Спуститься с горы, увидеть город или подняться наверх, к Богам? В чём жизнь человеческая, в чём её смысл?.. Нет ответа, молчание; решай сам, иди сам - твоя жизнь, тебе решать.
Вопросы начали мучить меня достаточно рано. Временами они вставали передо мной стеной, закрывая солнечный свет, но лёгким движением руки они, подобные расставленным друг за другом доминошкам, отскакивали и валились на землю.
Что может делать человек, живущий в горах, пасущий стадо овец? Как и все: чем-то заполнять себя; музыкой, вытекающей из тонкой дудочки, природой, красотой мира, гор...
По наступлении пяти лет родители дали мне в руки палку, узелок - и я отправился в город учиться. Там я увидел, насколько та вселенная, в которой я жил до сих пор, мала, насколько эти горы ничтожны; но они всё равно были всем, что я имел... но уже тогда хотелось другого, чего-то неведомого и далёкого.
Помню с тех лет две картинки: воду, которой нет конца, которая как бы излучает спокойствие, ласкает песок, лежащий у берега; и город, огромные дома, уходящие в небо, бескрайние дороги, прерывистые линии машин, уходящие к горизонту.
За пять лет, промелькнувших одним днём, я узнал о мире всё, что могли дать мне учителя. Потом школа закончилась, и я снова, как пять лет назад, с узелком да палкой, но в обратную сторону прошёл по старой горной тропинке, ведущей от отца с матерью до города.
Мой дом остался таким же, каким был ещё до ухода. С теми же животными, вещами, только какая-то часть его души исчезла: умерла мать.
Отец едва справлялся с хозяйством; перо и книги были забыты в углу, и я снова стал пасти овец летом, к зиме перекочёвывая с домом к подножью.
Так прошло ещё пять долгих лет. На окончании пятого, зимой, заболел и умер отец, оставив меня одного.
Во время редких встреч с другими семьями я так ничего себе и не нашёл: ни других занятий, ни жены.
- В чём смысл жизни? Как надо жить? - спрашивал я себя.
Подгоняемый этими мыслями в один из дней я передал стадо в руки друзьям, взял свой узелок с книгами, новую палку и отправился с гор в настоящий город, увиденный мной в школьные годы на картинке, и к морю.
Зима догнала меня далеко от гор; вначале перестало греть солнце, и, наконец, в одну из ночей пошёл снег.
Эта метель не была тем, что я видел в горах. Она была слабее, но негде было спрятаться: бескрайняя равнина заставляла меня каждую ночь вырывать себе могилу и ложиться в неё.
К тому моменту, когда на моих пальцах появились трещины и пошла кровь, я встретил за всё время пути первого человека.
- Куда ты идешь? - был вопрос, который он задал мне при встрече.
- В город, к морю, - ответил я.
- Почему же не к небу, к вершинам гор? - рассмеявшись, задал он мне второй вопрос.
- Там - место Богов. Ты там замёрзнешь.
- А чего ты ждёшь от города? - ответил он, неожиданно погрустнев и как будто потяжелев.
- Ответов, - сказал я, уверенный, что он, человек с какими-то пустыми глазами, не скажет мне их.
- Вопросы... иди; за моими следами, в дне пути, город.
Так мы и расстались, безымянные друг для друга.
Он не обманул: в тот же день, к вечеру, я встретил первую каменную дорогу и к утру был уже в городе.
- Сколько надо сил, чтобы построить дорогу, а сколько, чтобы пройти? - думалось мне тогда ночью. - Если жизнь - это дорога, то сколько надо сил, чтобы управлять чужой жизнью?
- Это - великое искусство, и здесь нужен опыт: одной жизни для этого слишком мало, - ответил я себе.
Уже потом я понял, насколько ошибался, желая нескольких жизней: в этом проклятие Богов, потому что именно в бессмертии теряется, а не находится смысл жизни. Да и сам смысл жизни казался мне тогда туманным. Я не думал, что смысл - просто жить.
