- Это и есть «Райский пруд»? – недоуменно спросил Семен, оглядывая прямоугольник котлована тридцать на сто метров, заросший мусором и бурьяном.
- Да, он и есть, – ответила монахиня, – До закрытия монастыря в этом пруду плавали золотые рыбки. Никто в нем не купался и не стирал белье, и воду для всех потребностей монастырь брал отсюда. Духоносные сестры видели, как временами сама Богородица спускалась к воде в окружении ангелов и умывалась ключевой водой.
- Где же тут ключи? Сухо ведь.
- Вот, с вашей помощью и будем их искать. После закрытия Дивеевского монастыря новая власть воду из пруда выпустила, а ключи забили глиной. Третьего дня удалось один отыскать, вот там, видите – реперный знак поставили. Начинайте копать шурфы. Когда дойдете до илистого песка, то останавливайтесь, ну, или, если Бог даст, на ключ наткнетесь – тоже не сможете дальше копать.
Семен с напарником осмотрелись внимательнее, и уже обратили внимание на располагающиеся в четком порядке следы свежей перекопанной земли.
- Шурфы потом засыпать?
- Да, засыпайте, вдруг кто-то упадет – греха не оберемся. Мы пока только подготовку проводим к восстановлению пруда, а сестры потом сами руками весь этот грунт выберут.
- А не лучше технику использовать? Два-три экскаватора за неделю все выкопают.
- Нет, – твердо ответила монахиня, – тракторами большевики глину возили и трамбовали, а нам так не гоже. Пруд был выкопан полностью вручную сестрами, вот и мы так же должны, если считаем себя их преемницами. Господь вам в помощь, а я побегу. Если понадоблюсь, то спросите в монастыре матушку Ольгу.
Монахиня благословила новоявленных землекопов и энергичной походкой начала подниматься по склону сухого «берега».
- Будем знакомиться. Меня Семеном звать, из Москвы, а ты откуда?
- Олег – напарник протянул руку – Из Ставрополя.
- Не ближний свет. Тоже паломничаешь?
- Как тебе сказать? Скорее, бомжую.
- Что-то ты на бомжа мало походишь.
- Длинная история. Убежал я. Жена сдала меня в сумашедший дом, а я успел схватить документы и убежал.
- А ты хоть не буйный? – уже с внутренней настороженностью спросил Семен.
- Нет, – широко улыбнулся в ответ Олег, – я тихий. Она задумала развестись со мной, а квартиру делить не хочет. У нее есть психиатр знакомый. Вот и записали меня в шизофреники, уцепившись за мою религиозность. «Одержимость навязчивыми идеями» - это про молитвы и посты, «неадекватность реакций»… А я виноват, что меня от телевизора тошнить начинает? В общем, я – сертифицированный сумашедший.
- Ха, да я и сам такой, – рассмеялся Семен, – ведь еще апостол Павел говорил, что проповедовать Христа распятого иудеям - соблазн, а еллинам – безумие… Естественно, что для них, все христиане – сумашедшие. Вот какая славная бригада у нас сложилась.
- Мне нужно было раньше сюда прийти. Я ведь уже неделю в Дивеево живу, а на работу первый раз попал только.
- Эх-ма, что же тебе мешало?
- Денег-то у меня нет, вот я и остановился в бесплатной монастырской гостинице.
- На Пионерской? – уточнил Семен.
- Да. Наслышан про нее?
- Ничего конкретного. А что там «такого»?
- Особенного ничего нет, только хозяйка дома, которая принимает на бесплатный постой паломников, считает их своими батраками. Говорит, что это монастырское послушание. А какое же оно монастырское, если я ей неделю сарай строил, а другие – погреб копали. Надоело батрачить. Сказал, что на службу пойду, а сам сюда на работу. Я лучше здесь во Славу Божию трудиться до ночи буду, чем на чью-то наживу.
За неспешным разговором, меняясь поочередно в яме, Семен с Олегом постепенно углубляли шурф. Поначалу было легко, пока не пошла жирная глина. Она с влажным чмоком очень неохотно отделялась от пласта, а затем никак не желала отлепляться от лопаты. Поэтому, тот, кто работал в яме, был вынужден ждать, пока верхний отскребет глину. Работа шла трудно и медленно. Разговор затих, не вписываясь в рабочий ритм. Оба с облегчением вздохнули, когда примерно на двухметровой глубине лопата с легким шелестом вошла в песок. Запахло илом, но вода не показалась. Ключ не обнаружился. Быстро закидали только что вырытую яму, но ощущения бесполезности работы не было. Присели передохнуть перед началом второго шурфа.
