– Позвольте представиться: Дом номер 13 по Андреевскому спуску. Удивлены? А почему, собственно, не может быть? Разговаривает же у Булгакова кот. И еще как изъясняется, иной приват-доцент так не смог бы. Почему же не может говорить дом? Тем более знаменитый. Желаете побеседовать? Милости прошу.
Да-а... Покоя нет. И днем, и ночью ходят, ездят, катят, сидят, смеются, целуются. Почему-то считают, что самые вкусные поцелуи рядом со мной. Я, конечно, не претендую на века за своей спиной. Но кое-чем могу поделиться.
Сначала во мне жила семья Булгаковых. Большая такая, дружная семья, десять человек: семь своих и трое кузенов. Правда, Мишенька не во мне родился, на Воздвиженской. Но потом жил во мне, а я в нем. Я становится его частью – его любовью, его покоем, теплом кафельной печки, звуком часов, играющих гавот... И вообще, это очень интимное – отношения Дома и Мастера. Во мне все его герои живут по сей день, Турбины и Булгаковы.
Входите. Ну, входите же! Видите – белая лестница. Это реконструкция. Когда начали восстанавливать меня, то есть Дом-музей Булгаковых, лестницы не было. Сохранились только первая и тринадцатая ступеньки. Заметьте, тринадцать – любимое число Михаила Афанасьевича.
Поднимемся по несуществующей лестнице в вестибюль и войдем в левую дверь. Что-то случилось, не так ли? Почему все белое? То ли снегом замело, то ли свечи каштанов оплыли, белым цветом запорошив весь дом, то ли белая гвардия накрыла комнаты своей белой шинелью...
На фортепьянах ноты «Фауста» стоят, прошу заметить, первое появление Мефистофеля-Воланда. На полке фигурка грустного мальчика. Это падший ангел, в древнееврейской религии звали его – Азазел.
Считается, что Булгаков был лишь врачом. Но ведь военным врачом! Мучения совести – тема Пилата – наша тогдашняя киевская жизнь... Извините за сумбурность изложения. Но, по моему глубокому убеждению, все творения Мастера корнями отсюда проросли. Во сне Алексея Турбина – тема Клетчатого. Та самая лампа под зеленым абажуром. Часы. Бог мой, как же любили Булгаковы часы, вот уж поистине предмет предметов!
А теперь не желаете ли в другое пространство из нынешнего? В Зазеркалье, например? Могу устроить. Пожалуйте вот к этому зеркалу и погасите свет. Видите? Что, опасаетесь, как в той квартире, оказаться на балу у Самого? Это правильно. Однако в этот вот шкаф входите смело, приглашаю я. Да, да, висит тогдашнее платье... А вот сюда пройдемте, тут ножку нужно приподнять, а здесь опустить. И вот вы уже не здесь.
Однако, вижу, устали вы от чертовщинки. Да и мне пора, скоро закрываться. И до завтра вспоминать одному, как они во мне жили. И вспомнятся мне, среди прочего, Мишенькины слова:
«В садах самого прекрасного города нашей Родины жило беспечальное поколение. Тогда-то в сердцах у этого поколения родилась уверенность, что вся жизнь пройдет в белом цвете, тихо, спокойно, зори, закаты, Днепр, Крещатик, солнечные улицы летом, а зимой холодный, но не жесткий крупный ласковый снег...
...И вышло совершенно наоборот».