Мне казалось разумным
сначала написать мемуары,
а затем пережить их.
Сальвадор Дали
Глава первая.
С утра в редакции, как обычно, было почти безлюдно: я приходил первым, потому что любил работать в тишине. Конечно, это в те только дни недели, когда номер газеты не выходил в печать, а по пятницам он имел обыкновение выходить, и в редакции стояла суета с самого утра.
Но сегодня был понедельник.
Я прочитал присланные по факсу пресс-релизы, прикинул уже, как составить новостную полосу, выбрав наиболее интересные факты. Сел править написанную вчера вечером статью о перебоях в работе протезного завода. Бросил. Тоска…
Включил радио. Оно бубнило о том, что началась посевная в сельской местности; я покрутил ручку настройки и сменил волну. Видимо, попалось ретро: понеслись аккорды "Лестницы в небо", я оставил – люблю старую музыку.
В кабинет заглянули: это был Володька, наш редакционный шофер. Он спросил, заказывал на сегодня кто-то машину или нет.
-Так у секретаря спроси, - сказал я. – Лично мне она сегодня не понадобится…
Володька скрылся. Наверно, секретарша у главного редактора еще не пришла, иначе Володька давно сидел бы у нее и как всегда точил лясы. Мне он был неинтересен, хотя и любил поговорить о женщинах, но у него как у истинного шофера о них было крайне примитивное представление – как о машинах.
Радио издало писк: значит, уже девять утра. И точно: кто-то прошел дальше по коридору в отдел рекламы, потом зазвенели ключами у верстальщиков, потом главный приехал. Летаева, моего коллеги, все еще не было. Я вспомнил, что в пятницу он предупреждал, что пойдет с утра в понедельник сразу на интервью с каким-то чиновником и появится только после обеда.
Я снова стал пыхтеть над статьей о протезном заводе…
Только дописал – звонок по служебному: секретарша Лиза сказала, что главный вызывает меня к себе по заданию. Затем она совершенно глупо хихикнула в трубку, и я понял, что ее снова ущипнул за мягкое место Володька.
???
Я прошел через приемную (там и точно сидел наш шофер и приставал к Лизе, которая делала вид, что красит ресницы. У Володьки была совершенно прохиндейская рожа, и можно было не ходить к гадалке, чтобы узнать, что Лиза терпит его лишь от скуки и для своего женского самоутверждения). Я прошмыгнул через приемную к редактору.
Сальников сидел за столом, пил кофе и просматривал черновики материалов. У него было сильно накурено. Он подал мне руку и снова сел в кресло. Я сел рядом на стул. На всякий случай положил на его стол написанную статью: мол, пришел не с пустыми руками. Он пробежал по статье глазами, отложил ее в сторону и зачем-то спросил меня:
-Ты же молодежную рубрику ведешь?
Я подтвердил, хотя здорово хотелось съязвить, что я скоро еще рубрику про пенсионеров буду вести, ибо в протезах я уже разбираюсь…
-Надо очерк к следующей пятнице написать. Хотя нет…К этой пятнице, то есть чтобы в этом номере уже вышел. Значит, в среду ты мне его должен будешь сдать.
-А что за очерк-то? – спросил я.
-Помнишь журналистку Веру Алёхину? Ну, там работала еще в "Питерском вестнике", о музыке писала много…У нее юбилей в эту субботу, 50 лет. Очерк должен быть о ней. Напишешь? Откажешься – я Летаева пошлю.
-Он не успеет, - сдуру сказал я. – У него интервью сегодня, а завтра он на репортаж едет в область. А я…
-А ты зря отказываешься, - сказал мне Сальников. – Она очень интересная личность.
-Честно говоря…В пятьдесят лет…- начал я с сомнением.
-Сергей! Мы должны сделать этот очерк. Я сам не могу поехать к ней на этой неделе, а на следующей уже будет не в тему, там других событий куча. Съезди, а? Она недалеко живет, на Владимирской. Телефон я тебе тоже дам. Ну некому больше, кроме тебя…
-Я так и знал. Как протезы и пенсионеры – это по моей части…А как репортажи с концертов – так это всяких стажеров молоденьких посылают… - я надулся, как первокурсник.
-Ты глуп, - сердечно признался мне редактор. – А еще говорят, в музыке разбираешься! Да Алехина для тебя кумиром должна быть как музыкальный журналист. Она гениальные очерки писала о музыкантах. И муж у нее, кстати, тоже музыкант. Слушай, что я тебя уговариваю как маленького?! – взвился Сальников. – Дал я тебе задание – выполняй. Субординация, между прочим. – Увидев, как опустились мои плечи, он сжалился: - Так и быть, сделаешь хороший очерк – премию выпишу. Иди давай, - и он протянул мне визитку с координатами журналистки Алехиной.
Глава вторая.
Я шел, молодой и беспечный, по вечному городу Санкт-Петербургу. Шел я по Невскому, который воспели уже все, кому было не лень, и сам я воспевал его в своей душе, ибо было мне не лень, я любил свой родной город. К тому же я нашел повод для радости: я вырвался из душной редакции. Почему любил я работу журналиста – не всегда приходится сидеть на одном месте. Конечно, я шел не на то задание, от одной мысли о котором у меня трепетала душа, но я старался убедить себя в том, что разговор с Алехиной у меня выйдет очень душевным: она, как и полагается, напоит меня чаем, достанет альбом с фотографиями, пустится в воспоминания, я все это запишу на диктофончик и вечером спокойненько обтяпаю матерьялец, сделаю отличный очерк, и премия, можно считать, что у меня в кармане. Я оплачу телефон, в кои-то веки подарю жене букет цветов и куплю пару билетов на какое-нибудь зрелище.
