. Ни на что не годен. Распущенный!.. Съезжай, я сказал!!.. Ты дождешься, я не поленюсь подняться: такого подзатыльника врублю — моментально скатишься!
Клавдия Федоровна. Всегда ты криком. Запугал ребенка.
Савин. А ты молчи! Тебе тоже достанется! Я же для его пользы стараюсь!! Своих мозгов нет, так не вмешивайся!.. Кто растет?! Бездельник, слабак! Только полеживать в тепле! конфетами зубы портить! Приедем, сегодня все конфеты, все мармелады, всё — в мусоропровод!! Ты молчи!.. (Сергею). Съезжай, недоумок! Быстрее!!
Въезжают на лыжах мужчина и мальчик.
Мужчина. Тише... Зря вы так. Интеллигентный человек — за пять километров вас слышно.
Савин. Я тебя звал?! Чего лезешь?!
Мужчина (нахмурился; смущенно). Да я просто... как-то... люди здесь, в лесу, отдыхают... (Мальчику.) Поедем, ну их... (Савину.) Все вороны в округе оглохли от дурного крика. А ваш сын... Разве это воспитание?
Савин (с перекошенным лицом). Ты своего отпр-рыска воспитывай! Воспитатель нашелся! Я у себя сам разберусь!.. (Мужчина и мальчик уходят. Сергею.) Позорник! ты у меня вечером ничего не получишь. Ничего! Не разрешу! телевизор! ничего!..
Клавдия Федоровна. Стыдно... перед людьми.
Савин. Ты молчи! Не вмешивайся!.. Это мне стыдно! (Сергею.) Позорник!.. Долго будешь упрямство свое показывать?! Давай, давай, ну, пошел!.. (Более мягко). Ну, ну... Во-от, наконец... даже не упал. Посмотри, сам доволен?
Голос Сергея. Ух, ты... как!..
Савин. Теперь не страшно?!.. Ну, давай, лезь опять наверх! Я лезу к тебе. Повторим. Срамота!..
Нина (в сторону). Какой мужчина!.. Какой мужчина!.. (Начинает кашлять, поворачивается и уходит.)
СЦЕНА 6
Комната Нины в коммунальной квартире.
Нина, Савин.
Она накрывает на стол. Он полулежит на диване. На столе — свежие цветы.
Нина. Спасибо тебе.
Савин. На здоровье.
Нина. Зимой цветы... такие красивые. Я тебя видела в субботу.
Савин. Я никуда не выезжал.
Нина. В лесу. Ты был с женой, конечно, и с сыном. Симпатичный очень у тебя сын, очень похож на тебя.
Савин. Ни черта он на меня не похож. Такой же тупой, как мать! Она ходит, пригнув шею, как будто ее побили... И он такой же... Но, справедливости ради, хозяйка на пять с плюсом, меня устраивает.
Нина. Ты любишь ее.
Савин. Не болтай глупости. Любовь... Она слыхом не слыхала, что это такое за чудо-юдо. Хозяйство, ребенок, работа... Работа, хозяйство, ребенок. Все! Больше ей ничего не надо. Мой быт будет там; а любовь будет здесь.
Нина (присаживается к нему). Я тебя не ревную. Я счастлива, что ты у меня. Я люблю, больше мне ничего не надо. Ты — мой. Сколько бы ни было. Год, два года, полгода. Правда? год — тоже много? Правда, Леня? Ты меня не бросишь? Ты не уйдешь? Ты никого не полюбишь?
Савин (смеется). Не уйду, не уйду. Разве от такой страстной женщины можно уйти?
Нина. И преданной. Преданной. Ты расскажи все, все о себе. Мне все интересно. Я тебя люблю, Леня. Я уже не отдельный человек, я твой придаток, твоя раба. (Закашливается.) Проклятый бронхит.
Савин. Надо взять больничный и вылежать.
Нина. Кто мне даст больничный? Температура нормальная. (Кашляет.)
Савин. Это — глупость! Больного человека выбрасывать на мороз. Можно заработать осложнение. Чем они думают?!
Нина. У них инструкция: с таким-то заболеванием — шесть дней больничного, с таким-то — восемнадцать дней. Если, предположим, через две недели ты обязан быть здоровым — значит, ты здоров. Не глядя... Как сказал один доктор, частник, я к нему хожу на лечение: наши врачи не долечивают бронхит, с температурой тридцать семь и одна отправляют человека на работу и штампуют инвалидов. (Кашляет.) Вот когда у меня начнется настоящая астма, тогда они поверят, что я больная!..
Переходят к столу.
Савин. Я слышал, астму нельзя запускать. Наступает привыкание организма, тогда это неизлечимо. Может, я могу тебе помочь с врачами? Ты у кого лечишься?
Нина. Частник. Гомеопат.
Савин. А он не халтурщик?.. Шарлатан какой-нибудь, только чтобы деньги сорвать.
Нина. Кажется, нет. Мне его рекомендовали, он многим помог. Потом, он слышит; он и слушает совсем не так, как в поликлинике: они ничего у меня не слышат!
Савин. Я слышу, как ты хрипишь.
