ДЕКЛАРАЦИЯ О ДЕМОКРАТИИ
Демократия и демократы
Прав Жванецкий, что люди на партии делятся не по политическим пристрастиям, а по количеству накопленных обид.
Слово «демократ» в устах одних звучит как ругательство, а в других устах – это название, дающее индульгенцию на любые деяния – «что хочешь, делай, лишь бы только демократическим путем».
И никто уже не задумывается над смыслом, над сутью этого определения.
Те, кто называют себя демократами, только оттого лишь, что они себя так называют, не становятся еще демократами.
Если я назову себя космонавтом или певцом, то я от этого еще не стану ни космонавтом, ни певцом. Если даже я скажу, что я – за полеты в космос или я – за песни, я тоже еще не стану ни космонавтом, ни певцом. И даже если я начну тренироваться, готовить себя к полетам или петь на дому и в кругу друзей, я и в этом случае не стану ни космонавтом, ни певцом. Чтобы стать космонавтом есть лишь один путь – сделать из этого свою профессию и совершить полет в космос. Чтобы стать певцом, надо тоже этим заниматься профессионально.
Но оказывается, что чтобы стать демократом, достаточно лишь объявить «я – за демократию».
А чтобы, соответственно, перестать быть демократом, достаточно лишь принадлежать к противоположной тусовке. Допустим, если кому-то из тех, кто объявил себя демократом, перестать нравиться. Или, допустим, в чем-то противоречить.
И не задумываются эти люди, которые называют себя демократами, что основное свойство демократии как раз и состоит в терпимости к чужому мнению.
Если человек способен выслушать мнение того, кто говорит «Я против демократии», и принять то положительное, что, может быть, содержится в этой речи, то такой человек, как это ни парадоксально, ближе к истинному демократу, чем тот, кто в ответ на такое утверждение крикнет: «Ату его! Он против демократии! Он – наш враг!»
Впрочем, никакие взгляды еще не делают из человека демократа. Только реальные действия, направленные на увеличение управляемости страной со стороны народа, могут дать основания для того, чтобы назвать данную персоналию демократом.
Можно, конечно, не осуществлять действий, а разрабатывать стратегию или тактику. В этом случае можно быть теоретиком демократии. Теоретическая деятельность – это тоже деятельность.
Но борьба за власть - это не демократическая деятельность. Даже если вы называете себя демократом и боретесь за власть, и даже если при этом надеетесь установить истинную демократию по приходу к власти, ни ваши реальные действия, ни ваши мечты никак не делают из вас демократа. Демократом вы станете только тогда, когда своими действиями будете хотя бы пытаться способствовать тому, чтобы власть в большей мере принадлежала народу, или хотя бы в большей мере учитывала реальные пожелания и чаяния народа.
В частности, если за вас проголосовало лишь 25 процентов, а за вашего противника 75 процентов избирателей, то даже в том случае, если ваш противник называл себя противником демократии, а вы называли себя демократом, ваши долг, как демократа, состоит именно в том, чтобы содействовать победившему вас избраннику проявлять волю избравших его людей. Если же вы будете говорить, что на таких выборах демократия проиграла, то будете, как это ни парадоксально, совершенно не правы. Ибо демократия – это власть народа, а народ высказался не за вас.
Суть демократии
Впрочем, демократическая процедура заполнения незначащих для стратегии постов конкретными людьми тоже ничего общего с демократией не имеет. Не важно, каким образом заполняются вакансии в некотором коллегиальном органе, если он по конституции имеет лишь совещательную роль при президенте. При истинной демократии народ может определять стратегические направления развития общества.
Демократия отнюдь измеряется не тем, в какой мере массы участвуют в выборе тех или иных малозначащих госчиновников, а тем, насколько цели государственных стратегических действий задаются достоверно исследованным мнением о целях народа, который организован в это государство. И тем, в какой мере мнение народа может повлиять на курс государства, откорректировать его - в политике, экономике, развитии науки и техники, образования и, как ни странно, культуры и религии тоже.
В этом смысле результаты всенародного референдума по поводу дальнейшего направления развития страны, по поводу изменения политического или экономического курса, равно как по поводу изменения территориального деления или иных важных вопросов должны быть приоритетными по сравнению с мнением отдельных политиков или специалистов.
Если, скажем, политики и эксперты не доверяют народному мнению, что, быть может, имеет веские основания, то перед началом референдума можно осуществлять общеобразовательные акции на эту тему, дискуссии, дебаты, «круглые столы» и тому подобное. Но уж коли дошли до того, чтобы спросить мнения у народа, то надо результатам опроса этого мнения следовать.
Конечно, надо разграничивать совещательные функции народа в народовластии и направляющие функции.
