Закатный малиновый звон...

Анатолий Елохин
Анатолий Азиат
 
ЗАКАТНЫЙ МАЛИНОВЫЙ ЗВОН...


                Что жизнь - белок в движеньи,               
                               
                И, мысль - в неизмеримом               
               
                измереньи...


Грохот и шум улицы почти не доносился сюда, и  казалось, время  не спешило здесь, как там, а тоже отдыхало.   То тут, то там лежали и гуляли на зеленых лужайках люди, подставляя солнцу свои белые,  розовые,  красные и тёмно-шоколадные тела.     Я вышел к площадке,  где цокали маленькие белые шарики. Почти все столы были заняты, но на одном лежала  суперсовременная фирменная ракетка,  и хозяин её,  расположившись неподалёку, в тени, на скамейке, читал "Новый мир". Это был импозантный мужчина,  лет пятидесяти, высокий, крепкого сложения с тёмно-коричневой кожей, в лице его было что-то испанское:    тёмные,   густые,    с проседью волосы, такие же тёмные и густые брови,  и глаза, тёмные, как две виноградины. Одет он был в ослепительно белые "с иголочки" трусы,  гольфы и кроссовки фирмы "Адидас.
 - Извините, не хотите ли размяться?- обратился я к нему.
 - С удовольствием! - ответил он и, поднявшись, закрыл журнал.
 - Конечно,  "Архипелаг",  теперь все его читают - машинально отметил я, и, как-то неожиданно для себя  спросил:
 - А Вы,  не читали рассказ, по-моему,  в "Дружбе  народов", там, где  "Чевенгур"  напечатан,  рассказ - "Колымский трамвай средней тяжести"?
 - Нет. - ответил он.
- Прочтите, я до сих пор,  хожу под впечатлением!
- Спасибо, попытаюсь найти.
   Наше общение на этом закончилось и, кроме цоканья шарика, междометий,  счёта партий,  и обмена улыбками по поводу удачной игры партнера не углубилось. Часа, через полтора, поблагодарив друг друга за доставленное удовольствие, мы расстались. И, вот,  недели  через две,  "на том же месте, в тот же час", ситуация до смешного повторилась,  только на этот  раз он читал "Дружбу народов".
- Здравствуйте.
- Добрый день! - мы улыбнулись друг другу.
- Вы знаете,  прочёл. Правда, не в этом журнале, но - благодарю Вас,  я тоже пережил  - потрясение!  А хотите, я Вам тоже предложу,  кое-что?
 - С удовольствием! - Как Вы смотрите: на будущей неделе, скажем, в четверг,  после  18-ти?
- Хорошо. А где? Куда подойти?
- Давайте встретимся здесь, я подъеду на машине.
 - Договорились, а как насчет пары  партий?
- Непременно-непременно,  ведь за мной "долг". - улыбаясь, ответил он.
   И,  вот,  четверг, и мы едем по городу,  разговаривая ни о чём.
  - Странно,  мы ведь до сих пор, даже не знаем не только - кто мы и чем занимаемся,  но, и даже по имени не  представились! - промелькнула мысль. Ехали недолго и вот, мы уже   во дворе  какого-то учреждения.  Выйдя  из машины, мой знакомый обратился ко мне:
 - Извините,  что не с парадного хода,  но,  я думаю, Вы меня поймете и простите.