Нина. А они не слышат! Ненавижу ходить к врачам! Ощущаешь себя, как будто ты симулянт... или вор. Пришел у них выклянчивать больничный. О здоровье никто не спрашивает, все разговоры о больничном.
Савин. Да-а... Надо летом, пораньше... весной еще — поехать в Крым. Месяца на три-четыре. Там ты вылечишься.
Нина. О, кто ж меня отпустит?
Савин. Здоровье важнее. Поступай в очную аспирантуру. К нам. Бери меня в руководители, будешь у меня четвертым аспирантом. Деньги истратим вместе.
Нина. Поступить-то, конечно... Мне надо вылечиться сначала.
Савин. В Крым на месяц я могу тебя взять с собой.
Нина. Правда? Ты сможешь уехать один, без семьи?
Савин. Я все могу... Ты живешь в коммунальной квартире. А у родителей твоих? Они богатые? (Нина пожимает плечами.) Помогают тебе?
Нина. Там сестра моя с мужем и внук.
Савин. Ну, и что? Сестра у тебя кто?
Нина. Она редактор в издательстве.
Савин. О. Все в порядке.
Нина. Леня, все неважно. Спасибо тебе. Я так счастлива, любимый: месяц вместе. Мы вместе поедем в отпуск. (Бросается ему на шею.)
Савин (очень мягким голосом). Коза ты какая. Поесть не даешь. (Нина задевает на столе тарелку и чашку, они падают на пол и разбиваются.) Ну, что ты?..
Нина. Ой!.. Вот я растяпа!.. А, ладно! Подумаешь?
Савин (насмешливо). Жалко, а?
Нина (собирая осколки, бодро). Немного. Но не очень. Пусть будет к счастью. Хорошо? Нашему счастью...
Савин. Ты мне нравишься. Очень. Все в тебе нравится. (Снова обнимаются.) Ладно, бегу дальше.
Нина. Дальше? Куда?
Савин. Как куда? Домой.
Нина. Прости, я не поняла. (После паузы.) Ты сегодня не останешься? Ты не думай, это я так. Все, что ты сделаешь, — хорошо!
Савин. Нина, не задавай лишние вопросы. Мне надо.
Нина. Прости. Я ни о чем не спрашиваю.
Савин. Молодец... Через день я уеду на двое суток в командировку... Понимаешь?
Нина. Нет.
Савин. На двое суток. В липовую командировку. И останусь у тебя с ночевкой. Если примешь, конечно.
Нина. Еще бы!..
Савин. Плохо, что живем рядом. Мне осложнений не надо. Ни в коем...
Нина. Не думай ни о чем, не бойся. У меня отличные соседи. Ты им нравишься. Они любят меня. И никакого вреда мне никогда не сделают.
Савин. Стопроцентная надежность?
Нина. Головой ручаюсь.
Савин. Ох, голова. Что там, в ней, варится?
Нина (вздыхает). В настоящий момент — грусть, и ничего больше. Жалко расставаться с тобой... Но ты не обращай внимания. (Бодро.) Я весела! (Кружится.) Счастлива! Мне есть что помнить! Ты остаешься здесь! (В сердце.) Разлука временная, а любовь вечная!.. Трам-та-та-та!.. та-та!.. та-та!..
Савин. Черт меня побери! если б я мог, я бы остался!.. Веришь мне? Веришь, Нина? Никуда не хочу уходить, но не могу сегодня. Не могу! заронить подозрения... нравственный климат семьи. Не скучай. Через день — один день!.. До свиданья!.. (Уходит.)
Нина уходит за ним. Возвращается.
Нина. Ушел... Опять одна... Прекрасные цветы. Конечно, поступить в аспирантуру — самое лучшее. Свободное время. За три года можно родить и выкормить. А если к тому же быть рядом с ним... Хотя нет. Наоборот. Наоборот. Э-э... дуреха: фактор привыкания; мне не надо. Там Олег... О, нет, нет, отпадает полностью; ни в коем случае. Так надежнее, чтобы никто ничего не знал. Ни малейшего намека. Соседи... За Свету я ручаюсь. Мои болячки тоже сработают на пользу!.. Чем хуже, тем лучше. Не унывать, не терять форму — все прекрасно! Он — мой. Он будет полностью мой!
(Раздается четыре звонка.) Четыре. Если только он вернулся!.. (Уходит.)
Возвращается. За нею — Лапшин, Зоя.
Зоя. Как ты, сестренка? Возьми, фрукты. Решили навестить болящую. Заодно отдохнуть от грохота хотя бы полтора часа.
Нина. Какого грохота?
Лапшин. Скотина над головой безумствует. Каждую ночь.
Зоя. Татка бедная... папа с инфарктом...
Лапшин. От недосыпания... я позабыл все свои человеколюбивые принципы... Этот его проигрыватель! Я бы его разломал! искорежил!.. Мать они сейчас отправили в сумасшедший дом. Так — хоть сумасшедшая — она как-то тормозила, мешала им.
Зоя. Олег, не запугивай ее.
Лапшин. Какие заботы у нее? подумаешь. Бессонницей не страдает. Это у меня сейчас на работе жуткая нервотрепка. Ты не передумала переходить?
Нина. Не хочу. Не понравилось мне.
