Птицы – вечные заклятые враги мертвецов. Крылатая антитеза философии подземного существования. От начала времен. Мощные вороны вооруженные обсидиановыми тяжелыми клювами, вооруженные мудростью. И племя маленьких крылатых трубадуров. Синиц, воробьев, соловьев, всяческих подлых зябликов….
Вот в густых кладбищенских сиренях затаился в засаде мертвец. На его узких бедрах фляжка для сбора солнечного света. В его слабой руке символическое оружие – веточка какой-нибудь вербы. На его пергаментом лице написаны стыд и печаль за нынешнее, отчаянное положение. Терпеливо. О. Бесконечно терпеливо мертвый человек ожидает, пока его живые родственники закончат ритуальную трапезу. Самых важных вельможных господ смерть учит скромности, вниманию и терпению. Сейчас охваченные бешеным пожаром жизни родственники и друзья уйдут. Уйдут горячие колонны ног, уплывут пылающие румянцем лица и тогда он сможет прикоснуться скромными узкими прохладными ладонями к вожделенным дарам. Поесть однажды досыта. Сыто. …Ломти хлеба, хлопья белоснежного разваренного риса, восхитительная обжигающая водка (это солнцу выпустили кровь!), а может быть мифическое кокосовое молоко. И вареные яйца, вареные зародыши, драгоценная вареная нереализованная жизнь.
По головам цветов, по заточенным остриям травинок неслышно идет мертвец к своей законной доле. Тихо-претихо. Так ходят коты-донжуаны в будуары. Так ходят представители примитивных племен на свидание к добыче.
Ворон – это циник, это акробат-эстет, это прокуратор, это вождь небесной крылатой армии. Ворон видит все. Он прилетает сразу. Он заводит с мертвым человеком приличные крестьянские разговоры о погодах-черноземах-супесях, о червях… И вдруг преображаясь, бьет его отшлифованным тяжелым обсидиановым клювом по голове. Он вскрывает посмертный ледок в глазах мертвеца и пьет его помутневшие осенние глаза до самого дна, до последней мысли, до последней грусти, до жемчужинки хрусталика.
И приходят все остальные. Осторожные младшие братья ворона, его воины.
Боевые безумные кеклики со шпорами, библейские голуби-фарисеи, соловьи…Обдирая нежное шелковое небо соловьи глотают сухой хлеб и потом врут – поют тенором вместо дисканта. Роняя перья и экскременты голодные птицы устраивают настоящую адскую вакханалию. Орут, дерутся, убивают друг друга…
Одетый крикливо, с вызывающим шиком средневекового ландскнехта колибри пьет водку из граненого стакана. Пьяный колибри страшен даже богу!
Пьяные птицы глумятся над законами аэродинамики. Пьяные птицы воруют молитвы. Пьяные птицы собираются на богохульные соревнования.
С золотых пьедесталов церковных крыш и пагод, с вышек минаретов очертя голову опрокидываются в небо, нападают на небо и вспарывают небо концом остро заточенного крыла. Ура! Птицы несутся во все стороны. Ура! Неся в клювах ворованные кружевные ленточки молитв, птицы поют песнь победы, испражняясь сверху на головы людям и их статуям…А в стране мертвецов, в это время целые города стоят без электричества, на хрустальной мельнице воспоминаний смололи последнюю ерунду - что то черно-белое из мира живых.
Кто придумал, что летают не люди, а птицы? Кто придумал, что эти маленькие твари могут безнаказанно воровать предназначенные мертвецам молитвы и хлеб?