В одну из ночей такое случается. Случается такое редко. Но раз в год – это точно. Бывает, что не спишь целую ночь. Думаешь. О чем? Блин, а о чем еще может думать человек? Во-первых, о том, что мне надо сделать в следующую минуту, или нынче ночью, наутро, завтра вечером. Во-вторых, голову каждого здравомыслящего человека занимают вопросы, для чего создал Бог мир, и море, и пустыню, кошек, ветер, женщин, и Билла Гейтса, и пиво, и рыбку к нему. И какая разница до того, кто и о чем думает.
Терабайты информации (и это только в текстовом варианте) пролетают в звуках ночного ветра незаметно. А нам все равно не спится. У кого-то болит башка после вечерней пьянки (у кого по этой же причине сушняк), а кто все еще убирается. Все заняты своими проблемами. Как писал СтогOff: «У каждого, ****ь, свои проблемы!». Ага, вот и у меня они есть. И у тебя… И у него… У всех проблемы. У кого-то серьезней, у кого наивнее. Только где какие – попробуй разберись. Если смотришь объективно на собственные траблы – кажется, что все это бред. А заглянешь в душу собеседнику и увидишь тупого мудака, который недостоин даже того, чтобы тебе посочувствовать. И чем больше мыслей в такую ночь – тем меньше ответов. Вот кажется выход рядом, а он на самом деле далеко. Где-то там. Это вам не “X-files”. Истина, блин, не где-то рядом. Ее будешь искать каждый ночь, ворочаясь в кровати.
И все время будет холодно, как только не укутывайся. Мама все равно положит старое одеяло, из которого ты давно вырос. И выходит все время так, что то пятки торчат, то уши в трубочку сворачиваются. А батареи между тем не топятся. Да и комната угловая, всем ветрам открытая. И никак нельзя согреться. И юношеская фантазия воображает на месте подушки прелестную красавицу. Потом от друзей он узнает, что такие мечты называются мастурбацией. А ему пох в эту ночь.
Почему? А потому что такие ночи редки. И никто не заметит этих ночей. Они есть и все тут. Мы взрослеем, переживаем такие ночи одну за другой. За годом год. Нас мучает бессонница. Нас одолевают мысли. Что же тогда делать? Мы выходим на балкон покурить. Мы похмеляемся пивасиком. А еще лучше крымским вином. Тем, что стояло в открытой трехлитровой банке на подоконнике. Такое перезабродившее зелье срубает с ног любого живого. А потом спишь как медведь зимой. И действительно, сейчас – зима…
Утром бессонница продолжает мучить. Глаза то закрываются, то открываются. Подушка, с вечера скрученная в форме женской талии валяется где-то под ногами. Наволочка, естественно, либо порвана, либо скинута на пол. Сама же голова засунута под вторую подушку, которая ни капельки не греет. И хотя спал за ночь все пару часов. Да и вставать надо только к третьей паре. Встаешь все равно с первым лучом солнца. По привычке. Ведь спальня находится на солнечной стороне. И куда приятнее бодрствовать, чем спать в таких невыносимых условиях. А утро у всех точно одинаковое: туалет, ванная, кухня, заправить кровать, взять деньги, тетради, ручку и книжку Карен Бликсен и к лифту.
А стоит только выйти из подъезда – там о себе дает знать бессонная ночь. Кто-то предположил бы, что глаза самопроизвольно закрываются, и в голову сама собой лезет мысль о приятной мягкой кровати, но нет… Вместо этого зрачки нашего героя режет яркий свет. Свет отовсюду. Кому свет во благо. Кого больше привлекает ночная темнота. Но этим утром трудно спорить, что есть лучше. И кому какая разница, когда кругом так светло.
Этим утром даже не возникает мыслей о причине ночной бессонницы. Кому нужна наука? Всем по-барабану до того, что сейчас сезон магнитных бурь. Люди, которые много думают, чрезвычайно болезненно воспринимают такие «дары природы». В ночной тиши под звуки зимней метели мыслям приятнее посещать беспокойные разумы. Тем более что эти разумы и не подозревают о том, что вспышки на Солнце создают зоны пониженного давления, а наш мир – един. Где-то давление высокое, а где-то низкое. Откуда-то куда-то несутся тонны воздушных масс. И уж всем точно все равно до вывалившейся месячной нормы осадков. Они сюда попали с Черного моря. А может и с самого Атлантического океана. Где-то там далеко на островах Слоновой кости в теплых водах плещутся российские буржуи и их толстожопые детишки. А здесь и сейчас мы не спим и думаем.
География, блин… Вот об этом точно никто не думает в своих пропитанных потом кроватях. Даже на утро никто не задумывается: «Чего же это тут такого белого-холодного навалило». И практически все принимаются цитировать синего инопланетного зайчика Бо: «Это же неприятно…». Они, утопая в метровых сугробах, и поскальзываясь на мерзком гололеде, матерятся на бестолковых синоптиков. Клянут всеми божьими карами водителей маршруток, отказавшихся выходить на работу в такой дерьмовый день. А потом оправдываются перед начальством и преподавателями посредством двух извечных русских бед. Даже любители игры в снежки раздражают в такой день. Люди взрослеют, становятся жестокими. Они не помнят тех дней, когда приятно просто покидаться фирновыми комочками. Им сейчас хочется только причинить кому-нибудь боль, ****анув со всей дури по черепушке друга.