 Мы зашли в здание, прошли мимо, кажется, это была столовая, и зашли в небольшую комнатку,  где стоял шкаф,  стол  и два кресла.  Мой знакомый подал мне белый халат,  и,  накинув второй себе на плечи, предложил:
 - Наденьте, пожалуйста.  Я подчинился.  Мы вышли  из  комнаты,  прошли вперёд и свернули направо.  Тут был коридор,  метра четыре в ширину и довольно длинный. С одной стороны были окна, с другой - комнаты под номерами. По коридору прогуливались люди в больничных пижамах. Одного взгляда на них было  достаточно,  чтобы  определить, что я в "психушке": на окнах-то - решёточки. Мой собеседник тихо сказал мне:
 - Вам не приходилось раньше...  Извините, ради Бога, я уже привык, с годами ко всему привыкаешь…
 - Где мой Буцефал!? Подать сюда!! Ах, вы!!... – услышали мы крик, от которого мороз пошел по коже. И, вот,  уже бегут рослые санитары и медсестра со шприцем в руках.  Они забегают в палату №2,  оттуда  слышен  шум борьбы, нечленораздельные крики, потом всё стихает. Я подхожу и осторожно заглядываю.  Тот,  который кричал,  лежит  на кровати, растянутый и привязанный полотенцами к спинкам кровати. Он немигающим,  бессмысленным взором смотрит в  потолок,  губы  его беззвучно шевелятся и кривятся.
  - Это у нас "буйная" палата.  - прокомментировал  из-за моего плеча мой гид.  - Извините,  Вам просто не повезло,  у нас такое не часто бывает. У нас в основном - "тихие". Люди, отвлечённые криками,  продолжали  свою прогулку. Вот, идет один,  как будто зарядку делает, уставился глазами в пол перед собой и,  никого не замечая, наматывает километры, круто разворачиваясь в конце коридора. Вот,   идут два  юноши, оживленно беседуя друг с другом. Лица и глаза их ничем не отличаются от тех, с которыми я встречался там, на улице...  Вот, там дальше, за столиком  играют в шахматы и, как и везде, стоят болельщики...  Две медсестры, наверное, только что закончивших медучилище, стоя у окна,  и разговаривая друг с другом, как бы незаметно  наблюдают  за порядком...  Вот,   идет человек,  на  вид ему лет сорок,  невысокий, хрупкий, с иконописным лицом, глаза его, как будто, скользят по всему и ничего не замечают, он идет возле стены и, как бы всё время прислушивается,  губы его всё время шевелятся, как бы произнося беззвучно: "Тук-тук".
 - Обратите внимание,  обратился ко мне мой  гид,  -  на этого человека,  тут  все  его прозвали "Тук-Тукыч".  Я Вас, собственно, из-за него и позвал. - и он, так же тихо,  рассказал мне историю этого человека.
    Больной №.  работал в школе,  учителем истории.  Работу любил, дети относились к нему хорошо. И вот, некоторое время назад, он начал всем рассказывать о встрече с неким   существом, начал  ходить по разным предприятиям и везде предлагать изменить технологию,  к примеру:  на  вредных  предприятиях, ядовитые отходы  закачивать под давлением на большую глубину в землю;  или: предлагал сооружения, которые эти отходы разлагало на атомы;  в пищевой промышленности: предлагал сократить потери овощей,  путем изготовления нетрадиционных полуфабрикатов прямо на местах выращивания, (естественно, с  минимальной потерей вкусовых качеств); и.т.д. Практически перестал спать.  По ночам, всё время чертил какие-то непонятные приборы и механизмы...  К врачу  его привела жена,  но,  несмотря на все усилия врачей, болезнь прогрессирует. Сейчас он узнает только свою жену...  Во время этого повествования я все время смотрел на эту коридорную жизнь. Особенно меня поразил один взгляд:  умный, проницательный, добрый...  Так посмотрел на меня мужчина с мощным лбом и со следами перенесенной оспы на лице. Мужчина, лет тридцати, с круглым ребячьим лицом, подойдя ко мне, подергал меня за рукав:
 - Дяденька! А я умею прятаться! - он отошел от меня и, спрятав голову за дверь палаты,  через несколько секунд, осторожно выглянул из-за нее.
 - Ку-ку!
