ГЛАВА 1
Дверь мстительно хлопнула, засосав потоком ненависти старую тюлевую занавеску, предохраняющую покой затхлого пространства от жужжащих, зудящих, и не обязательно кусающих насекомых.
Защитный слой тишины повис топором в сумраке, над склонившейся головой средневозрастной особи с уже обозначившейся на затылке природной тонзурой.
- Слава Богу! Ушла! - редеющий кружок на макушке медленно переместился по эллипсу, и усталые глаза отметили остаток тюли, торчащий из двери.
Радостно скрипнули пружины, почувствовав облегчение и мятое тело пошаркало тапками с пятнами выжившего велюра, в тихий угол, приютивший большой, когда-то тоже блестевший полировкой стол, гордо возвышающийся над низостью мебели высокой лампой с жёлтым гофрированным абажуром.
«Светить всегда, светить везде!..» - было его давним девизом: с тех пор, как лампа попросилась на постой.
Тело присело и сухая, с длинными пальцами и забившейся в уголки ногтей краской, кисть скользнула за занавеску под столом, по-рыбацки выудив начатую бутылку водки.
Странное дело, всё утро было пасмурно, и мутное, плачущее крестами окно, еле справлялось с обязанностями…
Вдруг… толи тучи разошлись, толи стекло умылось слезами, но в комнате явно посветлело, и это заметили все, по выпрямившейся и ускорившейся в направлении кухни фигуре хозяина.
Вылив остатки водки в стакан и прихватив блюдце с одиноким бутербродом, явно гордившимся своим аскетизмом, теперь уже - человек, прошёл в маленькую, третью по счёту комнату большой старой квартиры, служившей художественной мастерской недавнему телу.
Колонковая кисть призывно топорщилась, аккуратно подстриженной головкой, многообещающе поглядывая на клиента и трепеща в ожидании кейфа...
Наконец её нос окунулся в дурманящую темперу и полинявшая местами токсикоманка скрючилась от прихода на шершавом льняном полотне, улетев в прошлый мир - пахнущий хвоей и лесным орехом, затхлым уютом дупла и зимних запасов.
Её глаза медленно открылись; приятно пахло пиненом,* но волосы были сухи. - Который час? - подумала она и осмотрелась…
Клиент устало валялся в кресле; на полу, эрекцированным пескарём, как в песне о Садко, торчала свежая бутылка водки. Его горящие сухим огнём глаза, с удовольствием разглядывали стоявший напротив подрамник, вновь и вновь лаская взором каждый мазок; рука, с зажатым в испачканными краской пальцах стаканом, покачивалась из стороны в сторону, в такт только ему слышной музыке.
Десять дней кряду, по пятнадцать часов в сутки дышал он ядом и вот… кажется, получилось, он видел это и не мог найти слов.
Она посмотрела на подрамник и ахнула:
- Вот это я дала! - нюхнув воздух уже очистившийся от паров пинена, кисть вздохнула. - За какие-то полдозы, шедевр создала! Нет! Нет благодарности в этом мире! Нет! Сам, небось, литр заглотит, а мне и понюхать вволю жалко! - она поникла вновь заблестевшими волосками. - Хотя, ему тоже не сладко: я за краску пашу, он за водку! Вчера, за десять баксов продал свой любимый натюрморт!
Э-эх, если бы не эта дура жадная; визжит и визжит каждый день; не квартира, а свинарник какой-то! Она, конечно, понимает, кто ему жена на самом деле, потому и визжит от ревности и злости, что купилась на талант и известность, не знала, куда жизнь повернёт с изменением общественного строя, - кисть злорадно засмеялась… - Каждый день вспоминает, что отказала Жоре - менту семь лет назад:
«Ну и что, - говорит, - что лицом не вышел и умом!»
- Вот дура… умом то, как раз… да ещё как: из ментовки подался, когда связи заимел, и давай свинок разводить, да так, что уже двухэтажный домик и маленький 190-й Мерседесик рядышком! Хи-хи-хи! - бывшая белка весело засвистела, взъерошив высохшую шевелюру.
- Кто здесь? - насторожился художник, завертев головой.
Окинув взглядом длинные ряды картин и никого не увидев, он грустно вздохнул.
ГЛАВА 2. А.РОДИОНОВ
Семь лет назад солнце светило как-то ярче и краски были сочнее: темпера - жирнее, индиго - синее, акварель - гуще.
Валя шла немного впереди, подталкиваемая ласковым ветерком, вожделенно облепившим юбкой её длинные стройные ноги.
- Ну что ты всё время отстаёшь? - она ещё выше изогнув крутые тонкие брови, укоризненно оглянулась на Бориса.
- А куда ты всё время спешишь? - он отразил атаку улыбкой с внушительной высоты своего роста. - Мы ведь просто гуляем!
- Спешу жить! Ты, кстати, знаешь, что жизнь коротка? - она опять вопросительно изогнулась лобным местом.
- А я фаталист, мне легче! - он снова улыбнулся. - Через месяц, в Париже моя выставка, а через три дня у нас свадьба! Куда мне спешить? У меня всё есть: любимая невеста, любимая работа, любимая собака! - Боря улыбнулся в третий раз и, вспомнив, что Бог любит троицу - нахмурился… и в этом оказался не одинок…
- Спасибо хоть на первом месте невеста, а не собака! - Валя скривилась очаровательным ротиком.
* * *
- Знаешь, Боря, всё-таки я немало сделал для твоей выставки, ну и ты пойди мне, пожалуйста, на встречу! - толстый круглый человек нервно бегал по маленькой мастерской, провожаемый напряжённым взглядом хозяина, переживающим за свои творения, ещё не упакованные и не желающие попасть кому-либо под ноги.
- Я не могу его взять, поймите, наконец, Виктор Семёныч! Анри мне голову снимет за такое дерьмо! - Борис вытаращил глаза, наглядно показывая, что с ним может случиться.
- Ну не такое уж и дерьмо, сейчас это модно, тем более у них! - толстяк посмотрел в сторону. - Пойми ты, родной!.. - они встретились взглядом, - Звонил из Союза Сапрыкин и твёрдым голосом вежливо посоветовал взять картины Подшивалова.
Борис развёл руками и устало плюхнулся на старенький диванчик, с твёрдой высокой спинкой.
- Дело даже не в Анри, хотя это не маловажный фактор, поймите дядя Витя, он ведь, этот ваш Подшивалов - козлина редкая, коньюктурная, бездарная ко всему, мне стыдно с ним на одном поле с….. в футбол играть, не то, что в Париже выставляться! Чёрт с ним… с художником, в конце – концов, человек он плохой, понимаете! Пусть подшивает бумаги в бухгалтерии, или свои картины, там ему самое место!
Дядя Витя понимающе покачал головой и снова измерил длину половой доски:
- Я тебя прекрасно понимаю, но с Союзом ссориться не хочу и не могу, и тебя защитить потом не смогу, если что, это будет просто не в моей власти!
Видя, что уговоры ни к чему не приводят, он горестно махнул рукой, промокнул платком лоб и, взяв со стола шляпу, нахлобучил её по самые уши! Ещё раз, посмотрев на крестника глазами «горе», поднял воротник плаща, будто прячась от грядущих бед и шагнул дальше...
ГЛАВА 3 А.РОДИОНОВ
Окно в Европу, в лице Брестской таможни, встретило микро–автобус Бориса, запакованный картинами, - воющей двухкилометровой очередью. Таможня, неукоснительно блюдя традиции первого месяца Великой Отечественной, самоотверженно сдерживала всесокрушающий поток спешащих за кордон автомобилей, благо длинны дороги ведущей к ней от города вполне доставало.
Да и пощипать спекулянтов, вывозящих из страны качественный товар в неимоверных количествах, тоже нужно было успеть. Поэтому пусть ждут своей очереди смирно, как овечки праздника Рамазан и не блеют звуковыми сигналами.
- Ого, это сколько же здесь стоять? - всхлипнула Валя, вторя очереди и вглядываясь в смутные очертания устья.
* * *
- А очередь быстро движется? - спросил Борис у скучающего с сигаретой в зубах водителя, автомобилю которого повезло на двадцать корпусов больше, в сравнении с Борисом, но на тысячу меньше в сравнении со стоящими за забором таможни.
- Машин двести в сутки! - водила сплюнул из окна своего Жигуля.
- Радостная перспектива! - Борис покачал головой и побрёл к своему микроавтобусу.
- Ты представляешь, тут дней пять стоять придется! - встретила его Валентина заготовленной обвинительной речью.
- Знаю! А что ты предлагаешь, перелететь? - он вопросительно взглянул на молодую жену. За три недели совместной жизни они уже трижды сильно поругались.
- Попробуй подъехать к таможне, вон, сбоку, проезжают как-то со служебными визами! - Валя кивнула на проурчавший мимо Мерседес с немецкими номерами. - Объясни им, куда и зачем едешь, может, пойдут на встречу. Можно позвонить Анри, чтобы он как-то повлиял.
- Это Дойч, - Борис кивнул вслед Мерсу, - но попробовать можно! - он завёл двигатель и стал медленно пробираться вдоль очереди к пропускному пункту.
Желанная дверь, то есть ворота забора, встретила их бушующей и бьющей сквозь лобовые стёкла авто, ненавистью к избранным.
- Не надо, что вы делаете, я сам уеду! - кричал из окна новенького Опеля, новый белорус, попытавшийся проскочить без очереди на старой наглости.
Владельцы не новых Жигулей и Москвичей с большим удовольствием столкнули сверкающую свежей краской машину в кювет двухметровой глубины:
- Хрюк! - лопнула передняя стойка.
- Пфах! - высыпалось калёное лобовое стекло!
- А-А-А - незадачливый фирмач столкнулся с первой подножкой судьбы, расплачиваясь за слепую удачу.
- Давай назад, скорее! - закричала Валя, в ужасе округляя синие глубины своего лимана, выкрутившему баранку до отказа мужу.
- Да и так уже!.. - сопел Боря, спеша унести колёса.
* * *
На третий день Валя заплакала, нажимая на ежемесячные женские неприятности и связанные с этим неудобства:
- Откуда я знала, что мы столько простоим в очереди, идиотизм какой-то! Совки поганые! Я лечу самолётом, - она взяла уже приготовленную заранее сумку и вылезла из машины. - Анри меня встретит, не обижайся родной! - она чмокнула его в нос через опущенное стекло и, не дав ответить, побежала, останавливать встречную машину. - До встречи в Париже милый! - крикнула она, открывая дверь, услужливо притормозившего Фольца.
- Да как он тебя узнает, если никогда не видел? - крикнул Борис, ещё пытаясь её остановить.
- А фотографии?! - спросила Валя и показательно покрутила у своего виска пальцем. - Ты вообще!
Она уже закрывала дверь, когда догадалась улыбнуться и послать ему воздушный поцелуй.
Немец, галантно отвернувшись, придерживал дверь и оценивающим лошадиным взглядом скептически косил на Бориса.
* * *
- Кретины на досмотр, пожалуйста! - резкий голос таможенника облил ушатом ледяной воды грязного, измученного нарзаном и сухомяткой очередника, намекнув, что наслаждаться победой рановато.
Но Борис, даже не заметив издёвки, всё-таки наслаждался близким присутствием виктории, законно рассчитывая на скорое окончание мук и прибывая в предвкушении первой в своей жизни встречи с весёлым Парижем, вездесущими «бистро» и розовым полусухим вином.
Но вот испод резной рамы его любимой «Зари», на виду у понятых, извлекли совсем маленький пакетик с белым порошком, дозы на четыре, но одной таблЭтки, как говорится в таких случаях, достаточно, и он действительно ощутил себя кретином!
* * *
От достаточно долгого лежания на голых досках, до пролежней не дошло, но болели бока и все кости! Поднявшись, он сел на край деревянных нар и спустил ноги в грязных туфлях на бетон.
Серый оцинкованный бачок - параша укрылся крышкой и не мешал дышать, исподтишка скопидомски накапливая вонь, и ожидая, когда всё же в нём настанет нужда.
Дядя Витя по обыкновению бегал взад - вперёд, но на сей раз по камере предварительного заключения, и не вдоль, а поперёк, зверем озираясь на прислушивающегося к эху его шагов Борису.
- Я тебя предупреждал! Я говорил, что ничего не смогу! Но ты мне не поверил и вот я здесь! Да? - он снова застучал каблуками по бетону. - Щенок! Глупый самоуверенный щенок! А может ещё и наглец, подставляла! Знаешь, что мне было? То-то! - он постучал в дверь: Откройте!.. - снова обернувшись и подняв руку вверх, с пафосом воскликнул: - Спасибо Анри… - вот человек! А мог тебе такую неустойку предъявить, ввек не рассчитаться!.. Ну, всё, дня через три выйдешь до суда, на дневном свету что-нибудь придумаем! - он почесал под ухом, над чем-то раздумывая, потом, будто передумав говорить о чём-то важном и возможно главном, напомнил о второстепенном:
- Готовь денежки на адвоката, не мне же за твои привычки расплачиваться? Но о выставках пока забудь! Сам виноват!
ГЛАВА 4 А.РОДИОНОВ
Ему нравилось то, что он сегодня закончил: двуглавая церквушка среди весенней распутицы оттаивающего леса и ведущая к ней в лужах дорога.
Душа так же оттаивала лужицей влаги, собравшейся в глазных впадинах, и избавлялась от мокрого - тоненькой струйкой к подбородку.
Хлопнула входная дверь, и повеявшим холодным сквозняком высушило слёзы.
- Что художник - от слова худо, ваяешь? - злое лицо жены втиснулось в дверную щель мастерской. - На набережной был? Что-нибудь продал? - её глазки бегали по полкам, отыскивая брешь в стройном ряду картин.
Виновато, но не без гордости он ткнул пальцем в церквушку:
- Закончил сегодня, кажется, получилось!?
- Что получилось? Покажи!.. - жена наглядно потёрла большой палец об указательный. - А, это! - она соизволила заметить картину, - Так у тебя тут склад никому не нужного барахла с названием «получилось», лучше бы на завод шёл! Целый месяц мазал 50 на 40, а Малевич нарисовал квадрат и знаменит! Значит действительно талант, ему баловаться можно, да и не месяц же он его закрашивал?!
- Ладно, пошла отсюда! - палец красноречиво переместился с церквушки на дверь комнаты, - Пошла жлобиха, будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса! - он громко захлопнул дверь за взметнувшейся в негодовании юбкой.
- Деньги всегда для тебя были пылью! - донеслось из-за двери, удивив, что его, как будто, поняли. - Но без этой пыли не проживёшь! Stardust придорожный! - проза обывателя поубавила блеска первому ответу, что было уже естественнее.
Настала пора, хлопнуть входной дверью ему и… разновонье подъезда ворвалось в ноздри сладким запахом свободы.
Да, с утра было пасмурно, но пасмурным трудно назвать утро тёплой ранней осени, даже если солнце закрыто тучами, и нет-нет, да опустится на плечо ещё живое золота листа, а под ногой смешно чавкнет лужица, не просохшая после утреннего дождика. Нет, пасмурность доброй природы была просто праздником рядом с мрачностью дома.
Лукавый жёлтый луч, пробив-таки, на миг, брешь в толще серого неба, выстрелил в глаз рикошетом от чего-то блестящего…
- Похоже! - кисло улыбнулся Борис, придирчиво оглядев единственный блестящий куполок, не так давно построенной церквушки.
Сквозь стройный ряд тополей – пятилеток аккуратная асфальтовая дорожка вела в дом Бога и поникший душой пешеход подумал, что не мешало бы поставить свечку, за здравие родных и себя, за упокой и царствие небесное - почивших в бозе; говорят, помогает, отгоняя всевозможную чернуху; ведь завистники оставались: радовались, конечно, его невостребованности, но знали, что писать он не бросил и делал это всё качественнее и глубже.
Путь к алтарю Господнему преградил стеклянный прилавок, искушая глаз прихожанина календариками разных цветов и пестрящих всем сонмом святых угодников. Божьи помочи почти съестными рулетами радовали желудок, сочащийся кислотой в ожидании обещанного деликатеса. Свечи под воск naturalis напоминали о тяжести медовых сот, так же помогая смирению и скромности.
Купив три – потоньше, он прошёл к латунному ёжику с десятком дырочек в каждом боку и даже сверху. Воткнул в дырочки покупку и… наконец, встретил ЕГО взгляд: спокойный, строгий и грустный…
Ему показалось, что Лик смотрит сквозь, что-то недовольно высматривая за его спиной… Борис оглянулся:
«Ага, понятно! Не нравятся менялы и торгаши? Ничего не попишешь, рыночные отношения, даже с Тобой! - он улыбнулся. - А Ты пришли Сына, пусть разгромит прилавки!»
Вспомнив, зачем он здесь и испугавшись вольного обращения с НИМ - Великим и Ужасным по отношению к бедным, но Добрым и Лояльным к сильным мира сего - считающих, что главное, вовремя купить в церкви билет-индульгенцию первого класса - в салон красного дерева с золотыми ручками, и Царствие небесное - ждёт!
«Херня! Вся эта надежда – глупая херня! - он снова испугался срамных слов и, извиняясь, посмотрел в строгие глаза пожилого аскета. - Даже тех, кто лохует весь народ, церковь разводит, как поцов! Никогда не увидать им райских кущ; лимит выбран при этой жизни! - испарина покрыла лоб, и он возбуждённо подумал: - Поговорить что ли с кем… шевелящимся? Узнать, почему всё так хреново и чем я-то провинился. Может, скажет что новое, чем чёрт не шутит?.. Ой! Опять!.. - прикрыв рот ладонью и смиренно съёжив плечи, он снова извинился, размазав по скулам жалкую улыбку.
- Скажите, пожалуйста!.. - шепотом спросил он стоящего у входа служку, давящего зевок и прикрывающего пах двумя скрещёнными ладонями. - «Наверное, в прошлом футболист!» - решил Боря. - С кем я могу поговорить о Боге… ну, и вообще!..
Разлепив тяжёлые веки и усилием тренированной воли заставив кровь отхлынуть от желудка, служка пропел:
- Батюшка должен уже быть, но сейчас будет венчание, а потом отпевание, уже и молодые ждут и старые! - его ресницы вновь устали торчать вверх и прикрыли сытые глазки.
Видимо не совсем справившись с переливанием собственной крови, служка и обвенчал и отпел всех разом.
На улице рявкнул в завершающем обороте движок последней Омеги и в полумрак прохлады ворвался высокий бородатый священник.
Полы его длинной рясы энергично развевались боевым стягом воинства Христова, в ожидании новых Пересветов, для борьбы со светскими чиновниками за былые земельные угодья!
Ах, как церковь нуждалась в Пересветах, Ослябях и подобной несокрушимой управляемой силе. Она долго ждала, затаившись, пожертвовав многими лучшими сынами, истинными апологетами и вот пришло время, и появилась возможность потребовать долг - недобор за восемьдесят лет - в виде огромных доильных пространств, но, почему-то не объясняя: зачем Богу столько, тем паче - ОН всегда призывал к скромности! И это сейчас, когда «паства», (не стесняясь, зовут народ скотиной) еле выживает: ограбленная вдоль, поперёк и во всех остальных измерениях. Тут, невольно, вспомнишь Владимира Истархова и подумаешь, чьи там слуги… под колоколами!