Одной из направляющих функций является корректировка конституции, а тем более – принятие новой конституции вместо прежней.
Лично мне вообще не понятно, с какой стати в той или иной стране может возникнуть необходимость отказа от прежней конституции и принятие новой?
Единственный аргумент, который я понимаю, но не принимаю, состоит в том, чтобы скрыть отличия новой конституции от прежней, то есть использовать народное мнение не как источник демократической власти, а как тягловую силу, а на деле протащить такие изменения, которые не удалось бы протащить через процедуру принятия поправок.
Надо очень точно отличать, когда народ является исполнителем чьей-то воли, а когда – изъявителем собственной.
Использование пробойной силы механизмов голосования для чьих-то частных целей не имеет никакого отношения к демократии.
Также как использование жидкости в гидравлических установках не имеет никакого отношения к волеизъявлению этой жидкости.
Человек умеет использовать многие силы природы и диких животных для своих целей. Политтехнологи умеют управлять общественным мнением.
Гужевые животные, направляемые человеком, и выкладывающие свои силы в нужном направлении, вовсе не являются свободными. Точно также избиратели, чьим мнением манипулируют с помощью политтехнологий, решая тот или иной вопрос в ту или иную пользу, подчас весьма далеки от граждан, свободно проявляющих свою волю в процессе управления страной. Быть может, и вопросы-то эти не следовало ставить в той форме, в которой они сформулированы. Иной раз в самой формулировке уже содержится решение. Об этом – чуть ниже, где мы поговорим о кухне принятия решений голосованием.
Управление народным мнением – задача известная, технологии решения этой задачи отработаны до мелочей.
Поэтому даже самая честная демократия не является на сто процентов таковой, поскольку невозможно исключить манипуляцию мнением основной массы народа.
И все-таки, других вариантов, более демократических, нет. Во всяком случае, любой народ нельзя обманывать вечно, и коль скоро население страны сможет убедиться, что именно от его усредненного мнения зависит курс, оно, быть может, начнет более ответственно относиться к тем акциям, в которых реализует свое право влияния на политический и экономический курс в стране.
Выбор президента – это вовсе не необходимый и не достаточный атрибут демократии.
Бывает и такое, что народ выбирает коллективный орган законодательной власти, а глава исполнительной власти этот орган игнорирует, а то и вовсе распускает. Конечно, такая ситуация является признаком отсутствия демократии в корне.
Напомню, что принципы демократического управления сформулировал Монтескьё, но демократия, как форма управления, известна еще с античности.
Известно, что античная демократия переросла в жесточайшую диктатуру и тиранию, и не лишне было бы поинтересоваться, почему это случилось.
Прежде всего, надо понимать, что демократия может победить только там, где силы, управляющие страной, стремятся к победе демократии. Получается замкнутый круг: к победе демократии могут стремиться только демократические силы.
Но всё, к счастью, не так безысходно. Дело в том, что всякая другая система управления неустойчива, и в своей основе содержит семя своей гибели.
Поэтому каждое государство время от времени проходит через кризис, в котором ему выпадает шанс стать более демократическим или более диктаторским.
Как реализуется этот шанс – за это ответственны и случай, и действующие личности, и средний уровень образованности населения этой страны.
К сожалению, в истории оказывалось так, что граждане большинства стран имели достаточно слабый иммунитет к пагубным лозунгам, основанным на той или иной форме ненависти к «другим» по национальному, религиозному или иному признаку. В результате ловкие политики умело пользовались этим, направляя народный гнев на сформированный «жупел», и под флагом борьбы с каким-либо «злом», чаще мифическим, отнимали у народа те немногие завоевания, в борьбе за которые он приносил в жертву многие жизни и многие свободы.
Однако, в целом в мире наблюдается некоторый рост демократичности методов и форм управления странами, но я убежден, что рост этот происходит не благодаря стечению обстоятельств, а именно благодаря общему росту образованности населения мира.
Поэтому единственным гарантом демократических процессов, как в мире, так и в стране, является повышение уровня образования и культуры каждого гражданина, и всех граждан в целом.
Поэтому нет ничего важнее, чем сохранение имеющегося завоевания – обязательного всеобщего среднего образования. И я просто убежден, что единственным способом построения более цивилизованного общества является по возможности более широкое внедрение высшего образования даже для тех работников, которым оно, казалось бы, и не нужно. Ведь если только десятая часть населения (или даже еще меньшая) правильно понимает реальные политические процессы в стране, то при условии всеобщего голосования разве это может иметь какое-то решающее значение на исход этого голосования?