  - Серёженька!  - обратилась к нему одна из медсестер,
 - Иди к нам, иди хороший! - и он, как ребёнок, улыбаясь и весь, светясь от счастья, вприпрыжку побежал к ней.  Мой гид,  скомкав рассказ,  предложил мне вернуться  в свой кабинет. Предложив мне кресло, и присев сам, он,  немного помолчал. Потом  достал ученическую  тетрадь и, протянув её мне,  сказал:
  - Я хотел Вам предложить вот эту тетрадь. Это, его супруга, записала его рассказ о происшедшем,  когда он  был,  в еще более-менее нормальном состоянии. -  Я взял её в руки и сидел, не поднимая глаз.
 - Осуждаете... Вы видели того человека... Но, ведь это - не я! Мы ведь - пешки, Вы же знаете... -     Я поднял на него глаза:
  -  Наверное,  у него   нет   защитников,   как у Жореса Медведева,    тот   -   счастливчик,  а этому-то  –  кто  поможет? И, ведь, ОН - не один!?
  - А что я могу?  Ведь, поставить одну латинскую букву с вопросом - может любой психиатр,  а,  вот, чтобы её  снять...   Что я мог сделать?  Уйти?  Но, ведь, я нашел себя! Скольким действительно  больным я помог!  А пойти против стены... И я бы ходил рядом с ним, с ними, с такой же буквой и вопросом... - он замолчал.
 -"И вся  история страны - история болезни"...  - вырвалось у меня.
  - Что Вы сказали?
  - Простите, это из Высоцкого. -  Наш разговор смялся, и, поговорив ни о чем, он увёз меня из своего заколдованного царства,  и мы расстались с  тягостными чувствами...
 В тетрадке,  круглыми, аккуратными буквами было записано следующее:
    " Человек всегда живет ожиданием чуда,  и с некоторыми, действительно,  случаются  иногда удивительные вещи! И всё стоит перед глазами, словно это случилось вчера...  ...Душа общалась с ...Вечностью...  Хайям,  Фирдоуси... Лермонтов, Пушкин...  Булгаков,  Андреев... Еврипид, Аристотель... Шекспир, Монтень... Высоцкий...
 ... Все их души продолжались в моей...
 "Мы истины из книжек узнаём"...
 ...Белизна стен и сверкающие купола в закатном солнце...
  ..."Купола в России кроют чистым золотом"...
    Мое созерцание прервал негромкий стук.
 - Тук-тук. В самом низу стены, прямо передо мною, вдруг отворилась маленькая дверца. Я, непроизвольно наклонившись, шагнул  вперед. Дверца за мной захлопнулась,  и я оказался в  полнейшей темноте. Понося  себя последними словами,  попытался открыть дверцу, но ни ручки,  ни самой дверцы нащупать не  удалось, пришлось, на ощупь, по стене пробираться вперед. - Куда? Что ждет впереди? Где выход? Так, спокойно:  оставаться на месте и ждать, может, откроется дверца? Сомнительно. Идти вперед? Но, в любой момент можно подвергнуться  нападению и неизвестно чего?  Но, даже защититься хоть как-то, в этой кромешной темноте - невозможно! Значит, уповая на фортуну - вперед! Так, что там я помню о лабиринтах,  ведь нити Ариадны у меня нет: "идти, постоянно придерживаясь одной рукой за стену", - вроде так. Осторожно, маленькими шагами,  держась правой рукой  за стену, двинулся вперед. - Тук-тук. - раздался совсем рядом стук о стену. Я  поспешил   на стук.  - Тук-тук.  - раздалось опять впереди, на таком же, как и в первый раз расстоянии.  -  Вот,  и "нить Ариадны" - только зовущая. – пронеслось в голове. - Тук-тук. Идти пришлось долго.   Вскоре я уже перестал идти,  осторожно ощупывая поверхность, по  которой я  шагал,  и  ступал твёрдым шагом, правда, руку со стены не убирал. - Тук-тук-тук.  - звук остановился прямо у  меня  перед носом. Я тоже остановился,  провел левой рукой впереди себя. Рука нащупала что-то мягкое и упругое:
 - Как  в притче о слепцах,  которые ощупывали:  каждый, только отдельные части слона, и,  соответственно,  каждый, по-своему, представлял себе "своего" слона,  так наверное, и я, не узнаю -  что же это такое!   Не отрывая правой  руки  от стены, постарался  левой ощупать полностью предмет,   оказавшийся на моем пути,  и,  к удивлению своему узнал, что это - обыкновенное кресло.