Служка метнулся на встречу главному, его кровь на сей раз была посноровистей, а невеста с женихом встали на старт, установив головы под брачные венцы.
Грянул выстрел и кортеж венчающихся ломанулся по кругу…
В ЗАГСе молодоженов назвали бы брачующимися (по-светски - советски) позабавив диким определением действа - самого дьявола.
Низкорослый шафер с трудом доставал до головы жениха рукой с короной и вынужден был, приблизившись, наступать тому на пятки. От скорости, свеча грозила потухнуть на ветру движения, что его очень беспокоило; так оно и случилось, в конце - концов. Но тут служитель Бога остановился и затараторил скороговоркой нужные слова, периодически поглядывая на столпившихся в дверях, ожидающих выезда, певчих с большими котомками.
Бег по кругу повторился своей тривиальностью, таинство не заставило ждать, и все вздохнули свободно.
Ускорившееся было время, притормозило свой «Бег» и Борис по-булгаковски допер, что он лишний в этом Константинополе.
Смирившись, он озадачился вопросом: «Кто и кому тут служит?»
Похоже, было, что служил Бог!
Зло посмотрев вслед отъезжающей иномарке с зажатой в двери рясой, так и норовившей выбиться в знамёна, малый творец понимающе ухмыльнулся.
Тополиная аллея приглашала отдохнуть и забыть банальность прошедшего, сочувственно трогая ветвями плечи художника и высматривая в его глазах - его храм! Кажется, он им нравился больше, уж больно дружно они зашумели, стряхнув оставшиеся после дождика капли на влажный асфальт.
Вытащив из кармана плаща забытую газету и развернув, Боря постелил её на тёплую скамейку и, кряхтя старичком, взгромоздился на вдохновившую Казимира форму.
«Точно, скоро треугольники начну рисовать с такой собачьей жизнью! Я - живо – писец, или совсем настал «писец»! Может Лики начать писать, да лубки разные: на вечную тему одурманивания одурманенных по жизни. Был бы дьявол, так хоть душу продал, раз картины никому не нужны! - грешно подумал он и углубился в изучение торчащего между ног угла старой газеты с фотографией президента России.
- Душу не продашь, она тебе не принадлежит! - раздался рядом вкрадчивый тихий голос.
Пожилой мужчина, наверное, давно дедушка, ласково смотрел в самую глубину головы Бориса, и тому показалось, что нагрелась передняя сторона гипофиза - простата головы у простаков, а значит и у него.
- Это вы сказали сейчас? - спросил он у дедушки.
- А что, вы видите ещё кого-то рядом? - вопросом ответил тот.
- Нет, просто я вслух ничего не говорил!
- И я рта не открываю, если заметите!
«А ведь и правда, рот не двигается у деда, может чревовещатель!?» - подумал Боря и покрылся гусиной кожей. - Но…
- Просто вы хотели меня видеть, и вот я здесь, но не в бархате, терпеть не могу этого реликта; сейчас такие ткани, даже уборщики смотрятся дворянами. А в старину… если бы не драгоценности и злато, то не посмотреть, не потрогать - шершавое, грубое сукно, блеклые красители! Да, так о чем вы тут грустили? Простите, это я и так знаю. Хотелось бы точнее определиться в сказанном вами: «был бы дьявол…» и т.д. Ну, вот я здесь - к вашим услугам!
- Возможно вы телепат, правда, первый раз с этим сталкиваюсь, но поверить могу, тем более что сам участвую, так сказать, но дьявол - это уже слишком даже для воображения художника. - Борису с трудом удалось создать видимость спокойствия.
- Действительно, если воображение ничего не видит в чёрном квадрате, то где ему заметить, что за ним! - парировал дедок, сверкнув глазом, почему-то только левым. - Хотите, скажу то, о чём вы думаете все эти годы и ни кому в этом не признались?
Неожиданно Борис улыбнулся, ему стало весело от грядущего уличения шарлатана:
- А ну, это интересно!
- Вы всегда думали, что героин подсунул под раму картины дядя Витя, друг вашего отца и ваш крёстный! - злой дед потёр руки, а в глазах Бориса потемнело, и простата в башке накалилась до красна.
- Так я ошибался? - неожиданно спросил он, с надеждой взглянув на непонятную силу.
- Нет любезный, не надейтесь, ошибки не было! - добил знакомый, слегка и мягко закартавивший голос, и надежда окончательно лишилась надежды.
- Да, но как, вы здесь, в чужой епархии, ведь нельзя?! - Борис осмотрелся, остановив взгляд на жёлтом куполке и выложенном красным кирпичом кресте под ним.
- Льзя, льзя дужок, очень даже льзя и даже нужно! - засмеялся влажный рот, обнажив белые квадраты зубов. - Как аз и впоу, но об этом когда-нибудь… потом!.. - рот не только двигаясь, смеялся, но и говорил, говорил, говорил...
Борис понял, кого ему напоминал странный тип и прищурился…
- Совешенно вейно, я люблю под него косить, иногда. Мой лучший ученик, знаете ли! - странный экстрасенс моментально поймал его мысль ещё там - внутри и беззастенчиво вытащил наружу.
- А Сталин тоже ваш ученик? - Боря скорчил кислую мину.
- Сосик! А как же! Но я никогда не повторяюсь, я ведь, с вашего позволения, тоже художник, поэтому они во многом различны. Когда Володя решил сойти на ходу, умный был сволочь и непредсказуемый, я быстренько поменял его на Ёсю.
- И Ёся, конечно, полностью удовлетворил ваши амбиции?! - подколол Борис.
- Амбиции? У меня? Что вы батенька глупости мелете, зачем мне амбиции, пеед кем? - дедок засмеялся неожиданно молодым смехом и картинно засунул большой палец за борт пиджака. - Я его тоже хотел сместить перед второй мировой, но он вовремя сунулся в Буковину и всё стало на место: Адольфик испугался и… поступил правильно!..
Знаете милейший, когда-то один умник, давненько… однако для вас, для меня будто вчера, говорил: «разделяй и властвуй»: Коля Макиавелли к сожалению не был моим учеником, всё о пользе государства беспокоился, но слова мои использовал в своих трудах; нет, это не плагиат, он не знал, что это мои слова, просто почувствовал их силу. Да, да, слышу ваш вопрос: зачем мне властвовать и перед кем? Вот теперь перед Ним! Перед Собой! И они, адепты мои, тоже хороши, чуть подросли и сразу в Боги метят, забывая, куда попадут в любом случае: без власти, без сокровищ, без прощения, наравне со всеми встанут в одну очередь и никакой блат не ускорит их поджарку, но это в их же интересах. Я бы, на их месте, выбрал вечную очередь! Но вернёмся к нашим баранам… Чего вы хотите? Славы, денег, власти? А может, чего-то большего?.. - всё менее кажущийся сумасшедшим человек, или кто там ещё, опять пронзал мозг Бориса глазами-спицами и зачем-то ждал ответа, наверное, потому ждал, что художник ещё не определился…
- Власти не алчу - тяжкое бремя! - наконец выдавил Боря, - А вот денег и славы… может быть! - теперь он попытался пронзить тёмный замес в голове незнакомца, но наткнулся на толстую стену динозаврояичного раствора тысячелетней мудрости, покоившейся как на дне колодца в блюдцах серо-стальных глаз.
- Да уж батенька, вы не Эпикур, и уж точно не Ницше, скучно с вами! - разочарованно протянул новый знакомый. - Что такое деньги и слава? Пшик! Власть - вот высший смысл жизни! Но это опять же по Ницше, лично я так не считаю, хотя… тоже грешен! Эх, Фридрих, Фридрих… большой спорщик, довольно близко, однако подошёл к истине, потому и изгнан своим стадом.
- Согласен! - проговорил в сторону Борис и полез в карман за сигаретами. - Жёлтый дом - Мекка для многих великих умов!
- Соображаешь тлень! - проговорил в «усы» дедушка, хитро прищурившись. - Так что с тебя взять голик-соколик? Что дашь взамен желаемого?
- Если душой своей распорядиться не могу, тогда не знаю; кроме картин у меня ничего нет, но, по-вашему, и они не мои, ведь рукой моей водила, наверное, Его воля, если нет, то тогда мой колонок, - художник криво усмехнулся.
- Картины твои, не боись паря! Колонок тут не при чём, это уж точно! - молодой голос прозвучал у самого уха, - Нарисуешь мне картину, по моим эскизам, это будет шедевр невиданный доселе! С него и начнёшь стремительное восхождение на свой Олимп. А проснуться богатым и славным… это для ничтожеств! Согласен?
Голос деда упрямо раздражал перепонку Бориса какой-то появившейся неестественной звонкостью, а повернуть голову и взглянуть на раздражитель, не получалось: было страшно!
И всё же решившись, он развернулся в сторону голоса, будто языком щекочущего ушную раковину и столкнулся носом с подбородком молодого красивого человека, с хитрой улыбкой откинувшегося назад.
- Что, опять удивление? - молодой красавец засмеялся, увидев вылезшие в недоумении глаза. - В убеждении - я стар, то есть, мудр! Ты ведь быстрее поверишь убелённому сединой мудрецу, чем желторотому максималисту?! В обаянии - настойчив! Я ведь батенька ангел, как ни как, а ангелы прекрасны; но могу принимать и личину живущих во мне демонов; ой всё это работа, а так хочется, зная истину, быть свободным и…. Да, вот так вот, чуть не проговорился, а ещё не время… - он опять засмеялся, но с какой-то грустинкой.
- Когда я могу получить эскизы? - Борис, наконец, решился.
- Эскизы? Они при мне! Сей - час!... - свёрнутые трубочкой листочки в один миг оказались в протянутой руке.
Вытянув один, художник пригляделся к карандашным зарисовкам, но тонкая рука музыканта закрыла раздвинутый веер бумаги.
- Дома посмотришь внимательнее!
- Та… дома…
- Дома всё будет в порядке, в мастерской ужин остывает, ожидая тебя!
- Вы знаете, я скорее поверю в вас, чем в остывающий ужин в моей мастерской! - усмехнулся Борис, пряча листки во внутренний карман пиджака.
Молодой человек вдруг сморщился и прошамкал:
- По-гречески diabolos - клеветник, но это не про меня, я не лгу никогда! Во-первых: мне не интересны дураки; во-вторых: умный сам желает быть обманутым – женой, любовницей, правительством, компаньоном, приятелем; понимая, что за всё приходится платить! И, в-третьих: я никому не навязываюсь, меня зовут сами! Тебе это кажется известно, а значит всё честно!?. Согласен? Ещё бы! Ладно, домой вали… будущий Дали! - дедушка, развернув художника на 180 градусов, подтолкнул в спину.
Отойдя метров десять, Борис повернулся:
- Так как вас найти, если что?
- Позови меня в ночи - приду-у! А прогонишь прочь - с ума сойду-у… - запел дребезжащий голос. - Понял, какие песни знаю, надо идти в ногу со временем! - дед хихикнул, и вытащил из-под пальто человеческий череп! Погладив блестящую от времени кость и изменившись в лице, он грустно проговорил:
- Бедный Федя, бедный Федя! Небось, турбиной в гробу вертишься!
- Это вы о ком? - насторожился Борис.
- О друге моём - Шаляпине - страдает за Россию и поныне! - опять предугадав вопрос, он воскликнул: - А ты что думаешь… у меня в друзьях одни монстры? Юн ты ещё слишком! Ну, ничего, этот недостаток недолгий!
Засвистев старинный романс и подмигнув правым глазом, Dio отвернулся и занес, было ногу над высыхающими пятнами асфальта…
- Что? Паганини? - воскликнул он, обернувшись и передумав уходить. - Конечно, тоже мой приятель и тоже вынужден был обратиться за советом, когда раздумывал: не взвиснуть ли под потолком в одной из гостиниц, между концертами, из благодарности к чуткому стаду! Ну, я ему и посоветовал, на всякий случай, чаще играть на одной - четвёртой струне и смычок изготовить в два раза длиннее! А вешаться отсоветовал, было бы из-за чего! Вот и всё чем он прогневил ЕГО служителей! Хотя вру… бабло то он им не отстёгивал! Так у вас сейчас говорят, кажется? Классный слэнг, пробирает до самого чёрного квадрата! Чёрным квадратом я называю человеческие головы! В квадратной голове - больше тёмных углов!
Проигнорировав открывающийся рот Бориса, словоохотливый утвердительно кивнул обоими идеальными черепами, не желающими деформироваться в угоду обществу и, моргнув своим, спрятал один обратно за пазуху. – Да, и сыну его - Ахиллино, я тоже помогал, когда тот таскал по свету тело мёртвого отца; пятьдесят шесть лет таскал - для смертного приличный срок - и не мог найти последний приют. Несколько раз гроб закапывали, даже в пещере на острове Сен – Фереоль он висел на цепях, как спящая красавица, только в цинке, а не в хрустале, пока Ахиллино не догадался обратиться ко мне. Ну, я и посоветовал отстегнуть… этим «бессребреникам» - ублюдкам общества, ханжеским тонзурам!.. Ужас, как подумаю, аж в дрожь бросает: миллион сто тысяч франков золотом обошлось прощение отца и его воссоединение с католической церковью, сыну Гения! Ну что ж, Богу - Бог, а попу - творог! Хи-хи-хи!.. - сморщился дед и мгновенно просканировав округлённый квадрат Бориса, помрачнел. - Нет, не знаю, даже чёрт не знает, чего больше в жизни Гения: счастья от сознания дара или горя от зависти и ненависти невежд!
- Вы знаете, а с вами неинтересно разговаривать, дискуссия - не ваше кредо! - Боря, вдруг разозлившись, рискнул осадить самоуверенную субстанцию, надеясь на её сегодняшнюю лояльность.
Удивлённо взглянув на ничтожесумнящую особь, дедок согласно кивнул: - Есть такой грех! Человек подумал, а мне показалось, что сказал! Ты уж прости старика!?
Резко повернувшись на пятках, он зашагал прочь, весело насвистывая, темнея затылком и расправляя плечи.
ГЛАВА 5 А.РОДИОНОВ
Тихонько прокравшись в свою комнату и включив свет, он внимательно исследовал каждый закуток пространства, но обещанного ужина так и не обнаружил.
- DIABOLOS! - скривив губы, протянул Боря и бросил тело на видавший лучшие времена диван с высокой жёсткой спинкой.
Дверь скромно скрипнула и в проёме обозначилось высокоскулое лицо Валентины.
Робко просочившись внутрь, она поставила поднос с ужином на верстак и преданно сложила руки на переднике.
Глаза Бори полезли из орбит: среди праздничного (с тремя кусочками сыра и четырьмя - копчёной колбасы) ужина, красовался нагло потеющий графин с водкой.
- Что, кто-то умер! - зачем-то брякнул он.
- Ты бы всю ночь лазил где-нибудь, может и я - от страха! - Валя смотрела прежними, ранними глазами. - Снимай плащ, ночь на дворе, а ты голодный! И замерз, небось!?
Плащ и ночь, видимо, имели какую-то тайную связь, но у женщин это бывает… Солидарно сбросив влажной горкой плащ на ночной диван, благодарный Борис сжал в объятьях… пальцев холодный графин.
- Представляешь? - Валя присела на краешек дивана, - Звонил Анри, и так просто, будто не было семи лет молчания, сказал, что видел вчера сон и понял, что ему нужен ты, с картиной – двуликий Янус какой-то! Поняла только одно: у него самая модная в Париже галерея и через три месяца твоя выставка – со всем остальным хламом! Ой, прости, пожалуйста! - она схватила опустевшую рюмку и наполнила. - Доедай, допивай и ложись, завтра будешь работать!
- Хорошо Валя, спасибо, я посмотрю эскизы и приду.
Он подождал, когда за ней уйдёт дверь… полез во внутренний карман и достал листочки…
Основное внимание привлекла фигура: сидящая в позе «лотос» с двумя смотрящими в разные стороны лицами - чёрным и белым.
«Нет, это не Янус! Тот был божеством входа и выхода, кроме прочей римской всячины и путаницы. Позже - всякого начала!
Анус - выход, может быть и входом, на любителя конечно, и тоже с двумя лицами, но с одним глазом… – циклоп! - стал бесстрашно изощряться Боря, сегодняшний баловень судьбы. - Нет, «клеветник» хотел другого, - языческий Янус тут не при чём!» - он широко зевнул и отложил листочки в сторону.
* * *
Огромная задница наползала, словно немецкий танк на траншею, содрогаясь от дикого хохота двумя круглыми ямками ягодиц.
«Ты записался в добровольцы?» - кричала она, тыча ему в нос большим толстым пальцем, или чем-то другим - временно приобретённым и возможно кем-то потерянным.
Карий циклопический глаз гипнотизируя, словно часовщик - хронометр, приблизился и, превратившись в рот, жадно его проглотил…
- А-а-а, - закричал он, летя вниз в каком-то чёрном туннеле, может по пищеводу… или толстой кишке, чувствуя, как от скорости падения захватывает дыхание и сковывает ужасом волю. Жар приближающейся жаровни кинул его в пот и, закричав снова, он захлебнулся огненной лавой… или желудочным соком.
Это было Чистилище, хотя больше похоже на Геенну Огненную, но он знал, чувствовал, что именно Чистилище, а значит, есть ещё шанс!
Пока он убаюкивался верой и надеждой в свой шанс, пусть и единственный, огненная кислота вынесла его наружу и семь раз протащила вокруг волосатого тела. Затем, кинула к раздвинутым ногам колосса о двух лицах - чёрном и белом, и ему стало холодно при мысли о повторении пути!
Лава хлынула в Междуножье и поползла рыжим Тигром вспять – вверх, пройдя все предыдущие уровни.
Стало ясно и страшно! Ясно от сознания - зачем, а страшно от незнания - куда!
Давно забытые ощущения заставили его проснуться, и сон оказался в руку, правда в Валькину, но в этом и была вся интрига.
* * *
Жена украдкой заглянула в комнату и тихонько скользнув внутрь, с елейной улыбкой, чтобы не мешать важной работе любимого, вытащила из-за спины бутылку армянского «Ахтамар»
- Твой любимый! Купила на последние деньги!
Боря оторвался от эскизов и оглянулся на нечто непривычное… Валя, вооружившись улыбкой дуры и не только, держала бутылку коньяка за горлышко, словно матрос гранату - на картине «Оборона Севастополя». Увиденное озадачило и он заволновался:
- Валюша, ты в порядке, в смысле здорова?
- Да здорова, как корова! - усугубив оскал, она полезла в карман халата, - Смотри!..
- Что это? - Борис взял маленькую бумажку.
- Извещение Western Union о денежном переводе на три тысячи долларов! - Валя взвизгнула. - А вот ещё одно на тысячу! Что происходит? У меня крыша едет! - она вытянула из с затылка длинную прядь волос и намотала себе на нос, как мадмуазель Фреккенбок в мультике про Карлсона, - Ля-ля-ля-ля-ля, я сошла с ума, какая досада! - дурачилась она.
- От кого деньги? - не очень удивился Борис.