Лапшин. Кто? Савин? Он никому не нравится; но тебе что? Он — зав отделом, ты с ним не будешь соприкасаться.
Нина. Нет, нет, не хочу... Я, может быть, у себя в аспирантуру поступлю. (В сторону.) Слава Богу, Леонид успел уйти.
Лапшин. Правильно, оставайся у себя. Невозможно стало работать. Начальство подобралось, вроде нашего соседа сверху, — сплошные тунеядцы. Никакой помощи — мало того, мешают!.. Конец года, моей основной работе, настоящей, которая живым изделием будет, — максимум десять процентов времени могу уделить. Остальное: какие-то поручения, какие-то срочные справки. Бумажный бум! Кто виноват? Я все время об этом думаю. Конечно, эти люди виноваты; но почему у нас так устроено, что именно такие люди вылезают наверх? Они не способны, некомпетентны в том деле, к которому приставлены. Прикрывают свое безделие суетой: общественная работа, громкие фразы, цитаты. Дело никому не нужно.
Зоя. У нас то же самое.
Лапшин. Погоди, Зоя...
Нина. Всюду одно и то же.
Лапшин. Каждый обеспокоен только бумажкой, которой отчитаться; чтобы кирпич не на него упал. А когда все-таки дело провалено, ищут рыжего. Они не работают — ищут рыжего!..
Нина. Олег, почему ты не станешь начальником? С твоими знаниями?.. С кандидатской степенью?..
Лапшин. Зоя, объясни ей. (Нине.) Я для себя давно решил этот вопрос. Я никогда не буду начальником: это сильно (шутливым тоном) повредило бы моей нравственности... Сейчас у меня очень интересная разработка. Если б не мешали мне, я был бы доволен сверх головы.
Нина. Если б ты стал начальником, никто бы не мешал...
Лапшин. Ты еще не поняла. Для этого надо стать таким же, как они. Бездельником, опытным интриганом, пустобрехом; в противном случае тебя быстренько съедят... Тогда на настоящее дело времени не останется. И сил, и желания...
Зоя. Сегодня в издательстве был заключительный разговор по поводу сборника стихов... очень талантливого поэта. Начинающим его не назовешь, ему уже пятьдесят лет; но ни разу не публиковался. Стихи прекрасные, поэтичные, искренние. Бездна мысли и чувства. Мастерские стихи. Поверьте мне... Полтора года перекладывали с одного стола на другой. Наконец, сегодня окончательное решение — не публиковать. Такие правдивые стихи...
Лапшин. Критика в моде сейчас. Как раз именно критику... нелицеприятную критику требуют во всех газетах и по радио.
Зоя. У нас тоже грамотные, газеты читаем иногда; задавали вопросы. Сказано в ответ: критика — да; но правда не нужна никому... Хотите? прочту стихотворение.
Когда душевные порывы
И откровенность живы в нас,
Общения нетерпеливо
И дерзко ищем мы подчас.
Порою, черпая из чаши
Души своей, калечим дни.
Безумию порывы наши
И преступлению сродни.
Когда ж нас полуидиоты,
В ком жизнь с рождения мертва,
Научат вяло и с расчетом
Мусолить мертвые слова,
Мы тоже станем поневоле.
Скучней и будто бы умней.
Но будет грезиться до боли
Безумство невозвратных дней.
Лапшин. Хорошие стихи.
Нина. Неплохо.
Лапшин. Что тут может показаться крамольным?
Зоя. Спроси нашего главного редактора. Ему с точностью известно, что можно, а что не можно. Он своей тени боится.
Лапшин. А кто же печется о славе русской литературы?
Зоя (поворачивается спиной). Какие прекрасные цветы! Кто тебе подарил, Нина? Ухажер?
Нина. Любовник.
Зоя (удивленно и брезгливо). Любовник?..
Нина. Старый и любимый. Представь себе, гораздо меня старше. Но какой мужчина. Какое положение.
Зоя. Семья, конечно, у него есть? Дети.
Нина. Конечно, Зоя, конечно, институточка ты моя непорочная. Сейчас будешь укорять меня. Пилить, распиливать на части. У тебя все есть, а у меня ничего. Мне тоже нужно о будущем думать. Жизнь строить надо.
Зоя. Какое будущее с любовником? Тебе нужно о семье подумать.
Нина. Да, свою семью строить.
Зоя. С любовником?
Нина. Неизвестно... Он — необыкновенный человек, интересней всех, красивей всех.
Зоя. Нина, пора делаться серьезней. Не забывай, у папы инфаркт. Чего ты поселилась здесь одна?
Нина. А что? У меня отличные соседи. Мы дружим.
Зоя (сокрушенно качает головой). В твоем возрасте все еще не разлюбить коммунальные услуги?.. Мама очень просит тебя вернуться домой. Мы тебе не будем мешать, и ты нам не будешь мешать. А эта твоя комната не пропадет. Когда-нибудь, благодаря ей, у тебя сделается отдельная квартира.
Нина. Бросить мою комнату? Ни за что!
Зоя. Детская игра в самостоятельность?
Нина. Цветы... мои цветы. А ты предлагаешь мне бросить?