Демократию следует желать, разумеется, лишь в том случае, когда мы доверяем мнению большинства наших сограждан. А для этого необходимо, чтобы большинство было политически грамотным и ответственным, чего, разумеется, нет ни в одной стране мира на сегодняшний день.
Поэтому демократия столь же опасна, сколь и желанна, и нельзя забывать о том, что фашисты в Германии накануне мировой войны пришли к власти демократическим путем.
Действенная пропаганда в руках злонамеренных сил может свести на нет демократию, извратить саму ее суть.
Поэтому давайте договоримся, что непременное условие желательности демократии состоит в высоком уровне образования и информированности населения о реальных политических и экономических событиях. Следовательно, без гласности демократия неэффективна, и даже вредна. Если народ обманывают, а президент знает правду, пусть уж лучше президент принимает решения, хотя это не будет уже никакой демократией.
Теперь вернемся к вопросу, что же такое демократия.
Понятно, что это – власть народа, просто по переводу двух слов, из которых образовано это сложное слово.
Что такое «власть народа?».
Ленин утверждал, что это – диктатура наиболее обездоленной его части, то есть демократия по Ленину – это диктатура пролетариата.
На деле это выродилось в диктатуру тех вождей (и даже со временем в диктатуру всего одного вождя), которые объявили себя носителями идеологии и выразителями интересов пролетариата. Никто из них при этом к пролетариату не принадлежал ни по происхождению, ни по образу жизни, ни по образу мыслей.
Согласно принципам Монтескьё, демократия должна строиться на основе разделения и независимости трех властных структур – законодательной, исполнительной и судебной.
Сразу же определимся, что законодательная власть должна преследовать стратегические цели развития государства, она может и должна строиться по демократическим принципам. Действительно, стратегические цели не могут меняться очень быстро, для выбора их всегда или почти всегда хватает времени. Поэтому следует руководствоваться мнением населения страны. Это будет демократия.
Исполнительная власть должна осуществлять оперативное руководство страной. Разумеется, невозможно совещаться, когда необходимо срочное решение. Не следует размазывать ответственность по большому числу людей, коллективно сформировавших решение. Исполнительная власть должна строиться по принципу централизации, подчиняться одному человеку.
Исторически сложившиеся формы государства преимущественно представляли собой монархии именно потому, что стратегические цели никто не отделял от тактических, а тактические цели лучше достигаются при централизованном управлении.
Возьмите для примера такси. Пассажиров много, а водитель – один.
Пассажиры, если хотите, определяют то, куда надо ехать. Водитель решает, как повернуть руль, когда нажать на газ, а когда на тормоз и так далее. Конечно, может случиться, что водитель решает и то, куда вести пассажиров. Но это уже будет не такси. Если президент сам решает, куда вести страну, это уже не будет демократией.
Третья власть – судебная. Если происходит конфликт между исполнительной и законодательной властью, то к делу должна подключиться судебная власть, и разъяснить, кто из конфликтующих сторон превысил свои полномочия.
Ясно, что судебная власть не должна зависеть от исполнительной, и не должна также зависеть от конкретных решений законодательной власти по персоналиям, то есть по своему штату. Полностью независимой от законодательной власти судебная власть не может быть, поскольку законодательная определяет законы, то есть сами цели судебной власти. Полностью независимой от исполнительной власти судебная власть также не может остаться, поскольку исполнительная власть определяет очень многое, включая и механизм реализации распоряжений судебной власти. Тут-то и кроется основа для устранения демократии. Судебная власть на деле оказывается весьма зависимой от исполнительной власти, и от ее главы – президента. И выходит, что на этом тонком месте демократия рвется, оканчивается.
Исполнительная власть тоже должна быть независимой от законодательной и от судебной, и опять-таки не в целом, а конкретно, при условии правильных действий, не нарушающих конституцию.
Исполнительная власть должна быть подотчетной законодательной и судебной власти. Если исполнительная власть не выполняет своих функций, она может быть подвержена критике, и более острым формам воздействия, вплоть до отстранения от власти.
Таких процедур, как импичмент, явно недостаточно. Дело в том, что импичмент устраивается как крайняя мера, а народ в целом крайних мер опасается и избегает, кроме случая революционной ситуации, вызванной каким-то кризисом. Но кризис происходит не всегда по вине исполнительной власти, импичмент же может окончиться отставкой президента не в зависимости от силы его вины, а в зависимости от силы кризиса, что, разумеется, не правильно. Вообще процедура импичмента в своих проявлениях основана чаще всего на не законах, а на эмоциях.