Три штуки от Анри, а тысяча от дяди Вити из Израиля. Вот мухомор, уже унюхал!.. - Валина улыбка из дурацкой быстро превратилась в злобную.
- Дядину штуку верни, это он меня подставил на таможне, теперь знаю точно, а его знать не хочу! - Борис снова внимательно вгляделся в чистый холст. - Ладно, иди, не мешай! - не заметив обиды на лице любимой, он открутил пробку бутылки и, закрыв глаза, понюхал горлышко.
Теперь он знал, чего хотел заказчик, но не знал, пока, с чего начать. Не с задницы же, навязчиво проглотившей его во сне, и прокатившей по всему душистому ливеру. Хотя, именно задница и помогла увидеть дальше…
За три месяца он должен был успеть и знал, что успеет, даже если бы выставка была через неделю!
Он успеет или Кто другой, водя его рукой, уже не имело значения! Беспокоила одна неясность, то, чего он не досмотрел разбуженный требовательной рукой жены…
Какое лицо выплюнуло бы его в будущее?
ЧАСТЬ 2
ГЛАВА 1 А.РОДИОНОВ
Яхта плавно покачивалась на лёгкой волне, навевая адекватную по весу дрёму. Борис поймал с утра трёх небольших тунцов, килограмм по 20, и с сарказмом подумал, что 60 кило океанской говядины основательно укрепят его бюджет.
В былые нищие годы он не ловил рыбу, даже тогда, когда обиженно гудел на шестиметровой кухне пустой холодильник, и ему усиленно подзуживала пустая головой Валентина.
В средней полосе России поймать крупную рыбу, любителю практически невозможно; килограммовый лещ уже за счастье или щука такого же веса. Но сын - Митюша, в свои десять лет, явно впитал с кровью матери дедовские рыбацкие гены. Вот и сейчас они оба: старый седой пират, проведший на краболове несколько лет, (что, возможно, отразилось на внутренностях его головы, и состоянии головы его дочери – наследницы) и маленький бойкий пацан ускоренно перекусывали холодной телятиной, втиснутой меж двух половинок булки в компании всевозможной зелени.
- Папа заводи! - крикнул Митя, показав последний кусок и сунув его в рот.
- Вот неугомонный! - проворчал отец, нехотя вылезая из глубокого шезлонга, - Куда мы будем эту рыбу девать?
- Не волнуйся, я пристрою! - тесть утвердительно качнул головой, - На джин просить у Вальки не придётся, он рассмеялся, увидев улыбку на лице Бориса.
Митя взглянул на отца горящими глазами и схватился двумя руками за толстую мощную уду, закреплённую в специальном кронштейне…
Невольно переглянувшись с зятем, тесть подошёл к внуку и, обняв сзади, также вцепился в орудие ловли.
- Полчаса даю вам на браконьерство, а потом глушим двигатель и загораем на палубе, да и солярка кончается.
- А мы на парусах дойдём! - закричал Митя, недовольный таким мизерным сроком.
- Митя не напрягай отца, а то надолго забудешь о рыбалке! - Боря чуть прибавил в голосе. - И вообще, я хочу немного поработать, не зря ведь брал кисти и краски!? - он чуть смягчил тон, увидев насупившегося мальчишку.
Зато, когда через двадцать минут нервного ожидания, клюнула рыбина… с ней пришлось повозиться: поднять такого кабана, смогли только лебёдкой, экземпляр тянул килограмм на пятьдесят.
Митюша покрылся нервным румянцем, было видно, что только вошёл во вкус, но улов оправдывал закрытие сезона, и он решил не огорчаться.
- Подойдём ближе к берегу, и я встану на якорь, что-то небо на горизонте темнеет. - Боря подмигнул сыну, - Ну, что доволен? Такого тунца я ни разу не ловил, да и дед тоже! Правда, дед?
- Эт точно! Ни разу! А у нас такая и не водится, разве в Волге – белуга! Но в океане лосось намного крупнее, чем здесь – на Средиземном, до трёх метров вырастает, ну, такого только профы ловят и парусника ещё! - дед засмеялся, - Зато крабов я ловил: что твой стол, ноги по метру, во… как крупный тазик! - он распахнул руки на ширину корыта.
Двигатель дважды фыркнул и, схватившись, ровно заурчал; яхта толстым пеликаном рассекла бирюзовую волну и неспешно пошла к берегу…
Не заходя в бухту, она бросила якорь и выставила на казнь солнцу три обнажённых тела.
- Ла Мизерикорд ещё красивее отсюда, - наблюдая за нависающими над морем холмами в огромный 24х кратный морской бинокль, Митя еле его удерживал. - А что там у нас дома творится? - он с трудом поднял тяжёлую оптику выше…
Белоснежный особняк, утопая в цветах, зелени деревьев и пёстро цветущих паразитах, оплетших лианами полдома, был приобретён Борисом три года назад.
Сам князь Альберт ходатайствовал за него; иногда искренне себе удивляясь: почему вдруг лично принимает такое живое участие в легализации художника в своей вотчине, пусть даже очень знаменитого, даже Гения!
Борису пришлось принять французское гражданство!
Монако не торопился принимать в избранное общество со стороны, тем более - Восточной, за редким исключением.
Власть становилась менее щепетильной, если кто-то, например, спонсировал их футбольную команду или неплохо играл в теннис, или был просто богат, на самом деле не просто, а сказочно богат!
Но даже князь Альберт Второй не мог предположить, какие ходатаи стоят за художником Борисом Россом, а если бы узнал, то вспомнил, скольких таких протеже сожгли на площади его славные предки!
- О, дядя Анри приехал! - Митя передал бинокль отцу. - Па, взгляни!
Поведя биноклем вверх, вдоль горы, Борис поймал в перекрестье оптики свой дом.
Белый «Ягуар» Анри, спрятался в тени старого платана, а его хозяин, похоже, в прохладной постели Валентины.
Три пластических операции, за десять лет, и крупные счета в банке мужа, позволяли ей совмещать желаемое и действительность. Натянув всё, что торопилось обвиснуть и вылезти, она выглядела на двадцать четыре в свои тридцать семь.
Анри, однажды, в туалете, останавливая кровь разбитого носа, признался, что всё началось с их первого знакомства, когда на таможне, Бориса задержали с наркотиками. И увидев «Валюша» через десять лет, он снова влюбился, но целый год она его не подпускала.
- Конечно, она ведь была беременна! - воскликнул тогда Боря, - Твоё счастье ублюдок, что Митька вылитый я, а то разбитым носом бы не отделался!
Борис давно бы развёлся, но Митя, его единственная радость в этом мире, был очень привязан к матери, и разрушать счастливый детский мирок совсем не хотелось.
Но всё это было потом, а начало…
ГЛАВА 2 А.РОДИОНОВ
- Придержи все свои работы, ничего не продавай! - кричал Анри, будто не в телефон.
- Как не продавай, а на что я буду жить? - возмутился Борис, разозлившись на зажиревшего капиталиста.
В трубке нервно и зло хохотнули:
- Да после вернисажа и всей шумихи вокруг тебя, ты можешь получить любой кредит, понял Совок, это Франция! А цена на твои картинки через год возрастёт в десятки раз! Дошло?
Боря понял, что Анри прав и ему стало стыдно.
- Спасибо Анри, ты настоящий друг! - его голос обрёл более круглую форму.
- Я, Боря, прежде всего бизнесмен, а потом твой друг! - настоящий друг убавил громкость связок и более спокойным тоном продолжил:
- Кстати, прочти статью во вчерашней PARISIENNE, но сильно не пугайся, через всё это придётся пройти! Держись!
Он бросил трубку, а Борис со страхом подумал, что опять испортится настроение, если он возьмётся за газету. А газеты раздули такую шумиху, что он начинал всерьёз жалеть о написанной картине.
Налив себе виски до нарисованной на стакане свиньи, он залпом выпил крепкий напиток и взглянул на журнальный столик… Любопытство всё же одолело, и рука потянулась за изображением своего хозяина …
- Ну, держись! - сказал он и, словно бросаясь в бой, открыл следующую, за фотографией во весь лист, страницу…
Епископ Пьемонтский, обещал добиться у ортодоксальной православной церкви, отлучения господина Росса.
«Язычник и коньюктурщик, - кричал он, - решил поднять из глубин, всё грязное и скрытое, что веками утилизировалось за семью замками в сознании людей, кровавыми потугами верных служителей Бога, порой шедших на смерть, обращая дикие народы лицом к истинной вере!»
Известный критик Раньё назвал Росса - пантеистом,* начитавшимся Джордано Бруно, но, к сожалению, пока не разделившим его судьбу!
Продвинутый художник - последователь Эль Греко, назвал его антибиблейцем и оголтелым маньеристом!*
Модный психоаналитик обозвал – картезианским* нигилистом - недоучкой!
- Тьфу на вас! Идиоты! - сквозь зубы скрипнул Боря и недолил до свиньи.
Несмотря на предупреждение Анри – не особо пугаться нападок прессы, религии и критиков – не особо не удавалось. Депрессия прогрессировала с каждой упавшей на стол пачкой утренней гадости.
- Не ной! - кричал на него Анри. - Как ребёнок, честное слово! Ты - художник - рентген души человеческой - не понимаешь естества происходящего? Человек так создан!
- Не рентген, а инженер! А человек - это звучит гордо! - возразил, немного успокаиваясь, Борис, крепко зажав зубами зерно приятельских слов.
- Какой кретин это ляпнул? - ещё одно зёрнышко вылетело, но разбилось о стиснутые зубы Бориса. - Слушай, а правильно пишется «критин» или «кре», если «кри», то от слова критик, это точно! - Анри громко расхохотался своей шутке.
- Максим Горький! - значительно, с расстановкой проговорил Борис, - Известный всему миру Великий писатель!
- Да знаю я! - устало отозвался Анри, - Сталинский Пешков, точнее Пешка! Но, утверждая такое, он должен был назваться Максимом Сладким. Правильнее говорить: «Человек - это звучит страшно!»
Борис разжал зубы и понимающе кивнув, усмехнулся:
- Ты просто мизантроп Анри, ко всем своим недостаткам!
- Думай, как хочешь, если хочешь быть ханжёй! - вздохнул француз – любитель жизни. - Кстати, ты цирк любишь?
- Люблю! - удивился Боря.
- А конный спорт?
- Очень красиво, впечатляет! Но почему после слова «ханжа», пришлась кстати моя любовь к цирку или конному спорту?
- Просто хочу тебе доказать, что истинный филантроп должен быть, если не глуп, то глух, слеп и богат!
- Что-то ты скачешь как кузнечик… конкретнее! - поморщился Борис, раздражаясь заумным «немцем».
- Просто, то, что радует наш глаз в цирке, в манеже, достигнуто кровью и неимоверными страданиями животных, жестоко избиваемых весёлыми наездниками и раскрашенными клоунами, которых так любят дети, как когда-то вашего доброго дедушку Ленина.
«Ёлы – палы! - вздохнул Боря, - как же эта Европа инфантильна в своём прагматическом доброхотстве, и сытом ханжестве!» - пожевав губами, он выдохнул:
- Эх, если бы только в этом было несовершенство общества Анри, лошади и другие несчастные животные - это конечно ужасно, но…
- Наконец-то, - перебил француз, - в этом НО, вся твоя картина и ты должен это знать и на этом непоколебимо стоять! Но не заносись особо, до тебя уже не раз писали подобное, что сгорело вместе с мастером, рискнувшим бросить вызов церковному бизнесу. К счастью, мы лишены этой информации, - он ободряюще хлопнул Бориса по плечу, - Зато народ валит толпой, приглашения идут потоком, а мы едем, через неделю, в Нью – Йорк, сам Голдкранк предоставляет галерею в твоё полное распоряжение, а это мил друг - миллионы!
ГЛАВА 3 А.РОДИОНОВ
Тревожный, но, в общем, не неожиданный звонок, сорвал Бориса с постели, почему-то уверенного в каком-то несчастии.
Валентина недовольно заворочалась на своей мягкой половинке и перевернулась на другой бок, окропив подушку тоненькой струйкой яда.
- Брис, кажется, неприятности начались у меня, - прошептал в трубку Анри заплетающимся голосом.
- Ты что пьян? - дрожь предчувствия передёрнула все члены, покрывшегося испариной художника.
- Да, конечно, есть повод – погибла моя жена! - в трубке всхлипнуло, и кажется, зубы застучали о стекло.
- Эй, что ты несёшь? Проспись пьянь! - Борис попытался разозлиться, но нелепое ощущение истины, помешало спрятаться за шкурой атавизма.
- Мою галерею расстреляли из гранатомёта, Борис! Софи ночевала там, торопилась закончить документацию. От неё остались только очки! Все мои картины сгорели – я нищий! - стекло опять зашлось от боли, сопротивляясь костяным тискам.
- Кошмар!.. - Борис, выпучив глаза, ловил ртом воздух, как обожравшийся трубочником вуалехвост. - А?…
- А твои картины почему-то все целы, мистика какая-то! - сдавлено хихикнул погорелец. - Граната пробила перегородку в твоём зале, понимаешь, стреляли в тебя, и попала в кабинет Софи, вторая - в зал с остальными картинами. Чертовщина, не иначе, не зря на тебя церковь наезжает! Может ты дьявол? - он шмыгнул слезливым носом и положил трубку.
Борис взглянул на спящую сном праведника жену, хотел разбудить, но передумал:
«А смысл?…»
Не зная, что предпринять и как поступить, он лёг на кровать и, натянув до носа одеяло, закрыл глаза…
«Страшно!.. Эй, Клеветник, ты, что мне обещал? И что теперь происходит?» - спросил он, всматриваясь в «завечную» тьму, играющую мутными пятнами.
- А что произошло, у тебя лично какие-то проблемы? - спросили из сгустка пятен.
- Не отвечай, не трать силы, просто думай! - шелестнув, подсказало одеяло, сладострастно застряв между ног Валентины.
- Твой путь будет устлан цветами! - загробный голос давил обиженным домовым. - Ты любишь красные розы?.. - спрашивал он шёпотом. - Будут тебе и шипы и кровь! А победы без крови не бывает! - сгусток пятен, светлея, стал окрашиваться в кровавый оттенок.
- Уф!.. - вздрогнул Боря и проснулся, глаза тут же среагировали на светившую в упор настольную лампу и вновь нырнули в кровавую топь. - Я не хотел крови, шипы - пусть, но не кровь! - крикнул он в болото.
- Твои шипы - чья-то кровь, иначе не бывает! Договор честный, ты своей крови не прольёшь, но шипы твои! - сгусток однотонно потемнел. - Иди дальше и ничего не бойся у тебя великая цель!
- Цель, цель, цель, цель… - последнее слово, отзвенев железной цепью и реверберационно затихая, убежало в никуда, а глаза открылись, разорвав тюремную завесу.
- Я к Анри! - сказал Борис спящей жене и потянул со стула брюки.
* * *
Все окна второго этажа ярко полыхали тугоплавким фольфрамом, щедро освещая огромную квартиру Анри: он снимал весь этаж. Массивная дверь бесшумно открылась и старый Гаспар, молча поклонившись, пропустил Бориса внутрь...
На соболезнующее похлопывание по плечу, вечный слуга обречено кивнул головой, и жаркая слеза растворилась в мелких морщинах. Гаспар служил ещё родителям Софи, погибшим в авиакатастрофе десять лет назад, и знал её ребёнком.
- Какое горе мсье! - он медленно принял пальто Бориса.
- Мужайся старик! - Боря сжал губы и спросил глазами куда идти…
- Мсье Анри у себя в кабинете! Осторожнее входите, может что-нибудь попасть в голову, пустая бутылка, например!
Поверив Гаспару, Боря на щель приоткрыл дверь и заглянул в кабинет…
- А, пришёл! - раздалось с кожаного диванчика, - Ну, подходи поближе, наказание моё! - Анри поднял с пола бутылку виски.
- Пей!
Борис выпил налитый щедрой рукой полный стакан.
- Да, пьёте вы здорово! - хозяин налил ещё стакан, - Пей! - он проводил внимательным взглядом, исчезнувшую в чужой утробе жидкость. - Здорово! Потому и живёте плохо! У вас пьянство болезнью интеллигенции называется! Это ж надо, мозги нации больны пьянством! - Анри скривился, будто чего-то не понимая, снова наполнил стакан и взглянул на Бориса…
- Что, ещё? - испугался тот.
- Нет, это мне, я тоже хочу всегда болеть! Клин – клином! Так, кажется, у вас говорят?
Он осторожно прильнул к краю хрустальной пропасти и затряс потными кудряшками, перегоняя фирменный самогон изо рта в стакан и обратно. Но в мужестве ему отказать было трудно, и зловредная жидкость низверглась-таки в чистилище, судя по Бориному вещему сну.
- Ну, что, интеллигент я теперь? Принимаешь за своего? - задыхаясь и вытирая рукавом халата бегущие слюни, спросил он.
- Нет, вот когда бутылку из горла, без закуси засосёшь, тогда подумаю! - Боря с сочувствием посмотрел на бедолагу.
- Маленькая Софи!.. Говорят: «Сгорел на работе!» Это про неё в самом прямом смысле. Всю жизнь работала! Говорю: поехали, отдохнём… в Канны, Ниццу или Монте-Карло – на Ривьеру в общем, только без всяких деловых встреч, раутов, коктейлей! - Анри всхлипнул, - А она: «Подожди… выставка, вернисаж, корреспонденция! Выйдем на пенсию - отдохнём!» Вот и отдохнёт теперь!.. - он схватил Бориса за ворот рубахи и притянул к себе… - Я бы, наверное, застрелил тебя, если бы сам всё это не затеял!
По-русски - до свиньи налитый стакан, бьёт в голову без национального разбору и кудряшки Анри вдруг устало обвисли, отягощённые грузом горя и угара, а голова уткнулась в грудь Бориса.
- Поспи, поспи болезный! - уложив его на диванчик и прикрыв пледом, Боря вытянулся на толстом персидском ковре в ногах у блестящего рояля, пристроив рядом – Приаповым* атрибутом – литровую бутылку виски и настроился сострадать…
ГЛАВА 4 А.РОДИОНОВ
«Больной золотом», а может правильнее - «Золотушный», встретил Бориса помпезно! На пристани играл оркестр, жутко перевирая отечественный гимн - Калинку.
Толпа журналюг, всосав слюну и обнажив клыки, кинулась на знаменитое семейство всей разнокамерной одинаковостью.
Оттесненная за низкое заграждение кучка шкиперобородых мормонов, яростно трясла поднятыми кулаками и пыталась перейти к более решительным действиям, но полиция была на чеку.
Садившийся последним в огромный лимузин Анри, подвергся обстрелу яйцами и достойно уворачиваясь от снарядов, дослужился до большого сопливого эполета.
Голдкранк виновато и торопливо вытащил из кармана расшитый золотом платок и протянул, извиняясь за приём, возвеличенному Анри со словами:
- Всё Великое с трудом влазит в головку толпы, потому что - Великое! Было бы что-нибудь мелкое, пожалуйста, нарасхват!.. Или когда умрёт Гений, тоже нарасхват: чего покойнику зави–довать, зависть толпы она ведь только в рот смотрит и в другие отверстия: что ешь, на чём ездишь, на ком спишь? А то, что ты ваяешь, её не интересует, это не предмет зависти толпы, это зависть другая, она для избранных - для профессионалов! - хозяин лимузина подмигнул напряжённым спутникам. - Успокойтесь друзья, пусть бояться прогневить толпу - политики, мы - люди другой формации, и вообще, Америка любит богатых, а вы ими станете уже завтра!