Так думая, я уже в почти отличном настроении подошел по Невскому к перекрестку его с Владимирской и свернул, заметив про себя, что Алехина живет рядом с тем местом, где когда-то располагался легендарный клуб "Сайгон". Почему я знал об этом? Я любил старые песни, и больше того – я любил очень старые песни. Наверное, как раз те, о создателях которых и писала в свое время Алехина. Хотя я подсчитал, что она родилась гораздо позже, чем был построен, скажем, тот же клуб "Сайгон".
Шагая по улице, я вспоминал, какие статьи я читал у нее – у Веры Сергеевны, так ее звали. Когда она работала в музыкальном журнале "СаундХард", я читал почти все ее материалы. В юности они мне очень нравились, я даже мечтал, что буду писать о музыке, как она и даже лучше нее…Теперь все было иначе. Я через многое прошел, успел поработать и музыкальным журналистом, а теперь вот осел в этой газете, в "Центральных новостях". И если я ругался на молодняк, на стажеров, которые вместо меня ходили на репортажи с концертов, то делал я это скорее для порядка, чем действительно от зависти. Я давно уже перестал рваться на концерты. Я просто любил слушать музыку, мог еще написать рецензию на новый альбом (и то это было бы уже труднее, поскольку за современной музыкой я не следил), но рубиться на концерте – это уже было не для меня. Неужели и Алехина тоже когда-то рубилась? Вот бы узнать…Сейчас это, наверно, тетечка с седой прической.
Когда я думал о ее внешности, я совсем забывал, что моей маме чуть больше пятидесяти, но Алехину я представлял себе жутко старой. Чуть ли не ровесницей века. Именно поэтому Сальников так долго "загонял" меня к ней. Мне не хотелось беседовать с пожилой женщиной, которая когда-то (не сейчас, не в мои дни, а именно когда-то) была хорошим журналистом. Нет, я знал, что она сейчас работает в "Вечернем обозрении" и пишет, как и я, на разные темы, но меня коробило почему-то то, что она отошла от музыки. Будто она предала свое дело жизни. Вот потому она и казалась мне очень старой, хотя я до сей поры не был знаком с ней. Мне нужна была та Алехина, из "СаундХард", с ней мы бы нашли общий язык, а эта Алехина из "Вечернего обозрения" была совершенно чужда мне. Я подумал вдруг, что она наверняка читает еще и лекции для студентов по курсу журналистики, и поежился: мне в университете такие преподаватели никогда не нравились; они были настоящими журналистами, но лекции читали хуже всех, скучнее всех. Потом, встречая их имена в газетах, я убеждался, что они еще и скучнее всех писали…
Когда я договаривался об интервью с Алехиной по телефону, я вслушивался в ее голос. Он был слегка грубоват по звучанию, но в нем проскальзывали мелодичные нотки; в целом голос ее показался мне очень молодым. В конце концов, у меня в сознании сложилось целых три образа Алехиной: та, что я знал по "СаундХард", та, что я знал по "Вечернему обозрению" и та, то я только что узнал по голосу. Я понял, что к этому сонму вот-вот прибавится четвертый образ – реальный, ибо я уже стоял на площадке перед ее квартирой.
???
На звонок дверь открыла высокая светловолосая женщина в джинсах и легком свитере в широкую полоску. Я подумал, что это, наверно, дочь Веры Сергеевны и спросил:
-Я из газеты. Вера Сергеевна дома?
-Проходите, пожалуйста, - пригласила она. – Я и есть Вера Сергеевна.
Я очень удивился и вошел. Эта женщина выглядела от силы лет на тридцать восемь, а вернее сказать – она выглядела на тридцать пять. "Чудо техники", - решил я и пожал бы плечами, если бы не был в гостях.
Меня провели в гостиную, предложили кресло, Алехина принесла кофе, а я достал диктофон и положил его на журнальный столик, на котором не было ни одного журнала.
-Вас зовут Сергей? – уточнила Вера Сергеевна. Когда я подтвердил, она поинтересовалась: - А почему вы решили написать обо мне? Мой юбилей…как бы вам сказать…это даже не веха в моей жизни, в моей работе, а подводить итоги по юбилеям да сих пор кажется мне странным.
-Да? – глупо переспросил я. – Честно говоря, мне посоветовал написать о вас мой главный редактор, из "Центральных новостей", его зовут Вадим Сальников…
-Вадим? – она вскинула тонкие брови и поставила кофейную чашку на столик. – Вадим – ваш редактор? Ну, тогда все понятно! – она рассмеялась и снова принялась за кофе.
-Вы знаете Вадима Алексеевича? – я чувствовал себя полным идиотом, каким-то профаном в журналистике и вообще – просто идиотом по жизни.
