2005-12-05
20:26
Катя не ела уже три дня. Она сидела в углу и смотрела на всё огромными, почти круглыми нефритово-зелеными глазами отрешенным, обреченно-отчаянным взглядом. Всё происходящее было для неё привычно, хотя трудно привыкнуть к тому, что тебя систематически предают, передавая как эстафетную палочку очередному постояльцу гостиничного номера, предназначенного для заезжих командированных или гастролирующих в местном театре оперы и балета артистов.
А он... Он привычно собирал свой командировочный скарб, смотрел на Катю и сердце его сжималось от жалости и сознания того, насколько подло он поступает, бросая её, поверившую - уже в который раз! - и ответившую ему нежной привязанностью.
Он не мог взять ее с собой. Он ехал к матери и не мог знать, насколько благосклонно та отнесется к Кате.
До отхода поезда оставалось три часа, когда он понял, что не может уехать вот так, бросив ее, и принял окончательное решение.
Он выбежал из номера, отчаянно пытаясь найти выход из создавшегогся положения - времени оставалось в обрез!
Когда через полчаса он вернулся с большой коробкой, взгляд Кати окончательно потух, а её исхудавшая за три дня маленькая рыжая фигурка могла служить символом безнадежности.
Он позвал ее тихо и виновато: "Катя!Ка-а-атя!" Катя взглянула на него и неизвестно, как она поняла его, но в её зеленых, бездонных от горя глазах мелькнул лучик надежды.
Он постучал по коробке ладонью и она быстро, как будто только и ждала этого сигнала прыгнула в это новое для неё, но на три ближайших дня самое уютное пристанище с истыканными ножницами стенками.
За время пути в вагоне она не пискнула ни разу, словно понимая всю чреватость своего нелегального положения.
Его мама была в восторге от сыновьего "сюрприза".
Честно говоря, кошки, более умной, чем Катя, мне встретить больше не доводилось!