Борис почувствовал, как в его ладонь протискивается холодная рука Вали и повернулся к ней…
«Неужели не врёт?» - спрашивал её взгляд и лучился радостью будущего.
* * *
Маленький свёрток уместился на ладонях и звонко заскрипел, краснея от натуги круглым пятном на белоснежном белье. Голые розовые дёсна смешно открывали краснеющую дырочку внизу пятна, видимо наследник чего-то яростно требовал.
- Может, он хочет есть или уписался? - Борис осторожно качнул свёрток на ладонях и нежно взглянул на Валю.
- Вряд ли, недавно кормила! - Валя почему-то покраснела. - Наверное, промок, ты прав, вот и кричит!
- Ладно, садитесь в машину, там и посмотрите, - Анри взял Валентину под локоть и повёл к авто, - Ну, как ты себя чувствуешь Валюша?
- Спасибо Анри, всё нормально, больше боялась!.. Боря осторожно, держи головку!..
* * *
Митюша занял всё свободное время родителей!
В отчих краях Валя рожать не хотела: «нечего нищету плодить», а здесь сподобилась, и Борис был счастлив! Он злился, когда подходило время купать малыша, а кто-нибудь приезжал или звонил. Кисти заросли паутиной, а краски плесенью. Как-то он взял в руки мольберт, мазнул несколько раз, но ничего в голову не пришло. Надо признаться, что кризис идеи наступил раньше, сразу после их переезда на Запад: ничего не получалось, да и не хотелось особо!
- Художник должен быть голодным! - подкалывал Анри, тоже обеспокоенный бездельем Бориса. Но написанного за десять лет хватило бы на столько же и дважды прав был Анри, посоветовав не выставлять всю коллекцию сразу.
- Будем выдавать крохами, в год по одной, две, и хватит на всю оставшуюся, но тебе надо обратиться к психоаналитику: это же ненормально - ничего не писать! Может у тебя нефрит?*
Поймав зверский взгляд Бориса, он передумал развивать болезненную тему, даже в шутку.
Оно может, и писалось, но не нравилось самому. Кому может понравиться такая гематурия* (ну вот и сам начал издеваться), куража не было, и набросок отправлялся в камин.
Но теперь что-то зрело внутри, что-то розовое, круглое и Боря в свою очередь со страхом ощущал себя беременным, по понятиям рабозоновского выкормыша, боясь даже думать о творческих потугах в низменном проктологическом разрезе.
Искупав Митюшу, поругавшись перед этим с Валентиной из-за очереди, Борис завернул его в толстое полотенце и положил в кроватку. Поцеловав торчащую из свёртка розовую пуговицу, он сбегал за мольбертом…
Кажется, получалось… растопив камин, он развернул укутанного сынишку и стал рисовать с натуры растопырившего конечности-клешни маленького рачка… но всё закончилось банальной банной темой, и на картине - счастливая Валентина терла губкой плещущего на неё водой малыша, сидящего по пояс в пене большого корыта.
- Крестьянку какую-то из меня сделал! - смеялась Валя, довольная стопроцентным попаданием в историю, а это было ясно всем.
Анри просто расцеловал Бориса и тут же заказал столик в Метрополе - отметить выздоровление художника.
Критика сразу отметила, что картина сглаживает тягостное впечатление мистического сюжета известного всем полотна, до сих пор не однозначно оцениваемого знатоками, тем не менее, отодвинувшего всё до сих пор значимое в рейтинговых списках, и считает, что этот путь более присущ ответственному христианину и художнику.
Голдкранк тут же предложил за «Ку-Ку» (Купание Купидона) миллион быстро у.е. бывающих единиц, и Анри посоветовал согласиться: «Солить их, что ли?» - он имел в виду картины.
* ГЕМАТУРИЯ (от гемо... и греч.. uron — моча), выделение крови с мочой. Причины: болезнь почек, мочевых путей и др.
ГЛАВА 5 А.РОДИОНОВ
Небольшой частный аэродром в окрестностях Рима, отпустил восвояси чокнутого художника в маленьком двухмоторном самолёте, с его странной картиной и не менее странным другом. Анри с Борисом повезли свой шедевр по частным выставкам, порой тайным, и центр христианского мира не ведал ни сном, ни духом, что завезли в святая - святых. Поэтому обошлось без эксцессов.
Средиземное море сверху казалось тёмно-синим, будто старик успел надоесть рыбке своими просьбами, и баловало глаз наблюдателя изредка белеющим бортом яхты или длинным черным - танкера.
Снизу проплыла Сардиния, и мелкий воздушный «лайнер», всеми двумя моторами, весело прогудел в направлении Алжирского Орана.
Учтивое прикладывание рук ко лбу и сердцу, наконец, закончилось и большой LANDROVER, нехотя впустил гяуров внутрь, довольный, что давно не делали генеральную уборку. Ехать предстояло целый час и, набравшись терпения, он грозно рыкнул и взбил облако пыли, прокрутив на месте задними колёсами.
Миновав дворцы, университет и музей исламского искусства, куда учтиво предложили зайти и полюбоваться бессмертными творениями восточных мастеров, на что путники ответили вежливым отказом, сославшись на усталость, джип выехал на окраину миллионного города и обильно окуривал столетней пылью грязно-белые мазанки с запутанным лабиринтом глиняных дувалов, в улочках которых, босоногая немытая детвора весело играла в «снежки» засохшими лепёшками верблюжьего и ослиного навоза.
Оказавшись за пределами города, выйдя, наконец, на финишную прямую, джип помчался стрелой по мягкому раскалённому асфальту, стремясь быстрее отделаться от осквернивших его салон неверных собак.
Средневековый замок неожиданно выплыл из колышущегося марева словно призрак, и башни его плавно покачивались в густом расплавленном воздухе.
- Грандиозно! - не выдержал Анри. - Но ведь это западная архитектура средневековья, я не удивлюсь, если этот замок построен Ричардом Львиное Сердце.
- Нет, так далеко в Африку он не заходил, но кто-нибудь из крестоносцев мог! - Борис вглядывался в свидетеля древности, красующегося огромными каменными мускулами. - Чувствуется всё-таки влияние древне-итальянской архитектуры!
Араб сидящий впереди, заёрзал на сидении и не удержался:
- В первом веке до нашей эры Нумидия попала под власть Рима… а в 1270 году ваш Людовик Святой предпринял восьмой крестовый поход на Тунис, где и встретился… - он вспомнил об обычае гостеприимства, - с небом!
Реакция памяти не слишком изменила сути высказывания? и явное злорадство в словах араба не исчезло:
- На развалинах старой римской крепости, крестоносцами был возведен замок, охраняющий сегодня покой нашего господина! - с французского, он перешёл на арабский, - Машаллах!* Да будут бесконечны его дни на земле!
- Да будут бесконечны его дни… - вторя ему, запричитали на своём языке спутники в белых одеждах.
Замок открылся гостям - сияющим, благоухающим цветами и редкими деревьями, оазисом. Перемена была столь резка, что Анри с Борисом решили, будто попали в сказку Шахеризады.
Открыв объятья, на встречу гостям спешил шейх Абу Саадди, сверкавший белоснежным аба* владыка здешних мест и религиозный лидер мусульман – пацифистов.
Абу Саадди боролся против терроризма и гордился личной враждой с Усамой Бен Ладеном.
Прижав гостей к правой стороне груди, хозяин поинтересовался, как доехала картина, и сообщил, что были приняты все меры по сохранению тайны их передвижения.
- А собственно, к чему такие сложности? - удивился Борис.
- Понимаешь?.. - Анри открыл, было, рот…
- Понимаете, противники терроризма, джихада, использовали двойственность вашей картины и двуликость символа, объясняя людям, что Бог один для чёрного и белого, жёлтого и красного, как бы Он не назывался! Что не может Он желать войны между
своими детьми! Что те, кто желает этого - враги и Бога и человечества. Поэтому террор считает вас своим врагом, а вашу картину хочет уничтожить! - шейх улыбнулся белоснежными зубами и повёл рукой в сторону дома. - А сейчас вам нужно отдохнуть с дороги! Вечером увидимся на показе картины, будет много друзей и вопросов!
Приняв душ и откусив от нежной жареной ножки цыплёнка, Борис пробубнил набитым ртом:
- Знаешь, Анри, а ведь сегодня я первый раз почувствовал, что написал что-то значительное и позитивное.
- Это ты о чём? - спросил Анри, выключив душ.
- О картине, которую мы привезли! До сих пор я не мог отделаться от мысли, что создал нечто тёмное! Ан нет!.. - он отпил розового вина из высокого фужера. - М-м-м, ну и вкуснятина, ничего подобного до сих пор не пробовал!
- У тебя сегодня всё впервые! - засмеялся Анри. - Стоит похвалить творческую натуру, как она тут же ползёт студнем в разные стороны.
- Сам ты студень, плесень на плечах пролетариата, паразит - одним словом! - разозлился Борис. - Не может не испортить кайфа?! Бездарь!
Услышав такое, Анри округлил глаза и угрожающе поднял руки:
- Далеко бы ты без меня ушёл, талантливый наш? Мне без таланта тоже нельзя, в любом деле божий дар нужен, чтобы достичь успеха! - он яростно замахал руками и неожиданно потерял полотенце, скрывавшее до сих пор его настоящую гордость.
Заметив, что размахивает не только руками, Анри резко замолчал, уставившись вниз, затем посмотрел на Борю, и оба громко расхохотались.
* АБА – араб. - плащ из белого сукна, обшит золотом.
* МАШАЛЛАХ - араб. - одно из значений - КАКАЯ ПРЕЛЕСТЬ!
ГЛАВА 6 А.РОДИОНОВ
- Спасибо друзья! Вы очень нам помогли, вчера были все лидеры и командиры отрядов, люди начинают понимать, что война абсолютная утопия и выгодна меньше всего народу, - шейх прижал Бориса и Анри к груди. - Ну, езжайте, и да хранит вас Аллах! Картина поедет другой дорогой, и лишь во Франции вы её получите! Никаких возражений! - строго добавил он. - Поверьте, я знаю что делаю!
LANDROVER обиженно взревел: опять ему навязали это чужеродное мясо! Но почему так ласков с ними хозяин, уж не предал ли он САНДЖАК – И – ШЕРИФ - зелёное знамя Пророка? Нет - исключено!
С каким удовольствием джип, перевернувшись, разбросал бы их по дороге, но себя тоже было жалко, вмятины и царапины были ни к чему, блестеть было приятнее.
Вдруг красный огненный шар перед капотом и оглушающий грохот подбросили его вверх…
- Я пошутил! - завопил джип, но было поздно!.. Сбылась мечта идиота: его закрутило и он покатился в кювет, разбрасывая по дороге пассажиров и соря стёклами…
- Хорошая игрушка! - погладив гранатомёт, бородач с зелёной повязкой вокруг головы, подошёл к ловящему ртом воздух, а левой рукой оторванную выше колена ногу, шофёру. - Отъездился собака? А у меня есть ещё одна полезная игрушка! - проговорил он и достал из-за пояса револьвер.
- Ба-бах! - сказал револьвер, и рука водителя перестала скрести асфальт в том месте, где когда-то была нога.
Второй бородач вылез из раскуроченного джипа и подошёл к Анри, раскинувшему в разные стороны руки, будто собирался улететь. Потрогав пальцем сонную артерию, он взялся за его ногу и крикнул:
- Тащи второго в машину; шайтан, никакой картины я не нашёл, Саид шкуру с нас снимет!
- Второй, кажется, готов! - присмотревшись к разбитой и похожей на метлу, которой выметали лужу томатного сока, голове, араб дважды пнул тело Бориса военным ботинком. - Чего труп за собой таскать, пусть шакалы пообедают! - посмотрев в небо, он увидел дежурящих стервятников, - И птички кушать хотят, цып-цып-цып!
* * *
Что-то твёрдое больно ударило в бровь, и он очнулся.
Здоровенный кривой клюв приблизился к глазу и снова норовил тюкнуть…
- Пошёл сволочь! - Борис со стоном перевернулся на живот и попытался лягнуть наглую птицу. Его взгляд остановился на лежавшем, в чёрной от крови пыли, водителе, смотрящем вдаль двумя окровавленными дырами. Две таких же птицы подрались из-за второго глаза, одна из которых потащила его в сторону с волочащимся по земле зрительным нервом.
- Пошёл гад! - Борис пнул лысую птицу, но та, уже не боясь ничего, с отвратительным клёкотом отскакивая в сторону, вновь приближалась боковыми прыжками.
Он почувствовал тошноту и с ужасом понял, что сейчас потеряет сознание:
«Ну, вот, кажется всё, в лучшем случае останусь слепым! Обманул таки Клеветник», - последний раз дрыгнув ногой в сторону тухлоеда, Борис провалился в темноту.
Птица, заметив недвижимость жертвы, медленно подошла и прицелилась, потом неловко подпрыгнула и забила крыльями на груди человека, чей глаз так вкусно маячил под тонким слоем кожи. Но дотянуться до века не было сил, вытекающих с кровью из пробитой пулей грудинки.
Выстрелы грянули дуплетом, и ещё одна воздушная гиена протёрла асфальт широкими крыльями.
- Он жив, мой шейх! - закричал мужчина в камуфляжной форме. - Череп цел, просто большое рассечение и потеря крови.
- Срочно в замок, скажи Фархаду, что головой отвечает за его здоровье! - Саадди по-мальчишески резво запрыгнул в открытый джип. - В погоню, они не могли далеко уйти. Рифат, поедешь со мной, - крикнул он человеку в военной форме, - Самат отвезёт в замок Росса. Едем на Тлемсен, Анри везут в Марокко. Четыре джипа развернувшись в сторону границы, дружно взревели форсированными движками и выстроились вереницей. Тлемсен остался позади редкими кустами акаций и торчащими пирамидальными тополями, с желтеющими на них пыльными листьями. Асфальтовое шоссе неслось навстречу серой лентой, дрожа в горячем расплавленном воздухе.
- Кажется, впереди что-то есть, - Рифат поднял бинокль к глазам. - Господин, это они - люди в военной форме. Это Джага Саид! С ними один штатский.
- Вперёд, чего плетёшься как дохлый верблюд! - крикнул водителю шейх и, почувствовав добычу, раздул хищные ноздри. - Шакалы, оскорбить меня в моих владениях, я вырву сердце у этого Джаги!
- Джага работает на Усамму, потому и считает себя крупной птицей, - процедил сквозь зубы Рифат. - Он давно мне должен литров пять крови!
- Сейчас напьёшься! - прошипел Саади. - Сними водителя, хватит в догонялки играть.
Рифат достал старенький верный «Штейр», протёр оптику и внимательно прицелился…
- Объезжай первую машину, мешает! - крикнул он водителю, и первая машина, уступая дорогу, поднялась над шоссе на красно-жёлтой подушке взрыва.
- О Шайтан, засада! - закричал Рифат и обернулся к Саадди.
Сзади прозвучал ещё взрыв, и последний в колонне джип задымил в кювете.
- Назад, господин, назад, это засада, - кричал Рифат.
Прицелившись в кого-то, он нажал на курок…
Выронив гранатомёт из рук, цель покатилась с холма, уложив обмотанную зелёным платком голову на асфальт.
- Все стреляйте по шакалам, пока они нас не уничтожили, - размахивал руками шейх, - Разворачивайся, - он толкнул водителя в шею.
* * *
- Господин, прости мне мои слова, но я - твой верный пёс, не могу молчать, - Рифат склонился под властным взглядом Саадди.
- Говори!
- Твоё решение не правильное!
- Ну, ну, если уверен, то излагай, - шейх усмехнулся; он ценил
Рифата, доверяя ему, и тот знал это!
- Мы не сможем выкрасть француза из лагеря в Марокко, только людей положим… а его перепрячут. У нас не хватит ни сил, ни опыта для такой операции.
- И что ты предлагаешь, мой верный пёс? - шейх вытянул губы в тонкую нить и сверкнул глазами.
- Мосад - израильская разведка - у них и опыт и возможности, всё на лицо, даже огромное желание, - Рифат учтиво поклонился.
- Значит, ты не веришь в мои силы наглец? - Саадди наклонился вперёд и впился глазами в слугу. - И готов обратиться к этим провокаторам, делающим всё возможное для продолжения кровопролития?
- Я просто реально оцениваю ситуацию мой господин, прости мою дерзость, но кто скажет тебе правду, кроме меня, - Рифат склонился ещё ниже. - Даже враг может быть иногда полезным! Иншаллах!
Шейх пожевал губами, потушив огонь глаз… пальцы отсчитали несколько камней на чётках, и он проговорил:
- Езжай в Тель-Авив! Да будет так! Иншаллах!*
* ИНШАЛЛАХ - араб. - Если угодно Аллаху!
ГЛАВА 7 А.РОДИОНОВ
Глаза яростно слезились от режущей боли, и он попробовал их закрыть… Боль дёрнула его вверх, а острые половинки спички впились в верхнее и нижнее веки.
- Смотри на лампу собака, смотри пока не ослепнешь! - к лицу придвинулась волосатая рожа и дыхнула гниющим мясом. - Не скажешь, где картину прячете, снова руку сломаю, сам починил, сам и сломаю! - пустынный скунс ударил Анри по загипсованной руке и тот громко закричал от боли:
- Картина в Париже, в банке! Я просто агент Росса, чего вы от меня хотите?
- Шифр ячейки и ты свободен! - раздался голос из-за палящей глаза лампы.
- Его знал только Борис! Зачем вы его убили идиоты?
Удар по сломанной руке, снова разодрал болью мозг и он зашёлся криком: - Шейх должен был положить картину в банк и только Борису сообщил код! Вытащи спички тухлая пасть, они уже проткнули мои веки!
- Похоже, и правда ничего больше не знает, - проговорил невидимый голос. - Вытащи спички Омар, он ещё пригодится нам, будем делать бартер.
* * *
- Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве, э-э-э… по сырой траве, - пел Борис, глядя в зеркало на свою перевязанную голову.
В дверь постучали, и вошёл Саадди…
- О чём поёшь Борис? Мелодия грустная. Про любовь?
- Нет, господин Саадди, это песня о красном командире, погибшем в гражданскую войну, - Борис потрогал бинты на голове.
Шейх улыбнулся и сел в кресло.
- Был человек от Джаги, Анри жив, пока! Предлагают менять на картину, - он испытующе взглянул на Бориса.
- Ну, так меняйте скорее, вы ведь картину ещё не отправили? -
воскликнул тот.
- Картина в замке, но Джага её не получит! - Саадди упрямо нагнул голову и, встав с кресла, нервно зашагал по комнате.
- Как это? - не понял Борис. - Это ведь моя картина и я решаю?!
- Нет, решает политика, твоя картина стала знаменем и ты не вправе распоряжаться ею, когда на карту поставлено дело мира и миллионы жизней!