-Я очень хорошо знаю Вадима, - ответила Алехина. – Странно, что он вам не сказал, что мы вместе приехали в Питер давно, лет двадцать назад. Я оказалась в "СаундХард" – был такой музыкальный журнал, - я закивал головой, чтобы она видела, что я хоть о чем-то знаю, - ну, а Вадим писал о спорте. Да…Мы очень давно не виделись. А почему он поручил этот материал именно вам?
-Я веду молодежную рубрику в нашей газете, музыкой когда-то очень увлекался, ваши статьи читал запоем, - признался я. – Вот, наверно, Вадим Алексеевич и решил, что мы с вами найдем общий язык. – Я мучался поиском того момента, когда уже можно было включать диктофон…
Алехина сама пришла мне на помощь и спросила:
-Вам, наверно, интересна моя история в журналистике? Я буду рассказывать, а вы записывайте, задавайте вопросы. Перебивайте! – разрешила она и улыбнулась. – А не то я могу уйти в воспоминания, а там такие дебри…
Я включил диктофон и изредка посматривал на него. Мы беседовали с Верой Сергеевной почти четыре часа…
Она рассказала, что раньше жила в Томске, училась там же, и первый свой музыкальный материал тоже написала в Томске о местной рок-группе. Потом я открыл в Алехиной такое…Она сказала, что еще в школе играла на бас-гитаре, писала песни со своим братом (точнее, она писала тексты, а ее брат музыку); потом уже в университете она попала в другую группу, где уже пыталась писать музыку. Это меня настолько потрясло, что я сам попросил у нее фотографии и старые записи. Записи сохранились – они были на лазерных дисках, и время их не брало…Фотографии тоже были на дисках, их нужно было смотреть через компьютер, но Вера Сергеевна сказала, что у нее есть и фотоальбом.
Я долго-долго рассматривал Алехину на фотографиях и пытался понять – чем же она изменилась? Конечно, она постарела, это понятно, но все же…Что-то было теперь в ее облике странное, не такое открытое всем, как ее лицо на старых снимках, будто она что-то скрывала от всех, и я не имел права об этом спросить – каждый же человек хранит в шкафу skeletons…А ее музыка – это была старая рок-музыка, но очень качественная; группа Алехиной была очень хорошей, как решил я теперь, и удивлялся, почему о ней никто ничего не знает.
-Вера Сергеевна, но ведь вы же были хорошими музыкантами! Зачем тогда журналистика?
-Мы это играли, - она кивнула головой в сторону компьютера, в котором проигрывался диск, - почти в детстве…Мы тогда в университете учились. Вы, наверное, тоже играли? – спросила она. Но я ответил отрицательно: в университете я увлекался другим делом…-У нас, конечно, были возможности выступать в городе, но не было времени и не было хорошей аппаратуры. У меня, например, никогда не было своей бас-гитары, я ее так и не купила, даже когда разбогатела. А потом…Я окончила университет и вышла замуж.
-Вадим Алексеевич сказал, что ваш муж музыкант…
-Да…Когда-то был таким…подпольным, андеграундным битником. Но вообще-то он был сыном депутата Госдумы. Отца своего он никогда не уважал и не любил, демонстративно не учился, занимался исключительно творчеством – писал стихи, песни, у него был всегда такой кружок знакомых писателей, поэтов и тому подобной богемы. Мы и познакомились-то на презентации книги моего друга писателя Антона Сибирцева. Все это было в Томске…
Я заметил, что она заметно посуровела, рассказывая о своем муже, вообще о Томске, и я подумал, что она просто соскучилась по родным местам.
-Вы давно не были на родине? – спросил я.
-Нет, почему, была там недавно, - неожиданно для меня ответила Вера Сергеевна. – Я сейчас в отпуске, я всегда беру отпуск в мае. Вот я уже съездила в Томск, в Москву – там у меня сын живет. Повидала, в общем-то, всех, по кому скучала целый год, - она попыталась улыбнуться. – Еще кофе? – предложила она, спохватившись, что моя чашка пуста. Я отказался и снова попросил посмотреть фотоальбом.
Я посмотрел на снимок ее мужа, он показался мне вовсе не богемным, а типичным "новым русским" той поры (да они и сейчас, в целом, не особенно изменились: те же каменные лица, загнутые пальцы, темные очки на глазах). Ее муж мне объективно не понравился.
Вдруг я увидел фотографию, где был мой нынешний начальник Сальников, Вера Сергеевна, еще какой-то молодой человек и две девушки.
-Надо же, Вадим Алексеевич в молодости! – воскликнул я. – Вас я тоже узнаю…А кто остальные?
Алехина стала объяснять:
-Это было на моем двадцатилетии, в гостях. Вот эта девушка, светленькая, это Лена, первая жена Вадима, в Томске еще…А это – Юля, моя подруга. Она сейчас с мужем живет под Москвой, мы с ней недавно виделись. Очень хорошая девушка! – зачем-то добавила Вера Сергеевна, и это показалось мне странным.
-А он? – я спрашивал о том молодом человеке, о котором Алехина пока не сказала ни слова. Он не показался мне чем-то примечательным, просто было интересно.
И тут вдруг произошло странное:
-Это Сергей, - сказала Алехина чужим голосом и закрыла альбом, забрав его из моих рук. – Друг Вадима. Точнее, когда-то был лучший друг, - уточнила она. – Где он сейчас – я не знаю.