Зоя. То, что ты мне рассказала про твою связь... извини, меня коробит. И дело не в возрасте, Бог с ней, с разницей в возрасте. Подумай... у меня в голове не укладывается — жить с одной и одновременно с другой. А ты-то как при этом должна себя чувствовать? Нина, если ты его сама завлекаешь... строить счастье на обломках чужого счастья... не по совести.
Нина. Какая ты у нас чистоплюйка. Идеальная. Рафинированная. Зоя... где ты витаешь? в каких облаках? Спустись на землю.
Зоя. У моей сестры любовник...
Нина. Да! Любить по-настоящему искренне — это... это...
Лапшин. Божеское дело.
Нина. Да, Божеское. А жить, не любя друг друга, с нелюбимым — вот это грязь! Ты это слово хочешь сказать, да стесняешься?!.. Любить всем сердцем — разве плохо?
Зоя. Ну, хорошо, хорошо, Нина. Но, родная, пойми...
Нина. У нас в квартире Пашка и Наташка, очень симпатичные ребята. У них все свободно. Он может переспать — извини за прозу — с ее подругой, и Наташка знает, и ничего. А он ее выходит встречать поздно вечером, и ее кавалер передает ее ему с рук на руки. А когда провожает в отпуск... он в чемодан к ней предусмотрительно кладет презервативы. Живут без любви, но дружно. Не ужасайся, не ужасайся. Дай вам Бог счастья — вам крупно повезло; и Олег философ принципиально беззубый, йога ему все другие удовольствия заменяет, и ты возвышенная дурочка... Не у всех так все с самого начала складывается аккуратно.
Зоя (Лапшину). Ну, что ты молчишь?
Лапшин. Ничего не надо говорить. Каждый сам выбирает свой путь, и навязывать ему какие-то другие идеи, тянуть его на другой уровень, если он для этого еще не созрел, — бессмысленно. И осуждать никого не надо: в каждом человеке присутствуют в зародыше крупицы и добра, и зла, и всего-всего, что есть на земле. У одного одно проявляется больше, у другого — другое.
Нина (не без ехидства). А как же тунеядец над вами? Ты его осуждаешь.
Лапшин. Сравнила! Там меня колотят по голове!.. Мозги из моей башки выколачивают!
Зоя. Что я маме скажу?
Лапшин. Придумаем что-нибудь.
Нина. Я зайду на днях.
Зоя (Лапшину). Врать будем?
Лапшин. Святая ложь.
Зоя (без раздражения, с юмором). Лицемер... Нина, может быть, все-таки надумаешь? Им недолго осталось. Кто еще нас любит так, как родители?.. Папа, мама... Они скучают по тебе... Возвращайся домой?
Нина. Нет, нет! Я их очень-очень люблю, все, что надо, для них сделаю. Поцелуй их от меня. Но уйти отсюда... сейчас... ни за что!..
СЦЕНА 7
Комната лаборатории № 1. Начало рабочего дня, никого нет. Полумрак.
Тишина нарушается отдаленным гулом за дверью. Гул нарастает, приближается топот ног по коридору, проносится мимо, включается свет, дверь отворяется.
Кольчугина, Лапшин, Тютиков вбегают поочередно в комнату, а вбежав, резко переходят на замедленный темп, и каждый, уже не спеша, занимается своим делом; несколько позже вбегает Кольцов.
Все здороваются друг с другом, отдуваясь и отдышиваясь.
Кольчугина достает зеркало, расческу, косметические принадлежности. Вынимает из стола электрический чайник. Лапшин достает из портфеля газету, а из стола синьку с блок-схемой устройства; разворачивает и то, и другое. Кольцов садится за свой стол над бумагами и, подперев голову руками, глядит в никуда, отдыхает.
Тютиков снимает пиджак, аккуратно помещает его на вешалку и вешает на гвоздик на стене рядом со своим столом; под пиджаком он одет в жилетку. Вытирает бархоткой туфли, переобувается в другие туфли, берет мыльницу, полотенце и направляется к дверям.
Тютиков. Олег Дмитриевич, есть потребность... пожевать вопрос... в порядке предварительной апробации... вопрос удаленности оборудования от У-Вэ-Ка-эС.
Лапшин (раздражаясь). Вы же отлично видите, Владимир Васильевич, какая у меня нехватка времени!.. Это немыслимо. Полнейшая занятость... до предела...
Тютиков. Ну, ведь недолго. Каких-нибудь полчаса...
Лапшин. Сейчас начнут тянуть монтажники. Снова отчет: специально перенес окончание темы не в конце года, а в первом квартале. И все равно сумасшедшая горячка. Моей... непосредственно моей... работой — не занимаюсь!.. Еще сейчас опять...
Тютиков. Сидоров...
Лапшин. Сидоров! будь он неладен... Третий год заявка на комплекс с мертвой точки не сдвигается: это Савин снова повесит на меня.
Тютиков. Попросит вас, конечно.
Лапшин. Но обрабатывающие устройства — не мое направление. Вот мое дело — автомат-манипулятор.
Тютиков. Но у вас с Сидоровым такие приватные отношения... Кто, кроме вас, способен его затормознуть... переубедить?