Возьмем пример с Билом Клинтоном. Интимные отношения президента с практиканткой, конечно, неприятный факт биографии женатого человека, но он весьма слабо связан с возможностями президента выполнять свои основные функции – оперативное руководство страной, выполнение функций главы исполнительной власти. Вместе с тем, именно этот факт послужил началом процедуры импичмента. Далее при слушании дела президент поклялся на библии говорить суду правду и только правду, после чего был уличен во лжи. Это уже совсем иной оборот дела. Если президент перед лицом народа уличен как клятвопреступник, то он не может далее исполнять функции президента. Напомню, ко всему, что дача ложных показаний в суде является преступлением, за которое полагается уголовное наказание. Интимная связь с кем бы то ни было, видимо, не является преступлением, хотя в различных штатах имеются на этот счет разные взгляды. Вот и получается, что малый проступок (всего лишь секс) повлек начало процедуры импичмента, а уголовное преступление (клятвопреступление перед лицом суда) было прощено без каких-либо последствий.
Сравним ситуацию с генеральным прокурором, чье обнаженное тело было показано по телевидению вместе с телами других любительниц бани.
Это вызвало отставку генерального прокурора. Как раз в это время сам генеральный прокурор решал некоторые тонкие вопросы, связанные с конституционностью некоторых действий некоторых лиц исполнительной власти. Казалось бы, в тот момент, когда генеральный прокурор (по всем канонам – глава судебной власти) решает вопрос о конституционности действий исполнительной власти, эта персоналия должна быть защищена иммунитетом до конца его следствия по этому делу. Это – во-первых. Во-вторых, не очень понятно, то ли генеральному прокурору нельзя мыться в банях, то ли ему не следует заниматься сексом, то ли еще что-то такое. Мотивы отставки были сформулированы крайне нечетко, и, конечно же, вопреки конституции. Отставка может быть осуществлена, если данное лицо оказалось некомпетентно, либо если оно нарушило закон, либо по его собственному желанию. Утверждение, что данную должность должен занимать морально чистый человек ни к чему не обязывает. Вопрос интимных отношений сюда не входит. Пора перестать ужасаться, что то или иное лицо пользуется популярностью у женщин, и не вникать в вопрос, что движет этими женщинами – любовь или корысть. Но совсем иначе следует смотреть на это дело, если данные интимные услуги оплачены из государственных средств или из взятки. Однако, при чем тогда тут вопрос о том, куда пошли эти средства? Важно – откуда они взяты. Если данная персоналия нанимает девиц из своей зарплаты, то не вижу я причин, чем это угрожает демократии. Если же персоналия залезла в государственный карман, или принимает антигосударственные решения за взятку, то какая, собственно, разница, то ли эти деньги потрачены на баню с девицами легчайшего поведения, то ли отнесены любящей супруге и приобщены к семейному бюджету. Разве спасает вора то, что он – отличный семьянин?
Но эмоциональный расчет предельно точен. Если бы по телевизору показали, что генеральный прокурор берет взятки, то народный приговор звучал бы так: «подставили!». А вот когда показали, что моется в бане с девицами – такому не место в рядах юстиции!
Причина проста. Большинство, видимо, потому легко прощают злоупотребления и воровство, что, вероятно, сами не видят в том большого греха. А вот позволить себе закатить в элитную сауну с элитными девочками может далеко не всякий. Женская половина населения автоматически считает его негодяем из-за ненависти к шлюхам (не зависть ли тут говорит?), а мужская – из-за ненависти к толстосумам, позволяющим себе то, что и им тоже хочется, да не можется, то есть опять-таки из зависти. На взятке попался – сочувствуем, а попался на шикарной жизни, не нашей, тогда ненавидим изо всех сил.
Этим и пользуются. Это и есть – политтехнология.
Политтехнология не совместима с принципами и целями демократии, поскольку ее цель – манипуляция общественным мнением. Ее следует причислить к методам тоталитарного управления, или к способам тоталиразации демократического управления. Но всякие яды могут быть полезны в малых дозах. Точно так же исполнительная власть имеет право заботиться о лояльности граждан, разъясняя причины своих действий, раскрывая частично свои планы. Несомненно, что все планы не могут быть раскрыты, поскольку иные планы только тогда и могут быть реализованы, пока держатся в тайне. Но это не имеет ничего общего с демократией. Этому не надо удивляться, ибо демократическое оперативное управление страной невозможно. Невозможно и демократическое управление армией или иными силовыми структурами. Вообще президент страны не должен искать демократических методов управления страной, ибо демократичность исполнительной власти не возможно в принципе.
Достаточно было бы демократической организации власти, куда вошли бы общественный демократическим способом избираемый законодательный орган (именно законодательный, а не совещательный орган при президенте), назначаемый или избираемый президент или иной глава исполнительной власти, формирующий кабинет министров и остальные структуры государственного управления на основе тех законов, которые сформированы законодательным органом власти, и судебная власть, препятствующая пересечению и дублированию функций этих структур.