Повисла очень нехорошая тишина. Я почти почувствовал себя в чем-то виноватым. Потом понял в чем: наверно, я случайно наткнулся на ту самую тайну, которая хранится в глазах Алехиной и которую она никому и никогда не раскрывала. Вина немедленно сменилась во мне инстинктом журналиста: сенсация!
Я тут же себя обругал: какая, к чертям, сенсация? Может, обыкновенная несчастная любовь, и все тут. Но я был теперь абсолютно точно уверен, что это связано с моим тезкой Сергеем из Томска. Который сейчас неизвестно где, как говорит Вера Сергеевна. Ладно, решил я, узнаю это у Вадима Алексеевича, и мне захотелось поговорить о том, почему Алехина отошла от музыкальных тем.
И я спросил ее, как она ушла из "СаундХард". Она немного помолчала, а потом начала рассказывать:
-Попасть в этот журнал в качестве обозревателя было моей мечтой с юности. Я сама всегда читала его, восхищалась статьями некоторых журналистов; можно сказать, что стилю меня научили именно они. Потом я с ними познакомилась, стала у них работать. Я никогда не думала, что стану писать о музыке что-то столь же значимое, что писал и говорил, например, Артемий Троицкий или Александр Кушнер. Но моя колонка в "СаундХард" почему-то становилась знаменитой. Я просто старалась не грешить против истины, когда писала о музыкантах или рецензировала альбомы. И не забывать о здравом смысле, конечно. Еще когда-то давно был такой журналист Илья Легостаев, так он говорил, что музыкальный журналист должен приходить на концерт и взирать на действо без всякого щенячьего восторга, объективно. Я поняла эти слова далеко не сразу…Мне очень многое пришлось увидеть, прежде чем их понять. А в семнадцать лет мне было очень трудно писать без восторга, любая тяжелая музыка вызывала во мне именно этот "щенячий восторг". Мне нравилось все подряд, и умное, и неумное, и даже то, что сейчас кажется мне совершенно жутким и неприемлемым.
Я понял, что понимаю ее…Я ведь раньше был таким же. Но она все не отвечала на мой главный вопрос…
-Когда я попала в Питер, я уже разбиралась, что к чему и умела быть объективной. Наверное, сказывался либо наработанный опыт, либо привычка, либо усталость…Но с музыкантами я говорила уже совершенно спокойно, без желания угодить в чем-то и без желания в чем-либо подцепить, поддеть. Скорее, с желанием понять его как человека. Я по себе знала, что музыканты – обыкновенные люди. Становится ли человек необыкновенным от того только, что его начинают узнавать на улицах? Я считаю, что нет.
-И все же, - решился я, - почему сейчас не пишете о музыке?
-Сергей, - уже почти устало сказала она, - а где вы слышите музыку? Ее нет. Ее нет уже очень давно. А писать о том, чего нет, это…не совсем честно. Это уже попахивает каким-то шарлатанством. Если она есть для нас на старых дисках, на кассетах, наконец на пластинках, то это не значит, что она есть для всех. А журналистика, к сожалению, это то, что для всех.
-Рок-н-ролл мертв, а я еще нет…-зачем-то грустно процитировал я, и Вера Сергеевна кивнула мне головой. – А нет такого ощущения, что и жизнь, получается, прошла зря? Писали музыку, которая сейчас никому не нужна, писали статьи о людях, которых сейчас не помнят…
-Да, в общем-то, я не склонна так все драматизировать, - улыбнулась Алехина. – Если я сейчас не занимаюсь музыкой, то только потому что не хочу делать какие-то макеты прошлого, как делают некоторые. Я могу вспоминать и радоваться тому, что было, - она согнала с лица задумчивую улыбку, - но воссоздавать искусственно атмосферу прошлого – это мне уже не нужно.
-А когда вы, например, встречаетесь со старыми друзьями, вы разве не воссоздаете атмосферу прошлого? Вот вы сидите за столом на кухне, слушаете старую музыку, вспоминаете разные приколы…Разве не так?
-Не совсем…Есть, например, темы, на которые мы не говорим, - снова загадочно сказала Алехина. – И музыку нашу мы не станем из года в год слушать и рыдать над ней…Просто любим посидеть и поговорить. Да и не всегда ведь о прошлом. У нас и сегодняшняя жизнь продолжается, как-никак, - добавила она иронически. Мне стало стыдно, что я вновь начал воспринимать ее как "ровесницу века".
-А с вашим мужем я могу поговорить? – захотел я узнать.
-Боюсь, что это будет сложно. Он за границей. Мы давно не живем вместе, очень давно. Почти с тех самых пор, как я приехала в Питер. Мы сразу разъехались. Да и что бы он мог вам рассказать? Он бизнесмен, давно не пишет музыку и вспоминать о том, что было, не любит. Особенно о Томске с ним лучше не говорить.
-И вы не общаетесь с тех пор?
-Нет. И не чувствую особой в том нужды.
Я понял, что она никогда не любила своего мужа. Зачем она вообще вышла за него замуж? Я не мог задать этот вопрос. К тому же, я ведь решил, что все личное попытаюсь узнать у Вадима, раз он был другом Алехиной, как выяснилось…Только зачем мне было это надо?