Только Ему на это плевать. Он только сейчас понимает, что заставило его в эту ночь думать. Он вспоминает, как неделю назад друг прислал по Интернету фотографии из Хабаровска. Он с завистью смотрел на метровые сугробы снега и вспоминал, как совсем недавно сам. Сам с трудом открывал дверь подъезда. И даже с сорокаградусный мороз направлялся через весь город в родную школу. Он просил маму с утра положить на кровать свою одежду, чтобы под одеялом в теле одеться и идти учиться. На кухне его ждут два яйца, кусок хлеба и чай в маленьком термосе с зайчиком. Он покушает, возьмет собранный с вечера рюкзак, обмотает вокруг шеи широкий и толстый шарф. Наденет пуховик с двумя подстежками и отцовскую военную шапку. Отец ее просто насаживал на голову, а Он отгибает «уши» шапки и завязывает их под подбородком. Вот очередь дошла и до варежек. Варежки носить в этом возрасте уже неактуально, но лучше носить их, чем одноразовые китайские перчатки. И вот он выходит.
7:03 – в это время просыпается город. Он маленький, но красивый. В нем все друг друга знают. Вот идет Клавдия Гавриловна от 19-го дома. Его она учила пару месяцев, когда замещала Галину Николаевну. Она злая, но справедливая. Он знает, что больше четверки по русскому ему нельзя. Она ему ее и ставила. Но она его все равно любит, как и всех детей. Ведь все эти дети – хорошие. Они не будут говорить, что снег – это неприятно. Они будут идти с ней рядом и наслаждаться окружающей красотой. Он не знает, жива ли она еще. Ему бы хотелось, чтобы она жила, хотя он ее и ненавидел. Ненавидел за пустые разговоры о покрытых инеем березах. Теперь ему не достает таких разговоров в этом сером злом городе. Он искренне завидует своему другу, который неделю назад фотографировал его бывший дом.
Кто там сейчас живет? Он знает кто. Там живет девочка Оля со своей мамой и псом-пидаром Бароном. Она старее его на год. Она ему нравилась. Не так, чтобы очень, или он имел на нее какие-то виды. Нет. Она просто ему нравилась. Тогда-то и «видов» никаких не должно было быть. Он – в 6-м классе, она – в 7-м. Так неправильно. Это сейчас второкурсники с пятикурсницами заморачиваются, а тогда это было неправильно. А теперь она живет в его бывшей квартире. Они застеклили лоджию на балконе. А за домом понаставили дополнительные «ракушки» для автомобилей.
Он еще помнит свои дороги домой. И дороги в школу. И дороги домой. И так каждый день в течение всей зимы. Толпы учеников и толпы учителей протаптывали эти тропинки в толстый укатанный наст. Он с рюкзаком на плечах возвращается домой с друзьями. Он тогда даже не знает, что они друзья. Да и они его таковым не считают. Но каждый солнечный зимний день они возвращаются домой по скользким улицам родного городка. Здесь всего лишь три улицы и 22 дома. Каждый переделывает известную песню Анжелики Варум: «… и на улицу в 22 дома… ля-ля-ля…»
А ему печально. Печально оттого, что никто не поймет этого чуда. Ни тот, кто ни разу там не был. Ни тот, кто всю жизнь там прожил (так как не ценят). Они готовы только идти домой по второй по величине улице, скользя меховыми сапогами или валенками по укатанному насту. Они прекрасно знают, что, придя домой, пообедав, сделав домашние задания, пойдут гулять. Он возьмет с собой санки и будет кататься весь вечер и ночь. Ночь там наступает уже в 4 часа. И под светом уличных фонарей детвора гоняет в самом лучшем дворе. Здесь самая лучшая горка, и дети со всего гарнизона приходят играть сюда. Здесь всегда полно детского смеха и радости. И даже у самого черствого человека на устах возникнет улыбка.
Ему обидно, что в свои 11 лет он катается только на санках. Здесь это – позор. Его сверстники рассекают по бывшим таежным сопкам, стоя на конках, а он на новеньких санках с розовыми дощечками. Он возвращается расстроенный домой, и, не скидывая заледеневших варежек, хватает новые лыжи с механическим креплением. Он уходит в тайгу. Он едет по лыжне, недавно проложенной физруком, на сопку. Поверьте ему, что нет ничего прекраснее зимней тайги. Никогда не слушайте того, кто с этим не согласен. Он врет. Самое лучшее на свете – это тишина зимней тайги. Там нет ни шелеста травы, ни жужжания надоедливых насекомых, ни дуновенья ветра, ни пьяной ругани обдолбанной гопни, нет ничего. Кроме тишины.
И в этой тишине он направляется на сопку. Там хорошо просто так покататься по склонам. Одному в тайге. Но он не будет кататься. Он заберется на вершину и будет смотреть. Сопка эта невысокая. Около 50 метров, но панорама с нее воистину чудесна. С севера разливается Петропавловское озеро, далее виден Амур, а с других сторон окружает цепь похожих сопок. И все это сторожат синеватые горы Большого Хехцира. И тут я еще раз повторюсь. Лучше таежной тишины могут быть только дальневосточные закаты. Он будет сидеть на сопке и смотреть, как огненный шар спрячется за Хехцир. И настанет темнота.
Потом он вернется домой. Мама положит заледеневшие варежки на батарею и нальет горячего чаю. Он ляжет спать, чтобы завтра опять пойти в школу. Но, проснувшись, он пойдет в школу. Он двинется в институт, утопая в метровых сугробах, и поскальзываясь на мерзком гололеде. Но все-таки счастливый. Счастливый за то, что сегодня он наконец уснул, и ему приснился такой замечательный сон…