АЛЕКСАНДР В. ДМИТРИЕВ
НЕЖНОСТЬ
После девятого класса поехали на сельскохозяйственную практику. Пропалывали хлопок. Жили в бараке, мальчики через проход напротив девочек, на двухэтажных нарах, отгороженные только занавеской из маты. Это был период, когда разница в физическом развитии проявлялась особенно резко. Я был ещё почти ребенком, еле-еле вошедшим в период созревания, а были у нас и вполне созревшие дамы и кавалеры, назначавшие свидания здесь же, за бараком.
Со мной творилось что-то странное, тревожное, невыносимо сладкое и пугающее. То беспричинно задирался, то прятался ото всех и плакал навзрыд, не понимая, что со мною происходит. Мой товарищ Володя, с уже заметными усиками, ухаживал за Людмилой, вполне зрелой девицей с весьма выраженными формами. Через меня, как посредника, он передавал ей приветы и приглашал её прийти поболтать с ним на сеновал. Люда хихикала, строила глазки, но на сеновал идти отказывалась, мотивируя тем, что у сарая был привязан на цепи огромный пес - среднеазиатская овчарка с обрубленными ушами и хвостом. Пёс был настолько грозен и так злобно лаял, что мы, невзирая на толстую цепь, которой он был привязан, старались обходить его подальше.
“Ничего!” – говорил Володя. “Сначала прикормлю пса, а потом и Люду уговорю пойти со мной!”
А у меня была симпатия с Таней из параллельного класса. Мы переглядывались, смущенно улыбались, иногда общались, но пригласить её на свидание я стеснялся. И вообще, что это такое – не пристало мужику сюсюкать да глазки строить. У нас, ребят с верхнего Карла Маркса, строго. Ещё не хватало перед девчонкой телячьи нежности проявлять! Но после встреч мне хотелось делать глупости или совершить нечто героическое.
Я очень скучал по дому, жался поближе к нашей руководительнице, учительнице английского языка, жене известного тренера по боксу, по слухам, тренировавшего за рубежом даже профи! И это в советское время да в Южном Казахстане! Они побывали в разных странах, и она увлекательно рассказывала о нравах и обычаях народов. Мне почему-то запомнилось, что китайцы при приготовлении рыбы отрезали плавники, якобы они меняют вкус масла, на котором жарят рыбу.
Однажды я прилёг отдохнуть на хлопковом поле. Незаметно задремал, и мне каким-то образом в ухо заползла мокрица. Это было ужасно! Как только не пытались мы её вытащить. Друзья дули табачным дымом в ухо, ковыряли соломиной, но ничего не помогало. Капли какого-то лекарства тоже не принесли облегчения. После каждой такой попытки мокрица заползала глубже и начинала метаться по барабанной перепонке. Словно стадо слонов грохотало у меня в голове, принося невыносимую боль и страдания. Медсестра с жалостью смотрела на меня, но в город отправлять категорически отказалась. Так я промаялся день, потом ночь, а утром меня, невзирая ни на что, отправили в поле. Когда казалось, что уже ничто не может помочь, я лег, прижался к земле ухом, в котором была мокрица, и замер. Мокрица тоже замерла. Потом стала потихоньку пробираться к выходу. Наконец я почувствовал, как сначала вытекла с легкой щекоткой жидкость, а потом выползла мокрица. Возбужденный от неожиданного освобождения, плясал на поле так, что казалось раскачал земной шар!
Был у нас один парень, из параллельного класса. Уж не помню из-за чего, но мы с ним повздорили. Ребята тут же стали раздувать конфликт, задирать, обвинять в трусости. Вечером мы договорились встретиться за кухней, традиционном месте выяснения отношений. Он был выше, я был злее. Сначала пошел словесный “базар”. После его фразы, бывшей тогда коронной: “Если ты обиделся, набери в рот глины и плюнь мне на грудь!”. Я взял да и ударил. В грудь. Он смутился, растерялся, стал оглядываться по сторонам. “Забздел!” - решили ребята с обеих сторон. Драки не состоялось, развели…
И вот на фоне брожения смутных желаний, нервных срывов, переживания чужих свиданий и сладкого ожидания чего-то непонятного, но желанного до подташнивания, подошла наша практика к завершению. По традиции, в ночь перед отъездом решили “мазать” девчонок. Заготовили кто зубную пасту, а кто и гуталин. Девчонки ждали и тоже готовились. В результате они начали чуть раньше и те из ребят, что уснули, оказались здорово разрисованными.
Я потихоньку залез на второй ярус, отодвинул занавеску… Под простынкой лежала Татьяна. Вдруг она быстро, порывисто, села и молча взяла мою руку с зажатым тюбиком зубной пасты. Из-под простыни пахнуло теплом, чем-то незнакомым, неведомым, огромным и захватывающим. Светились в полумраке её вишнёвые глаза, чуть шевелились трепетные губы, белела шелковистая кожа оголенных плеч. Я замер и на меня обрушилась вся Вселенная: затопила нежность, трепет, сладкое томление. Казалось, что сердце от наполненности не вместится в груди. А тепло и свет разливались, растекались, и уже каждая клеточка трепетала, вибрировала в немыслимом восторге, радости, нежности. Мы молча сидели, глядя друг другу в глаза, чувствуя близость, ощущая тепло, притяжение, дыхание. Кругом слышалась возня, вскрики, хихиканье, а мы словно выпали из реальности. Потом я очнулся от наваждения, вырвал руку и бросился из помещения.
До утра бродил, слушая шепот высокого ветра, заплутавшего в мириадах звёзд. Звёзды, которые становились крупнее в момент ударов сердца и уменьшались между ними, искрились в бездне Вселенной, а ветер начищал их до нестерпимого блеска, полировал верхушками тополей.
Плакал, жалея себя, такого маленького и благодарил судьбу за такое чудо.
Набрёл на сеновал, пёс тихо предупреждающе рыкнул, но бросаться не стал, должно быть тоже заворожённый этой чародейской ночью. В глубине сарая шептались и хихикали, возились, осыпая сено. Приглядевшись, я увидел Люду и Володю. Они лежали на тюках, целовались и что-то шептали друг другу. Уговорил он её всё-таки прийти на сеновал…
Так я уехал в последнее школьное лето, впервые почувствовав Вселенскую нежность и увидав сладкий грех не в кино или в овраге на окраине города, а рядом...
Мы не раз виделись с Татьяной, так как после окончания школы учились в одном институте. Она с симпатией относилась ко мне, но дальше мимолётных разговоров не шло - боялся, что растает хрустальное чудо той колдовской ночи.
Потом она вышла замуж и я порой встречал её, еще больше расцветшую, женственную...
Продолжение: http://proza.ru/2007/01/04-299