Я выключил диктофон. Пора было прощаться с Верой Сергеевной. Впрочем, она напоследок сказала, что обязательно зайдет в редакцию "Центральных новостей", чтобы пообщаться с Вадимом и со мной. Меня она просила заходить в гости. Я оставил ей свою служебную визитку и поблагодарил ее за разговор.
Мне еще предстояло написать очерк…
Глава третья.
Утром во вторник я пришел на работу поздно: писал всю ночь и не успел выспаться как следует. Летаев, который давно сидел в кабинете, посмотрел на меня как на привидение:
-Ты какой-то убитый, - заметил он.
-Очерк писал, - коротко объяснил я.
-Это про Алехину-то? – уточнил Летаев. – Ну, и как?
-Написал… - "С грехом пополам", - добавил я про себя и понуро пошел к редактору.
В приемной Лиза нагло целовалась с Володькой. Тьфу!
-У, - только и сказал Сальников, посмотрев на меня. – Ты что, вчера с Алехиной водку пил?
-Не понял…-сказал я.
-Да вид у тебя замученный, - объяснил редактор. – Ты мне принес что-нибудь?
-Да. Очерк, - буркнул я и повалился в кресло. Лиза принесла кофе без сахара. Вид у нее был недовольный. Меня так и подмывало высказать ей, что на работе надо иногда еще и выполнять служебные обязанности, а не только личной жизнью заниматься. Но я промолчал, мне было лень ссориться с кем-либо.
Сальников читал мой очерк. Он курил одну сигарету за другой. Мне все время казалось, что ему не нравится то, что я написал, и, в конце концов, я перестал наблюдать за его реакцией…
Наконец редактор сказал:
-Это неплохой очерк. Но на самом деле, если честно, Алехина не такая, как ты ее воспринимаешь.
-Вот это да…Но ведь очерк – это и авторская позиция тоже. Как я ее понял – так о ней и написал. С ее слов, судя по тому, что она мне о себе рассказала…Кстати, - я сощурился, - Вадим, - с глазу на глаз мы были на "ты", - а ведь вы с ней, оказывается, очень давно знакомы. Почему ты сам не хочешь написать о ней очерк?
Сальников молчал. Смотрел в написанный мной материал и – молчал.
-Ну, так почему? – пытал я. – И чего недостает моему очерку, в таком случае?
-Понимаешь, тут личный вопрос…- откашлялся Вадим.
-Ага…Так она из-за тебя с мужем рассталась?
-Нет, кстати. Не из-за меня. – Сальников словно мучался – рассказывать мне или нет?
-Слушай, зачем мы вообще все это затеяли? Никто не отмечает юбилей Алехиной. Мы выпендриться хотим, что ли? Напомнить городу о ее таланте? Я ведь понял, что ты опять это все придумал из личных побуждений. Но почему-то я должен из этих твоих побуждений корячиться с очерком…
-Я действительно уважаю ее как журналиста, - сказал Вадим. – Так что не переживай, тут не совсем только личное. Это действительно важно для журналистики вообще. Я говорю, что я не смог бы написать о ней, потому что…Короче, слушай! – он хлопнул себя по лбу. – Иди сейчас работай. Очерк твой я беру, премию тебе выписываю, как и обещал. А ты пока подготовь мне новостную полосу к пятнице. А вечером пойдем посидим где-нибудь, выпьем, и я тебе кое-что расскажу. Только Летаеву не говори, ладно?
-О-кей, - согласился я и уже у себя в кабинете подумал, что надо позвонить жене и предупредить, что я сегодня буду поздно…
???
После работы мы с Сальниковым недолго думая поехали в бар (на машине Вадима, конечно: у меня своей пока не было). Там мы взяли по пиву и раки в виде закуски. Я вошел во вкус и начал подумывать о том, что чисто мужская компания – это все-таки здорово! С тех пор как я женился, я забыл, что это такое.
Вадим, судя по всему, был готов к откровенному разговору. Но я его спросил:
-А почему ты мне доверяешь? Вдруг я об этом расскажу кому-нибудь?
-Не! – махнул он рукой, раскусывая рачью клешню. – Не расскажешь. Я это понял сегодня, когда очерк твой прочитал.
-Так сам же сказал, что плохой был очерк!
-Я не сказал, что плохой! – возмутился Вадим. – Я сказал, что Алехина другая на самом деле. Очерк-то хороший…Я за плохой бы не стал тебе премию платить.
-Ладно, - сказал я. – А что там у тебя за тайны с Верой Сергеевной? Она сказала, что вы вместе приехали из Томска в Питер. Почему вместе? Она же замужем была. А у тебя жена была в Томске, красивая, между прочим. Лена, да, ее звали?
-Это тебе Вера сказала?
-Ну, да…Я просто видел у нее твою фотографию. Не только твою, там ты, она, твоя жена, еще Юля какая-то и…Сергей. Да! Вера Сергеевна почему-то о нем ничего не рассказала.
-Еще бы, - усмехнулся Вадим, утыкаясь в пивную кружку.
-Ну-ка, колись давай, что там за тайны были у вас в Томске, - потребовал я. – А то я уже ничего не понимаю. Да ты не бойся – кому я на самом деле могу что-то рассказать? Ваших общих знакомых я не знаю, да их скорее всего, и нет в Питере. А на сенсацию, ты уж извини, это не тянет.
