Глава 11
Работа на золотодобыче продолжалась до конца октября. Полгода пролетели как один день. Майские грозы, июньская жара, июльское пекло – и вот уже на мокрых прорезиненных рукавицах захрустел ледок. Речка стала темно-синей и от нее повеяло холодом.
В один из вечеров бригадир собрал в холщовый мешочек очередной улов золотого песка. Прошелся по драге, похлопал ладонью усталый металл. И сказал, поглядев как лущит на ветке кедровую шишку отъевшаяся за лето белка
- Все, баста. Пора сворачиваться.
В тот же вечер всей кучей спрыснули окончание сезона. Приняв после полугодового воздержания по двести на грудь, отмякли, зашумели каждый о своем. Бригадир подсел к Саше.
- Ну, как? Все нормально?
- Нормально, бригадир – заулыбался Синеок и потеребил бородку.
- Через пару дней улетаем. Сначала до Намцов, а потом кто куда. Ты далеко едешь?
Саша пожал плечами.
- Не знаю пока. Сейчас, когда документы есть, везде дорога. Может в Якутск махну.
Бригадир посопел папироской.
- А то со мной давай, в Новосибирск. Подыщем тебе квартиру, бабенку найдем пофигуристей. За твои деньги любая пойдет. Зиму перекантуешься, а потом снова в тайгу.
Саша задумался. Новосибирск… Рядом Барнаул, Бийск. Нет.
- Спасибо, бригадир – поблагодарил он – но я, наверное, к родне в Волгоград наведаюсь. Там у меня двоюродная сестра, парочка племяшей. Не видел их сто лет. Не обессудь.
- Да ладно. Но учти – предложение в силе. И если передумаешь с Волгоградом… В общем, по весне мы снова в начале мая всем кагалом на Алдан двинем. Запомни – весной, с 1 по 9 мая, “Свирепый”.
- Не забуду – пообещал Саша.
Вертолет доставил их в поселок Намцы, откуда старатели разъехались кто куда по великой и необъятной. Саша поперебирал по пальцам города и решил не мудрствовать, а остаться в поселке. Хотя бы на год. Точнее, на полгода, потому что до мая месяца оставалось всего-то сто восемьдесят дней.
В Намцах он поселился в большой избе у бабы Насти – крепкой плечистой старухи. Жила она в одиночку – муж лет десять назад ушел на охоту и не вернулся
- Можа шатун заломал – сказала Настя Саше – Можа сбег. Так и куковаю одна как кукуха.
Комната у Саши была просторной, чистой и солнечной. Готовила баба Настя просто и вкусно, денег хватало, но…
Прошел месяц и однажды утром за завтраком Саша сказал Насте
- Я уеду на недельку.
- А куда это?
- А в Хабаровск. К другу.
- Ну, давай. А то чего тебе тут со мной.
На следующий день он улетел вертолетом в Якутск, а оттуда в Барнаул.
В Бийск Саша приехал на попутной машине. Шофер дальнобойщик взял немного, всю дорогу трепался как заведенный, спрашивал Сашу, сам же за него отвечал и Саше не надо было даже поддерживать беседу. Сощурив глаза он сонно наблюдал как бежит навстречу серая лента шоссе и только изредка для порядка кивал – да, конечно, да, само собой.
У въезда в город он попросил остановить грузовик. Посмотрел с горки на знакомое переплетение городских улиц и краем тайги направился к тому месту, где находилось женское общежитие.
На вахте сидела все та же госпожа Семыкина. Она строго посмотрела на бородатого длинноволосого мужика и строго спросила.
- К кому это намылился?
- Вы Катю из 205 комнаты знаете?
- А то! Только нет ее уже давно, опоздал. Съехала она. Весной еще.
- А куда?
- Она мне не докладывалась.
- А как…
- Что “как”?
Действительно, что – как? Зачем приехал…
В Намцах Саша Синеок прожил почти пять лет. Как и предполагал, первую зиму безвылазно просидел в поселке. Перечитал все более менее стоящие внимания книги в местной библиотеке, не пропустил ни одного фильма в клубе. И на охоту ходил всякий раз, когда его звал сосед и на рыбалку. Старался не закисать, не залеживаться на печке, которая занимала в избе бабы Насти почти полкухни. А когда весной появились знакомые старатели, Саша снова ушел на все лето в тайгу.