Лапшин. Ясно. Кроме Лапшина, некому. Полтора года назад сдавали макет манипулятора. Не занимался: некогда было. Поручения! бумажки! С горем пополам спихнул. Закрыл. Отчитался. Теперь у меня опытный образец манипулятора. Опять Сидоров! на мою голову!.. Опять бумажки! Заявка, к которой я не имею ни малейшего отношения! Это же ваша тема, Владимир Васильевич. Извините.
Тютиков. Все-таки я сейчас вернусь. Недолго... немного времени... полчаса пожуем этот вопрос. (Уходит.)
Кольцов. Пожуй, пожуй. Все равно не отцепится.
Лапшин. Ф-фу. Тошнит.
Кольчугина. Правда, тошнит? Меня тоже. (Смеется.) Выдумает Тютиков.
Лапшин (встает из-за стола, кружится по комнате; блаженно). Тишина-а... Тишина... О, вы не слышите, как она звенит? Как она поет?.. Тишина. Страшно. Непривычно. Как будто долгий-долгий нарыв, наконец, прорвался.
Кольцов. Что?..
Кольчугина. Неужели?..
Кольцов. Тебя можно поздравить?
Кольчугина. Сколько лет вы терпели?
Кольцов. Он взялся за ум?
Кольчугина. Стал работать?
Лапшин. Лучше!
Кольцов. Посадили на пятнадцать суток?
Лапшин (кружится). Счастье... Блаженство. Мне страшно, что меня разбудит грохот: покой так хрупок, непривычен… Блаженство сна и покоя…
Кольцов. Его забрали в вытрезвитель?
Лапшин. Еще лучше!.. Я говорю: счастье. Надолго. На много лет, может быть, навсегда. Такое счастье нам не снилось. Они... наша скотина над нами, и еще пять собутыльников... вшестером они искалечили двух офицеров... Ограбили. И его поймали дружинники. Представляете, идиот. Именно его поймали. А те ничего лучше не придумали, как принести к нему и оставить украденный портфель; у них у всех ключи от квартиры. Тишина... Полночи мы с соседом уламывали милицию приехать, сделать обыск. Нельзя же оставить малину совсем беспризорной. Подожгут. Весь дом взорвут по пьянке. Не хотели. Потом все-таки соизволили приехать, нашли там украденный портфель; двух бесчувственно пьяных скотов. Вот тогда появился следователь, протокол. Мы как понятые. И сразу наступила тишина…
Кольцов. Групповой грабеж.
Лапшин. Сколько?
Кольцов. Не меньше пяти лет.
Лапшин. О, счастливое событие!.. Блаженная тишина. Страшно: мне кажется, это галлюцинация, я сплю, и покой мне только снится; это мой бред, продуцируемый непрерывный бессонницей. Стукните меня. (Кольцов бьет его.) Не так сильно!.. Тишина... Бедные мужики. Я их видел. У них не лица, а маски кровоточащие. Они за нас за всех приняли на себя удар. Кто-то должен был пострадать. Этим должно было кончиться.
Кольцов. Молодые?
Лапшин. Да нет. Один подполковник, другой майор. Вышли к леску... у нас там лес такой... отметить повышение, или премию.
Кольчугина. Отметили. (Берет чайник, уходит.)
Входят Тютиков, Сотрудник.
Тютиков (вслед Кольчугиной). Надя, зачем лишние осложнения опять?
Сотрудник (Лапшину). Анализирующий и записывающий блоки манипулятора не синхронизируются.
Кольцов. Работы опять навалили... И опять третий год меня кормят обещаниями. Уволюсь!..
Лапшин. Коля, погоди увольняться. Прошу тебя, в этой горячке давай вместе.
Кольцов. А когда у нас не горячка? Вон во второй лаборатории нет горячки. От скуки дохнут.
Лапшин. Давай мы все сейчас ...
Тютиков. Напряжемся!..
Лапшин. Напряжемся!..
Тютиков. Коля, ты давай напряжемся.
Кольцов. Вот вы и напрягайтесь. Вам есть, за что. А мне?
Тютиков. Да ты не ной каждый раз.
Кольцов. А я не ною. Я увольняюсь. Надоело!
Тютиков. Никуда ты не уволишься, Коля. Не тяни время. Подключайся оперативно, Коля. Иди займи рабочее место.
Кольцов. Вот мое рабочее место.
Тютиков. Твое рабочее место там, где требуется твое подключение. А мы с Олегом Дмитриевичем должны пожевать вопрос.
Кольцов. А, ну, жуйте, жуйте. Только чтоб вас не сблевануло. (Сотруднику.) Пойдем напряжемся.
Кольцов, сотрудник уходят.
Входит Кольчугина, включает чайник.
Тютиков. Олег Дмитриевич, где вам удобней? У вас? Давайте у меня, здесь все документы. (Садятся за стол Тютикова. Читает.) «Каждая единица технологического оборудования подключена к У-Вэ-Ка-эС через мультиплексор, это обеспечивает удаленность оборудования от У-Вэ-Ка-эС до пятисот метров...»
Входит 2-ой сотрудник.
2-ой сотрудник. Олег Дмитриевич. Автоматический стенд приказал долго жить.
Лапшин. Но это же катастрофа! За месяц до окончания темы.
Тютиков. Какой стенд?