-Да я и рад, что не тянет, - сказал Вадим. – Но если честно сказать, я и сам не все понял в Вере. Но я могу рассказать то, что знаю и так, как я это понял.
-Ну, так не тяни уже. А то я вчера сидел у Веры Сергеевны и боялся уже спрашивать о ее жизни, вдруг там опять какой-то skeleton…
-Что? – не понял Вадим. – Какой такой скелетон?
-Да это по-английски, тайна значит. Я и о муже-то ее еле решился спросить. Хотя она о нем как раз свободнее всего рассказывала. Не то что о тебе и Сергее. Который сейчас неизвестно где.
-Почему – неизвестно где? – удивился Вадим.
-Она так сказала…
-Она отлично знает, что он в Москве. У него там своя фирма.
-Да кто он такой-то, а? – взмолился я.
-Короче, слушай. Мы все жили в Томске. Вера и Юля познакомились с Серегой. Его все звали Керрион – типа черный ворон…Ну, у нас там всех были разные клички в связи с одним увлечением, но это неважно. Я к тому времени давно жил с Леной. Стал общаться с Верой, потому что она была девушкой Керриона. Очень недолго была, но она его полюбила. И до сих пор любит, по-моему. Керрион тоже одно время был журналистом, а Вера как раз заканчивала университет, работала на радио сначала, потом в разных газетах.
-А ты-то тут при чем? Почему с ней потом в Питер поехал?
-Ты слушай, слушай, не перебивай…Я и так нить теряю, - Вадим был уже немного пьян. – Они потом расстались, потому что Керрион полюбил Юлю. Мы с Верой все равно общались, друзьями были все-таки, а Сергея она избегала. Хотя я-то знал, что она всегда хотела его видеть. Ну и вот, замуж за сына депутата она вышла назло Керриону.
-Назло? Не смеши меня. Тут что-то другое. Назло – она не могла. Я уверен.
-Ну, так спроси у нее самой, раз мне не веришь. Я говорю так, как понял. Она стала шикарно одеваться, купила иномарку, стала приезжать как бы невзначай к Сереге на работу. Часто. Подвозила его до дома. И…В общем, они вроде бы снова стали встречаться, но на мне говорила, что это все только Серегины подачки ей за ее деньги, но при том добавляла, что ей и этого хватит, лишь бы быть с ним.
-Так он же мерзавец! И она его любила?
-Любила, - подтвердил Вадим. – А я – ее. Поэтому я с ней и уехал потом. Она извелась от этой двойной жизни. Похоже, что я один знал, как она мучается. Она же, в общем-то, тайком встречалась с Сергеем. Но муж ее все понял и сказал, что им надо уехать из Томска. Скандал был неимоверный. Я тоже решил уехать. Конечно, Вера с Леной стали смертными врагами, потому что моя жена во всем винила Веру, хоть я-то Алехиной совсем не был нужен. Как друг только. Я с Леной развелся. Вера тогда уже жила в Питере. Устроилась там не без помощи мужа, с которым потом тоже разъехалась. Ну, а потом помогла мне переехать. Вот, собственно, и все.
-Бред…Это бред…Вы оба – идиоты.
-Спасибо, - саркастически сказал Вадим. Помутневшими черными глазами он смотрел куда-то в сторону.
-Подожди…А сын-то у Веры…который сейчас в Москве…
-Это Керриона сын. Они очень похожи. Хотя по документам он, конечно, носит другую фамилию.
-Получается, и Сергей в Москве, и его сын в Москве, и Юля в Москве, но Вера в Петербурге одна. С тобой она не общается почему-то…
-Максим, сын Веры, уехал в Москву по собственной инициативе. Сергей думал, что у него еще что-то получится с Юлей, но она давно замужем. У него самого в Томске осталась бывшая жена и ребенок.
-Как вы так живете-то, не по-человечески?! – я был в шоке. Я захотел немедленно поговорить с Верой Сергеевной, внушить ей, что надо что-то менять, что все не должно так быть, что она же могла быть счастлива…
-Только ты не забывай, что ты ничего этого не знаешь, - напомнил мне Вадим.
-А я сам догадался! – нагло сказал я. – Я же догадался, что мужа она не любила и что весь фокус в Керрионе, как вы его зовете.
-Ну и замечательно. Если станешь у нее что-то уточнять, то не забывай, что ты об этом догадался. Не подставляй меня.
-А ты не подставляйся! – почему-то я был зол на Вадима и стал считать его тряпкой. Тоже мне, уехал за любимой женщиной в Питер и не смог ее обаять. Уж мог бы что-нибудь придумать. Да и ей было некуда деваться, но она предпочла быть одна и мучиться вечно из-за этого Сергея, хоть он того не стоил. Явно не стоил.
И это была журналистка Алехина! И это был Вадим Сальников, мой главный редактор! С ума сойти. Я столько нового узнал о людях за последние два дня, что мне оставалось только хлопать глазами.
Я приехал домой и сразу лег спать. Моя жена Лариса постояла надо мной, вздохнула и калачиком свернулась рядом. Жаль, что я не мог ничего ей рассказать. Она бы не поняла…
Глава четвертая.