Для полноты данных тезисов добавлю, что приватизация – это стратегический вопрос. Даже приватизация одной лишь области, допустим, энергетики – это уже сам по себе настолько важный вопрос, что без референдума его решать, конечно, можно, но это уже будет не демократическое решение. Я уже не говорю о приватизации вообще многих отраслей промышленности, или приватизации госсобственности.
Кроме того, вопрос о том, нужна ли приватизация, неразрывно связан с вопросом о том, в чьих интересах (или среди каких потенциальных будущих собственников) предполагается провести приватизацию. Кстати, вопрос о процедуре приватизации или ее порядке может оказаться уже не стратегическим, а тактическим, и его не обязательно решать демократическим путем.
Приведу пример. Допустим, что страна решила отказаться от социалистической собственности и передать ее в частные руки. Стратегические вопросы: 1) от каких конкретно видов (списком) предполагается отказаться? 2) в чьи конкретно руки передаются данные виды собственности по видам?
Если речь идет об общегосударственной собственности, как, например, горнодобывающая промышленность, то очевиден ответ – доля этой собственности должна достаться каждому жителю данного государства, а затем житель, разумеется, может ее и продать. Следовательно, тот же карьер по добычи алмазов, должен либо оставаться в руках государства, либо быть оцененным, а затем соответствующая доля должна быть переведена на счет каждого жителя страны, а не только на счета тех жителей, которые живут по соседству. Вся страна вкладывала средства на изыскание, на разработку техники для добычи и так далее. Алмазы добывались в интересах казны. Это – госсобственность. От того, что моя хата поблизости, или вдалеке, ничего не меняется.
Если речь идет о приватизации булочной, то, разумеется, это – собственность районная, поскольку даже не городская. Следовательно, районные органы демократического самоуправления должны решить вопрос о процедуре. Например, она может быть продана с аукциона, при условии сохранения основного профиля деятельности, а полученные средства должны поступить либо на счет районного органа самоуправления, либо могут быть поделены между жителями. Это уже вопрос не государственный, а частный, касающийся процедуры. А вот то, что булочная – является собственностью района – это вопрос государственный.
Государство в случае приватизации должно разграничить собственности по видам, а далее общественные собственники могут самостоятельно выработать процедуру приватизации той собственности, которая им подотчетна.
И приватизация вовсе не должна происходить таким образом, что директор банка приватизирует себе банк, а дворник – метлу.
Далее. У приватизации должны быть цели. Если цель – более эффективное управление, то и тактические решения должны отвечать этой цели, а не преследовать пресловутый лозунг «первоначальное накопление капитала», или приватизация ради приватизации.
Если передали РАО ЕС конкретным персоналиям, то почему эти персоналии теперь заявляют, что им не отпускают денег на реорганизацию, на капитальные затраты и так далее? Почему бы им не вспомнить, что эти затраты должны быть произведены из прибыли, а эту прибыль они кладут себе в карман? А если они не получают достаточно прибыли для модификации и развития отрасли, то это как раз и называется «неэффективное управление». Следовательно, им эти отрасли отдали не только незаконно и вопреки воле народа, но еще и напрасно! И так – во всех вопросах управления, возьмите хоть медицину, хоть науку, хоть образование, хоть промышленность.
Если же стратегической целью правительства было и остается развитие аппарата властных структур и личное обогащение соответствующих персоналий, то о демократии говорить рано. Разве эта цель как-то отвечает целям народа?
Вот если стратегической целью правительства стало выполнение законов, сформированных демократическим способом, и повышение благосостояния народа в целом, а также различные социальные программы, когда создание министерств, чинов, написание указов и тому подобное будет подчинено именно этой и только этой цели, тогда лишь можно говорить, что в стране появилась демократия.
По поводу конституционных изменений и изменений конституции
Как известно, принято при внесении изменений в законы, а тем более – в конституцию, требовать квалифицированного большинства от законодательного органа. То есть, как правило, народ избирает парламент, который должен при явке не менее двух третей плюс один человек (то есть более двух третей) от списочной численности (не зависимо от уважительности причин) проголосовать таким образом, чтобы опять-таки более двух третей от присутствующих (а не от проголосовавших, ибо это может не совпадать) были за это изменение.