 - Ага,  значит,  приглашают присесть. - я сел в кресло, оно оказалось очень удобным,  ощущение такое,  как… ну, если лежишь на воде,  ничего не давит,  а на всё  тело, снизу направлена упругая сила. Темнота стала рассеиваться, вот, в серости стали  проглядываться контуры помещения, в которое я попал.  И, вот уже, как говорят, светло - как днем, хотя нигде нет ни окон, куда бы проникал солнечный свет, и не видно: ни каких-либо искусственных осветительных приборов,  и, даже нет и "пера жар-птицы", которое принесло Ивану столько бед и приключений...  Но - светло, и, ни от одного предмета, я специально, чтоб проверить, поднял руку,  но, нигде не было тени, как будто, свет проникал отовсюду и с одинаковой силой освещал предметы  со всех сторон. 
 - Да,  не позавидовал бы я,  если бы художник  оказался здесь и попытался бы все это - отобразить! Ведь, нет ничего: ни тени,  ни полутени, ни бликов, и, все выглядит так неестественно и неправдоподобно... 
   Помещение было довольно большим,  сферической формы,  и напоминало: нет,  не лавку древностей, и не свалку, а - скорее всего,  музей ненужных и неиспользованных вещей, которых стояло здесь множество, и только, по дизайну, можно было определить год изготовления,  так как,  всё выглядело так, как будто, только что изготовлено и ещё  не было в деле.  Кресло стояло в самом центре зала, и нигде не видно было в стене ни входа,  ни выхода,  сколько я ни вглядывался в  беломраморные стены.
 - Ну,  что ж, мне открывается какая-то тайна, невероятнейшее везение!  А что будет дальше... А,  впрочем,  "все в землю ляжем, всё прахом будет"...
 - Тук-тук.  - послышался опять стук,  и сразу в  вышине полусферы вспыхнул  ослепительный  шар,  который  вернул мне нормальное обозрение предметов.  Прямо, передо мной,  стоял болид, напоминающий истребитель на четырех колесах, без крыльев и хвоста. Я встал и подошел поближе. Колеса оказались не колесами, а шарами, скорее всего из какой-нибудь  резины,  соединённых  с  корпусом примерно так, насколько я понял: как мебель, которая перемещается по квартире.  Заглянув в кабину, перед местом водителя, на  панели,  я увидел мерцающий экран.  Он вдруг ожил. Появилась маленькая копия болида,  побежали цифры,  формулы, отдельные узлы машины,  способ управления,  маневренность и прочее. По цифрам и формулам я не спец,  но из рисунков  понял, что: так как, колеса имеют шаровидную форму, и обладают большой степенью свободы  в  движениях и  вперед-назад,  и, вправо-влево, то: она обладает исключительной маневренностью; кабина имеет центр тяжести, как "ванька-встанька", и не имеет жесткой связи с корпусом;  вдобавок,  при переворачивании влево вправо, выходит еще одна пара колес-шаров,  и  машина продолжает движение на двух старых и двух новых колесах, а те, которые не нужны, убираются внутрь,  так  что,  перевернуться набок ей  никак не удастся,  а кабина всегда находится параллельно к поверхности.
 - Вот  бы прокатиться!  Что из того,  что я не умею водить, тут ведь, управляет компьютер!     Экран погас.
 - Не хотят, ну, что ж, пойдем дальше. На столике лежал предмет, напоминающий небольшой портативный магнитофон. Я взял его в руки. Передо мной – книжная страница.
                ***
Дураки мудрецом почитают меня.
Видит бог: я не тот, кем считают меня.
О себе и о мире я знаю не больше
Тех глупцов, что усердно читают меня.