Лапшин (меланхолично). Автоматический стенд проверки синхронности.
Тютиков. Чего синхронности?
Лапшин. Анализирующего и записывающего блоков манипулятора.
Тютиков. А, припоминаю.
Лапшин. Мне надо идти.
Тютиков. Здесь тоже важный вопрос.
Лапшин. Здесь — вопрос. А там дело.
Тютиков (2-ому сотруднику). Передайте Кольцову, чтобы взял на себя. Пускай перестанет с прохладцой работать. Олег Дмитриевич подойдет позже.
Кольчугина. Олегу Дмитриевичу необходимо идти сейчас.
Тютиков. Вы чем заняты сейчас?
Кольчугина. Завариваю чай.
Тютиков. Продолжайте. Не отвлекайтесь.
Лапшин (Тютикову). Если провалится тема, провалится тема вашей лаборатории.
Тютиков. Это будет через месяц. Завтра нас повесят не за эту тему, а за отсутствие заявки на комплекс обрабатывающих устройств. Савин рвет и мечет.
Лапшин. Если сегодня, сию же минуту не заняться стендом, синхронизацией — через месяц мы так же будем говорить, что завтра нас повесят.
Тютиков. Это будет через месяц. (2-ому сотруднику.) Вы идите, идите, не теряйте время. Товарищ Кольцов себя не утрудит.
(2-ой сотрудник уходит.) «Исходя из занятости в системе, достаточно иметь по одному утройству Фэ-эЛ-Пэ и Фэ-эЛ-Ка. Однако, учитывая возможность возникновения пиковых ситуаций и необходимость проведения профилактических работ, а также для повышения надежности системы, предусмотрены дополнительные (резервные) устройства Фэ-эЛ-Пэ и Ф-эЛ-Ка...» Как вы думаете, сколько их надо?
Лапшин. Я сижу, как на иголках.
Тютиков. Если удаленность... сейчас, где это записано?..
Лапшин. Пятьсот метров.
Тютиков. Припоминаю... А, да, вот оно... Действительно, пятьсот метров... тогда почему же?.. Что я хотел спросить? Такой документ неразборчивый: пока найдешь, все, что думал, забудешь.
Лапшин. Нельзя ли сэкономить на мультиплексоре.
Тютиков. Да, в самом деле, я это хотел спросить.
Лапшин. Нельзя.
Тютиков. Почему?
Лапшин. А вы помните, что такое мультиплексор?
Тютиков. Да, конечно... кажется... нет.
Лапшин. Если подсоединять ваше оборудование к вашему У-Вэ-Ка-эС напрямую, то их надо устанавливать рядом.
Тютиков. Припоминаю, припоминаю. Как интересно. Олег Дмитриевич, у меня есть деловое предложение. Я вам все это хозяйство передаю... ну, на полдня. Не больше, не больше. Потому что придет Сидоров, и Савин будет с меня спрашивать. Вы посмотрите, и где чего... не то чего-нибудь... в общем, посмотрите, черканите не глядя, как вы умеете. Я вам доверяю. Чего не так, я потом подправлю. Договорились? Договорились? Будем считать, что вопрос мы пожевали.
Лапшин. Э! По крайней мере, сейчас я сбегаю на стенд.
Тютиков. Да вы не беспокойтесь. Подготовьтесь к приходу Сидорова, а за остановку стенда найдем, с кого спросить, найдем виноватого.
Лапшин. Я не хочу искать рыжего!.. Гнусно искать рыжего!.. Если сделать работу, никого не нужно искать!..
Тютиков. Искать всегда надо. Кто ищет, тот найдет. А кто не ищет...
Кольчугина. Того самогО найдут. Главное, по пути наибольшего сопротивления двигаться в сторону, противоположную цели, с нарастающим ускорением...
Входит Аверьянов.
Аверьянов. Собрание посвящено ускорению технического прогресса. Все обязаны быть. Строго под контролем. Слышали? Все обязаны... (Смотрит на Лапшина, который за своим столом в размягченной позе весь отдался мозговой работе, делает расчеты, не обращая внимания на Аверьянова.)
Тютиков (Кольчугиной). Что вы хотели этим сказать?
Кольчугина (поспешно прячет чайные принадлежности). Я разве что-то говорила?.. Вы меня с кем-то перепутали, Владимир Васильевич.
Тютиков. С кем я мог вас перепутать?
Кольчугина (в сторону). Вот теперь ко мне привязался — зануда!.. (Тютикову). Да нет, ну, просто... понимаете... дотошное такое, простите, слишком внимательное прилипание к мелочам — съедает, сжирает время, заруливает от главного дела. Я непонятно выразилась?.. Если передом — сюда; то главное — сзаду. Теперь вы меня поняли?
Тютиков (сводит на шутку). Жаргон у вас потрясный.
Кольчугина. Потрясный. В вас тоже много потрясного... уникалинизационного...
Аверьянов (Лапшину, который продолжает не обращать на него внимания). Я не злой человек... Но когда так относятся к моим словам... не к моим, оттуда — я всего только передаточное звено; но я уполномоченное лицо!.. (Приказным тоном.) Владимир Васильевич!
Тютиков. Слушаю, Виктор Юрьевич...
