Глава цветочная
Ваня играл на гитаре. Ему никогда не нравился рок-н-ролл. И панк ему не особо нравился. В детстве для него ничего лучше «Иванушек-international» не было. И был он рад такому делу, только вот, как и во всем, помешала первая любовь. Его девушку звали Оксаной. Встречались они около трех месяцев. Наедине с ней Ваня не знал как себя вести. Был он довольно-таки симпатичным пацаном, но одной внешностью любви не получишь. Надо быть кем-нибудь интересным. Он принялся осваивать гитару, чтобы петь для своей любимой Оксаны. Увы, первая любовь, как и любая первая любовь проходит. Любовь прошла, а гитара осталась.
Ваня решил пойти против существующего положения вещей и стал панком. Отрастил себе хайер, понакупал всяких модных штучек из одежды. В течение последних двух лет он усиленно ищет музыкантов по всему Новосибирску. Несомненно, сибирский панк занимал в его творчестве не последнее место. Многие слушатели сравнивали его вокал с Летовским. Но Ване, как и всем музыкантам, на это было плевать. Он просто делал, что ему хотелось. Но акустическая гитара - это не тот инструмент, с которым можно завоевать любовь толпы. Толпу он тоже не любил. Ему нравилось просто играть. Желательно на чем-нибудь электрическом.
Почти каждый день он проводил в музыкальных магазинах. Выбирал для знакомых инструменты. Заодно при настройках освоил бас. Эта «бандура» полностью захватила его сердце. Он ежедневно, ежеминутно мечтал о басу. Но денег никогда не хватало. Старался пойти работать. Экономил на поездках в институт, даже бросил курить и пить (за свой счет), но финансов все равно не хватало. То подвернется интересная книжка, то автостопом поедет с «собратьями по разуму».
Знакомый барабанщик предложил ему сегодня немного заработать. Тот знал о Ваниной мечте, поэтому знал, что этот панк будет «жопу рвать», чтобы собрать нужное количество голосов в поддержку Хакамады Ирины Мацуовны. В летнем кафе (хотя была середина зимы) барабанщик Костя раздал всем желающим списки улиц и подписные листы. Главный куш в этой работе можно было собрать, если собирать подписи одновременно по двум избирательным округам (если, конечно, улицы совпадали).
Ваня поехал вместе с одним мажористым Малым из не менее мажористого вуза по имени Миша. Мише этому деньги были не особо нужны (родители бы все равно дали). Но тот тоже «жопу рвал» ради десяти рублей за две подписи. Райончик они выбрали самый подходящий. Частный сектор. Как вы думаете, много они денег на этом могли заработать? Частники - это в основной массе своей злоебучие пенсионеры, ругающие Чубайса и прочих «дерьмохватов». А они приходили к ним в гости и предлагали отдать голос за Мацуовну.
В ход пускали другую практику. Говорили, что собирают голоса в поддержку Путина. Лучший вариант был бы - за Жирика (но последний в тот год не стал выдвигать своей кандидатуры). Находились и такие старые пердуны, которые все-таки прочитывали бланки и слали nach юных мошенников. По частному сектору нет никакого прикола собирать подписи. И вдруг на горизонте «замаячила надежда». Этой надеждой оказался многоэтажный дом. Пока они обошли всех частников, попадавшихся по дороге, наступил вечер. Однако дом, гордо возвышающийся над деревянными хибарами, был уже давно обойден другими любителями сезонной работы. Приходилось брать подписи у непрописанных квартиросъемщиков. Открывали двери симпатишные девчонки, которые были не прочь в отстутвие родителей подарить несколько минут счастья приятного вида молодым людям. Но сначала они узнавали сколько лет девочкам (может перед ними потенциальные клиентки) и отказывались от халявного секса. Говорят, что есть такая статья в УК РФ. «За растление малолетних» называется.
