Алиса с трудом дождалась автобуса. Она стискивала в побелевших пальцах заветный билет, боясь, наверно, что отнимут. Перед глазами пылало. Ей очень хотелось посмотреть, как выглядит она со стороны. Глазами всех этих снующих, толпящихся, проносящихся мимо, иногда сочувственно разглядывающих ее – прохожих. Не светящихся аборигенов, а именно прохожих, для которых Китеж – лишь перевалочный пункт. Особенно настораживали люди в форме. Они представлялись наделенными властью выгнать ее отсюда - отобрать заветный билет. Бумажку, дарующую право забраться в темный, вечерний салон, и остаться на несколько часов в покое, а еще через несколько часов – в совершенно другом городе. И, может быть, там не будет все так интенсивно раскачиваться перед глазами, как будто она не на вокзале, а на палубе тонущего корабля. Объявили посадку.
Алиса села на кресло позади водителя, и зафиксировала взгляд в зеркале, прикрученном к лобовому стеклу. Сбывалась мечта последних мгновений: она видела себя со стороны. И не было ничего необыкновенного - все то же сосредоточенный взгляд, разве что лицо чуть бледнее обычного. Тяжелый стук сердца и дыхание «через раз» никак на нем не отражались. Тем более, не выражало оно страх. Страх остался на кончиках пальцев, в натянутых до предела, готовых вот-вот порваться нервах, в гипертонусе каждой из 149 мышц.
Алиса попыталась расслабиться. Напряжением теперь уже душевных мышц она пыталась ослабить телесные. В какой-то мере ей это удалось. Но только до ближайшей остановки… Дальше в непозволительной близости водрузилась «соседка», и все началось с нуля. Дело в том, что никакой «соседки» просто не могло здесь появиться: кресло рядом представлялось надежно разломанным, но так или иначе…
Соседка была цыганкой, и как выяснилось, цыганок Алиса боялась еще сильнее, чем людей в форме. Тошнотою подступила паника. Лоб покрылся холодной испариной, в висках стучала одна единственная мысль: не слышать оглушительно-громких мыслей соседки, настойчиво призывающих – засыпать. – Обворует, - подумала Алиса, сквозь туман поглотившего ее сна.
~~Щенок волкодава, а может быть волк теплым комом свернулся у неё под пальто. Дышал тяжело и хрипло, как будто вдыхал через раз. Она везла его к собачьему доктору. Лохматую голову больно давил кожаный намордник, и люди, люди , люди - в нос бьет нечистый запах застарелой тоски. Еле дождался нужной остановки, где А-сила (так он ее звал), отстегнула поводок, А-сила сняла намордник. Куда-то подевался хрип. Крик свежести ворвался в легкие, восторгом отозвавшись в каждой клетке молодого, абсолютно здорового тела…~~
Алиса открыла глаза, и увидела, что подъезжает. Неслабо так поспала – почти сутки. Еще чуть-чуть, и уехала б в город совсем ей сегодня не нужный. В кресле рядом добродушно посапывала миловидная дама средних лет. Загорелая дочерна, она смутно напоминала цыганку. В ушах гремели барабаны, но не болезненно, а так, скорее приятно. Взывали к ответственности. К осознанию «здесь и сейчас», звали вернуться…
Алиса Неясная, 2005
03.01.2006