- Да повяжите её хоть на древко, мне плевать, но освободите Анри, он и так уже потерял жену из-за этого знамени, - воскликнул Борис, вскакивая с места. - Сколько у нас времени?
- Три дня, потом пришлют часть тела, потом… - шёйх подошёл к двери и нажал ручку. - Я делаю всё возможное, но гарантировать ничего не могу, если ему суждено погибнуть, значит это судьба!
Боря смотрел замороженным взглядом вслед южному фаталисту и, оттаяв горлом, сумел прохрипеть:
- Ты достал меня своей ложью Клеветник! Это что не кровь? -
Боря ткнул себя пальцем в бинты. - А смерть Софи, а Анри? И это всё ты хочешь взвалить на меня? - он сел в кресло, не в силах устоять на ногах. - Да я уничтожу картину, не надо мне этого знамени пацифистов, если вокруг меня гибнут близкие! Понял? Не дай Бог что-нибудь случится с Анри!
* * *
Страшно ныла сломанная рука и хотелось пить! Застонав, Анри открыл глаза и огляделся… Под его головой шевельнулось что-то мягкое и тёплое.
- Бяша, - он погладил лежавшую рядом овцу, доверчиво подставившую бок под его раскалывающуюся голову. - Уже не боишься, бяша, - медленно встав, он стряхнул с брюк прилипшие катышки и подошел к двери овчарни.
- Воды, принесите воды сволочи! - крикнул он и забарабанил в дверь здоровой рукой.
Через некоторое время дверь открылась, и тухлоротый Омар вылил ведро воды в глиняное овечье корыто.
- Пей собака! Барану место с овцами! - громко заржав, он закрыл дверь на засов.
- Сам баран, грязная свинья! - прорычал Анри и, растолкав овец, зачерпнул ладонью мутную коричневую жижу.
* * *
- Ну что Омар, тащи сюда этого француза, а ты Керим сходи за камерой, сейчас кино снимать будем, если шейх не чешется.
Одетый в камуфляжную форму бородач установил камеру на штатив и, включив запись, встал перед ней:
- Я Джага Саид, борец за свободу арабского народа против христианского засилья и сионизма, говорю тебе, шейх Абу Саадди: Отдай картину или заплатишь жизнью этого человека: твоего гостя и гражданина Франции! Халяль!* - он отошёл в сторону, открыв объективу Анри, сидящего на корточках в углу комнаты. - Трёх дней тебе не хватило Саадди, может, теперь ты поторопишься!? - Саид кивнул подручным и те, схватив вопящего благим матом пленника, прижали его руку к поверхности стола.
Огромным солдатским тесаком Джага отрубил ему мизинец и показал в камеру: - В следующий раз вы увидите, как я отрежу ему голову! Билляхи!*
Анри упал на землю и закрутился волчком, схватившись за руку.
Улыбающийся в камеру всей гнилой пастью Омар, вдруг резко дёрнулся и на его груди расползлось мокрое пятно; так с дурацкой улыбкой он и упал на объектив, продолжавший снимать испод его ноги.
Камера запечатлела: как тускнели глаза Омара, как рядом прилёг отдохнуть Керим - с пробитым черепом! Потом вбежали несколько военных ботинок, и сильные руки стали поднимать Анри и пинать лежавшего на животе, с руками на голове, Джагу.
Грохот взрывов и пулевой стрельбы в лагере заглушил все остальные звуки. Потом, Анри вырвался из рук освободителей и, схватив со стола забытый тесак, ударил по руке Саида - три пальца стручками гороха отлетели в сторону.
- Вот тебе шакал… вот… яйца бы тебе отрубить палач! - прорвался в камеру его истерический крик, и он забился, зажатый в руках израильского спецназа.
* * *
Дверь распахнулась и в комнату влетело взъерошенное чучело в гипсе…
Борис кинулся ему на встречу, и они обнялись…
- Ну и заварили мы с тобой кашу дружище, - прошептал Анри, подмочив свою репутацию парой скупых слезинок. - Но ты виноват больше, ты ведь талантливее. Ты гений!
- Прости друг, но я не знал, - Борис тоже пустил влагу на свободу, когда смущённые мусульмане вышли за дверь. - Может сжечь её? - прошептал он на ухо Анри.
- Ты что, вообще, да я лучше ещё один палец отдам, - засмеялся тот, взглянув вскользь на забинтованную руку. - Знаешь, как я тебе завидую?
- Дурачина ты - простофиля! Ты просто Филя! - Борис, шутя, оттолкнул Анри и они взорвались дружным хохотом. - ФилЯнтроп!
* БИЛЛЯХИ - араб. религ. мусульм. формула: Клянусь Аллахом.
* ХАЛЯЛЬ – араб. - Во благо, разрешенное шариатом, религ. прав. ислама.
ГЛАВА 8 А.РОДИОНОВ
Валентина томно поднялась с постели и прошла к зеркалу походкой модели, явно хвастая улыбающимися ямочками ниже поясницы.
Он обласкал взглядом её круглые тугие ягодицы и вновь почувствовал желание. Эта женщина всегда возбуждала его, стоило о ней подумать, вспомнить. И сейчас, ведь прошло всего десять минут после сладкого часового сражения, как снова
потянуло в паху, и он сглотнул ставшую липкой слюну.
Женщина, взглянув на него свысока, вновь продефилировала мимо, явив другие достоинства спортивного молодого тела, и исчезла в ванной.
Подумав секунду, Анри вскочил с постели и подошёл к двери ванной, казалось ожидавшей его и бесшумно пропустившей внутрь.
Встав под прозрачные струи и обняв Валентину сзади, он удобно устроил ладони на будто специально созданных для этого выпуклостях и впился губами в мокрую шею…
Прелюдия была бы слишком тонка без более толстых обстоятельств, и женщина низко застонала, подставив лицо - горячим, отливающим золотом подсветки, струям.
- Моя Даная! - шептал Анри, периодически плотно прижимаясь к точёным формам любимой. Их крик слился с шумом золотого дождя, и… они остановились.
- Валя, давай поженимся! - Анри подойдя к зеркалу, вытащил из кольца полотенце и вопросительно посмотрел в отражение женского лица.
- Зачем Аня, тебе что, плохо? - женщина промокнула полотенцем длинную стройную ножку. - Всё так мило… а стоит расписаться, как отношения начинают пахнуть туалетной бумагой.
- Валя ты любишь меня? - Анри напрягся… Не в первый раз он начинал этот разговор, но урождённая фемина выскальзывала, как только что пойманный угорь.
- Аня, что за глупый вопрос, я устала от твоего постоянного желания подчинить меня! Зевс ты мой! - она вытерла вторую конечность.
- Но вы ведь не любите друг друга! Зачем эта ложь, дурацкие условности? - раздосадованный любовник, раздражённо завернулся в полотенце.
Валентина, скривив губки, одарила его взглядом Горгоны:
- Ты считаешь, что Борис не любит меня? Ха-ха, помечтай! Меня невозможно не любить! И я вас люблю!.. И… любить люблю! «Немного мне уже осталось, сколько кожу ни тяни, а конец будет!» - подумала она и пропела: - Так что цени, что имеешь Анюта, пока я тута!
- Я сам с ним поговорю, если ты боишься! - Анри решительно расправил плечи.
- Говори, если в морду давно не получал!? - усмехнулась Валя и вышла из ванной. - «Дурак, думает, что я жажду уйти от Бориса!»
* * *
Боря рассеяно слушал лепет хорохорящегося друга!..
Только позавчера он сжёг, присланные ему каким-то папарацци, фотографии сладкой парочки: и на пустынном пляже, и в казино, и даже в постели гостиницы.
Всё это было не ново, и маленькая аппетитная Нэнси помогала ему не думать о плохом, методично доставая необходимостью узаконить отношения.
Приподняв верхнюю губу, он стал обследовать новую коронку на глазном зубе - дантист потрудился на славу - цвет, форма… - всё соответствовало.
Сзади, за спиной размахивал руками Анри и сверлил злым взглядом затылок Бориса, иногда замечающим его в отражении зеркала.
Изучив новую коронку, он отошёл к писсуару и стал расстёгивать пуговицы ширинки, затем он внимательно наблюдал за толстой крепкой струёй и остался доволен её напором и цветом.
Вымыв руки, он, наконец, повернулся к Анри…
- … Она не любит тебя и давно хочет это сообщить! - выплюнул известие ему в лицо добрый друг.
С сожалением, взглянув на только что вымытые руки, Боря ткнул кулаком в порозовевшее лицо, вдруг изменившее решительное выражение на растерянность; он снова сунул кулаком посильнее и лицо, отшатнувшись, инерционно повлекло тело на пол.
Придя в себя, Анри сел на полу и размазал кровь по подбородку…
- Ты считаешь, что это выход? Ха-ха, Валя была права, ты скотина! - он встал на ноги и крикнул: - Ты животное Боря!
На сей раз, крепкий хук сбил его с ног и он долго ковырялся на холодной плитке пола, пытаясь разогнуться.
Вид крови на белом полу завёл Бориса, показав истинное лицо животного, имя которого звучит гордо, и он по футбольному приложился «сухим листом» к рёбрам друга, и ещё, и ещё…
- Хватит! - закричал француз. - Ты мне все рёбра поломаешь! Нос и так сломал, наверное?!
- Давно это у вас? - Борис вытащил из кармана пачку сигарет, достал две и, прикурив, одну сунул в окровавленные губы Анри. - Вставай!
- Ещё с твоего задержания на таможне, но потом, после вашего приезда она меня год не подпускала, - пробулькал красными пузырями Анри, продолжая сидеть на холодном полу.
- Конечно, она ведь была беременна! - Борис сжал кулаки, - Твоё счастье ублюдок, что Митька вылитый я, а то одним носом бы не отделался.
- Я люблю её Боря! Понимаешь? - Анри поднял к нему разбитое лицо. - Ты ведь отнял у меня Софи!
Борис невольно нагнулся ниже, но не выдержал взгляда Анри и отвернулся.
«Что ж за напасть такая? - словно курица он мерил шагами пространство и хлопал себя руками по бёдрам. - Эх, Клеветник, подставил ты меня! - он снова взглянул на окровавленное лицо обездоленного им человека. - Счастья то нет!»
- Ладно, умывайся, сам заварил эту кашу, теперь не ищи виноватых. Но Митю я вам не отдам! Если что - убью! - снова вымыв руки, он вышел из туалета.
ГЛАВА 9 Альберт Родионов
- Ваше Высочество!.. - Борис протянул руку Альберту Второму, затем поклонился Ренье Третьему – отцу принца, чем нарушил придворный этикет. Но русских здесь прощали, понимая, что они ни фига не понимают в колбасно-благородных обрезках, но зато очень богаты, а иногда, как в данном случае, ещё и талантливы.
- Становитесь рядом Борис… с супругой, поболтаем немного, ваша картина забирает слишком много внимания, и все гости сразу бегут в галерею, вместо того, чтобы отдать должное маленькому князю, маленького княжества! - принц Альберт широко улыбнулся Валентине и кивнул Анри. - А где же наследник славной фамилии Россов… или Великороссов! Как лучше? - князь подмигнул отцу.
- Лучше проще, Ваше Высочество! - поклонился Борис, - А то неловко в маленьком княжестве, маленького князя - именоваться Великим!
Князья округлили глаза и захохотали! Валентина нервно дёрнула Бориса за рукав: мол, угомонись Моська.
- Браво Борис, палец в рот тебе не клади! - князь Ренье захлопал в ладоши. - Но несколько партий на бильярде мы сегодня сыграем, и ты никуда не убежишь зарвавшийся плебей!
- Папа, господин Росс потомственный дворянин, как говорят у них в России - столбовой! - Альберт похлопал Бориса по плечу.
- Тем более сыграем! - шутливо прорычал сиятельный папа. - Так, где же виконт Росс всё-таки?
- Увидел мальчишек и… - улыбнулась Валентина и покраснела.
Альберт наклонился к уху Бориса и прошептал:
- Прости Борис, но здесь епископ Пьемонтский… жаждет крови!
- Да пошёл он!.. - так же на ухо прошептал Борис, - Жаждет, значит, получит! Уступаю ему свой бифштекс! - переглянувшись с князем, они рассмеялись.
* * *
Князь Ренье удачно отыгрался «тузом» и лукаво взглянул на Бориса: второй и последний на зелёном поле шар остался у борта «коле». Вовсе не обескураженный, казалось бы, неудобным положением «битка», Боря виртуозно сыграл «дуплет» «искусственным французом» и положил «своего» в противоположную среднюю лузу.
- Вы господин Росс неучтивы и невоспитанны! - шутя, с долей правды, грустно изрёк старый князь, - Выиграть у меня, в моём доме три партии подряд… невиданное свинство!
- Дорогой князь, просто я знал, что вы не любите игры в поддавки, поскольку сами - серьёзный мастер! - Борис поклонился.
- Хитрец, хитрец! Ушлый царедворец! - Ренье покачал головой, - Вот в игре был бы таким учтивым!
Борис, погасив улыбку, опустил «очи долу»!
Тяжёлая дверь из морёного дуба с золочёными гербами славного рода Гримальди бесшумно отворилась, и в бильярдную проскользнул Митюша.
- О, молодой Росс! Интересно, чем ты порадуешь человечество, когда подрастёшь? - князь потрепал мальчишку по волосам. - Если не станешь великим художником, то хоть на бильярде научись прилично играть!
- Непременно Ваше Высочество, но мне больше нравиться море, я люблю ловить рыбу и хочу стать капитаном траулера, - Митя поклонился.
- Рыба сынок, когда её много, плохо пахнет! - проговорил старик. - Ну что, ещё партию, надеюсь, вы дадите мне отыграться господин мазила? - усмехнувшись, Ренье Третий установил треугольник и стал доставать шары. - Я имел ввиду вашу специальность!
- Папа, мама спрашивает: скоро мы поедем домой? - прошептал Митя, потянув улыбающегося отца за полу пиджака.
- Домой? - Боря оглянулся на князя устанавливающего шары, - Думаю, нет сынок, пусть дядя Анри вас отвезёт, а я задержусь.
- Ну-с, победитель разбивает, - старик налил в фужеры янтарного Тосканского, - попробуйте Борис, моё любимое… везут прямо из Масса – Каррара. - зажмурившись, как кот на сметану, он посмотрел вино на свет.
- Ну, держитесь Вашество! - грозно проговорил Борис, тоже взглянув на свой фужер, искрящийся на столике, и подумал, что пора проигрывать!
ГЛАВА 10 А.РОДИОНОВ
Место под большим платаном пустовало, что было приятно Борису, все же испытывавшему раздражение всякий раз, когда он видел притаившийся там белый «Ягуар».
- «Что такое Валюша, у тебя красные дни календаря? - злорадно подумал он. - Большевичка ты наша!»
Последний месяц, он был один: Ненси все же доконала своей любовью, настойчиво переходящей в назойливую меркантильность и, оставив ей квартирку в Ла Кондамине, Боря решил ретироваться.
Отчаявшись полюбить, видя в каждой кандидатке на случку - латентную карманницу, он всё чаще вспоминал редкие счастливые мгновенья с Валей и испытывал разгорающуюся ревность к Анри. Жить с двумя женщинами - одному… как-то умещалось в сознании, но вдвоём с одной… казалось ему неестественным! Забыть же, что косвенно виноват в смерти его жены, он тоже не мог. Решив разлюбить окончательно Вальку - «присосавшуюся нимфоманку», он отдал всю невыплеснутость чувств Митюше, найдя в этом некоторое успокоение.
* * *
Тосканское вино не позволило сразу нащупать спрятавшийся включатель на стене и, шарившей впотьмах рукой, была задета ваза с цветами.
Содрогнувшись от грохота, он съежился в ожидании чего-нибудь более тяжёлого, рухнувшего на голову, но всё обошлось: зажёгся свет и тапки домоправительницы мадам Люсьер заскребли по обнажённым: паркету и нервам.
- Зачем вы выключаете внизу свет, Люсси. - Борис бросил пиджак на руки женщине, усердно трущей запухшие глаза на полном веснушчатом лице и ослабил на шее галстук. - Мадам Росс спит?
- А их не было мсье! - Люсси выпучила протёртые глазки. - Я потому и свет погасила, что думала: вас сегодня не будет!
- Что ни мадам, ни Мити?
- Никого мсье, ни души!
- Нормально! А где же они? - достав из кармана телефон, он набрал номер Анри… Тишина ответила на сей раз длинными гудками… Дома у Анри тоже никто не брал трубку. - Что за чёрт? - вспомнив лукавого, Борис не на шутку испугался, предчувствуя новую беду.
* * *
Бутылка с шотландским виски стыдливо жалась, оставшейся на дне жидкостью и требовательная рука прекратила её муки, вылив остатки в стакан, тоже недолго гордившийся свежим прозрачным содержанием. Его поставили на уши, и он задохнулся от пахнувшего из горла хозяина запаха перегорелого спирта.
Звонок телефона слился унисоном с булькнувшей в горле жидкостью:
- Борис это ты? - неуверенный голос засомневался в конце шнура. - Кто говорит?
- Слон! - пьяно заорал Боря охрипшими связками. - Анри где вы?
Я с ума схожу, уже два пузыря всадил, всё, что можно обзвонил! Что с Митей?
- Боря мы все живы, успокойся, сейчас с тобой будут говорить, - на том конце провода Анри передал кому-то трубку и незнакомый голос вкрадчиво проник в ухо…
- Господин Росс, с вами говорят друзья Джаги Саида. Ваши близкие у нас и с ними ничего не случится плохого, если вы будете вести себя адекватно!
- Чего вы хотите? - спросил Борис срывающимся голосом, уже зная ответ. - Я всё сделаю!
- Вы добьётесь освобождения из Израильской тюрьмы Джаги Саида, это первое! Ну, а потом картина!.. - в трубке прокашлялись. - И не делайте глупостей, потому что последствия могут быть для вас самыми печальными! Через неделю вам позвонят! Не беспокойтесь за близких, они ни в чём не будут нуждаться… пока!
* * *
- Клеветник, где ты? Я тебя зову, сейчас ещё ночь, приди! - орал Боря, откручивая пробку третьей бутылки. - Ты слышишь, явись или я натворю такого!.. Я разорву, точнее, сожгу наш контракт! Я тебя уже предупреждал года три назад!
В прихожей зазвонил колокольчик и насторожившийся Борис, высунув в дверь комнаты голову, прислушался…
Люсси что-то, кому-то отвечала не очень любезным тоном, и ему удалось расслышать вопрос:
«Вы знаете, который час?»
- Впустите! Кто там? Пусть войдёт! - прокричал он вниз и обессиленный упал в кресло.
Тяжёлые шаги сотрясли лестницу, что озадачило Бориса, он даже убрал ноги со столика, ведь лестница была из камня, но, догадавшись, кто может так ступать, перестал удивляться.
Дверь распахнулась и молодой знакомец, совсем не постаревший за десять лет, предстал со взором лукавым, блистая белоснежной улыбкой.
