Когда вдруг становится ясно одно: что в жизни ничего не понять, я сажусь и смотрю, как падает снег.
Я сижу на троллейбусной остановке. Падает снег. Боже, до чего все просто – падает снег! Зима. Снег идет. Все до того закономерно, что не надо ничего объяснять.
А вот она может рассказать всю свою жизнь за чашкой чая. Да, если захочет – то расскажет кому угодно. Главное – за чашкой чая. Так мало в ее жизни событий. Но я могу сказать, что я знаю о ней только одно: она сидит напротив меня, и от губ ее пахнет мятой. Мне она еще ничего не рассказывала за чашкой чая.
Но даже когда я впервые нашел после нее у себя в машине две обертки от мятных леденцов, мне ничего не стало ясно. Она любит леденцы. И от губ ее пахнет мятой. Вот и все.
…Она застала меня как раз в один из тех моментов, когда мне снова было ничего не понятно и я сидел на троллейбусной остановке. Ждал, когда пойдет снег.
-У тебя сломалась машина? – спросила она.
-Нет, - ответил я. И подумал, что она могла бы спросить, почему же тогда я не наблюдаю снег из машины. Поэтому я ответил, что отдал машину на выходные другу.
Я пригласил ее прогуляться, и мы дошли до Чистых прудов. Я расчистил скамейку от налипшего снега, и мы сидели и смотрели туда, где еще осенью в воде отражались огни и, неуловимо двигая под водой лапами, скользили лебеди, создавая рябь. Теперь там был лед. И это, как ни странно, было мне понятнее больше всего.
Она же сидела рядом, и вот этого я бы не смог объяснить. Я даже не говорил с ней, мы сидели рядом друг с другом и каждый думал о своем. Не исключено, что мы думали об одном и том же, но этого я не знаю.
Потом я проводил ее обратно, к троллейбусной остановке, и снова остался один ждать снега.
Я шел однажды, размешивая соленый талый снег под ногами, где-то в районе Смоленской площади, как у меня зазвонил мобильный. Звонила она. Плача, путаясь в словах, всхлипывая, иногда срываясь в короткие рыдания, она пыталась мне что-то рассказать. Я понял только, что кто-то развелся, потом – что кто-то женился, а кто-то даже вроде бы умер. На все это я спросил:
-Где ты сейчас?
Оказалось, неподалеку, и мы сговорились встретиться в метро на Киевской в центре зала. Минут через семь мы встретились. Я посмотрел на нее, на красные опухшие глаза под надвинутой на лоб голубой шапочкой, и молча повел ее к поезду.
Все время как мы ехали, мы молчали.
Вышли на Кузьминках, было уже темно. Я, впрочем, нашел какую-то лавочку, усадил, расчистив снег. И только тогда спросил:
-Ты позвонила, я вот ничего не понял. А ты хоть что-нибудь понимаешь?
Она молча покачала головой, и я почувствовал, что она снова хочет расплакаться. Тогда я сказал:
-Смотри, снег идет. Гляди, когда темно и смотришь на зажженный фонарь, то кажется, что снег идет только в том месте, где свет. Но это только кажется. Ведь это понятно?
Она кивнула. Я сел рядом и протянул ей мятную конфету.
И мы уже вместе смотрели на то, как идет снег, и никому не надо было ничего объяснять.