Самое страшное бедствие на судне в открытом море – это пожар, и поэтому у экипажа очень сильно развито обоняние. Даже дым сигареты в неположенном месте приводил нашего старшего помощника в бешенство, а пахло на этот раз не табаком, а самым настоящим пожаром. Что же случилось?
…Второй помощник капитана, Юрий Васильевич, крепкий парень небольшого роста с начинающей лысеть головой, знал неисчислимое количество анекдотов. И, хотя он вовсе не был антисемитом, анекдоты его были в основном про евреев.
Вахта второго помощника, на которую попал в тот раз и я, стоит ночью с нуля до четырех часов утра, а завтракает с четырех до пяти. Мне пришлось срочно научиться правильно жарить картошку, т. к. она была основным блюдом ночной вахты. Рейс длинный, развлечений мало, и Юрий развлекался анекдотами, очень удивляясь тому, что после очередной байки какой-нибудь «научник», забредший на мостик посмотреть вперед, не смеялся, как все остальные, а тушевался и молча уходил. Потом ему подсказали, что основная национальность среди людей науки, в том числе и нашей корабельной – евреи.
Я потом как-то встречал представителей этого народа, которые сами, по примеру габровцев, собирают и любят рассказывать про себя такие анекдоты. Но у нас таких редких экземпляров не оказалось, наши были простые работяги от науки, и, услышав подобное из уст вроде бы нормального человека, просто терялись, не зная, как реагировать. Не смеяться же!
И вот Юрий Васильевич решил пожаловаться на такое внимание, вернее, невнимание к своим анекдотам, капитану. Он не нашел ничего лучшего, как сказать: «Чертовы евреи, совсем заколебали: даже анекдотам не смеются». Капитан развернулся и молча вышел из штурманской рубки. Юра понял, что наступил на больной мозоль и капитану.
– Все, Юра, – сказал он сам себе, – спокойная жизнь закончилась. Жди неприятностей. С сегодняшнего дня никаких нарушений Устава и никаких анекдотов про евреев.
О том, что начались неприятности, мы узнали уже в первую ночную вахту. Спустившись в три часа ночи на камбуз, я увидел, что мешка с картошкой на привычном месте нет, а вместо него в кастрюлю насыпана какая-то мелкая крупа. Что с ней делать, как превратить её в пищу, я, по своей молодой неопытности, не знал. Дома заниматься готовкой мне не позволяла мама, а в бурсе отцы-командиры разрешали нам только чистить картошку и выковыривать у неё глазки. Процесс готовки пищи как-то проходил мимо нас. А мы, естественно, мимо него
Поднявшись на мостик, я, как и положено дисциплинированному вахтенному матросу, доложил обстановку:
– Юрий Васильевич, картошки нет, есть какая-то крупа. Что с ней делать?
– Ну, вот и началось, – резюмировал Юра. – Крупа какая, мелкая?
– Да, похожая на муку, такая же белая.
– Это манка, – угрюмо сказал второй и задумался. Думал он, как и все штурманы и выпускники бурсы, недолго, и принятое им решение отличалось большой оригинальностью.
– Крупу надо жарить, – безапелляционно заявил он. – Насыпаешь крупу на сковородку, крышку не закрываешь, а плиту включаешь на среднюю температуру и жаришь. Только не забудь выключить вентиляцию камбуза, а то капитан первый проснется. Она на его палубе наружу выходит.
Вспомнив про Устав, я ответил «Есть» и помчался на камбуз. До начала завтрака оставалось тридцать минут.
– Да, дверь с камбуза в коридор не забудь открыть, – крикнул он мне вдогонку.
Я достал большую сковороду, на которой мы обычно жарили картошку, насыпал в неё крупу и поставил на плиту. Открыв дверь с камбуза в коридор, остался стоять около нее – на всякий случай. Плита нагревалась, крупа начинала потихоньку потрескивать. Потом от сковороды потянулся легкий дымок, запахло горелым. Дымок постепенно превращался в дымное облако и заполнял камбуз. Вентиляция, по указанию второго помощника, была выключена, и единственный выход для дыма был через дверь, на жилую палубу, первая каюта на которой – старпомовская.
Старшего помощника капитана в этот раз мне не пришлось поднимать на вахту, как обычно. Он проснулся сам от запаха гари. Самое страшное бедствие на судне открытом море, как уже было сказано – это пожар, и обоняние у экипажа развито очень сильно.
Старпом выскочил из каюты с растрепанными волосами и в одних трусах. Увидев меня в дверях камбуза, сразу заорал: «Почему не объявляешь пожарную тревогу? Горит же камбуз, ты что, не видишь?!!»
– Да не горит там ничего, – спокойно ответил я, – это я манную кашу жарю.
– Как «жарю»? – удивился старпом. – Почему «жарю»? Манную кашу – её же варить надо!
– Мне второй так сказал, – ответил я.
Старпом, приказав мне выключить плиту и включить вентиляцию, помчался на мостик, разбираться со вторым помощником.
Их разговора я не слышал, но Юра мне потом рассказал, что старпом заскочил на мостик и обрушился с руганью на него. Переждав этот словесный пожар, второй «убил» старпома выдержкой из Устава, который гласит, что его вахта «принимает пищу с четырех до половины пятого», а «готовить её должен квалифицированный специалист».
– Ну что ты хочешь от вахтенного матроса, тем более курсанта? Он две недели учился картошку жарить. Что ему, ещё месяц учиться манную кашу варить? – убеждал он старпома. – Или поднимай повара, пусть он нам готовит завтрак, или давай на завтрак то, что умеет готовить вахтенный матрос.
В этот день завтрак у нас задержался почти на час. Пока артельщик выдал картошку, пока мы её начистили, пожарили, съели. Так мы отстояли привилегию, есть жареную картошку на завтрак.
Но и Юра тоже исправился. Нет, он не перестал рассказывать анекдоты. Это было выше его сил. Он поступил так же гениально, как с манной кашей – заменил евреев молдаванами. Благо, у нас в рейсе их не было.
В. Лозманов.
2004-04-12