Оставался последний подъезд. Они уже порядочно опаздывали, чтобы сдать подписи и подделать еще пару листов. Но Мише хотелось еще денег. На последнем подъезде стоял домофон. Никто в такое время уже не собирался нам его открывать. Попробуем обмануть. Позвонили в 22-ю квартиру и спросили Санька. Того, конечно же, там не оказалось, но могли же дверь открыть. Не фига. Граждане в условиях террористической угрозы стали в последнее время чересчур бдительными. После трех-четырех квартир Миша выкрикнул в домофон: «ЖЭК откройте». Открыли.
Последний подъезд ничего интересного собой не представлял. Всего две подписи, и те без прописки. Ваня уже валился с ног, говорил, что это бесполезно. Внезапно за дверью квартиры №20 раздался громкий женский говор. Девушка с кем-то вела переполненный эмоциями телефонный разговор. Ваня не стал бы стучаться в эту дверь, но Миша все же решился. Дверь открыла девушка, которая сидела на полу с телефонной трубкой в руке:
- А прикинь, ко мне сейчас пацаны зашли...
Пацанов этих другая девчонка (которая представилась Тамарой) провела на кухню. И там они разговорились, покурили сигарет и отведали по паре бутербродов с вареной колбасой. Томка снимает вместе с Ирой (девушка с телефоном) и еще одной девчонкой (Аней) эту трехкомнатную квартиру. А сами учатся на будущих педагогов. Кроме Ани, которая занимается в художественной студии и кладет на все высшее образование. Она ушла из дома, как только окончила школу и теперь вот живет вместе этими девчонками. Деньги на квартиру зарабатывает тем, что рисует портреты на улице, либо продает туристам масляные картины сибирских пейзажев.
Было приятно посидеть на их замечательной теплой кухне. Но время поджимало, и они ушли.
* * *
Аня носила длинные волосы. А сверху прикрывала их растаманской шапочкой. Она всегда улыбалась, даже если было нечему улыбаться. Не дебильной улыбкой девочки-дауна, а нормальной греющей улыбкой. Такую улыбку можно натренировать на своем лице. Принцип простой. Когда общаетесь с девушкой (неважно с какой) постоянно думайте о том, куда бы ее поцеловать, а если пацаном, то куда бы его ударить. Это тренинг для юношей, для девушек естественно наоборот. Но Аня научилась так улыбаться не на каких-нибудь карнегианских тренингах, а от рождения. И, похоже, никого бить она не хотела. Все люди появляются из мамы с папой (некоторые из капусты), а хиппи появляются из цветков. Если это действительно так, то Аня появилась из самого прекрасного цветка.
Вот уже месяц, как она встречается с Ваней. Ему хорошо с ней, ей хорошо с ним. По всем хипповским законам, никто ничего никому не должен, но и расставаться они не собираются. Она ему рассказывает о прекрасном нечеловеческом мире природы, он ей рассказывает о жестоком мире социума. Они не вливаются в тот тусняк, который сидит в комнате. Они счастливы только тогда, когда дверь на кухню закрыта. Аня сидит на подоконнике. В окне не видно окружающий дом частный сектор. Там видно только тайгу, которая обступает с одного края многоэтажки. Она живет на шестом этаже. Отсюда, с этой высоты видны верхушки деревьев. За ними Обь. Никого нет счастливее них сейчас. Вот пройдет зима, а потом будет лето. Из этого окна виден такой прекрасный закат.
Сегодня шестое февраля. Ира с Томкой пригласили своих пацанов. Они празднуют день рождения Боба Марли. Грех было бы не присоединиться. Говорят, от травы ничего не бывает. Ни вреда для здоровья, ни привыкания. Ваня с Аней, кончено, к ним присоединились. Томка сидела за компом и проверяла почту.
- Ань, для тебя тут письмо.
- От кого?
- Да от твоего этого шизика. От Мефистофеля.
Аня села рядом и стала читать письмо.
* * *
Привет, Аня!
Вот решил тебе написать письмо, не дожидаясь ответа. Это уже второй вариант письма. В первом варианте я писал о том, что больше не собираюсь жить. Я вообще-то уже давно не хочу жить, но теперь вполне созрел, чтобы повеситься. Блин, как же ты устала, да все устали меня слушать. Вот ору на весь белый свет, что умру, а все не решаюсь. Со стороны это выглядит по-детски глупо и наивно, да и никто не хочет верить, что во мне хватит смелости совершить этот дурацкий поступок.