Потом было время, когда я изучал город. Моя надежда найти в нём ответы вскоре раскололась, оставив множество осколков, из которых я надеялся у моря склеить свои идеи. Если в городе и задавались вопросами пастуха, то они были похоронены внутри людей.
Я разговаривал с ними, но находил лишь большие противоречия, чем во мне; более глупые вопросы, мелочные цели.
Едва прожив в городе без крыши над головой, на ночь уходя в поля и питаясь травой из под снега, три месяца, я покинул его границы и отправился к морю.
С каждым днём дорога становилась для меня лучше; приближалось море, прибавлялись силы, а зима отступала.
За время, прожитое в городе, я понял, что нет того мира, где все разумны, где каждое слово - правда, а действие - шаг к мечте; этот мир можно было создать только в себе, одному жить в нём, становясь Богом этого мира, лишённым проклятия. Именно в городе я осознал, что бессмертие - проклятие, потому что всегда тот, кто ищет большего, чем другие, одинок душой.
В дороге, пройденной до моря, я довёл эту мысль до конца, дав себе понять, что жизнь надо вычерпывать до остатка, каждый день проживая до конца, считая его последним. В то же время я потерял веру в ценности всего мира, так что для меня цель была только в настоящем. Я смотрел в будущее, учился в прошлом, а брал - в настоящем. Другого мне было и не надо: лишь предвидеть, что дано, учиться на своих ошибках и наслаждаться вольной жизнью.
Я сознательно старался сделать свой путь длиннее, выбирал более длинные дороги, задерживался в городах, ища там то, чего в них не было. Я боялся увидеть море, разочароваться в нём: это был для меня символ вечного, истинного спокойствия, временами сменяемого бурями, которые необходимы для жизни всему живому. Без бурь Боги так бы и не появились. Это касается не тех, выдуманных городом, а настоящих Богов, которые действительно жили, которые были обычными людьми, шагали так же, как и все по земле, которые имели всего одну жизнь, впихивая в неё ту вечность, которую отпускают выдуманным Богам. Прошлые размышления о вечной жизни уже потеряли для меня смысл - они не казались мне глупыми: это был этап жизни, необходимый, но уже закончившийся этап.
Я помню то утро, когда, уже давно нагнанный солнцем, я поднялся на холм и увидел вдали море. В нём не было волн: просто ровная гладь - это я увидел уже потом; вначале это была просто далёкая, ярко сверкающая в лучах всходящего солнца вода. Но я знал, что это не очередное озеро встало на горизонте, что это - море.
Потом оно неоднократно пропадало с глаз, неожиданно появляясь с каждым разом всё ближе и ближе. Когда мои ноги прикоснулись к прозрачной и чистой мечте - спокойной водной глади, прошёл уже не один час с того момента, как я увидел море на горизонте.
Я провёл у воды три месяца, потом понял, что надо брать узелок и идти куда-то дальше: это вековечное спокойствие не давало мне ничего, кроме пустоты. Я не разочаровался в море - нет, я просто от него устал; для меня не было бурь - они происходили рядом, но это были не мои бури, я мог в них вторгнуться лишь инородной щепкой, не прошенным и ненужным гостем.
Покидал я море, уже решив, что не вернусь к нему больше никогда; оставлю его такой же приятной и светлой мечтой, какой он был до сих пор. Ничего не видя - дальнейших путей, которые мне хотелось бы пройти, я решил остановиться в первом понравившемся мне посёлке и постараться приносить всем пользу; хотел попробовать жить не для себя, как до сих пор, а для других.
Я нашёл небольшой посёлок и построил чуть на отколе от него себе дом: такой, какой был у меня в горах - из шкур, стянутых вместе кишками животных, с лёгким каркасом из дерева. Он резко выделялся среди местных, громоздких, построенных из дерева, но, не смотря на это, я быстро обосновался в посёлке. Держа вещей по минимуму, я работал для всех, каждому желающему оказывая услугу. Мне казалось, что помощь - это то, чего многие хотят, что она действительно то, ради чего можно жить.
Я никого из жителей не выделял, раздавал всем поровну, но в один из дней понял, что влюбился, и что это чувство взаимно.