Так и пошло – лето-зима, зима-лето. Только теперь иногда Синеок стал выбираться из Намцов в “свет” – в Якутск. К этой поездке он готовился основательно. Договаривался о свободном номере в гостинице, собирал вещи как для поездки в санаторий, заталкивал во внутренние карманы пиджака пару пачек фиолетовых “четвертных” и на две недели покидал Намцы.
Если уж в поселке не было скучно, то в Якутске тем более. Три театра, Спасский монастырь, музей Академии наук. Саша с головой окунался в бурную жизнь города. Как на золотодобыче вставал рано утром и ложился спать поздно вечером. Выстаивал в магазинных очередях, покупая все подряд, и нужное и не очень, не торгуясь брал у нервных спекулянтов из под полы иностранные диски в ярких лощеных конвертах, книги и билеты на спектакли.
А вернувшись, долгими зимними вечерами вспоминал блеск театральных люстр, людные улицы Якутска, звон трамваев и думал – вот еще годик, нет, два и надо будет из Намцов уезжать. Здесь хорошо, но ведь не всю жизнь я проживу среди тайги?
Будущее маячило в тумане, скрывало свое лицо как невеста вуалью, но в юбом случае оно казалось Саше заманчиво-мноообещающим. Двадцать пять лет – вся жизнь впереди.
Где и как его засекли, Синеок так и не выяснил. Скорее всего это произошло во время последней поездки в Якутск, потому что в Намцах чужаки появлялись редко и каждый новый человек был как на ладони.
Шел февраль 1990 года. Уже всем было известно, что перестройка затягивается, что Сталин убийца, а кооперативщики – обычные спекулянты. Саша бродил по замороженным улицам Якутска, скупал пачками газеты и журналы, а вечерами в гостиничном номере перечитывал все от корки до корки. Потом анализировал информацию и мысленно отмечал – это только начала. Такие потрясения ждут впереди – мало не покажется.
Он вернулся в Намцы из очередной поездки в конце февраля. А через неделю в поселок приехал погостить сын соседа бабки Насти, которого семь лет тому назад забрали в армию в Подмосковье. Видимо, очень мальчику понравилась столичная жизнь и после окончания службы он быстренько запудрил мозги какой-то дуре девахе и остался жить в первопрестольной, отделываясь от призывов родителей приехать погостить в Намцы короткими письмами.
Появление нового человека в поселке не насторожило Сашу. Прошло столько времени! Скорее всего те, кого он пытался обмануть своей мнимой смертью поверили в его гибель. Парень как парень. Почти ровесник. Веселый, компанейский. Только выпить любит лишка. Да это и небольшой грех. Кто из сельчан не любит приложиться?
В гости к Саше отпускник завалился на третий день после прибытия в Намцы. Наполнив комнату свежим ароматом самогонного перегара – зажги спичку и вспыхнет – он шумно поздоровался с бабой Настей и протопал в комнату к Саше.
- Здорово, друг! Иван Васильев я! Давай лапу!
Саша кукситься не стал, руку пожал, пригласил к столу. Когда вспрыснули встречу, Иван, весело блеснув глазами попросил
- Слышь, Сашок, есть деловое предложение! В смысле поохотиться! Ты как?
- Нормально. А что, есть интерес?
Иван наклонился к его лицу.
- Да понимаешь, хочется мне парочку соболишек домой привезти. На память, так сказать! Поможешь?
- За соболями далеко надо идти – сказал Синеок, уклоняясь от выдоха внучонка. – И надолго. Минимум на неделю. Тут желающих знаешь сколько?
Васильев махнул рукой.
- Нормально! У меня отпуска еще пол месяца. Пойдем, а?
Саша подумал и согласился.
Соболь в окрестностях поселка, если под окрестностями понимать круг радиусом в двадцать километров, исчез быстро. Если в шестидесятых-семидесятых годах за редким зверем ходили только по лицензиям профессионалы – охотники, строго отчитываясь за каждую шкуру, то ближе к девяностым гонять собольи выводки стали все кому не лень. В Якутске за шкуры платили очень даже неплохо, да и в тех же Намцах было много желающих пройтись в боярской шикарной шапке, переливающейся на солнце яркими алмазными блестками.
