Даже сейчас дно океанов на глубине более километра исследовано гораздо меньше, чем поверхность нашей космической соседки, Луны, а в то время, когда мы ходили в свой рейс по исследованию коралловых островов, оно было еще неизведаннее.
Чтобы добраться до морского дна, необходимо спустить драгу и зачерпнуть некоторое количество грунта, потом поднять его на поверхность и отдать на изучение работникам лаборатории.
И вот на переходе из Японии в Сингапур нас, шестерых курсантов, посадили в помещении лебедочной готовить трос для этой драги. На палубе солнце палило так, что экипаж покрывался загаром до черноты за несколько часов, а мы были вынуждены сидеть в закрытом, душном помещении среди густо смазанных солидолом бухт тросов и сплетать из них один, очень длинный, которым можно будет достать дно океана. Длина такого троса – не менее пяти километров. А чтобы он не порвался под собственным весом, нижние участки были маленького диаметра, а верхние – толщиной в руку. Единственное, что нас поддерживало в этой ситуации – то, что по окончании работ главный научный сотрудник, он же заведующий лабораторией, Василий Петрович, обещал выдать нам в качестве премиальных пол-литра чистейшего спирта, который они использовали для спиртования различных морских организмов.
Работа эта была нам знакома – мы были матросами на предыдущих практиках, – но уж очень она грязная и нудная. Вымазавшись, как черти, мазутом, за первый день мы накрутили на барабан лебедки всего лишь 800 метров. Правда, плотник Коля, старший в нашей команде, сказал, что дальше дело пойдет лучше, так как ближе к драге трос становится тоньше с каждым 200-метровым отрезком на полмиллиметра.
Когда с Валерой Московским мы вернулись в нашу каюту, он заявил, что больше в этой грязи работать не хочет, а пойдет к старпому и будет проситься на вахту… Что он будущий штурман, «белая кость», и заниматься такой грязной работой больше не желает. Ему пошли навстречу и поставили на «пионерскую» вахту, с 8 часов до 12 утром и вечером.
Мы же продолжали вкалывать. Только к концу пятого дня вышли на толщину троса около 6 миллиметров. Так как работа была аккордная, а впереди маячило угощение и остатки солнечного дня, начали торопиться. Кто-то допустил небольшую ошибку в сплесне – это то место, где тросы соединяются, переплетаясь друг с другом. Никто этого не заметил, работа была коллективная. Трос был намотан, драга (большое ведро с наклоном) подцеплена и готова к спуску в темные и неизведанные глубины океана.
Вся работа по подъему бесценного груза со дна планировалась через пару недель, поэтому мы спокойно распили выданный нам спирт, позагорали под лучами тропического солнца и на следующий день приступили к другим судовым работам, которые, как известно, в море никогда не кончаются.
Наконец мы подошли к месту, назначенному нашими учеными для забора грунта. Вокруг – ничего примечательного, островов не было даже в отдалении. Глубина под килем – более четырех километров. Спускать драгу на большую глубину – занятие муторное, и мы от нечего делать рассказывали анекдоты. Самый актуальный анекдот оказался у Николая:
– Встречаются в море два одессита с потерпевшего крушения теплохода, и один другого спрашивает: «Далеко ли до земли?». Второй ему отвечает: «Два километра». «А куда плыть?» – спрашивает первый. «Вниз», – отвечает второй.
– Смотри, как бы не пришлось кому-нибудь сплавать «до ближайшей земли и обратно»! – пошутил кто-то
Вот так мы и развлекались, пока драга медленно спускалась вниз в месте, где не только на дне неизвестно что творится, но и на поверхности моря суда появляются раз в десятки лет.
Наконец почти весь трос был смотан с лебедки и, по всей видимости, драга уже оказалась на дне. Наука начала потирать руки и готовить самые разнообразные емкости для упаковки вытащенных из морских глубин образцов грунта. Мы наблюдали за ними и удивлялись их нетерпению, а они, наверное, удивлялись нашему спокойствию, которое происходило из малого знания жизни.
Начали подъем драги. Обычная работа, только сильно растянутая во времени. Опять анекдоты, байки, шутки. Научники, походив по палубе, неизменно возвращались к месту подъёма, как будто своим присутствием могли ускорить вращение лебедки. Наконец счётчик показал, что до вожделенного окончания подъема остались считанные десятки метров. Все перегнулись через фальшборт и внимательно смотрели в освещенную прожекторами воду.
И вот показался самый тоненький, последний тросик. Волнение на палубе усилилось, и, когда он вышел из воды без драги и пополз по борту на палубу, сначала никто ничего не понял. И только Василий Петрович с криком: «Сволочи, что вы наделали!» двинулся к нашему несчастному плотнику. Трос оборвался на месте последнего сплесня, и драга вместе с бесценным грузом осталась на дне.
Сотрудники лаборатории, с таким нетерпением ожидавшие свою добычу, стояли молча. Многие из них шли в этот рейс, чтобы доказать свои научные теории, жили ожиданием момента поднятия грунта, знали, что таких подъемов, из-за трудоемкости операции, будет всего два за весь рейс... Я видел сам, как некоторые украдкой вытирали слезы.
Виновного нашли сразу. Он спрятался в плотницкой от гнева начальника лаборатории. Наказание ему тоже было, но смехотворное по масштабам проделанной после работы. Его заставили, при спуске новой драги, осматривать каждый сплесень, чуть ли не ощупывать его руками.
После этого случая моё отношение к нашим научным работникам, которые были в основном из московских научных институтов, резко изменилось. Раньше мы все считали, что это люди, попавшие в рейс по блату, с целью погреться под тропическим солнышком, сильно не утруждая себя делом. Потом нам ещё не раз пришлось убедиться в фанатической преданности ученых своему делу, и многому у них поучиться.
И все-таки драгу мы опустили – запасную, нарастив новый трос, и вытащили её с грунтом… Но капитан на этом не успокоился – на собрании предложил сократить стоянку в порту Сингапур на один день, все проголосовали «за», и мы опустили и вытащили ещё одну драгу с грунтом. Грунт хранился в лаборатории в сейфовом холодильнике, и мы его больше не видели. Несчастный плотник, мучимый совестью, старался не попадаться на глаза начальнику лаборатории, не говоря уж о том, чтобы попросить баночку спирта, которым Василий Петрович расплачивался за различные работы, а иногда давал просящим просто так, от широты души.
Но самое удивительное, по-моему, то, что и этот печальный случай был предусмотрен – недаром ведь на корабле оказалась запасная драга.
В.Лозманов