- Чего тебе надобно старче? - молвил он и взмахнул хвостом, по крайней мере, Борису так показалось, усаживаясь в кресло напротив. - Хотя, я как всегда всё знаю, поэтому не будем тратить время на пререкания: в каждом деле бывают неувязки, что-то разладилось в этом мире!
- Верни мне сына и всех остальных! - прорычал Борис, наклонившись вперёд. - Разладилось у него, видите ли!
- Нет проблем: иди завтра, то есть уже сегодня, к князю Альберту и он поможет.
- А если не поможет, не сможет, если, тогда что? - Борис налил себе в стакан горючего.
- Поможет, я сказал! Это шотландский? Плесни мне, пожалуйста, на донышко… - молодчик подошёл к столику и взял стакан, - Скоро ты мне понадобишься, - выпив, он вдруг осел и плечи пиджака заметно обвисли, утратив под собой тугие круглые мышцы. - Слушай, а может сделать тебя кардиналом, а потом и в Папы проведем, и картина как раз пригодится?!
- Вы что, вообще уже?.. Я просил у вас денег и славы! И всё! За это я написал вам картину, - Борис привстал от негодования. - Что за дурдом в конце концов? Что вы мне за каторгу устроили?
- Вы батенька пъосто слабак, пъостите! - закартавил липовый Ленин с дубовым стержнем, - По-дъугому не бывает, за всё пъиходится платить, поймите! Если у вас сначала не хватает вообъажения, то потом не будет выхода! – большой палец опять картинно залез за борт пиджака и подбородок с острой бородкой задрался вверх.
- Да пошли вы со своим воображением!.. - Борис начал привставать с кресла, решив дать бой замшелому ретрограду, но дедушка вдруг снова помолодел и посмотрел на него оловянным оком без зрачка.
- Не зарывайтесь любезный, а то вообще станет трудно! Завтра к Альберту!
- Может лучше к Абу Саадди? - Боря неожиданно притих, замороженный ледяным сплавом взгляда.
- Тот не поможет, убеждения не позволят уступить! Жестокости и решительности и дьявол не нужен, хотя… - око сбросило оловянную маску и стало обычным человечьим глазом. - Ладно, я удаляюсь, сегодня мне было с вами скучно!
Дверь тихо закрылась, лестницу вновь шатнуло, а Борис почувствовал, как оттаивают задубевшие челюсти и язык. Напрягши губы, он с трудом прошептал:
- Посмотрим DIABOLOS!
ГЛАВА 11 А.РОДИОНОВ
Тяжёлый бронированный HAMMER уверенно катил по горячему асфальту не досаждая себе разборкой внутренних ощущений. Он был наслышан об интравертивности предшественника и помнил, как тот закончил! Недавно привезённый из Америки, он, пока, не признал себя ни чьей собственностью. Ему было абсолютно всё равно, какой контингент перевозить: с платком на голове или в бейсболке, возможно поэтому, спокойно докатив массивное железное тело до места назначения, он без проблем, по военному ловко проскользнул в старинные ворота замка Абу Саадди.
* * *
Борис, полулёжа на обтянутой парчой кушетке, терпеливо ждал, когда заговорит шейх, будто специально забывший о его существовании и усердно обсасывавший чубук кальяна, втягивая напрямую в лёгкие синюю струю ароматного дыма слабого египетского табака, сложившего розообразные лиловые листья в плотный комок и тлеющего в торчащей из кальяна чашечке.
«Удав Каа какой-то! - психовал Борис. - Того и гляди прошипит:
- Не мешай мне думать!»
Наконец удав Саадди медленно повернул голову в сторону кушетки и разлепил сомкнутые веки. Уже вспомнив, что здесь кто-то есть, он ещё долго наблюдал за елозящим от нетерпения по парче гостем.
- Пустыня не любит спешки господин Росс, она, как и сама жизнь не прощает торопыг и часто наказывает за это, весьма строго. Освобождать Джагу я, конечно, не буду, это противоречит моим убеждениям. Обращаться в Мосад… тоже желания нет: и евреи, и террористы - одинаковые для меня враги! Но ради вас я могу снова попросить их помощи, - закрыв глаза, шейх глубоко вдохнул новую порцию дыма. - А почему вы не обратились к принцу Альберту, как вам советовали; ему договориться с евреями легче.
Борис пожал плечами и неуверенно промямлил:
- Мне показалось, что мирные переговоры это длинный путь, да и Джагу Саида выпускать страшно. В прошлый раз всё так удачно произошло, что я подумал…
- Подумал, что убивать быстрее! - усмехнулся в усы шейх. - Так, может вы поторопились? Вы ведь знали, что я не стану ходатайствовать об освобождении Джаги Саида, значит, сразу рассчитывали на военную операцию!?
- Да, вы правы шейх, я не очень верю в переговоры, дело в том, что мне дали всего неделю, а там мой сын… жена, Анри! - Борис жалобно посмотрел в глаза шейху, отметив их медленное сужение.
- Рифат! - крикнул Саадди и пустил толстую струю дыма, взглянув из под век на верного слугу, джином явившимся из-за ковра. - Поедешь в Тель - Авив! Всё понятно?
- Абсолютно мой господин! - Рифат склонился, прижав руку к сердцу.
- Выезжай немедля!
- Слушаюсь мой господин!
Посмотрев вслед испарившемуся джину, гость с облегчением вздохнул впервые за два последних дня.
- Борис? - на секунду задумавшись, Саадди тихо засмеялся… - Мне сказали, что в России очень уважают Джагу! Тогда почему вы против его освобождения?
- Откуда у вас такие сведения? Скорее всего, о нём там никто не слышал! - Боря чуть не рассмеялся неожиданно нелепому вопросу.
- Говорят что известная русская певица, поёт о нём песню: извиняется, что не права, называет мармеладным и страстно его желает! - хитро улыбаясь, шейх прищурился…
- Простите, господин Саадди, но я давно не был в России и не имел удовольствия слышать эту песню. Хотя, мой народ удивительный и загадочный, порой до абсурда, поэтому остаётся только поздравить Джагу Саида с пришедшей к нему доброй Славой! - Борис поклонился. - Эйваллах* уважаемый господин шейх! Я очень благодарен вам за дружбу и участие, не сочтите за неучтивость мою торопливость, но мне нужно сегодня быть в Монако!
- Да-да, конечно, вас отвезут в аэропорт! Передавайте привет князьям: отцу и сыну! Да продлит их годы Аллах!
* * *
Сардиния и Корсика проплыли справа по курсу в синем однообразном обрамлении, больше ничего примечательного внизу не предвиделось и, откинув кресло, Борис прикрыл веки.
- Ты, почему меня не послушал глупец? - услышал он и резко открыл глаза.
- Вы весь в испарине, вам плохо? – милая девушка в форме стюарда, положила ему на колени салфетку, - Может, хотите чего-нибудь выпить?
- Да, содовой пожалуйста, хотя нет, подождите, принесите виски, шотландский! - вздохнув, Борис промокнул лоб вовремя поданной салфеткой.
Выпив две порции, он снова уткнулся в иллюминатор, но глаза быстро устали и закрылись, откинув тело назад.
- Так почему ты меня не послушал? - рядом, в кресло уселся старый знакомый с ленинской бородкой.
- Потому что имя твоё - Клеветник! - медленно, с трудом проговорил Боря, будто ему вкололи сыворотку правды.
- Это имя мне дали дураки и трусы, я уже объяснял тебе! - старик внимательно заглянул Борису в ухо.
В ухе запекло и снова рецидивировал мозговой простатит…
- Я боюсь тебе верить, ты всё делаешь по-своему, а я хочу - по-моему!
- Ну да, и рыбку съесть и… дальше сесть! - Лукавый хихикнул, - Какие вы одинаковые, предсказуемые и не последовательные… людишки! Хочешь обмануть Обманщика? - дед снова противно захихикал, - Ну что ж, попробуй! Знаешь, как расшифровывается детская поговорка «обманули дурака - на четыре кулака!»? - не дожидаясь реакции на вопрос, он объяснил: - Не доверяя умному, дурак потребовал вместо одной проигранной затрещины – пять! Ну, дерзай, а мне пора!
- Пристегните ремни идём на посадку! - сочное контральто ворвалось в горящее ухо, и Борис открыл глаза: «Свалил уже, правдивый ты мой!» - он недоверчиво потрогал пустое соседнее кресло и вздрогнул: оно показалось тёплым. Когда контральто проходило мимо, он спросил:
- Скажите милая, а рядом со мной кто-нибудь сидел, пока я спал?
- Нет, что вы, салон полупустой! - девушка ласково улыбнулась и исчезла в своём отсеке.
* ЭЙВАЛЛАХ - араб. - Спасибо.
ГЛАВА 12 А.РОДИОНОВ
- Ставь сюда пулемёт, если они пойдут, то только из-за тех холмов, - огромный араб - борода лопатой, показал рукой направление ночного удара. - А два прожектора поставьте на эту и ту вышки, да шевелитесь же, Мосад шутить не будет, если плохо встретим, то все встретимся с Аллахом уже завтра! Абдула твои люди будут ждать евреев оттуда, на случай, если им удастся обойти лагерь. Да… заминировать весь периметр, чтобы мышь не проскочила.
Ахмет, так звали бородатого детину, отмахивая по-офицерски рукой, направился к большой палатке с выставленным рядом часовым.
- Касым - Ага, разрешите? - он заглянул внутрь.
- Заходи Ахмет, выпей чаю, жара сегодня невыносимая!
Касым - Ага, сухощавого телосложения мужчина, развалившись на брезентовом стуле, прихлёбывал зелёный чай и совсем по-русски, будто после бани или с похмелья, утирал лоб полотенцем.
- Эйваллах командир, эйваллах. - Ахмет низко поклонился, прижав руку к груди. - Слава Аллаху, к приёму гостей готовы! - присев на кошму, он налил в пиалу чай. - Я, что хотел спросить: куда денем заложников на время операции?
Задумавшись на секунду, старший опустил голову:
- Посадить их в яму для воды; сверху замаскировать метровым слоем песка, чтобы и писка не было, если что, - довольный удачным решением и сравнением, скривившись, он отхлебнул горячий напиток.
- Могут задохнуться! - покачал головой Ахмет.
Касым - Ага, взглянув на него, с сомнением разрешил:
- Ну, воткните туда какую-нибудь трубу… и замаскируйте торчащий конец - прикрыв… хотя бы ящиком, - он занервничал; терпения всегда не хватало на долгие объяснения, а делать это приходилось часто. - «О Аллах, где ты был, когда этих подчинённых делали ишак с ишачкой?» - вздохнул Касым – Ага и, поднявшись со стула, выглянул в исцарапанное пластиковое оконце. - Солнце садится… Скоро Ятсы – Намаз.*
* * *
Палатка раскалилась до бела, а может, была такого цвета сразу, но внутри казалось, плавал воздух, который страшно было вдыхать из боязни сжечь лёгкие.
Анри упав на тюфяк, спрятал голову под мокрое полотенце, успевающее высохнуть за пять минут. Валентина, красная и распаренная, обмахивала неподвижно лежащего на втором тюфяке Митюшу и брызгала в лицо водой изо рта.
Встав в очередной раз намочить полотенце, Анри выглянул в мутное пластиковое окошко.
- Что-то они суетятся сегодня, пулемёты устанавливают… - он сочувственно взглянул на Митю. - Валя давай я помашу, а ты приляг рядом.
- Ничего, я сама, спасибо Анри, когда обмахиваю его и самой прохладнее, - она жалко улыбнулась. - Когда же это кончится, это всё из-за картины?
- Скорее всего, как следствие... - ответив Валентине, он подумал: «Если Джага меня увидит… в лучшем случае останусь без пальцев! - Анри сжал плечи и посмотрел на четырёхпалую руку. - Пока счёт 3-1 - в мою пользу! Это-то и пугает!»
Пола палатки распахнулась и двое автоматчиков оперативно, прямиком направились к Валентине с Митей. Схватив их за руки, без разговоров вытолкали наружу и оглянулись на оцепеневшего Анри.
Наведённое дуло АКМа объяснило ему лучше любого переводчика, что нужно делать и, понурив голову, он вышел… Лагерь готовился к отражению атаки, это было ясно даже Валентине, оглядывавшейся на снующих вокруг боевиков и устанавливаемое оружие.
Их остановили у глубокой ямы заставленной бочками, со спущенной вниз деревянной лестницей. Дуло автомата качнулось вниз, приказывая спускаться.
- Они что, хотят нас замуровать? - вскричала Валя и «Калаш» угрожающе подняв рыло, заставил её замолчать.
- Не думаю, у них тут кажется вода, - проговорил Анри, спускаясь по лестнице. - Ещё слишком рано! - он подал руку Мите, помогая спустится, - Валюша иди сюда, не раздражай этих животных!
Сверху ямы бросили доски и поверху накрыли брезентом, воткнув сбоку асбестовый обломок трубы, который накрыли, кажется, дырявым ведром.
- Видишь, если бы хотели закопать, то просто забросали песком, и тем более без воздухозаборного отверстия, - Анри обнял Валентину. - Не бойся дорогая, я с тобой! Между прочим, мне здесь нравиться больше, ощутите, как тут прохладно!
* * *
Грохот взрывов и пулемётные очереди сорвали с бочек всё спящее население прохладного убежища.
- Это за нами! - закричал Анри и в возбуждении сжал плечи Мити. - Нас освобождают, виват!
В трубу, через дырявое ведро, были видны огненные зарницы, предательски меняющие ярко белый цвет на красный и наоборот.
- Неужели я сегодня буду дома?! - заплакала Валентина и прижала к себе Митюшу. - Боря, почему ты нас отпустил?
- Успокойся Валя, пожалуйста, завтра будешь со своим Борей! - Анри обхватив голову руками, присел на бочку.
Двадцать минут длился бой, что успел отметить внимательный француз по своим дорогим часам, чудом незамеченным экстремистами.
Выстрелы и взрывы затихли, но время шло, а за ними никто не приходил.
- Они не могут нас найти, давайте крикнем! - посоветовал Анри и, нагнувшись к вытяжной трубе, пронзительно закричал, как на последнем концерте. Два голоса более высоких, но слабых, усердно вторили ему, сливаясь в феерическую дисгармонию, но слушатель был глух или безразличен.
Через десть минут такого концерта, солисты издавали слабое рычание разорванными связками и запоздало понимали, что пора пожалеть горло.
- Кажется, мы здесь задержимся! - прохрипел Анри и упал без сил на влажную бочку.
* * *
Скрежет разбрасываемого песка и досок разбудил истерзанных морально, но отдохнувших физически в прохладной камере пленников и они с надеждой желторотых птенцов устремили лица вверх.
- Вылазьте, вы свободны! - заржала бородатая рожа и мощные руки, открытые по локоть, сбросили лестницу.
Валя, тихо охнув, медленно опустилась на дно ямы, потеряв надежду и сознание.
- Мама, мамочка вставай! - нагнувшись над ней, Митя пытался поднять её, что удалось с помощью подоспевшего Анри.
- Лезь наверх щенок, и ты собака тащи наверх свою суку! - ломаный французский не слишком поторопил заложников и Ахмет угрожающе повёл оружием… - Дети Шайтана, я потерял тридцать пять лучших воинов, убит мой родной брат, убит племянник Керим – Аги. Билляхи! Вы за всё заплатите!
Анри пробил холодный пот, до сих пор с ними были лояльны, но кажется, наступали трудные времена. Призвав всё своё мужество, он полез наверх…
Лагеря, как такового, не было. Одиноко торчала единственная уцелевшая вышка и несколько обгоревших, похожих на решето палаток, драные полупустые мешки с песком солдаты склады–вали в кучу…
С одной стороны наваливаемой груды длинным штабелем застыло два десятка трупов в одинаковой форменной одежде, но с различной степенью повреждений.
- «Спецназ!» - понял Анри и безнадёжность окутала липким страхом.
Заботливо укрытый ряд, торчащих из под брезента ботинок, покоившийся с другой стороны кучи, позволял догадаться, кто укрыт и что их значительно больше, чем в первом штабеле.
- «Ого, Мосад поработал сознательно… к сожалению не совсем! Наверное, засаду устроили бандюги, не зря вчера так суетились!» - оглянувшись на Валентину и Митю, он помог им подняться:
- Только молчите, сегодня нам понадобится мужество, как никогда.
Подталкиваемые автоматами, они двинулись старым путём, к новой, только что установленной палатке, провожаемые плевками и руганью бородатых, зеленоголовых, кровожадных, готовых вот-вот пустить в дело острые ханжалы, красноречиво проводя ими по своему горлу.
Три связанных спина к спине спецназовца сидели на песке, у входа в палатку, понурив окровавленные головы. Один из пленных взглянул на Валентину и она вздрогнула от овечьи обречённого взгляда, недавно мужественного воина.
- Господи спаси, помилуй меня грешную! - сжав руку Митюши, она крепко прижала её к себе. - Изменюсь, слово даю тебе Господи, только не дай погибнуть, хотя бы сыну! - шептала Валя, размазывая слёзы по грязному лицу.
Ствол автомата приказал сесть на песок и они повиновались, подставив лояльному с утра солнцу беззащитные головы и тела.
- Ну, что будем делать с французом и русскими? - Ахмет зверски посмотрел на Касым – Агу. - Погиб твой племянник, погиб мой брат! Кто за это ответит?
- Извини Ахмет, это не нам решать, знаю одно: евреев, а один из них известный и важный, будут менять на Джагу. Завтра утром всё узнаем! - Касым - Ага дружески похлопал заместителя по плечу, - Приляг на тюфяк, покури кальян, он набит отменной марихуаной. Расслабься, после такого боя грех не кейфануть; до сих пор в дрожь бросает, как подумаю, что бы было, если бы нас не предупредили, - он зябко передёрнул плечами.
- А ничего бы уже не было! - усмехнулся Ахмет, разжигая таблетку угля в кальяне. - Нас бы уже не было!
- Джафар! - крикнул Касым - Ага.
- Слушаю господин! - одноглазый худой, с облезлой бородой араб вбежал в палатку.
Господин построжал лицом и, явив командный голос, приказал:
- Евреев - под навес и к ним француза, всех связать! Бабу с мальчишкой – в палатку – они дороже, связывать не нужно, а значит охранять! Всё, пошёл!
- Чего ты держишь этого сирийца, морда у него предательская?!
Ахмет налил себе чаю и снова затянулся тяжёлым дымом, лёгкого кейфа.
- А у других, что родные? - криво оскалился начальник и сплюнул коричневый сгусток «насвая», - Исполнительный и не трус, этого достаточно пока! Пей чай, отдых может быть недолгим. Скоро должны прилететь вертолёты, будем менять базу, а то снова жди гостей незваных, а они, как говорится, хуже… Слушай, а кто может быть хуже евреев? – араб звонко рассмеялся.
- Не знаю! - заржал, вторя командиру Ахмет.
- А я знаю! - ещё громче залился Касым – Ага. - Евреи! В девяносто третьем году, в Южном Ливане я знавал одного русского наёмника, так тот пел песню: «В унитазе нет воды, значит, выпили жиды! Евреи, евреи, кругом одни евреи!» Машаллах!* Представляешь, даже в России они захватывают лучшие места!
* МАШАЛЛАХ - араб. - в данном контексте - ЧТО ЗА ЧУДЕСА?