Разумеется, изменения в тексте закона или конституции – это нечто большее, чем отмена старой конституции и принятие новой. Такое действие должно происходить не менее, чем в три этапа, а на самом деле их должно быть еще больше. На первом этапе инициатор замены конституции должен убедить законодательный орган, что постатейные исправления конституции недейственны и необходимо изменить ее текст целиком. Сомневаюсь, что аргументы в пользу этого вообще могут у кого-либо когда-либо существовать. Тем не менее, если инициатору замены удастся убедить более двух третей законодательного органа, такая замена, видимо, будет целесообразна. И такое решение будет принято. Далее должно состоятся решение о процедуре обсуждения (постатейного) и принятия замечаний, а также о процедуре принятия всей новой конституции. Лишь после этого должны произойти эти этапы – гласное обсуждение и квалифицированное голосование за новую конституцию.
Все иные способы изменения конституции следует, видимо, приравнять к государственному перевороту.
Немного о политтехнологиях
Одно из явных средств политтехнологии – отмена старой конституции и принятие новой. Никакого внятного объяснения по поводу недостатков той или иной статьи не приводится. Просто убирается то, что было, поскольку оно названо каким-нибудь словом, имеющим негативный оттенок - «устаревшее», «прокоммунистическое», и тому подобное.
На самом деле каждая статья имеет свою историю, и не так-то просто возникла. Если ее убирать, то надо объяснить конкретно, чем она плоха, и на какую аналогичную статью в данной области она заменяется. Тогда будет сразу видно, чего вы хотите от новой конституции, то есть в какую конкретно область изменяется закон.
Если в прежней конституции, предположим, записано, что власть принадлежит советам депутатов избирателей, то тем самым обозначен законодательный демократически избираемый орган власти. Если это на деле не реализовалось, то еще не значит, что соответствующая строчка в конституции плоха. Это я говорю исключительно для примера, поскольку для того, чтобы говорить конкретно, надо брать в руки и сравнивать две конституции постатейно, а это – большой труд, хотя, быть может, и не бесполезный, и весьма поучительный.
Другое средство – постановка вопроса. Стоит только зафиксировать внимание общества на меньшинстве, и обвинить это меньшинство во всех бедах, как общество в своей необразованной массе обязательно подхватит это мнение. Разумеется, чем более образовано общество, тем большим иммунитетом к злостной манипуляции общественным мнением оно обладает. Известен и тот факт, что чем больше людей в коллективе, тем меньший равнодействующий интеллект у этого коллектива, даже если каждая персоналия обладает довольно высоким интеллектом. Известно, что если, допустим, лекция адресуется нескольким профессорам, то она может быть рассчитана на уровень профессора, но если она адресована к сотням профессоров, то ее уже надо рассчитывать на уровень аспиранта, а если адресована к тысячам профессоров, то ее уровень должен быть доступен школьнику, иначе понимания не будет.
Постановка вопроса с добавлением апелляции к личным интересам – это почти стопроцентная гарантия успеха.
Приведу пример.
Допустим, в коллективе из одиннадцати человек у каждого зарплата составляет 10 тысяч рублей, общая сумма 110 тысяч. Предположим, что руководитель хочет её перераспределить таким образом, чтобы у десятерых осталось только 9,5 тысяч, а у одиннадцатого – 15 тысяч. Разумеется, при вынесении на голосование такого предложения оно обречено на неудачу.
Но эту задачу можно решить именно демократическим путем, добившись именно этой цели.
Для этого достаточно последовательно выносить следующие предложения. Отобрать у первого сотрудника 5 тысяч рублей, и передать по 500 рублей всем остальным. Кто «за», кто «против»? Разумеется, все, кроме первого будут «за». Повторив эту процедуру по отношению к остальным сотрудникам, кроме одиннадцатого, в результате получим, что у каждого осталось только по 9,5 тысяч, причем обидели каждого только один раз на 5 тысяч, а поощрили - девять раз на 500 рублей. У одиннадцатого сотрудника, которого ни разу не обижали, скопится в результате десяти поощрений по 500 рублей лишних 5 тысяч.
То есть в итоге все кроме одного пострадали на 500 рублей, и лишь один приобрел 5 тысяч.
Поставленная задача, противоречащая целям коллектива, решена в этом коллективе демократическим путем! В проигрыше все, но все они каждый раз принимали решение в свою пользу, и каждый раз побеждало «подавляющее большинство».
Теперь рассмотрим другую задачу. Пусть необходимо разделить 110 тысяч рублей на 11 человек. И требуется, чтобы решение о величину зарплаты того или иного сотрудника принимал только один человек. Казалось бы, процедура далека от возможности справедливого решения.
Но можно законодательно установить следующее правило. Каждый должен назвать величину только одной зарплаты, то есть из общей кучки денег как бы отсчитать и отложить кучку, соответствующую одной зарплате. После этого решение как отделить следующую зарплату должен принимать другой человек. При этом тот, кто первый откладывал кучку денег, заберет оставшуюся последней, а тот, кто делил последним, сможет первым выбрать. В этом случае первый будет рассуждать так: «Если я в первую кучку отложу меньше, чем одна одиннадцатая от общей суммы, то эта меньшая кучка мне и достанется. Если я отложу больше, чем эта величина, то эту кучку заберет кто-то до меня, а мне достанется меньшая, которая получится при делении остатка на десять. Поэтому я заинтересован в том, чтобы отложить ровно одну одиннадцатую часть».