Аверьянов. Когда мы все, во всем отделе, как один человек! во всем институте!!.. заняты до... до умопомрачения! Отдаются все силы!.. В вашей лаборатории я вижу полную недисциплинированность! Почему до сих пор у вас не вывешены на видном месте?.. Правила по технике безопасности?! Противопожарные правила?! Плакаты какие-нибудь! схемы!.. Каждую минуту может начальник Технического управления!.. нагрянуть! Я вам приказываю!!
Тютиков. Сделаем, Виктор Юрьевич, все исправим. Все сделаем.
Лапшин (поднимает голову). Автоматический стенд вы сделаете? (Аверьянову.) Вы сделаете?
Аверьянов (с исступлением уязвленного самолюбия). Собрание на важнейшую!.. животрепещущую тему!.. Вы отказываетесь идти?! Вы отказываетесь!.. (Тютикову.) Так — вы свидетель! (Лапшину.) Я не злой человек, но я вас предупреждаю! Если вы нарушите мой приказ — я добьюсь вам выговора.
Лапшин. Мне?..
Аверьянов. Я вам гарантирую!! Савин не поддержит — я к директору пойду! Я не позволю!..
Лапшин (изумленно). Слушайте, вы... вы мне мешаете работать...
Аверьянов. Не позволю!.. Издеваться над!... высшими целями в моем лице!.. (Тютикову.) Все должны быть на собрании! Строго под контролем!.. Ему выговор обеспечен! И если вы попустительствуете!..
Тютиков. Виктор Юрьевич, не надо горячиться. Все сделаем.
Лапшин. Показуха!.. опять показуха...
Аверьянов. Ничего, ничего... Вы у меня посмотрите... «Показуха». (Уходит.)
Тютиков. Мы разберемся, Виктор Юрьевич. Мы обсудим. Все сделаем.
Кольчугина. Кошмар какой. (Тютикову.) Где же ваша гордость? Позволить какому-то...
Тютиков. Гордость?.. Хе-хе... Гордость, самолюбие — слишком дорогое удовольствие... на работе надо подчиняться и ладить с начальством.
Кольчугина. Он бездельник и грубый хам.
Тютиков. Вот такой вдвойне опасен. (Входят Савин, Аверьянов.) Посмотрите, что сейчас будет. Ай-я-яй ...
Кольчугина. Кошмар какой...
Аверьянов (Савину). Вот, Леонид Петрович, когда все поголовно с полной отдачей... находятся, понимаете, люди, которых даже на собрание-то не затащишь. Важнейший вопрос — ускорение... Ус-ко-ре-ние — а тут... понимаете...
Лапшин. На словах можно всего, чего угодно, достичь... языком. Можно не только ускорить, а раскрутить со скоростью света — глазами не уследишь... (Савину.) Я вам категорически заявляю, мне... в грубой, вызывающей форме, угрозами... не знаю, какая муха его укусила... Сегодня мне сорвали день, потерян!.. (Аверьянову.) Вы не знаете, что значит полностью углубиться, что такое настоящая работа, когда мозги настроены и нельзя перебивать. Творческая работа у нас. Потерян день!.. Настроение потеряно...
Аверьянов. Если бы мы все работали по настроению!..
Лапшин. Вы только — изображаете — занятость. Показуха!..
Аверьянов. Ничего, ничего...
Лапшин (Савину). За месяц до окончания темы... Ни у меня, ни у моих сотрудников... Кольчугина, Кольцов, монтажники — ни минуты нет ни на какие собрания, совещания. Ни минуты! Дело надо делать!
Аверьянов. Да это аполитичное выступление! Демонстрация!.. Не иметь на посещение важного мероприятия!..
Лапшин (Савину). Ни минуты!
Савин. Всё! Кончили базар. Это — глупость!..
Аверьянов. Конечно. Глупости.
Савин (Аверьянову). Мне стыдно за вашу глупость!..
Аверьянов. Ка-ак?..
Савин. Оставьте в покое Лапшина и его людей. (Тютикову.) А вы здесь на что? Почему не принимаете самостоятельного решения? Вам лучше всех известна загрузка этой группы. Освободить их от всех собраний, пусть работают!..
Аверьянов. Вы у меня посмотрите... попляшете...
Савин. Что вы там бормочете? Не вздумайте возражать!.. Я не терплю возражений!
Тютиков. Мы, в общем, с Виктором Юрьевичем в основном... помирились на том, что на собрание пойдет вся лаборатория... а Олег Дмитриевич, конечно, он сейчас имеет повышенную занятость, многое делается, многое предстоит сделать... горячность некоторая была с обеих сторон, но во всем разобрались… в итоге...
Лапшин. Горячность с обеих сторон?.. Меня просто стукнули дубиной по голове! без всякой с моей стороны... я отказываюсь!..
Савин. Короче говоря... Короче говоря, Олег Дмитриевич, вас больше никто не тронет. Никто!.. Но вам еще одно поручение. Личная моя просьба.
Лапшин. Я отказываюсь!..