* ЯТСЫ – НАМАЗ - мус. молитва, совершается после захода Солнца.
ГЛАВА 13 А.РОДИОНОВ
Новый лагерь оказался в горах, но в какой стране пленники не знали. На вертолёте летели часа два, с завязанными глазами и Анри предположил, что они в Марокко – в Атласских горах.
Они опять были вместе! Трёх израильских спецназовцев вчера куда-то увезли; Ахмет сказал, что собакам очень повезло, чтоб им вечно питаться плодами дерева Закум.*
Можно было думать, что евреев обменяют. Пленники порадовались за них, но легче от этого им не стало.
* * *
Джага Саид легко выпрыгнул из вертолёта и размял затёкшие члены. Касым – Ага улыбаясь нечистыми зубами, держал наготове руки, чтобы обнять своего командира.
- Машаллах! Ну, здравствуй старый пустынный волк! - Джага широко улыбнулся, двинувшись ему на встречу.
- Командир, слава Аллаху вы с нами! - Касым - Ага припал к руке старшего товарища, затем слегка приобняв, поцеловал в плечо.
- Из рук самого шейха Ахмед Ясина, когда он благословлял меня на борьбу, я испил Аби – Хаят,* так что никакие пули мне не страшны! Слава Аллаху я снова со своими боевыми товарищами! - Джага пожимал руки и разбрызгивал улыбку. - Нет с нами сейчас Омара и Керима, и многих верных борцов за правое дело ООП. Азраил* унёс наших соратников и слух их сейчас услаждают песнями райские гурии, а не музыка оружия.
- И мой племянник погиб! - сморщил лицо Касым – Ага.
- И брат мой, оставил сиротами детей! - горестно пробубнил Ахмет.
Джага Саид обвёл горящим взором боевые порядки и воскликнул:
- Халяль! Так умрём же мы все в священной войне - Джихад, высоко подняв САНДЖАК – И – ШЕРИФ и не сложим оружия до тех пор, пока хоть один захватчик попирает ногами нашу священную землю! - подняв вверх руку, он потряс двумя оставшимися пальцами, изобразив букву «V».
* * *
Мадам Люсьер тихо постучала в дверь и через секунду нажала ручку. В сумраке комнаты из глубокого кресла сверкнули глаза затравленного животного. Всколоченные волосы заставили её перекреститься и она тихонько пискнула:
- Мсье вам посылка!
- Что, какая посылка? - вскочив, Борис ринулся к дверям так резко, что Люсси в ужасе присела.
Ей много пришлось пережить за эти дни: и крики, каких до сих пор не слышала, и оскорбления – каких не знала, и бутылки разбивались в метре от её головы. В общем, если бы не горе мсье Росса, она давно бы уволилась, что и собиралась сделать по окончании событий.
- Где посылка? - зарычал Росс, приблизив лицо вплотную к веснушкам Люсси и обдав их застарелым перегаром.
- Внизу!
- Неси ворона, чего ждёшь!
- Он не отдаёт мне, говорит, что только в руки, лично!
- М-м-м… Пошли!
Человек с курчаво-чёрной шевелюрой, присев на скамейку, мирно ждал, поставив у ног небольшую картонную коробку!
- Что за посылка? - пошёл на него Росс, рассматривая коробку.
- Мне приказано доставить, а что внутри не знаю! С вас пятьдесят франков!
Порывшись в кармане, Борис нашёл смятую сотню и сунул в руку посыльному!
- Поставь на землю и иди! - не услышав благодарности за щедрую плату, он вытащил из кармана телефон и набрал номер…
- Люсси не трогайте ничего и идите в дом, неизвестно, что там лежит! Ало!.. Комиссар Бернье? Здравствуйте, Росс беспокоит! Мне прислали посылку, да… картонная коробка! Не трогал, как вы и предупреждали! Хорошо, жду!
Зачем-то включив вопящую на три квартала сирену, комиссар примчался в сопровождении двух машин, набитых полицейскими.
После осмотра коробки специалистом, он дал добро на вскрытие.
Запечатанный скотчем пластиковый пакет, с чем-то тяжёлым и мокрым, лопнул от неловкого разреза ножом, и вопль ужаса вырвался у окружающих, при виде выпавшей из мешка и покатившейся по плитке двора окровавленной головы. Откатившись к бордюру, она остановилась, взглянув на Бориса стеклянным, до боли знакомым взглядом, и улыбнулась застывшим оскалом.
Свет вдруг стал меркнуть в его глазах …
- Обманули дурака - на четыре кулака! - запел детский голос. - Обманули дурака - на четыре кулака! Обманули дурака… - голос пел и пел, уже голова была готова лопнуть от этого противного детского голоса, но он продолжал терзать и слух, и душу.
- Уложите его сюда! Осторожно! Компресс на лоб… - услышал он и осмотрелся, наткнувшись взглядом на нависшие лица.
- Анри! Это сон? А где Митя, Валя? - невнятно прошептал Борис и снова погрузился в темноту.
- Ну что у тебя? - комиссар оглянулся на топчущегося рядом полицейского.
- Там ещё кассета была! - парень протянул пластиковый кирпич.
- Понятно, послание! - проговорил Бернье, покивав головой. - Несите господина Росса в дом! И мы пойдём тоже, он скоро придет в себя.
Размахивая кассетой, он бодро взбежал по ступенькам и зашёл внутрь.
- Видеомагнитофон и виски! - проговорил он в сторону, сбросив на руки Люсси свой плащ.
- Сюда, пожалуйста! - мадам Люсьер обиженная невниманием, сжав губы в куриную попку, указала путь.
Вставив кассету в магнитофон, комиссар отошёл к столику с напитками; внимательно изучив наклейки, налил «WHITE HORSE», сыпанул льда и прошёл с наполненным стаканом к телевизору.
- Ну что, вам уже лучше? - сделав улыбку соответствующей моменту, он участливо взглянул на подошедшего хозяина. - Умылись, освежились? Это правильное решение! - Бернье поднял стакан, - Ваше здоровье!.. Тут кассета ещё была, сейчас посмотрим, что эти изуверы нам скажут!..
Знакомое лицо испытующе взглянуло с экрана и, поиграв желваками, проговорило:
Халяль! В прошлый раз я сказал слово «Билляхи!» - Клянусь Аллахом, что отрежу голову этому человеку, и сейчас она лежит перед вами. Мы не позволим вести с нами двойную игру! По вашей вине погибло много воинов Пророка, и на вас кровь их и вашего товарища! Мы готовы умереть Иншаллах, за наше дело! Теперь я хочу повторить свой приказ: Халяль! Отдайте картину или получите голову ребёнка! Борис Росс жди звонка, будем договариваться об обмене!
ЛА ИЛЛЯ ИЛЬ АЛЛА, МОХАММЕТ РАСУЛ АЛЛАХ!
* ЗАКУМ - дерево с ядовитыми плодами. Растущее, по поверью мусульман, в аду.
* АБИ – ХАЯТ - араб. - нектар бессмертия.
* АЗРАИЛ - араб. - ангел смерти.
ГЛАВА 14 А.РОДИОНОВ
Рифат вытянулся в струнку перед бегающим по залу шейхом. За двадцать лет службы, в такой ярости он видел его один раз, когда убили сына Саадди, но там было ещё и горе. Сейчас был сгусток зла, готовый молнией ударить насмерть каждого вставшего на пути. Всегда прячущий эмоции, с каменным выражением лица, сегодня он не стеснялся в выражениях…
- …Самое страшное – это позор! Погиб друг Росса, в прямой опасности жизнь его близких, он доверился мне! - подбежав к Рифату, Саадди схватил его за горло. - Найди предателя или я подумаю, что это ты!
- Среди моих воинов предателя нет! - твёрдо ответил Рифат, покраснев и потирая горло. - Он может быть только в Тель – Авиве! Я найду его, и Росс получит ещё одну голову!
- Хватит голов для Росса, он европеец, им наше головорезанье не нужно, оно их пугает! - закричал шейх.
- Мой господин забывает, что Росс не европеец, а русский, а они крови не боятся, тоже привыкли! – Рифат подавил кривую усмешку.
- В общем, так!.. - Саадди лёг на тахту и, пошарив в вазе с фруктами, оторвал длинную виноградину. - Картина не должна попасть к ООП! Росс может её отдать! Привычные – непривычные, а сын и жена - это аргумент! Пошлёшь людей, пусть наблюдают и если что, привезёшь картину. А потом… отдадим деньгами!.. Иншалла, мы не глупее какого-то Джаги! Сейчас Росс побежит к Альберту, будет рвать волосы, что не сделал этого сразу, а ведь я говорил ему: «Не торопись!» - покрутив ягоду у носа, он вложил её ниже. - Всё, иди и докладывай постоянно, как там!.. - небрежный взмах руки разрешил подчинённому удалиться.
* * *
Время застыло в ожидании звонка, как мозги вперемежку с вываренными свиными ногами: думать и что-то решать, этим вездесущим холодцом было очень трудно. Но холодец инстинктивно чувствовал, уже без интеллектуальной температуры, что делать, и точно знал чего не…. Все эти Альберты и Саадди - князья религии и светские владыки, стояли на шахматной доске во втором ряду, защищённые живой стеной пешек. Пешка могла стать ферзём, но потеряв в этой гонке, от края до края, всех близких!
- Эйваллах за перспективу Ваши Высочества! А мы пойдём другим путём! - он вспомнил снящуюся ему последние десять лет Лениниану и подумал, что князей у него, оказывается трое: шейх - пацифист, Альберт Второй и князь Тьмы! И всех нужно было обмануть! - Ну что ж поборемся! - прошептал Борис, вспомнив ехидный смешок третьего, точнее первого князя - князя Тьмы, предвидевшего такую ситуацию.
Раздумья горе-художника прервал уверенный в своей востребованности звонок и из трубки поинтересовались, готов ли мсье Росс передать картину. Получив утвердительный ответ, голос сказал:
- За вами следят люди Саадди! Подумайте, как уйти от их слежки, это очень опасные люди!
- Вам надо вы и думайте! - нервно ответил Росс и тут же пожалел, вспомнив, что поставлено на глупую карту.
- Не только нам, согласны? - спросил голос.
- Ну, давайте, я спрячу картину в саду, а ночью вы её заберёте.
- Вы нам тоже нужны, мы хотим её уничтожить!
- Ну уничтожьте, а хотите, я сам её сожгу, мне это будет нетрудно, даже приятно! - зло прокричал Борис. - Только верните мою семью!
- Поймите, ваша картина имеет политическую силу, её уничтожение должно быть освещено средствами массовой информации, для многих это очень принципиально! Дело в том, что сжечь её должны вы сами в присутствии Джаги Саида!
- Я готов на всё, но хочу вас предупредить, и поверьте мне, я знаю, о чём говорю: за этой картиной стоят очень могущественные силы и уничтожить её прилюдно – не получится!
В трубке недоверчиво и угрожающе засмеялись:
- Вы что, всё ещё держите нас за идиотов! Зря! Зря!
- Мне сейчас не до шуток, тем более не до угроз! Я понимаю кто вы и на что способны! В общем, у меня есть идея, и поступать я буду так, как сочту нужным, я не могу рисковать! Пусть Джага Саид проберётся ко мне в дом инкогнито и мы с ним всё обговорим. Думаю, вряд ли у кого-то возникнут подозрения, что я устрою засаду, когда вы держите в заложниках мою семью. Жду его этой ночью у чёрного входа, я отключу сигнализацию.
Не став ждать ответа, он бросил трубку и вдруг успокоившись подумал, что помешать ему может только Одно!
* * *
Цикады так разорались, предчувствуя свой скорый конец, что он не услышал крадущегося человека и плохой французский испугал его, прозвучав сзади.
- Вы Джага? - Борис посветил фонарём и с содроганием узнал лицо с видеоплёнки. - Прошу в дом!
Не включая свет, они прокрались в большой зал, посреди которого на подставке красовалось «НЕЧТО» - необъяснимое и притягательное своей мистической силой, десять лет будившее умы и страсти!
- Это она? - спросил мужчина и посветил своим фонарём. - Жаль, что нельзя включить свет, ваш дом просто обложен этими псевдо - пацифистами шейха. Этой лживой трусливой собаки! Хочешь мира - воюй! - он переиначил известное изречение древних. - Политик сраный!
Борис подошёл вплотную к Джаге и положил руку на плечо.
- Вот камера на штативе, вот картина, она привинчена к полу, потом поймёте зачем. Сейчас включаю камеру, - он подошёл к штативу, - потом включу свет, но всё нужно сделать быстро. Идите к картине, вот так стойте, чтобы было видно ваше лицо, я подойду потом. Ни о чём не спрашивайте, просто поверьте!
Джага не успел не то что поверить, но и встать на указанное место, как на улице вдруг завыл, жутко, почти по человечьи, сильный ветер, в доме захлопали открытые окна, полетели со звоном стёкла, ударил резкий ливень.
- Началось! - проговорил Борис, увидев удивлённо выпученные глаза Джаги. - Наверно так начинался всемирный потоп! Приготовьтесь, включаю!
Яркий свет осветил большой зал, выложенный каменными плитами, посреди которого гордо возвышалось ТВОРЕНИЕ.
- Смотри, пока есть возможность! - крикнул Борис и облил картину бензином - из ведра.
Ураган ударил в дом с новой силой и, выбив стекла, шквал воды влетел внутрь…
- Говори Джага Саид, говори в камеру, что должен сказать! - запалив, Борис бросил натриевую шашку в лужу бензина. Столб огня взвился к потолку и на встречу ему ринулся поток ливня. Бой был недолгим и бесполезным, ведь, если рукописи не горят, то картины - за милую душу!
- Обезумевший Джага наконец пришёл в себя и закричал в объектив, он умел хорошо это делать:
- Я Джага Саид обещал всему миру уничтожить дьявольское полотно и сделал это! Вот рядом стоит Борис Росс, автор, он участвовал в сожжении и вы это видели; силы зла пытались нам помешать налетевшим ураганом, но благодаря координации и неожиданности наших действий акция удалась!
ИНШАЛЛАХ! АЛЛАХ АКБАР! ЛА ИЛЛЯ ИЛЬ АЛЛА, МОХАМЕТ РАСУЛ АЛЛАХ!
* * *
Осмотрев останки пожарища, и дважды обойдя вокруг, Джага удивлённо свистнул:
- Ну, не думал, что сам будешь нам помогать? Молодец!
Вытащив из камеры кассету, Борис вставил её в магнитофон и включил…
- Видишь… её ты возьмёшь, когда вернёшь мою семью!
- Это не трудно! - проговорил араб и набрал номер… - Они уже здесь!
Десять минут показались вечностью, пока Борис бегал по залу в ожидании, но…
- Папа! - закричал родной любимый голос, и маленькая обезьянка вскарабкалась ему на плечи и стала целовать колючие небритые щёки.
- Митенька, родной мой, сыночек! - влага катилась по щекам, почти как двадцать минут назад по стеклу и стенам. - Митюша! - прижав к себе дорогое тельце, он недоверчиво покосился на сидящего в кресле и смущённо отвернувшегося в сторону, араба.
- Боря! Родной! - ещё одно тело повисло на нём, и рыдания семьи слились в мажорное трезвучие.
- Ребята, секундочку, подождите…, - Борис спустил на землю Митю и отодвинул жену.
- Вот кассета Джага, мы в расчёте!
- Включи её ещё раз, хочу убедиться, что это она! - попросил тот.
С удовольствием, посмотрев костёр внутри бушующей стихии и послушав свои религиозные лозунги, довольный, он засунул кассету за пазуху. Уже у двери обернулся:
- Не рисуй такое больше, слушай, в мире столько крови! - он по-военному развернулся и чуть ли не строевым шагом пересёк двор.
Валя, возмущённо откинув мокрые волосы со лба, крикнула ему вслед:
- Вам завтра цветочек не там нарисуют и начнёте друг друга резать! Причём не только друг друга! - не стесняясь ребёнка, она грязно выматерилась… - Не рисуй, говорит!.. Тьфу!..
Не стреляй, глупец!
ГЛАВА 15 А.РОДИОНОВ
Взволнованное семейство, торопясь поделиться переживаниями и впечатлениями, плотно поужинало, причём Митя, забыв чему учили, кусками набивал рот, не обращая никакого внимания на очерёдность поглощаемых блюд, иногда даже смешивая их, бесстрашно поглядывал на родителей, зная, что сегодня всё можно!
Аппетита добавила картина единения родителей, он не мог вспомнить, чтобы они сидели настолько близко, держась за руки, и смотрели друг на друга такими тёплыми глазами.
Уписывая за обе щеки ножку фазана, он заметил, как папа погладил маму по голове в том месте, где появилась первая седая прядь, а она, взяв его руку – поцеловала и оба прослезились.
- Ему нельзя сразу так наедаться! - прошептал Борис на ухо жене.
- Митя, хватит, живот заболит! - Валя потянулась и отодвинула тарелку сына в сторону.
- А я уже наелся! Ха-ха-ха, не успела!.. - засмеялся мальчишка и, выбежав из-за стола, повис у отца на шее. - Папа, дай слово, что выполнишь мою просьбу! - поднырнув под руку Бориса, он заглянул ему в глаза.
- А что за просьба? - забеспокоился отец.
- Нет, ты слово дай сначала, а потом я скажу, думаю, что ничего страшного я не попрошу!
- Ну… даю! - переглянувшись с Валентиной, Борис качнул головой.
- Давайте сегодня спать втроём! - торжественно воскликнул Митя.
Взрослые расхохотались:
- Ну, если мама не против?.. - Борис посмотрел на супругу.
- Ну, если папа согласен?.. - Валя покосилась в сторону мужа.
- Ура! - подпрыгнул Митюша. - Ура, все согласны. Будем спать втроём, как в пустыне, ночью там очень холодно!
Маленький мозг быстро среагировал на реакцию взрослых и сообразил, что сказал что-то не то!
Митя тихонько влез на свой стул и растерянно наблюдал за погасшими улыбками родителей…
- Давайте помянем друга нашего Анри! - Боря поднял рюмку. - Наверное… я виноват в его гибели!
- Не кори себя Боря, каждый сам выбирает дорогу! - Валя выпила водку и погладила плечо мужа. - Смотри, у него глаза закрываются, сейчас со стула упадёт! - она посмотрела на качнувшегося Митю.
- Конечно, столько съесть, после двухнедельной голодовки! - Боря подошёл к сыну и поднял его на руки.
- Я не сплю ещё! - Митя приоткрыл глаз. - Папа ты обещал!
- Не волнуйся, слово сдержу, спи мой хороший! - взбежав по ступеням, он уложил драгоценную ношу в свежую и более широкую кровать жены.
Сзади раздался шорох и, обернувшись, он попал в тёплые сети… возразить ему не дали, попросту заткнув рот длительным поцелуем.
- Пойдём к тебе! - Валя, глядя горящими глазами, тянула за руку…
- Но я обещал Митюше!.. - Борис всё ещё упирался, напоминая строптивого ослика; но оголившееся плечо желанной сыграло роль морковки, и он пошёл за ним, ведомый вкусным видом.