                *** 
   С радостью прочел я эти строки Хайяма.  Только, по-моему, это не бумага,  а что?  Я нажал    на одну   из   кнопок.  Снизу-вверх замелькали строчки, как при перемотке магнитофонной ленты, нажал на другую кнопку. Движение прекратилось и  я прочел:
                ***
Ад и рай - в небесах, - утверждают ханжи,
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и рай - не круги во дворце мирозданья,
Ад и рай - это две половинки души.
                ***
   Я нажал на третью кнопку. Текст переместился вверх, как на страницу. На этой новой странице было написано:
  Проект новой книги, в которой нет бумаги(!), нет переплетов(!), которая вставляется в несложный прибор,  и, передвигается постранично, и, перематывается на любую страницу, а - в вынутом виде, вкладывается в футляр и удобна,  как для хранения, так и  для переноски.   Несомненны также преимущества в наборе и печатании. В разработке дополнение:
     а) как? во время чтения, цветом страницы(?), или - слова(?), или - мысли(?) передавать,  (усиливать) эмоции  написанного;
     б) то же, посредством музыки;
     в) то же, посредством запаха.
  - Тук-тук.          
 - Эврика! и как это сразу до меня не дошло! "Тук-Тукыч" привел меня сюда,  где ОН,  или - ОНИ собрали и  реализовали идеи и изобретения, которые лежат мертвым грузом, которые не признаны, и никогда не будут реализованы в нашем обществе!
    ...Вот, лежит  обойма баллонов.  На дисплее показано их действие: выхлопная труба автомобиля выходит не наружу,  а в специальную камеру,  где  при очень низкой температуре,  газ становится жидким и собирается в эти баллоны...
…………………………………………………………………………………………………………………
  - Зачем ты привел меня сюда, Тук-Тукыч? Ведь у меня нет инженерных способностей,  кроме голых идей,  что я смогу вынести, если ты меня еще, и выпустишь отсюда?
 - Тук-тук. - стук раздался прямо с небольшой коробки, я взял её в руки. - Видеокассета! Может на ней - всё, что здесь есть?
 - Тук-тук.  Свет начал  сереть - и,  вот - темнота...
   Прямо передо мной распахнулась дверца, я торопливо шагнул вперед...
 Солнце, всё также золотило купола.  И дрожал в закатном солнце малиновый звон...  Я стоял  перед белокаменной стеной и держал в руке видеокассету.
   На следующее утро я отправил её в Москву на ВДНХ.  Жду. Надеюсь. "Тук-Тукыч" больше не объявлялся, и, каждый  вечер, глядя на квитанцию, я, как заклинание шепчу:
 - Отзовись, "Тук-Тукыч"! Отзовись... "

    Несколько раз приходил я на место нашей первой встречи, но моего знакомого не было. Я уже подумывал о том, чтобы отнести ему  тетрадь на работу, но: незнание его имени и фамилии, заставляло откладывать этот визит.     Как-то случайно, бродя по городу, я очутился возле того здания, перед дверью, через которую мы проникли внутрь. Я взялся за ручку двери, но дверь оказалась закрытой. Был уже близок конец рабочего дня и я, решив попытать счастья, начал прогуливаться по скверику, не выпуская из виду дверь. Свернув на боковую аллею, я увидел одноэтажное здание, построенное, скорее всего,  уже в наше время, но выглядевшее так, как будто,  ему уже тысячи лет.  Тополя окружили его со всех сторон и солнечный свет не достигал его окон. "Что за дом притих, погружась во мрак..." - ассоциативно среагировала память.