Савин. Погодите. Отказаться проще всего. А кто потом выполнит задачу? Этот?.. Этот?.. Как мы закроем тему потом и чем отчитаемся, если не проявим квалифицированного подхода к составлению заявки? Надо переломать заказчика сейчас. Никаких новых разработок. Ничего, что потребует проведения новых работ. Нужно использовать старые наши заделы — и ничего нового! Тютиков не справится!.. Об Аверьянове... вспоминать не хочется перед обедом... Учтите, передача и приемка заявки растянулась почти на два года. У меня в связи с этим... Для всего отдела неприятности! Для всего института! Не знаю, как там оправдывается Сидоров перед своим начальством, а нам с вами Техническое управление готовит хорошую клизму. Эти глупцы дотянули до последнего! заседатели!.. Когда будете с Сидоровым — помните постоянно: максимально в будущем упростить закрытие темы... Больше вас ничто не должно волновать.
Лапшин. Я отказываюсь. Категорически.
Савин. Почему?.. Вас обидели? Мы его так обидим!
Лапшин. Я отказываюсь, потому что я не могу делать дурную работу. Я уже два года... Когда я смогу заняться настоящим делом! Я научный работник, инженер — а не писец, не переписчик старых, замшелых рукописей...
Савин. Вы не можете отказаться, если я вас прошу.
Лапшин. У меня тема заваливается... Вот, Владимир Васильевич дополнительное поручение, тоже бумажное...
Савин. Киньте ему к-к ч-черту!.. Олег Дмитриевич, пожалуйста, я вас прошу, займитесь вы с Сидоровым. Только вы. Ведь это ЧП, на самом деле. Финансирование открыто аж с прошлого года.
Лапшин. Тема-то вовсе не моя. Я к ней ни по калькуляциям, ни формально, ни фактически не имею никакого отношения. В отделе, кроме Лапшина, еще сто человек. Неужели всё на Лапшина вешать, вешать, вешать? пока он сам не повесится!
Аверьянов. Ну, и что, что нет вас в калькуляции? Мы все патриоты своего института, и по логике — естественно, здравый смысл нам диктует, когда корабль идет ко дну, хватайся за штурвал, кто может.
Лапшин. Вот вы бы и хватались, кто вам мешает?
Аверьянов. Понимаете, я с удовольствием бы, но, наверное, у меня есть другие задания и обязанности?
Савин (Аверьянову). Замолчите вы с вашими проповедями!.. Вообще... уйдите отсюда! (Тютикову.) И вы тоже... давайте, быстрее!.. Мешаете только. (Пересиливая себя, вежливо, Лапшину.) Выполняйте, прошу вас. Не спорьте со мной, пожалуйста, я этого не выношу... и положение, на самом деле, серьезное... (Смотрит на часы.) Я не успеваю подготовиться к собранию. Времени в обрез!..
Лапшин. Нет, Леонид Петрович. Нет.
Савин. То есть как это нет?!.. (Вскакивает и бежит по комнате, сметая один, второй стул. Аверьянов и Тютиков вжимаются в стену. Потом берет себя в руки, возвращается и опять подсаживается к Лапшину.) Скажите, премию вы хотите получить в конце года?
Лапшин. Ну-у, премия...
Савин. Все мы хотим! А если нас всех накажут из-за этой паршивой заявки?.. Или мы ее принимаем в том виде, как настаивает заказчик, а зато потом мы терпим полный крах?.. Какой тогда разговор о премиях?
Лапшин. Вон сколько работников. Я не могу... дело не в амбициях моих. Поймите, я просто не в силах. Все охватить — не в силах. Это же не руководить, приказы раздавать туда-сюда... Мне нужно проблему решить... до глубины, до последней точки продумать, проработать — безошибочно; все сопоставить, выверить... Из ничего буквально... сгенерировать новую идею, иначе... опытный образец манипулятора не заработает. Так что поймите меня, Леонид Петрович... Нет меня, умер. Что тогда? Ищите исполнителя, еще кого-нибудь. Нельзя на одного все вешать...
Савин. Все ясно. Олег Дмитриевич, все ясно. Я бегу готовиться. Вы здесь работайте. (Аверьянову, Тютикову.) Придет Сидоров — создать Лапшину все условия для нормальной работы. Не мешать ему работать! Никаких больше!.. снял бы я вас всех к чертям с ваших должностей!.. и этого Софронова с его общественными загрузками!.. И поставил бы Лапшина! Да, да!.. Не вздумайте мне возражать!
Лапшин. Упаси меня Бог!..
Савин. Да!.. И я еще вернусь к этому вопросу! (Уходит.)
Аверьянов (понуро идет к двери). Ничего... ничего... Вы у меня... (Уходит.)
Тютиков. Да-а... Вот это проблемочку пожевали, так пожевали.
Телефонный звонок. Кольчугина берет трубку.
Кольчугина. Алло!.. О, Наталья, привет... В порядке... Ага, нормально... Сапоги зимние?.. Осенние сапоги?.. Австрия? О, ФРГ!.. Мать, я рыдаю... это ж к вечеру всё разберут... А очередь?.. Ну, бери, бери, о чем разговор? Конечно, мерить лучше... но я на службе... Продадим, с руками оторвут. Беги, мать, а то опоздаешь. Пока... Тысячу поцелуев, если сапоги на ногу подойдут, считай, ты меня убила, мать!.. Привет!
Занавес