В среду я обыкновенно работал со стажерами и разбирал их материалы в мою молодежную рубрику. Материалов было много, из них три репортажа, два очерка о каких-то новых музыкантах, куча заметок о каких-то выставках и о последнем звонке в школах, очерки об учителях…Я подумал, что не хочу вообще ничего из этого мусора печатать. Почему нет новой Веры Алехиной в нашей редакции, а? Я вопрошал это, скорбным взглядом обращаясь к лампочке на потолке.
Я пошел в коридор. Там я увидел Володьку, который балагурил с одной из стажерок, которая сегодня принесла мне очерк о музыканте.
-Привалова? – окликнул я ее. – Это вы мне сегодня такую бездарность принесли?
-Как-кую бездарность…- пролепетала она, быстро потушив сигарету.
-Какую-какую, - зло передразнил я. – Очерк ваш так называемый, о лидере группы "Тихий омут". Вас вообще учили очерки писать?
-Вообще, это на втором курсе проходят. А я первый только закончила, - сказала она.
-Зачем тогда беретесь? Учитесь пока, раз не умеете!
-Я и учусь, на практике.
-У нас тут не практика. У нас газета. И не самая плохая в городе, - я разошелся. – Для практики пишите дома и носите на оценку вашим преподавателям, которые вас там учат. А когда научитесь – нам несите!
У студентки Приваловой кривились губы. Она резко повернулась и выбежала из редакции. В дверях тут же появился Сальников.
-Ты чего тут бушуешь? – удивился он. – Всех стажеров мне разогнал…А они наша будущая опора и надежда.
-С такой опорой мы развалимся скоро! – я сплюнул в пепельницу.
-Зайди-ка ко мне в кабинет, - пригласил он.
Я пошел за ним. Вадим сделал мне выговор:
-Не надо мне тут гонять стажеров! Не запугивай молодежь! Они нам еще пригодятся.
-Вадим! Они же не умеют писать совершенно! Они же муть несут, сами не понимают, что пишут! Эта Привалова мне знаешь, что сегодня принесла? Очерк о музыканте, называется! А в этом очерке - только она, музыкой и не пахнет! "Когда я пришла в гримерку, он окинул мою стройную фигуру с ног до головы долгим взглядом"…Мать! Это очерк?!
-Ладно, успокойся, успокойся…Не всем же писать как Алехина.
-Вадим. Передай молодежную рубрику Летаеву. Или Наде. Я больше не могу. У меня ностальгия по старой журналистике…Я видеть не могу, что они пишут, у меня инфаркт скоро будет.
-В тридцать два года-то…- усмехнулся Вадим. – Хотя вообще-то бывает…-согласился он меланхолично. – Что, совсем никто из молодых писать не умеет?
-Почти никто, - откровенно признался я. – Разве что Артемьева хорошо очень пишет, у нее мысли интересные, свежие, незатасканные. Эссе у нее замечательно выходят. Очерки тоже. С аналитикой пока плохо, но мы в молодежной рубрике аналитику и не помещаем…
-Значит, так, - постановил Сальников. – Молодежную рубрику отдаю Наде Савельевой. Про Артемьеву ей намекну. А ты…Насчет тебя я бы сделал выговор Вере Сергеевне Алехиной. Она тебя с пути истинного сбила, - Вадим смеялся. – Тебя как подменили после интервью с ней.
-Я просто понял очень многое…- сознался я.
-А мне Вера сегодня утром звонила, - сказал вдруг Вадим. – Про тебя сказала, что ты очень чуткий, и что тебе легко будет работать с людьми, что ты психологом мог бы быть.
-Я?! Да я себя вел как идиот, переспрашивал что-то у нее все время…
-Ты не лез в ее жизнь. Ты пытался понять. А это важно. Она ведь и сама так же работала. Короче, я тебя из моей газеты никуда не отпущу. Даже не уговаривай!
-Лучше б зарплату поднял, - пробурчал я.
-Не наглей, генацвале! Ты и так неплохо получаешь.
-Ну, так-то да, - согласился я, вспомнив об окладе бедной Нади Савельевой. – Тогда премии почаще давай!
-Ты мне очерки почаще пиши хорошие! – парировал начальник. – И хватит на сегодня трепаться. Иди подправь хоть что-нибудь из стажерских материалов, надо же нам что-то печатать на этой полосе.
-Наше счастье, что Артемьева вчера принесла хорошую статью, - сказал я и пошел работать.
Мне почти сразу позвонил опять Вадим и сказал, что забыл мне передать, будто Вера Сергеевна приглашала меня в гости на этой неделе.
???
Я пришел к Вере Сергеевне в субботу днем. Она зачем-то извинилась и сказала, что очень рада меня видеть снова. Я принес ей номер "Центральных новостей" с моим очерком, бутылку красного вина (Вадим сказал, что она любит полусухое) и розы: у Алехиной был день рождения. Я не хотел идти в субботу, но когда я позвонил, она позвала меня в гости именно в этот день.
-Разве вы не ждете гостей? – спросил я.
-Приедет только Максим, мой сын, из Москвы. Может быть, Юля тоже. Вадима я тоже приглашала…
-Почему вы меня позвали?
