А после того как мы с ними танцевали, они шли и хватались за оголённые провода, а потом вешались с немыслимой скоростью, словно ошалелые на батареях, с помощью галстуков.
Слава Богу галстуков у них было навалом.
Шкафы ломились от обилия галстуков и костюмов. А те, что за провода, те трусливые были. Раз за провода-и никаких забот.
Вот галстук - дело хитрое. Цвет там подобрать, по фасону, чтоб к костюмчику посмертному подходил. И ботинки лакированные - хоть сразу в гроб клади, да любуйся, не грех такого и в лоб поцеловать.
Я целовал и другие целовали. И поминали. Почем зря и не зря поминали. А те, кто не дожил, на небесах мёд хмельной из золотых чаш с изумрудами мелкими глоточками отхлёбывали, да псалмы в перерывах пели. Прелестные такие псалмы.
У всех у нас дух захватывало. Звёзды меркли под эти псалмы. Даже красная Кремлёвская пару раз меркла.
А мы поминали и поминали. А потом шли дальше танцевать, чтоб повод был. А они всё за провода оголенные хватались и вешались, и вешались. И дохли как сифозные проститутки на клоповьих матрасах, и извивались под нами, и плакали, не скрывая слёз, и скакали по чердакам, отплясывая кан-кан, и глаза в истоме закрывали, и колотили друг друга в исступлении - в безысходности.
Свечки на Рождество зажигали, а потом от теней на треснутых стенах по углам жались и любили, насколько могли. И мы любили насколько могли и отдавались, и все за неё отдавали до последней мысли,до последней капли, и дохли, и рождались снова.
И становились дряхлыми.