- А ты чем по жизни занимаешься? – начал опять разговор Семен.
- А…, машинист электровоза я.
- Сложная специальность?
- Не столько сложная, сколько нервная. Иногда автоматика отказывает, и приходится поезд вести вручную.
- Там что-то вроде автопилота полагается?.
- Ну, да, но часто он не работает, и тогда едешь как на велосипеде весом в несколько тысяч тонн и с парой тысяч людей пассажиров. Поневоле молиться научишься. Вернешься из такого рейса, похудев на пару килограмм, и бегом в церковь – свечку ставить. Так я и стал верующим, кстати говоря.
- А чего же ты теперь думаешь дальше делать?
- Не знаю. Работу по специальности вряд ли найду. Поживу пока тут, потом в другой монастырь переберусь.
- Слушай, – вдруг оживился Семен, – я вспомнил, что в московском метро реклама висит о наборе учеников на курсы машинистов. Иногородним дают общежитие, курсантам стипендию платят.
- Так значит, им машинисты требуются, - подскочил Олег. – У меня же все документы есть. Теперь я знаю, что мне делать. Спаси Господи, тебя за эти сведения. Соберу тут Христа ради денег на билет и поеду.
- Держи, вот, для почина, – Семен протянул купюру и, прерывая очередную благодарность, сказал, – пойду, посмотрю, что там за бумага на дерево прилеплена. Давно заметил.
Три могучих ствола поднимались из одного комля у дерева, растущего на плотине. Вокруг одной из ветвей был завязан узлом лоскут коры, сухой ремень шириной около пяти сантиметров и длинной около полутора метров. Рядом на стволе скотчем прикреплен лист бумаги с крупным рукописным текстом: «Братья и сестры! Простите, меня грешную рабу Божию Надежду. В прошлом году я оторвала от дерева этот кусок коры. Покаялась в этом святотатстве и теперь по благословению духовного отца возвращаю его обратно. Не делайте так, православные!»
Семен несколько раз перечитал записку. Дерево это имеет собственное имя, как и все остальные на Канавке. Называется оно "Пресвятая Троица". Вот так... верующие люди в качестве сувенира сдирают вживую кожу с Троицы... Неверующим-то такие артефакты как бы и не нужны... Дела, однако...
По Канавке приближалась к плотине группа паломников в сопровождении монахини-экскурсовода. Значит, это организованная группа. Чуть поодаль растерянно брели еще две молодые девушки. Ну, эти явно не из общей группы. Обычные «туристки-глазелки», так про себя называет таких Семен,… идут озираются. Такие в монастырях бродят толпы…, щелкают фотоаппаратами, оглядываются на всех проходящих мимо монахов… Ну, не ему судить, кто и как выглядит на этой тропке, но обычные богомольцы идут сосредоточенно, выверяют хотьбу по внутреннему ритму молитвы «Богородице Дево, радуйся…» Сто пятьдесят раз ее нужно прочесть по завету преподобного Серафима при прохождении Канавки.
Семен вернулся к Олегу. Тот уже начал пробивать второй шурф. Там источник не открылся тоже. Что же, значит, плохо они молились с напарником во время работы. Нужно было меньше языками молоть попусту.
- Не попусту – возразил ему Олег. – Я ведь в этом разговоре про метро узнал от тебя. Думаю, что батюшка Серафим нас специально свел сегодня вместе на Канавке. Пойду, поставлю ему свечку после работы. Я вчера молился ему, чтобы помог мне устроиться.
- Да, наверное, ты тогда правильно молился. Настоящая молитва приходит, когда человек всем своим существом осознает полную собственную беспомощность. Мне всегда бывает и завидно и страшно, когда я узнаю, что кто-то получил дар такой молитвы. И дар этот великий, но и цена очень высока за него.
После работы новые знакомцы сразу отправились, как и задумывали, в храм. Вот как здорово. Попали к самому началу молебна преподобному, да еще и с елеосвящением. Семен уже третий день носил с собой пузыречек для масла «от мощей», но все не выдавалось случая. То оно уже кончилось, то слишком много народа… Сейчас-то он и возьмет. Сказали, что раздавать будут на улице с северной стороны собора. Стараясь не отвлекаться на толчею и суету, Семен занял очередь, прислонился правым плечом к стене, и начал «по кругу» вычитывать про себя краткие молитовки. Монахини что-то замешкались. Народу прибавилось. Очередь сначала утолщилась до двух ниток, потом – до четырех, а вскоре и вовсе превратилась в беспорядочную толпу. Подошло несколько групп «организованных» паломников, которые беспокоились, что не успеют взять масло до отъезда их автобусов.