Я не знаю, почему я одумался. Может я и вправду только глупый подросток, который думает, что уход из этого мира - есть выход. Это не выход. Но мне кажется выход. Из-за чего люди кончают с собой? Все это тупо и наивно, только разговоры. Когда же дело доходит до решительных действий, то случившееся еще больше выглядит как обычная глупость. Но, даже исходя из этого, меня не остановить. Несчастная любовь, отношения с предками и друзьями, неопределенность в собственном будущем - все это гнетет и убивает ежесекундно и ежечасно. Хочется верить, что на свете есть человек, которому ты не безразличен. Но такого человека нет. Как бы ты меня не уверяла, что я кому-то нужен, я не поверю. Родителям я, несомненно, нужен, они меня любят. Но мне просто все равно на них. Нет, я их все же люблю, но это меня не остановит. Ведь что произойдет в тот момент? Может, я попаду в рай, а может в ад. Мне все равно. Мне все равно, даже если я буду просто скитаться в вечных муках по земле или реинкарнируюсь в кого-нибудь другого. Наплевать даже, если после ничего не будет кроме забвения. Если после моей смерти кто-нибудь будет переживать - я достигну своей цели. Если меня будут вспоминать как придурка, который не выдержал тягот жизни - тоже все равно. Хотя мне все равно даже на то, что обо мне будут думать.
Я не хочу умирать, но с каждым днем и часом чувствую, что должен. К психологу обращаться бесполезно, он не поможет. Лучше к психиатру. Я болен и очень хочу излечиться. Сотни раз спрашивал себя, почему я родился именно собой, а не кем-то другим. Но я не верю в какой-то Высший План, который контролирует нашу жизнь. Я сам творец своей судьбы. В то же время я могу ее и изменить: взять и прекратить свое существование. Зачем? Не знаю. Просто для того, чтобы не жить. Ибо жить не хочу. Я устал от своих вечных навязчивых идей. То в тайгу хочу уехать, то автостопом попутешествовать. Но все это мне неинтересно, и просто наплевать. Когда-то я мечтал быть известным, богатым. А зачем? Чтобы побывать в разных местах, странах. Не вижу смысла, точнее просто не хочу никуда ехать. У меня сейчас только одна мечта. Даже не мечта, а цель. Ведь мечта так и должна оставаться мечтой. Я хочу быть просто порядочным семьянином. Чтобы у меня была хорошая жена, дети, крыша над головой, и я был счастлив.
Попытки самоутвердиться - чушь. Я не хочу играть музыку, не хочу писать книг. Все это я делал только ради тщеславия, ради денег. Но не больше. Даже если я это делал ради искусства - мне все равно.
Ты сама говоришь, что не поняла моего письма. Неудивительно. Меня никто не понимает, ибо я сам себя не понимаю. Просто в последнем письме я такой, какой я есть. Без всяких масок. Так глупо писать в письме одно, а на деле представлять из себя другое. Заметила, что никто из местных не комментит мои «просуицидальные посты»? Все очень просто. Они просто знают, что я - жалкое ничтожество и ни на что не способен, кроме того, что выкрикивать наивные тупости.
Мне ничего в этой жизни не нужно, кроме взаимопонимания. Вот пишу-пишу, а твой ответ уже почти знаю. Будешь говорить, что я должен жить, все прекрасно. Будешь меня отговаривать. Будет именно так, даже если ты, читая эти строки, смеешься над глупым мальчиком, склонным к самоубийству. Даже если это так, ты мне все равно нужна. Я хочу кому-нибудь говорить, что со мной. Никто из окружающих не хочет слушать меня. Есть у меня хорошие друзья, которым я готов доверить даже самое главное, есть и такие, которые готовы выслушать и помочь. Но нет таких, которые действительно заинтересованы в том, чтобы я жил. Вот глупость написал. Еще бы, кто же скажет «Умри!»? Даже если человек к тебе безразличен, он никогда не захочет твоей смерти. Я сам не хочу ничьей смерти. Кроме своей.