    Входная дверь была открыта настежь, и, ноги сами шагнули внутрь.  После жаркого, солнечного дня, ощущение было такое, как будто, я спустился или в подвал, или в подземелье. Пахло влагой,  тяжёлым,  непроветриваемым воздухом, как из запущенного общественного туалета.  Пройдя шагов, пять  по коридору, я остановился на пороге квадратной комнаты. По периметру стен и посредине,  стояли кровати.  На них лежали... люди.  Всё  в  комнате, как  бы  соперничало друг с другом в древности происхождения,  начиная с мебели и постельных принадлежностей,  и,  кончая...  -  их владельцами. Они лежали под ватными одеялами,  как высохшие мумии  и только две головы повернулись на моё  появление. Первая, была голова старика,  лицо которого было так изрезано  морщинами, как смятая фольга из-под конфет,  но, скользнув по мне пустым взглядом, голова медленно вернулась в своё исходное  положение. По лицам этих мумий ползали мухи. Ползали по-хозяйски, и чёрные, и зелёные, и большие, и маленькие... Вторая голова,  была похожа на мою покойную бабушку,  и я, инстинктивно,  сделал движение к ней.
 - Внучек! - я вздрогнул,
 - Внучек,  иди сюда.  -  еле слышным голосом позвала она. Я подошел и присел на табурет, стоящий возле кровати.
 - Не приходят.  Дочка зимой была. А сыны и старшенькая, уж и не помню когда.  - голос ее звучал бесстрастно и  тихо, она глядела мне в глаза и говорила... говорила... - Внуков-то и правнуков - много,  а последних-то  и  не видала...  А сюда-то никто не приходил. А Машеньку-то, как я любила. И она меня тоже,  да не пускают сюда. Да разве можно их сюда-то... Дочка-то старшенькая - учительница. Ей-то бедной, ой плохо. Все работа - работа.  И Ваня-сынок, он в начальниках, всё на заводе, дома-то тоже совсем маленько бывает. И Коленька...  У него машина, а она, сколько времени-то, забирает. Вот, Верочка, в госстрахе работает, вот и, забегает. У меня уж всё готово:  и завещание, и страховка на похороны, и на памятник хватит,  скорей бы уж. Вот, умереть бы - хорошо... Ты в церкву-то не ходишь?  - она  вытащила  из-под одеяла руку... Я смотрел, не отрываясь,  на её  прозрачную,  бесплотную руку... - Поставь свечку, за упокой души, рабы божьей Марии...
    Не в силах больше сдерживать себя, я почти бегом выскочил на улицу.
 - Господи,  а ведь похоронят - и оградку поставят, и за могилкой ухаживать будут!  Почему все приходит ПОТОМ? ПОЧЕМУ?
   "Ад и рай - это две половины души"... Почему мы гибнем? Народ, у которого есть и Толстой, и Достоевский! И Иисус! И - многие-многие...  Почему, все это нравственное богатство не лечит, не задерживается в теле народа?..
   Выбегая на аллейку, я столкнулся с мужчиной, и, извинившись, узнал в нём того, кого поджидал.
 - Добрый день!
 - Добрый! Вы не  меня ищете? - он, улыбаясь, протянул мне руку.
 - Да,  вот, пришел вернуть тетрадь. - Я достал из сумки тетрадь и передал ему.  Он взял, лицо его сразу стало серьёзным.
  - Вы знаете, а "Тук-Тукыч" исчез. Исчез бесследно, хотя выйти из отделения,  как Вы понимаете, невозможно. Вот только... Серёженька,  помните, иногда подходит к одному месту в стене и долго стоит, и, стуча в стенку, разговаривает:
  - Тук-тук! - Выходи, будем прятаться.
     ... Жена его приходит ежедневно, милиция ищет, конечно,   но ...
 Так что,  тетрадь эту, я верну ей... - он серьёзно и внимательно смотрел на меня.  Я молчал.  Потом, мы, перебросившись дежурными фразами, расстались. Ноги сами принесли меня в церковь. И, накупив свечек, я зажёг, и поставил за упокой  души Марии...  Владимира... Андрея... Владислава...  Анны...  Александра...  И других имен, которые вспомнились...  Постоял, потом пошел, купил еще свечей и поставил... За здравие... Всех... Живущих сегодня... И тех, кому - предназначено родиться...
       1990