Сотни раз я смотрел на твое лицо, не смея прикоснуться к нему, представляя как провожу кончиками пальцев по этому бе¬лому лбу с нежной прозрачной кожей. Я почти ощущал твое теп¬ло. Я смотрел в твои глаза, лишний раз убеждаясь в их совер¬шенстве, обматывал пряди твоих темных волнистых волос вокруг руки, ощущая их запах -- запах осенней листвы.
Я чувствовал твое стройное тело ладонями, когда ветер пытался сорвать с тебя одежду окружая безукоризненный про¬филь твоего лица облаком этих каштановых волос, я целовал твою шею и плечо, с которого так живописно соскальзывала одежда... Но все это было не наяву, не со мной...
Тебя звали Диана, тебе двадцать пять лет, и я у тебя третий... психоаналитик. Ты лечишься от депрессии, принимая меня маленькими дозами по два часа в неделю и расс¬казывая о своей несчастной жизни довольно бодрым голосом. Это все, что я хотел о тебе знать и это все что я знал о тебе, хоть мы и посвятили друг другу не один десяток часов. Я тебя не слушал. Зачем? Ты что-то говорила о своем муже, об отце, о всех своих родственниках, ветрянке в десять лет, о Барте, о театре, сломанном миксере, забрызгавшем твою кошку... Ты вообще очень любила нести чепуху... Я изредка задавал глупые вопросы, только чтобы не перепутать роли и случайно не забыть, кто из нас двоих лечится от депрессии.
Ты что-то сказала, обращаясь ко мне - я не понял что, потому что мои мысли привычно соскользнули с темы разговора и неожиданно я услышал Джона Колтрейна. Он зазвучал у меня вот здесь, между левым виском и затылком (я даже слегка помассировал пальцами это место, почти незаметно для себя отбивая ногою ритм). В Джоне всегда было что-то сумасшедшее. Он то сопливо сенти¬ментален, так что его невозможно слушать даже вперемежку с Дюком Эллингтоном, то авангарден. Вообще я не очень его люблю. Мне гораздо ближе Ходжес. Но это дело вкуса. Как бы то ни было, в моей переполненной звуками голове звучало соло Колтрейна и я сидел как идиот, тупо отбивая ритм ногой и пялясь куда-то в стену, поверх твоей головы. А ты все рассказывала, рассказывала, рассказывала... но вот замолчала и не спрашивая разрешения закурила. Твое лицо совершенно безразлично, чужое, как музыка, звучащая в моей голове. Я словно увидел тебя снова: ты отвернулась от меня, выпустила струю дыма в сторону (о чем-то задумалась), рассеянно стряхнула пепел мимо моей пепельницы-хамелеона, сливающейся со столом...
-- Знаешь, -- это было неожиданно и странно -- твой Колтрейн дерьмовый саксофонист...