На всех желающих шапок, ясное дело постоянно не хватало. Соболь ушел далеко от поселка в глухие таежные места и теперь на охоту за ним выбирались немногие, самые упорные.
Ранним утром, еще затемно, Синеок с Иваном Васильевым вышли из Намцов в направлении за запад. За спиной осталась река Лена, справа и слева в километрах десяти парочка мелких деревушек. Впереди их ждала тайга, где на сотни километров не было ни одно обжитого человеком места, не считая охотничьих домиков. Только великаньи стрелы елей, почерневших от времени, сугробы и цепи звериных следов на снегу.
- Ну, держись, Иван! – усмехнулся Саша. – Пятьдесят километров по тайге это не хухры-мухры. Пятки до самой жопы истопчем.
Через два дня, измученные переходом, они вышли к кургузому домишке с одним маленьким окошком на боку. Синеок отцепил повисший на бечеве мешочек со спичками, солью и сухарями – подарок предыдущих жильцов - и начал растапливать печку.
На следующее утро они пошли ставить капканы. Следов было много – заячьи, лисьи, реже волчьи и еще реже собольи.
- Будут у тебя шкуры – сказал Синеок, разгибая тугие капканьи жвала. – Натоптали они тут порядком. За мышами охотятся.
- Когда проверять пойдем? – деловито спросил Иван, когда капканы были поставлены.
- Завтра. Иначе волки всю нашу добычу сожрут.
- Значит завтра – эхом откликнулся Иван. – Ну, ладно.
Всю ночь Саша маялся. Накопилась усталость последних дней и подействовала на него прямо противоположным образом. Вместо того, чтобы уснуть он до самого утра ворочался и пялил глаза в темноту.
Под утро он задремал и время пошло чуть быстрее. Окошко постепенно стало проявляться во мраке розовым утренним глазом. От печки веяло последним теплом. Снаружи в избушку доносилось потрескивание схваченных морозом древесных стволов.
Скрипнула половица. Саша открыл глаза и увидел стоящего рядом с собой Ивана.
- Что, Ваня?... – начал Синеок.
И успел лишь бросить навстречу взмаху ножа тулуп, которым укрывался на ночь.
Ему повезло, что нож был специфического назначения. Короткий, с латунной обечайкой над гардой он использовался для разделки шкур. Будь его металлический коготь чуть острее и длиннее и тогда Саша и остался бы лежать на лавке.
Нож пробил тулуп, меховой жилет и рассек кожу на груди. Синеок зарычал, крутанулся на скамье и обеими ногами врезал Васильеву в живот. Пока Иван барахтался на полу, он прыжком оказался около стены и сдернул с гвоздя ружье.
- Сиди Ванюша, где сидишь – приказал он Васильеву, который начал подниматься с пола. – Я не промахнусь.
И щелкнул обеими курками.
Васильев сел на задницу. Звериное выражение постепенно гасло в его глазах, уступая место растерянности.
- Нож оттолкни ногой ко мне.
- А?
- Нож брось. Вот так. И не дергайся.
Объяснение произошедшему Саша уже почти знал. Это нападение не сиюминутный вывих извилин, не желание ограбить, не месть. Все эти предположения слишком нереальны. Это привет из далекого 1986 года, из Бийска. Только так. Его все таки искали все это время и вычислили. И решили привести приговор в исполнение. А он расслабился, поверил обманчивому спокойствию вокруг своей особы.
Синеок молча смотрел на ссутулившегося Ивана. Не профессионал. Настоящий киллер с хорошей выучкой кончил бы клиента в первый же день их пребывания в тайге. Не стал бы тащиться за полста километров. Васильева скорее всего припугнули чем то. Детьми, например.
- Ну, рассказывай.
Иван прижал ладони к груди.
- Сашок, да разве ж я стал бы!? Да ни в жизнь! Ты думаешь я убийца какой? А если приходят, пистолет к башке и говорят: твоих детей и жену кончаем, тогда как? А? Любой бы на моем месте согласился бы, любой! Ты сам посуди – мне что делать оставалось?
- Тормози – сказал Синеок. – В ушах звенит. Вопрос первый – когда к тебе пришли с угрозами?
Иван пошевелил губами.
- Месяц назад. Сразу после Нового года. Двое. Один кудрявый такой, на артиста похож… как его… забыл. А второй…
- Вопрос второй – перебил его Саша. – После того, как ты меня бы ликвидировал, где ты должен встретиться с ними?