Наконец, раздача началась. Одна монахиня разливала ковшиком из бака в заварочные чайники, а две других – уже из чайничков распределяли елей по пузыречкам. Каждому по немного… Если пузырек оказывался большим, то наливали чуть-чуть… Толпа всколыхнулась в возбуждении. В едином стремлении скорее получить свою порцию люди надавили друг на друга. Столик у монахинь сместился под напором, те отпрянули, держа в руках сосуды.
- Да что же это такое! Люди! Вы же не за колбасой стоите – выкрикнула какая-то женщина.
Толпа замерла, но никто не собирался сдавать занятых позиций. Как только новая струйка масла упала в очередную баночку – неуправляемая масса людей как безумное животное ринулась на штурм столика, опрокинув его окончательно.
- Мужчины! Да наведите же порядок! – раздались возгласы.
«Эх, не хватало только мне в монастыре с единоверцами бороться» - сокрушенно думал Семен, пробиваясь к столику. Там уже стоял Олег и еще двое-трое возбужденных мужчин. Протолкнулся. Сцепился с ними локтями. Но разве же это в человеческих силах - впятером удержать пять сотен безудержно рвущихся людей? Семен развернулся и попытался перекричать общий гул
- Православные! Кто в Бога верует! Прекратите бесчиние! Встаньте по порядку в одну очередь.
Те, кто был ближе, похоже, устыдились такому обращению и ослабили натиск, но задние, почувствовав слабину, навалились с новой силой, и стало еще хуже. Тонкую цепочку мужчин разорвало. Семена закрутило в самую середину неуправляемой толпы. «Да что же это такое?» - с отчаянием думал Семен – «Люди ли это? Людей нет уже вокруг – просто толпа. Беснование какое-то массовое! Беснование… «Крестом и молитвой» - и ничем иным!!!». Неожиданно для самого себя, невероятным усилием он освободил правую руку и, не опасаясь кого-то толкнуть или задеть локтем, широко перекрестился и запел: «Богородице Дево, радуйся! Благодатная Марие, Господь с тобою!». Вокруг Семена сразу же образовалось свободное место, как в сугробе мгновенно образуется проталина, если плеснуть в него кипяток. Беснование вокруг него мгновенно утихло… «…Благословенна ты в женах и благословен Плод чрева твоего!!!» - продолжал Семен. И каждая нота, каждый звук открывали ему новый смысл, значение и силу, плавили окружающую давку и сумятицу. Для Семена перестала существовать эта толпа и ее гвалт. Он пел: «… Яко Спаса родила, еси, душ наших». Он пел. Стоял! И пел!!! Он уже не воспринимал, что вокруг все изменилось. Только ощущал, что невероятная сила проходит сквозь него. А его роль тут - только стоять! И петь!!! Благодатная энергия переливается через край, растворяет и уничтожает окружающее безумие и агрессию. Петь! Сейчас самое главное – петь! Краем сознания он улавливал, что несколько голосов начали его поддерживать, но он понимал, что главный голос в этом хоре – это он. И дело не в вокальных данных, а в чем-то ином… Одежда на нем промокла как от проливного дождя, горло пересохло…, замолчал, чтобы перевести дыхание. Тут же со всех сторон раздались возгласы: «Пой, пой, брат, не останавливайся!». Чувствовалось, что в обращении «брат» не было ничего формального, мол, так положено в монастырях. Пение Семена по настоящему сроднило людей, вернув им человеческий образ… Толпа прекратила свое буйство. Вокруг опять были единомышленники и единоверцы, которые спокойно и быстро разобрались по порядку и чинно подходили к столику. Что же оставалось делать Семену? Пришлось стоять и петь осипшим голосом, пока все не разошлись, тогда уже и он достал и протянул свой пузыречек. Баночка была намного больше обычной порции. Он смотрел, как струйка заполняет склянку… Вот уже треть – это больше, чем обычная норма, половина…, три четверти… Монахиня залила пузырек под самое горлышко и протянула ему:
- Спаси Господи тебя, брат!
- Во Славу Божию! – хрипло и не с первого раза ответил Семен, сглотнув пересохшим горлом.
Поклонился монахиням и пошел, пошатываясь, под внимательными взглядами монахинь. Что-то устал он сегодня от монастырской работы…