Это – известная задача дележа пирога.
Выходит, что и недемократическая процедура может привести к справедливому дележу, тогда как демократическая процедура может сработать против интересов каждого в интересах избранных.
Вот это и называется политической технологией.
Еще один пример политтехнологии
После известных событий (так называемого, августовского путча) когда в стране появились две власти, и каждая из них претендовала на управление силовыми ведомствами, включая армию, необходима была оценка действий руководителей этой самой армии, и отдельных генералов и офицеров, и даже солдат. В это время появился любопытный термин «антиконституционные приказы». Оказалось, что некоторые приказы могут противоречить конституции, и в этом случае военнослужащий не обязан им подчиняться.
Эта политтехнология решила свою задачу – оправдание действий одних генералов и офицеров и осуждение действий других. Но она же послужила основой для морального разложения армии и распада силовых ведомств, что преодолевалось потом с большим трудом и длительное время.
Действительно, если военнослужащий не обязан подчиняться приказам, противоречащим конституции, то вся структура армии должна быть пересмотрена, все действия военнослужащих могут начать производиться совершенно иначе.
Нет смысла учить устав вооруженных сил, гораздо важнее для всякого военнослужащего знать назубок конституцию, поскольку она – приоритетнее устава. А по конституции, между прочим, «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства» (Статья 2). Так что солдат может предъявить государству требование защищать его жизнь, и отказаться рисковать своей собственной жизнью, спасая, таким образом, то, что «являются высшей ценностью»! Кроме того, статья 20 утверждает: «Каждый имеет право на жизнь». Поэтому солдат не должен ни в кого стрелять на поражение, и не должен рисковать своей собственной жизнью, ибо это противоречит конституции. Всякое вооружение, предназначенное для отнятия жизни, следовательно, антиконституционно. Из статьи 21 мы узнаём, что «Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию». Поэтому антиконституционны армейские наказания «наряд вне очереди», ибо унижают человеческое достоинство. Антиконституционны также и действия по взятию в плен, ибо, согласно статье 22, «Арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению. До судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов».
Можно и далее цитировать и обсуждать, но уже из приведенных примеров достаточно наглядно видно, что Конституция - не тот документ, по которому должны строиться армейские взаимоотношения между начальниками и подчиненными. По Конституции могут строиться лишь коллективы для творческого сотрудничества на основе плюрализма мнений, уважения прав личности и её свобод. Армия и конституция демократического государства – несовместные явления. Следовательно, в конституции должны быть записаны положения о том, что во время прохождения службы в армии военнослужащий сознательно и добровольно (иначе нельзя – антиконституционно будет) отказывается на время от части прав, гарантируемых ему конституцией. Он заключает контракт с армией через представителей её командования, и тем самым отдает часть своей свободы, включая право на жизнь и часть прав на принятие решений, как в боевой обстановке, так и в мирное время, равно как и в обстановке, приравненной к боевой (учения, чрезвычайные обстоятельства и т.п.). Надо признать, что, поскольку было объявлено чрезвычайное положение, то военнослужащим следовало руководствоваться не только что не конституцией, но даже и не уставом боевой службы в обычном его понимании, а теми документами, которые регламентируют действия в «чрезвычайном положении». Полагаю, что в такой ситуации команда на применение боевого оружия не противоречит конституции, как не противоречит она в случае охраны объекта особой важности при попытке вторжения на него неизвестных лиц.
Конституционный выход из этого юридического кризиса состоит в разъяснении военнослужащим того, в какой мере Конституция должна регулировать воинские взаимоотношения, а в каких случаях следует руководствоваться уставом вооруженных сил, поскольку они явно противоречат друг другу. Конституция же указывает, что в случае противоречия какого-либо законодательного документа основным статьям Конституции, этот документ считается недействительным. Поэтому в самой Конституции должны быть записаны особые права и особые отношения для военнослужащих и даны соответствующие полномочия документу, называемому уставом вооруженных сил.
Коль скоро этого нет, то существование устава, противоречащего конституции, само по себе антиконституционно.