Васильев хотел ответить, запнулся и поднял глаза к бревенчатому потолку.
“Сейчас соврет – понял Синеок. – Нехорошая ситуация. Васильева, конечно, тоже уберут во время встречи. И эта встреча будет… А здесь, скорее всего и произойдет, в домике. Ведь должен он отчитаться перед заказчиками, мой труп предъявить. На слово ему не поверят. Ближайшая изба в день ходьбы отсюда. Убить он должен был меня утром, значит тот или те придут скорее всего во второй половине дня. Уходить надо.”
- Они сказали, что сами меня найдут – наконец ответил Иван. – Ей богу не вру!
- Это хорошо, что не врешь – кивнул Саша и шевельнул стволами боковухи. – Ну, так что делать будем, дядя Ваня?
- Не стреляй! – страстно зашептал Васильев – У меня же дети! У меня жена! У меня батя с мамкой старые! Сашок, не надо, слышишь? Ведь я же не по доброй воле! Убери ты стволы, выстрелит ведь!
- А что делать прикажешь? – пожал плечами Саша. – Сам посуди, как мы с тобой к поселку пойдем? Ты меня по дороге и грохнешь.
- Нет, нет, нет! Вот те крест! - замахал щепотью Васильев.
Синеок задумчиво посмотрел на него. Хочешь – не хочешь, Ваня, а платить надо.
- Ложись на брюхо – приказал он Васильеву – Руки за спину!
Куском веревки он крепко перемотал Ивану запястья, щиколотки и конец привязал к скамье. Потом быстро собрался в дорогу.
- Уйдешь, Ваня – твое счастье – сказал Синеок на прощание – А не сумеешь, не обессудь.
Саша был уже в двадцати километрах от избы, когда из-за елей, давя снегоступами сугробы вышли двое. Увидев домик один из их поправил треух на кудрявой голове и ускорил шаг. Перед входом в домик он вытащил из-за пояса пистолет и толкнул дверь.
На полу извивался связанный Васильев. Кудрявый коротко осмотрел избу и все понял.
- Давно ушел? – спросил он Ивана.
- Утром! Догоним, если поднажать! – обрадовался Васильев – Развяжи! Втроем мы его быстро…
Кудрявый направился к выходу. В дверях остановился и почти не целясь выстрелил Васильеву в голову.
- Ушел – сказал он своему спутнику. – Еще утром. Не догнать.
И со злостью врезал кулаком по бревенчатой стене.
Синеок шел не останавливаясь к Намцам почти сутки. Вышел к поселку удачно – затемно, часов в пять утра. Протопал огородом к дому бабы Насти, дождался, когда она выйдет в хлев, к корове и проскользнул в дом. Ноги подгибались от усталости, болела поясница, на Саша понимал – время его враг и союзник. Он собрал всю наличность, какая у него была, документы – хоть и засвечены, но возможно, пригодятся на случай и по темной дороге зашагал из поселка в ту сторону, где в двадцати километрах спала подо льдом река Лена.
К вечеру он, голодный и окончательно выбившийся из сил подошел к трассе. Лесовоз скрипнул тормозами и остановился. Саша выгреб из кармана кучку промокших от пота денег.
- В Якутск – сказал он шоферу и тут же уснул на продавленном кожаном сидении.
На этот раз Саша выбрал Владивосток, куда добирался почти месяц. Из соображении конспирации он на этот раз не пользовался услугами проводниц, предпочитал стылые, грохочущие товарняки, который поджидал на полустанках. Оставались позади Улан-Удэ, Благовещенск, Биробиджан. Пополнять запасы провизии приходилось на крупных узловых станциях, где можно было незамеченным выскользнуть из вагона и тут же затеряться в разношерстой людской толпе. Пару раз он не успевал вернуться к составу и вынужден был сутками кружить вокруг вокзала, осторожно выспрашивая путейцев в оранжевых жилетах о том, куда пойдет тот или иной поезд. Морозы, от которых тело превращалось в комок боли, долгие ночи, когда товарняк внезапно останавливался среди тайги и вооруженные охранники ходили вдоль состава что-то выискивая, вынюхивая.