- Мы потом вернёмся! - увлекая его в коридор, она торопливо расстегивала блузу, ещё раньше сбросив розовые – в тон, туфельки.
* * *
Погладив Митюшу, разметавшего волосы на его плече и пристально посмотрев на спокойное лицо уставшей и заснувшей жены, он подумал, что тоже хотел бы безмятежно уснуть, хоть раз за эти страшные недели.
Глубоко вздохнув, он придавил подушку затылком и прежде чем закрыть глаза, взглянул вверх…
«Неплохую люстру выбрала Валя, странно, что я этого никогда не замечал, но ещё более странно, что заметил сейчас!» - подумал Борис, ещё больше удивляясь изменчивой форме ночника, отбрасывавшего на потолок и люстру сказочные тени.
«Уже галюники пошли! - испугался он, различая на потолке знакомые молодые черты. - Это вы? - Бориса передёрнуло. - По душу мою пришли?
- За головой твоей! - прозвучало сверху. - Так кто из нас клеветник?
- Но вы ведь издевались! - скромно возразил Боря.
- Я выполнил все, что обещал, а ты уничтожил моё, понимаешь МОЁ!
Голос загрохотал, но никого не потревожил.
- Мне не нужно, то, что вы дали! Я этого не просил! Или вы хотите сказать, что я мечтал жить в аду? Ещё успею… благодаря вашей протекции! - Борис картинно развёл руками, показывая, как он будет вечность загорать на сковороде.
Люстра-голова качнулась и прогудела:
- Я могу вернуть всё на круги своя!
- Лучше назад, чем так!
- Будешь продавать свою жалкую мазню на Набережной за десять долларов!? - вверху гулко рассмеялось.
- Врёшь, как всегда, Ваше Высочество! Мои картины не мазня и нужны людям, просто людям в моей стране, сейчас, не до них! - Догадавшись, что никого не разбудить, Боря, приподнялся на локтях и, не сдерживаясь, захохотал: - И я готов вернуться в ту жалкую, но творческую и молодую жизнь! Давай, сделай одолжение, подари мне десять лет - перенеси нас назад!
- Кого вас? Конкретно! - люстра в ожидании ответа качнулась, как качели и засвистела: «К Элизе».
Почуяв подвох, Борис растерялся и нерешительно проговорил:
- Нас троих: меня, Валю и Митюшу!
- Простите сэр, но в прошлом Митюши нет!.. И не было бы в настоящем, если бы я не слепил тебя! Или ты думаешь, что твой жён родил бы от тебя того и тогда? - качели снова качнулись, сверкнув сотнями разноцветных бликов чистейшего хрусталя и поразили сердце художника - «по-македонски»*. Локти ослабли и сражённый убийственной правдой, он рухнул на спину.
«Обратной дороги нет! Как в кино!..» - его взгляд переместился на самое дорогое, разбросавшееся рядом, в смятых простынях.
- К сожалению, ваши доводы просто убийственны князь! - прошептал он и поправил одеяло на плече маленького тльца.
Люстра вспыхнула на мгновение адским огнём и проскрипела расшатавшимся крепежом:
- То-то неблагодарный слабак, когда ты, на скамейке сквера, давил жопой лицо своего президента и плакал, мечтая о встрече со мной, я пришёл и предложил тебе деньги, славу и власть! И даже нечто большее, на что ты не обратил никакого внимания, жалкое насекомое! Но власть испугала вшивого интеллигентишку, а вот денежек и славы захотелось!.. Да? А я ведь хотел сделать тебе подарок! Не те два килограмма серой биомассы положенные по общему распределению, а РАЗУМ - АБСОЛЮТ!
- Какой на хрен, абсолют?! Ты просто обманул меня, не предложив простого человеческого счастья, ты - мудрый старый КОСМ!
На вот!.. - сложив магический символ из трёх пальцев, Боря ткнул им вверх.
Наверху что-то скрипнуло, вздохнуло, люстра притушила свечи и, не обидевшись на призыв к защите пращуров, нараспев сказала:
- Э-э, приятель, счастливым сделать человека не может ни Бог, ни Я, ни оба вместе! Обратишься за счастьем к Нему – будешь несчастен чужими грехами, обратишься ко Мне – своими! - качели качнулись веселее и взбодрившийся голос продолжил: - Человек может то, что не под силу Богам!
Тихий смех внизу оборвал весёлую раскачку и люстра-лицо нависла над весельчаком всей хрустальной глыбой.
- Что, что такое?
- Да так, простите, просто рассмеялся, когда вы сказали, что человек может ТО, чего не может Бог!
- Всё нормально: Кесарю – кесарево, слесарю – слесарево! Ты ведь сказал: «простого, человеческого…» ну и вот… - простой человек может быть просто счастлив! Если, конечно, у него хватит ума! Одного желания здесь, увы, мало! Тут всё плюсуется: воображение, предвидение, осознание кармического круга… в общем, куча всяких ингредиентов того, что я назвал одним словом – РАЗУМ! А АБСОЛЮТ не потому, что всё знает, а потому, что способен понять ГЛАВНОЕ – ПРОСТОЕ и… СЧАСТЬЕ найдёт тебя само! Вот о Боге говорят: дескать… жалеет людей! Жалеет, значит любит!.. И страдает, видя их слабость! Страдая - трудно называться счастливым! Не правда ли? А, страдая - бьёт… и так и словом… запугивая будущим! Как там у вас говорят, - он радостно и заливисто засмеялся, тряся длинным подбородком:
- Бьёт, значит любит! Просто как!
- Медный приложить к брови пятак…
- И губами вспухшими хрюкнуть в такт:
- Бьёт, значит любит! Просто так!
Вытерев увлажнившиеся весельем глаза и заодно блеснув рифмоплётством, он перевёл дыхание:
- Я, например, не могу быть счастливым, потому что я - ЗЛО! А злой никогда не будет счастлив, будь он семи пядей во лбу и трижды прав! - голос грустно вздохнул. - Но мне обидно всё же, что я неверно воспринимаем человечеством. Я ведь просто зеркало! А разве зеркало может само по себе, без чьего-либо лица, быть злым или добрым?
«Во плетёт, плесень! - Боря, слушая исповедь ЗЛА, внимательно присмотрелся к грустно светящей люстре и увидел в каждом отражении кристалла свою злую физию. - Ну – ну! Лепи, лепила! - снисходительно позволил он, не собираясь подниматься до сочувствия какой-то люстре или зеркалу; - Хрен этого Кио, то есть DIO, разберёт».
- Зеркало всегда улучшает оригинал в собственных глазах, это я утверждаю, как художник! - воскликнул он. - Значит злодей, видя своё отражение в Тебе, считает себя не таким уж плохим, по крайней мере, не хуже других!?
- Молодец, сечёшь! Но мелко! - качели вновь пошли в раскачку. - В этом то и есть моя заслуга, что он так думает! Заметь: набожные люди - молятся Ему, а поступают - по-Моему! Потому и картина твоя о двух лицах. Глупый мир десять лет спорит о двуликом идоле на ней изображённом, и не может, нет - не хочет увидеть, что это ЧЕЛОВЕК, самый простой человек! Ты хоть сам то это знал?
- Вообще… я думал - что это ты, в смысле – ВЫ! Ты ведь хочешь сравниться с Богом, слиться с Ним в слабых умах, надев ЕГО маску? В этом твоя игра? Смысл Клеветника!? Мне кажется, тебе это удалось!.. - Борис вгляделся в ярче засверкавшую люстру и вдруг хлопнул себя по лбу, - Блин, до меня, наконец, дошло: мы живём в зазеркалье, где правишь ты, отражаясь лицом Бога! Видимо, то есть невидимо, ЕГО царство в глубине зеркала, под амальгамой, а твоё истинное лицо - обратная сторона зеркала - Чёрный Квадрат?
- Ну что ж, не плохо, растешь бамбук! А если и так! - голова - люстра зловеще нависла у самого лица Бориса, конкретно приняв черты говорящего. - Казик тоже высказал примерно эту же мысль восемьдесят лет назад и… разругался с Шагалом: тот хотел левитать, но здесь, тогда и всегда, а не где-то и потом! А что! Им было вполне уютно в моём пространстве: и Дали, и Пикассо, и Марку: Рыбы - во! Сметаны – во! - известный хохот взорвал тишину спальни и выросшие на хрустальном лице гротескные усы-копья, озорно пощекотали низ живота застыв–шего слушателя. - Казимир же ошибся лишь в названии символа - смысла: не квадрат, а дыра - Чёрная Дыра - известный астрономический факт, артефакт воображения вездесущего проныры художника, рассматривающего её, как дверь в следующий зал экзистенции*! - мелодично позванивая, сотня сверкающих глаз опустилась на кровать и, обернувшись в молодую плоть, присела на край.
- Значит, если рассматривать душу, как квинтэссенцию микрокосма, можно многое объяснить, исходя из известных науке свойств чёрной дыры, - кивнул Боря.
- Что именно, позвольте поинтересоваться? - ехидно прогнусавила плоть.
- Только не надо кокетничать! - Борис скривил губы.
- А я не кокетничаю, а стараюсь быть приятным и даже адекватным, ты ведь обиделся когда-то, что я тороплюсь с ответом, - оловянный глаз озорно блеснул.
- Ладно, торопись, это уже не важно! Важно, что мне стало ясно, почему души беднеют, мельчают, тускнеют! А они не мельчают, а просто сжимаются, гравитациолнно коллапсируя,* постепенно превращаясь в чёрные дыры, как звёзды, и человек перестаёт ценить и видеть бесконечное множество важных вещей, оставляя себе лишь: момент импульса, электрический разряд и массу (увидел – схватил – проглотил), даже нет, не проглотил, а отложил! И так… медленно, незаметно, в результате квантового испарения, исчезая отовсюду и навсегда!
Остановив взгляд на остром эльфовом ухе собеседника, Боря зачем-то вспомнил уши дяди Вити: они тоже были без мочек и лепились коричневыми чагами к верхней челюсти; замолчав и улыбнувшись, он обласкал взглядом круглое ушко Митюши.
- Художник может быть опасен даже Дьяволу! - глаза без зрачков медленно покрываясь ледяной коркой, заглянули в выздоравливающий гипофиз. - Если сам не дьявол! Так что мне с тобой - бунтарём и ослушником - делать?
- Отпусти меня, ты мне так осточертел! - вздохнул Боря. Тяжкий вздох на краю постели, отозвался эхом, удивив своей обреченностью, и он удивлённо вытянул шею…
Метаморфоза в дряхлую форму закончилась мгновенно, как обычно, и щуплое туловище стало барражировать свободное пространство спальни.
- Ты знаешь, я тоже очень устал, и не за десять лет, как ты, а чуть больше! Отпустить говоришь? - он усмехнулся… - А ты представляешь, что мне будет за слабость? - усмешка кисло повисла вдоль впалой щеки.
Борис удивлённо посчитал его шаги в одну сторону.
- А кто может тебя призвать к ответу?
Поднятые брови уставшего призрака, безответно изогнулись…
- Э… да ты, оказывается, неглубоко проник, а то я, было, испугался появлению такого разума, - старичок довольно потёр ладони друг о дружку. - А как же кармическая ответственность?
- А что там с моей кармой? - Борис напрягся. - Опять сына хочешь отнять?
- Нет, не сына, это слишком, но ведь чем-то ты должен пожертвовать, или такой чистый, а во всём виноват я - искуситель, лжец, провокатор… Ну и имён у меня, можно было бы перечислять целые сутки! - он подмигнул странным глазом.
Моргнувшего века Борис не видел, уставившись на пуговицу своей пижамы.
- Бери всё что хочешь, у меня ничего нет кроме семьи! - подумав, проговорил он и устало откинулся на подушку.
- Ого! - восторженно прозвучало из глубины мрака. - Растешь бамбук! Но ты понимаешь, от чего отказываешься, ведь картина уже сыграла свою фатальную роль, и тебя ждёт небывалая для художника судьба - ты войдёшь и останешься в истории непревзойдённым! А напишем ещё такое… - сутулый силуэт возник в ногах Бориса и присвистнул… - Чертям станет жарко!
- Забирай всё, только оставь меня в покое! - Борис сжал зубы.
В его голове что-то помутилось и рука полезла под матрас за браунингом…
- Не буди их, - старичок радостно вздохнул, - выстрел будет громким и не виртуальным, - он взялся за спинку кровати и качнул… Тишина неожиданно заложила уши и обострила зрение.
Силуэт рядом со спинкой кровати раскачивался с нею вместе и, судя по тишине, напряжённо о чём-то думал…
- Да иди ты ради… тьфу, чуть не оговорился. Иди, к своей праматери, мне ты тоже остолюдел, пусть она с тобой возится! - наконец крикнул он и ушёл в глубину спальни. - Но ты должен совершить поступок достойный своей свободы, и я, тогда, окончательно решу, насколько созрело это понятие в тебе.
Борис облегчённо вздохнул и нерешительно замялся…
- Но мне нужна твоя последняя помощь, без этого я не смогу!
- Что АБСОЛЮТА захотел? - дед нахмурился.
- Нет! Это для викинга! Слишком прямолинейный напиток. А я люблю виски – шотландский, - Боря отрицательно качнул головой. - Верни мне любовь жены!
- Она любила тебя всегда, по-своему! Но в отличие от твоих, её вкусы не ограничиваются одним напитком! - уел хитрец, оценив юмор оппонента.
- Пусть полюбит - по-моему: чтоб в огонь и в воду!
- И тогда ты будешь счастлив, ты знаешь, как? - Лукавый, глазом – сверлом, проник в подкорку Бориса и затаился там, тактично ожидая ответа…
- Постараюсь, мне кажется, что знаю!
- Знать и мочь - вещи неодинаковые! - прозвучало в голове.
- Я это понимаю! - улыбнулся Боря
- Ну, тогда… свободен, но помни: никто не в силах сделать это за тебя! Прощай! - старик, стоя напротив и снова держась за дубовую спинку кровати, вдруг начал таять, как сигаретный дым, и улетающим эхом крикнул: - Не зови меня в ночи, не приду!
ЭПИЛОГ А.РОДИОНОВ
Шум лодочного мотора заставил Бориса выйти на террасу.
Лазурную лагуну, иногда лениво катящую белые барашки волн, пересекал белоснежный катер.
Долговязый шестнадцатилетний юноша, управляющий лодкой, увидев вышедшего навстречу отца, привстал и приветливо помахал рукой.
Закрепив швартовы за кнехт, и помогая сыну спуститься на причал, Борис удивлённо улыбнулся:
- Митя, а почему так рано, что уроки отменили?
- Сегодня на Факаофо национальный праздник, все маори разряжены, танцуют и поют. Поэтому школу закрыли, а нас отпустили! Давай на тунца сходим? А пап? Уроков нет, погоду обещали хорошую! И дедушку возьмём!
- Дедушка приболел, лежит, читает книжку о пиратах. Сходим! Иди поцелуй мать и скажи, чтоб собрала с собой поесть.
Подпрыгнув от радости, и одарив отца зверской улыбкой, Митя помчался в дом…
- Митька, поросёнок, напугал! Ты, что так рано? - Валентина, загорелая и стройная обернулась к сыну и, шутя, шлёпнула полотенцем.
- Уроки отменили, на острове праздник! Собирай еду, мы с папой через час выходим на тунца, кстати, меня сегодня в школе спросил директор: Не тот ли он Борис Росс - знаменитый художник?
- Ну, а ты что? - мать испытующе взглянула на сына.
- Я сказал, что просто однофамилец! Правильно? Что бы они спрашивали, если бы знали, что все бесплатные школы Новой Зеландии спонсирует фонд созданный на его деньги!?
Подумав секунду, Валя дёрнула Митю за вихор:
- Конечно, правильно, мудрец ты мой юный, - на секунду задумавшись, она покачала головой и тихо проворчала: - Все деньги съел этот фонд, а я вынуждена работать! Ну, беги, собирайся, а то трясёшься от нетерпения!
- Не расстраивайся ма, папа тоже работает, скоро и я буду помогать вам, вот институт закончу…
Уже собираясь убежать, он что-то вспомнил и остановился в раздумье, потом, решившись, подошёл к матери:
- Мама, можно завтра я приведу к нам в гости девочку? - щёки мальчишки слегка порозовели.
- А ты познакомился с девушкой? - Валя лукаво улыбнулась, умиляясь разгорающимися ушами сына.
- Ма, я серьёзно!
- Ну конечно можно, а она красива?
- Она маори! - Митя взглянул на реакцию матери.
- Сынок, я интересовалась её внешностью, а не национальностью!..
В лучших традициях педагогики, Валентина дала понять сыну, что уважает его выбор.
- Спасибо ма, завтра я за ней съезжу, она живёт на Нукуноно. Ты предупреди папу сама! Хорошо? - теперь окончательно довольный, решивший все вопросы, он умчался к себе.
* * *
Удочка трещала, Митя еле справлялся с катушкой. Видя, что удилище может вырвать из кронштейна, Борис бросился на помощь.
- Отпусти тормоз на катушке, лесы много!
- Папа я сам, ты только страхуй, возьми багор!
- Вот он! - закричал Борис, увидев поднявшуюся на поверхность рыбину, почти в два метра длинной. Разрезая водную гладь и звеня струной, живая торпеда медленно подтягивалась к заднему борту катера.
- Багор! - приказал Митя, и отец вонзил стальной крюк под жабры тунца. - Давай лебёдку, так не возьмём! - крикнул сын, и Борис мгновенно выполнил команду, зацепив багор тросом и включив двигатель. Сине-стальное веретенообразное тело медленно поднялось над кормой, и Митя издал победный клич, как это делали его местные друзья.
- Ну, парень, ты стал настоящим капитаном! - смеялся Борис,
наблюдая за стоящим у штурвала сыном. - Просто Гарри Морган! А как командовал!? Ну, что, не передумал стать рыбаком?
- Передумал, хочу поступать в Оклендский университет - на юридический! – не поворачивая головы в сторону отца, Митя по взрослому смотрел вдаль.
- А может Оксфорд, деньги на твоё образование есть, всё таки одно из наиболее солидных учебных заведений! Если уж решил учиться, то почему какой-то Окленд.
- А мне хватит и Окленда, я собираюсь вернуться и учительствовать в моей, то есть твоей, школе. Буду преподавать право и изобразительное искусство!
Теперь Митя посмотрел на отца, и тот, войдя внутрь его глаз, понял, что мальчик вырос и вырос по-другому, не так, как рос и взрослел он.
- Школы, кстати, мне не принадлежат, я сразу отказался от права собственности в пользу фонда. Я вот смотрю и думаю… какой то сын ты не русский! - то ли с сожалением, то ли с радостью проговорил Борис и отвернулся… Нет, он был очень рад и даже больше – он был горд, что шесть лет назад не соврал Первому Князю!
Прищурившись, Дмитрий взглянул на печально смотрящего вдаль отца и проговорил:
- Русский я папа, самый настоящий русский!
Просто… СВОБОДНЫЙ!
Это ты какой-то не такой сегодня, грустный почему-то!
- Нет, сынок, не грустный! - Боря улыбнулся. -
Просто... СЧАСТЛИВЫЙ!
АЛЬБЕРТ РОДИОНОВ 2004