Честный политик должен был бы признать, что в условиях двоевластия, которые сложились во время августовского путча, даже грамотный юрист затруднился бы определить, которая из двух властей легитимна, которая – нет, который из приказов соответствует Конституции, а который – антиконституционен. Конечно, остается еще так называемое «политическое чутьё», и личные убеждения, но ни то ни другое не должно руководить военнослужащим при исполнении приказов. Поэтому честные политики должны признать, что армия была поставлена в сложное положение, отдельные её части вынуждены были противостоять друг другу в силу различных противоречивых приказов, поступающих сверху. Поскольку армия строится по принципу единоначалия, то подчиняется непосредственно министру обороны, который подчиняется непосредственно президенту. В условиях отсутствия президента, каковым был М.С. Горбачев, и при невозможности связаться с ним, его обязанности должен был выполнять вице-президент, поэтому никакое из распоряжений вице-президента не могло быть сочтено антиконституционным. К всеобщему нашему прискорбию, как бы мы персонально ни относились к тем или иным личностям в этих событиях, мы должны признать, что неподчинение воинским приказам есть измена родине, а подчинение им не должно наказываться, а термины «антиконституционные» приказы, выдуманные позже, способствовали тому, чтобы перевернуть всё с ног на голову. В результате армия и силовые ведомства были деморализованы.
Как бы там ни было, но в армии за конституционность приказа должно отвечать лицо, отдавшее приказ, а подчиненный должен попросту выполнить этот приказ.
Отдельно остановлюсь на возможности или невозможности выполнения приказа обратить оружие против гражданского населения собственной страны. Полагаю, что любой военнослужащий имеет право отказаться от выполнения такого приказа, но вовсе не потому, что он противоречит конституции, а потому, что этот приказ противоречит всем общечеловеческим законам, общечеловеческой морали. В цивилизованном человеке должно быть что-то выше любой конституции – собственная общечеловеческая мораль.
Это – то, что позволяет разграничить солдат, выполняющих приказ от военных преступников. Потому что по законам фашистской германии (умышленно пишу это слово с маленькой буквы) солдатам предписывалось уничтожать людей определенных наций, и эти действия не противоречили законам этой варварской страны, что никак не оправдывает тех, кто это делал. Ни один закон, ни одна конституция, объявляющая людей какой-либо расы или нации «недочеловеками», подлежащими уничтожению или не достойными человеческого обращения, не могут служить оправданием для того, кто следует этому «закону» или «конституции». Вот ведь в чем дело-то. Поэтому солдат, не согласившийся стрелять в граждан своей страны, прав, но прав не потому, что он вычитал где-то в конституции, что такого делать не следует, а потому, что он, как нормальный человек, не должен соглашаться на такое ни при каких обстоятельствах и ни при какой конституции. А в конституции такого не вычитаешь. И не всё, что можно вычитать в конституции, может служить оправданием непослушания солдата. Солдат, который носит конституцию в кармане и сверяется с ней, прежде, чем выполнить приказ – плохой солдат. Хороший солдат не сделает того, чего делать нельзя не потому, что он знает законы или статьи, а потому, что он всем своим жизненным воспитанием, прежде всего и во-первых – человек, а лишь во-вторых и лишь поэтому – гражданин, и, в частности – солдат, вот такой солдат – хороший солдат.
Заключительные слова о демократии
Демократия – это очень хорошо. Но это и очень опасно, если общество состоит из людей, не достаточно культурных, не достаточно цивилизованных.
Достаточной цивилизованностью я называю иммунитет к зловредным ядам, каковыми являются нацизм и все иные формы противопоставления интересов большинства интересам или правам любых иных групп населения, сколь бы малочисленны они ни были.
Вынужден напомнить моим читателям, что печально известный суд Линча – это одна из форм демократического судопроизводства. Озлобленное большинство способно творить преступления. А озлобить большинство могут отдельно взятые негодяи, если они достаточно изощрены в методах воздействия на массовое сознание.
Если массовое сознание не обладает иммунитетом к таким манипуляциям, то демократия – зло.
Демократия – благо не безусловное, а условное!
Она – благо лишь в том случае, если большая часть людей в данном сообществе исповедуют общечеловеческие ценности, имеющие безусловный приоритет перед любым законом. Лишь в этом случае общество может служить инициатором и автором изменений Конституции в лучшую сторону.
Демократия – не самоцель.
Цель демократии – счастье жителей страны, насколько это возможно.
Средства, ведущие к этой цели – изменения общества в лучшую сторону, предотвращения изменений в худшую сторону, управление развитием промышленности, сельского хозяйства, науки, культуры, здравоохранения и других важнейших сторон деятельности в соответствии с этой целью.
Если демократия будет мешать этим целям, то лучше, чтобы её не было, поэтому демократия при недостаточно воспитанном населении – не благо, а зло. Поэтому высшая цель сторонников демократии должна состоять в развитии и воспитании населения наряду с развитием демократических институтов самоуправления общества.