Когда поезд пошел вдоль берега залива Петра Великого и в щелястых станах вагонов замелькали пригородные домишки Владивостока, Саша облегчения не почувствовал. Позади трудный путь, а впереди еще более трудная адаптация к новой жизни нелегала. Поиски жилья, необходимых документов, работы. Хорошо еще, что времена наступили смутные, непонятные для тех, кому по долгу службы положено следить чтобы все у человека было правильным – и мысли и источник доходов и прописка.
Прямо на вокзале Синеок отыскал одну из тех бабулек, которые, бренча содержимым клеенчатых сумок с оглядкой подходили к пассажирам.
- Водочка, сынок, водочка.
Водка Саше была без надобности, но он взял бутылку, сунул бабке с верхом против запрошенной цены и спросил
- Квартира нужна, мать. На длительный, понимаешь, срок.
Старуха как опытный конспиратор сразу ничего не ответила, отошла за угол и оттуда поманила Сашу пальцем.
- Квартиры нет. Комната сдается.
- Пусть так.
- А паспорт у тебя есть?
Саша протянул ей документ.
- Есть, мать. Я человек положительный, у меня все документы в порядке. И платить буду хорошо, сколько попросишь.
- Ну, чего ж… Пойдем.
Дом, в котором жили бабуся, свечкой торчал на вершине сопки. Девятиэтажка на горе – такого Саша еще не встречал. Но когда поднялся по ступенькам к подъезду и оглядет расстилающуюся вокруг панораму, то понял, что строить больше негде. Почти весь Владивосток расселился на бурых, поросших лесом холмах, которые стайкой мокриц сгрудились возле залива. Улицы, по которым не ходят, а взбираются, строения жилые и производственные, к которым надо карабкаться. Ровное только Японское море, белеющее льдом на горизонте.
“Ну и ладно – подумал он, оглядев небольшую светлую комнату – Привык ведь я к тайге, привыкну и к морю”
После того, как бабуля ушла продолжать свой бизнес, в дверь комнаты постучали. Саша открыл и увидел на пороге молодую женщину, которая виновато смотрела на него большими прозрачными глазами.
- Там – тихо сказала она, показывая пальцем в глубь коридора.
- Что “там”? – тоже невольно понизил голос Саша.
- Простите пожалуйста, он не виноват – прижав кулачки к груди быстро зашептала женщина – Так получилось. Майор вообще-то так редко делает. Не понимаю, что на него нашло. Я ему скажу. Он больше не будет. Это он в знак особого расположения.
Саша напрягся. Майор. В одной с ним квартире. В любом случае неприятно. А если МВДшный, или еще хуже, органист?
Саша криво усмехнулся.
- Что он там натворил ваш муженек? Ко мне в карман за документами залез? В знак особого расположения.
Она открыла глаза еще шире, попятилась вглубь коридора и притащила оттуда Сашин зимний сапог.
- Иди сюда быстренько – сказала женщина кому-то. – Сам виноват, сам и извиняйся.
В коридор вышел огромный пушистый кот с белым пятном на боку. Сказал что-то на своем певучем кошачьем языке и потерся об Сашину ногу.
- Он вам в ботинок на…писал – горестно сказала женщина и покраснела.
Саша поднес сапог с носу. От меховой оторочки остро пахнуло котячьей мочой.
- Я постираю – сказала женщина. – Потом духами побрызгаю. Все будет хорошо.
Синеок рассмеялся – легко и весело.
- Мы его в звании за это понизил. До капитана.
Сказал, посмотрел на женщину повнимательнее и спросил
- Вы кто? Дочка? Или нет. Скорее внучка.
- Я здесь комнату снимаю – вон ту. От работы далеко, но хозяйка мало берет, а у меня профессия такая, что … В общем, жилье меня устраивает.
- А какая у вас профессия?
- Я учительница – сказала женщина и порозовела, словно произнесла что-то неприличное. – Начальных классов. По распределению. Из Свердловска.
- Далеко же вас распределило – посочувствовал Синеок – А зову вас как?
- Аня. То есть Анна…то есть…
Синеок смотрел на нее и понимал: молодой мужчина и молодая женщина будут жить в одной квартире. Пусть даже в разных комнатах. Очень возможно, что начнется старая престарая история из трех звеньев – знакомство – флирт – постель. Дело, конечно, вполне естественное, по вряд ли в его положении правильное.
Он сухо кивнул и ушел в свою комнату.