Её звали Марией. Каждый вечер мы гуляли по окрестностям и разговаривали; постепенно я понял, что нам не понять друг друга. Изменчивую: то весёлую, то грустную, то скрывающуюся, то льнувшую ко мне - я не мог понять.
- Зачем ты это всё делаешь? - неоднократно она спрашивала меня во время прогулок.
Я объяснял, - она не могла понять...
Наконец я решил покинуть посёлок: надеялся, что Мари не успела полюбить меня окончательно, что она ещё сможет забыть меня. Было уже понятно, что друг друга мы так и не поймём. Если бы всё осталось таким, каким было, мы бы просто мучили друг друга до конца жизни.
Окончательно на решение об уходе повлияло то, что за эти три года, проведённые в посёлке, жители привыкли к помощи, появились интриги, связанные с тем, что бы получить от меня больше помощи или продуктов. В последнюю неделю до ухода кто-то избил и забрал продукты у женщины, вечером возвращающейся к себе домой - она шла от меня; это послужило последней каплей.
Тогда я понял, что людям не нужна помощь, что, вначале принимая её с чувством неудобства, потом они пытаются выхватить как можно больший кусок, что помощь зачастую причиняет только вред.
Подгоняемый надеждой, что так лучше для Мари, в одну утро я опять взял узелок и оставил это поселение; мой дом, стоявший на отколе, я сжёг, чтобы никто не претендовал на него.
Тем же утром я зашёл к Мари и сказал, что ухожу, что не люблю её; она разрыдалась, но остановить меня так и не смогла. Я это сделал, надеясь, что после этого она захочет забыть меня; сказал же только утром, чтобы суметь уйти, чтобы она не смогла пойти со мной - не сказать я не мог.
Выйдя из её дома, я бросился прочь и бежал несколько часов, несколько раз падал в снег и, поднявшись, бежал дальше. Наконец, обессиленный, я упал и, отдышавшись, поднявшись на ноги, уже пошёл пешком.
Я знал, куда мне идти.
Для себя я уже давно, и теперь окончательно, решил, для чего же эта жизнь. Для того, чтобы жить; один раз, каждый день заново, хватаясь за удовольствия, красоту дня, не боясь конца, но и не идя к нему - вот он путь, который я искал всю жизнь, путь Богов. Удовольствия - духовные, моральные, та же помощь, создание красоты - вот он смысл, который я нашёл для себя. Я не хочу спокойно пресыщаться жизнью, я буду продолжать поиск новых ощущений; главное - смысл найден.
Считая так, я надумал вернуться в горы, подняться к вершинам, слиться с ветрами, гуляющими там, стать частью тех высотных вьюг.
И я давно пройденной дорогой, от города к городу, отправился к горам. Примерно там же, где мне встретился мужчина с как будто бы пустыми глазами, теперь я увидел молодого парня, идущего к городу.
- Куда ты идешь? - спросил я его, подойдя.
- В город, к морю, - услышал я знакомый ответ.
- Почему же не к небу, к вершинам гор? - рассмеявшись этому "историческому" повтору, задал я второй вопрос.
- Там - место Богов. Ты там замёрзнешь.
- А чего ты ждёшь от города? - ответил я, почувствовав пустоту; я решил не говорить ему ничего о городах, об ответах на его, в прошлом и мои вопросы - он должен найти всё сам, пропустить это через себя, понять... От этого стало грустно; от понимания того, что человек должен вначале найти равновесие в себе, и лишь после этого он сможет найти родственную душу, нашедшую, как и он, эту точку равновесия.
К тому моменту я уже понял, что найду в горах того человека, увиденного мной по дороге в город, что это не последняя встреча с этим парнем, что он ещё найдёт меня.
- Ответов, - уверенно ответил он.
- Вопросы... иди; за моими следами, в дне пути, город.
После этого мы расстались, но теперь я знал, что друг для друга мы не будем безымянными, что рано или поздно он поднимется на МОЮ гору, где нас к тому моменту будет несколько, и я узнаю его имя.