Тупую дикость пишу, мне стыдно печатать эти строки-буквы. Но не могу, хочу просто, чтобы ты знала. Я уже лет восемь как не плакал, хотя в детстве был очень плаксивым ребенком. Меня могла заставить зареветь любая мелочь. И только позавчера заплакал, как ничтожная тварь (которой я и являюсь). Мне стало вдруг стыдно за то, что я уйду. Почему именно я должен уйти? Это несправедливо. Хотя весь мир - это всего лишь фикция, и ничего и никого реального здесь нет. Я не хочу быть здесь кому-то нужным. Может и сейчас я кому-то нужен. Не знаю, ведь мне все равно. Но вдруг вспомнил про свою цель. Вот где-то сейчас Она. Кто Она? А может ее вообще и не будет? Я ничего об этом не знаю. А если она и есть, то каково ей будет узнать новость о моей смерти?
Сегодня хотел подойти к Марине (ты, думаю, знаешь о ком я... я писал тебе о ней) и спросить у нее: «Хотела бы она, чтобы я умер?» Дурацкий вопрос, кто же захочет быть виновным в чьей-то смерти. Даже если она меня терпеть ненавидит, то никогда не скажет «сдохни побыстрее».
Вот сижу и не знаю, зачем тебе это пишу. Я просто гадкое ничтожество, которому никто не уступит на старости лет место в маршрутке. Я хочу просто чьего-нибудь внимания... Не хочу быть Мефистофелем из дневников... Я хочу быть мальчиком Димой, у которого в голове полным полном разнообразных заморочек.
Не удивлюсь, если ты опять ничего не поймешь. Я сам не понимаю ничего... вообще ничего... и, пожалуй, все-таки не дождавшись ответа, умру, поэтому может до свидания, а может и прощай...
* * *
Аня опять расстроилась. Как каждый раз, когда читает его письма. Она позвала Ваню почитать данный месседж. Ваня ничего не сказал, он не знал, что Аня уже полтора года переписывается с этим Мефистофелем. Талантливым мальчиком, который вечно наровит вскрыть себе вены. Он ничего этого не знал, да и даже если бы хотел что-то посоветовать, то не мог. Дурь, которую принесли друзья девчонок оказалсь достаточно крепкой, чтобы что-либо понимать.
Он ушел около десяти вечера.
* * *
Вот уже два месяца, как Ани нет в живых. Нет, она не повесилась. Хотя сделала нечто похожее. Она сидела в тот вечер на кухонном подоконнике. Внизу были верхушки деревьев. Она вспомнила тот цветок, из которого появилась ее жизнь. Открыла форточку, будто это была дверь и вышла погулять.
Вот уже два месяца Ваня скитался по набережной Оби. Он не понимал почему. Откуда-то появились воспоминания о том, как в прошлом году он ездил автостопом на Амур. В то время он плотно сидел на книжках Пикуля. Не таких как «Фаворит» и прочих исторических романах про дворцовые перевороты, а на книжках про Русско-Японскую войну. Так реалистично все было описано. Как у Джека Лондона. Настоящий Клондайк оказался у него под боком. Он хотел увидеть все своими собственными глазами. Пройтись (так же, как сейчас ходил по набережной Оби) по набережной Амура. На самой высокой точке берега к утесу прилепилась маленькая башенка белого цвета. Культовое место среди хабаровской молодежи. Здесь приятно постоять попить пивка, посмотреть на Амур. В тот день он написал песню. Увы, ее никто уже не помнит, так как у Вани была дурацкая привычка все стихи держать в голове. Смысл был приблизительно такой. Юноша решил вечером отдохнуть на утесе. Никто ему не мешал, только всевидящий зрак памятника генерал-губернатору Муравьеву-Амурскому, стоящего позади. Где-то выла собака. Но юноше было на это плевать. Его что-то тяготило. И это «что-то» унесло его в глубь амурских волн.
Сейчас он стоял на берегу Оби и пел про себя эту песню. Волна окатила его с ног до головы.
Через два дня его труп нашли в десятке километров от Новосибирска.