-Я…почему-то я подумала, что вы…могли бы меня понять. Я давно ни с кем не говорила так, как с вами тогда, в понедельник.
Я не знал, что ответить.
-Гости будут только не раньше пяти вечера. А сейчас только два часа дня. Мы могли бы прогуляться. Не поймите меня превратно, - улыбнулась она иронично. – Сходим в бывший "Сайгон".
-Отличная идея! – поддержал я ее.
И мы пошли в "Сайгон". Я не был там до этого никогда. Потому что не хотел нарушать то представление о нем, какое сложилось в моем сознании. Но сейчас было уже как-то все равно. Я шел с самой Алехиной в сам "Сайгон"! Кто бы сказал мне об этом лет десять назад – я бы ушам своим не поверил.
Я взял пиво для себя и для Веры Сергеевны. У нее блестели глаза, она казалась почти счастливой. Я спросил:
-Вера Сергеевна, а вы бы хотели, чтобы ваше…ваш сегодняшний праздник прошел, как тогда ваше двадцатилетие? Чтоб были Вадим, ваша подруга Юля, Сергей…
-А почти так и будет. Не будет только Лены. Жаль, но мы с ней поссорились совершенно напрасно, - она говорила, думая, то я не пойму, но я понимал. Я понимал, что Лены не может быть, а вместо Сергея будет его сын, и что Вера любит сына больше, чем его отца…
-Вера Сергеевна, - я задержал дыхание. – Может быть, это нечестно. Но я считаю, что это было правильно… С моей точки зрения, конечно. Только не вините Вадима Алексеевича…
Улыбаясь, она смотрела на меня и не говорила ни слова. Потом произнесла:
-Да я давно поняла, что Вадим вам рассказал о том, что было. Ничего страшного.
-Ничего страшного?! – я с размаху поставил тяжелую кружку на столик. Бармен за стойкой даже посмотрел на меня искоса. – Вы говорите – ничего страшного? Вера Сергеевна! Это же ужасно, что с вами произошло.
-Ну что вы тут говорите? – она поморщилась. – Такие слова – "ужасно", "страшно", "произошло"…Ничего не происходило. Я знала, что делала. Да, я вышла замуж по расчету. Но Вадим вам вряд ли сказал, что я тогда жила в тесной квартирке на краю города вместе с семьей моей старшей сестры, с родителями, да еще и с бабушкой и дедушкой. Мне элементарно было неудобно учиться, жить было просто невозможно. Там просто все так сошлось одно к одному, что не выйти замуж за Женю я просто не могла.
-Значит, не назло…-пробормотал я.
-О каком "назло" вы говорите? Назло кому? Кто вам сказал такое? Конечно не назло. Если б Керрион меня любил – это было бы "назло". Вы ведь знаете о Керрионе?
-Да…- вздохнул я. – Я и говорил Вадиму, что вы не могли назло выйти замуж. Это он так понял.
-Нет, - она снова поморщилась. – Я просто выжала из этой ситуации все, что было можно. Наверно, это было низко с моей стороны. Я обманула человека, который меня полюбил.
-Женю?
-Да. Но с другой стороны, он тоже все прекрасно понимал. Он знал, что я его не люблю. Но ему, как и мне, было все равно. Мне было нужно хотя бы что-то от Сергея, Жене – точно так же от меня.
-Зачем он тогда потребовал, чтобы вы уехали из Томска?
-Устал. И я тоже устала играть. Это был хороший шанс начать новую жизнь. Питер – это был город моей мечты.
Я удивился: люди мечтают о Париже, Лондоне, Ницце…
-Но ведь новая жизнь для вас так и не началась… - сказал я.
-Началась. Я родила сына и уехала в Питер. С тех пор я живу ради Максима. Мне кажется, вполне достойный смысл жизни – жить ради своего ребенка, - резонно ответила Алехина.
-Вы правы. Простите… - я допил пиво большими глотками.
-Пойдемте обратно, - предложила она. – Скоро придут гости.
Мы вернулись в ее квартиру, быстро накрыли на стол и в дверь раздался звонок. Вера Сергеевна, занятая чем-то на кухне, попросила меня открыть. Я открыл. В квартиру прошел высокий молодой человек, и я понял, что это Максим. Я быстро объяснил ему, что я тут делаю, и позвал Веру Сергеевну. Алехина выбежала из кухни и порывисто обняла сына; я слышал, как он тихо говорил ей:
-Мама, с днем рожденья…Ну, ты чего?…Не плачь, пожалуйста, мама, мы же с тобой недавно виделись…Мама, ну что ты?
Вскоре Вера Сергеевна вошла в гостиную, где сидел я, у нее были мокрые ресницы, а в руках она держала огромный букет и коробку в подарочной обертке. Улыбаясь, она познакомила меня с Максимом и даже показала ему мой очерк в газете. Максим пожал мне руку и впервые посмотрел на меня дружелюбно.
Потом приехал Вадим, потом Юля со своим мужем Сашей. Я поразился: Юля была почти такая же, как на той фотографии двадцать лет назад! У нее были очень живые карие глаза.
Я, Саша и Вадим вышли на балкон покурить. Даже я затянулся сигаретой, хотя курил в исключительных случаях.
День рождения Веры Сергеевны Алехиной начался…
4 – 5.06.2003
Пермь