Четыре страницы лжи

Алексей Демин
Факт наличия воздуха в лёгких позволяет мне заключить, что я ещё жив. Чёрный силуэт, проворно ныряющий в проулок, свидетельствует о том, что он ещё жив. Ещё бы, так двигаться! Окна домов на той стороне улицы светятся жёлтым, но не все, некоторые погасли. К жёлтому в большинстве окон примешивается синий. Он то гаснет, то возникает вновь. Всё время дергается, будто неуверен, остаться ли или уйти. Всё это является бесспорным фактом, подтверждающим то, что они все ещё живы и, в то же время, косвенно обнаруживает наличие воздуха в их лёгких.
Машины выпрыгивают из темноты, несутся на встречу, но пролетают мимо, всего в метре от рукава моей рубашки. Дальше я слышу лишь удаляющийся звук мотора, когда он пропадает, они перестают существовать, только за это время появляются ещё три и так же быстро их вскоре нет.
Правую руку холодят каменные перила набережной. Приятно знать, что кто-то сделал эти перила специально, чтобы ты не упал. Чтобы держался и шёл прямо. А если вдруг отвалится, что тогда? В любом случае перила эти как рукоятка пистолета, когда ты в главном зале банка и губы твои произносят: «На пол! Быстро! Всем лежать! Это ограбление!» Единственное различие: уверенность в пистолете есть пока ты не начал стрелять, уверенность в перилах моста есть всегда, конечно пока не окажешься в ледяной воде.
На той стороне улицы что-то происходит. Из навороченной машины вываливаются трое парней и две девушки. Они смеются. Одна из девушек проходит под фонарем, и я могу рассмотреть её получше. На ней шуба, наманикюренные пальцы сжимают горлышко бутылки из тёмного стекла – пиво. Растрёпанные волосы без слов говорят о моде. Лица не видно, она повернулась спиной к дороге, а значит и ко мне. К девушке подходит парень, который сидел за рулём. Обнимает за талию, целует, ласково ладонью поглаживает её бутылку. Волосы блестят от лака. Один из его дружков хлопает его по плечу и резко дёргает головой в сторону входа в ночной клуб. Он курит, жуёт жвачку, жуёт и не выплёвывает. А тот, что обнимает девушку в шубе поворачивается, машет рукой, мол, идите, а мы вас потом догоним, столик забивайте. Парень и две девушки заходят в клуб. А тот с волосами ещё некоторое время целуется с шубкой. Потом уходят и они. Когда двери клуба открываются, он ненавязчиво отпихивает её и проходит первым. Я смотрю ему в спину и понимаю: сегодня вечером он трахнет их всех.
Они пришли в ночной клуб чтобы «повеселиться», потрястись на танцполе, наглотаться сомнительных коктейлей с заманчивыми названиями, съесть несколько таблеток со смайликами. Они перешагнули порог, над которым неоном светится название «Паутина Желания», чтобы сбросить груз жизни, которая их ничем особо и не нагружает. Всем кажется, что они, заткнув пальцами уши, зажмурив глаза, конвульсивно дёргаются, пляшут, прыгают на бетонном полу в свете прожекторов и орут что-то истошно, переходя временами на визг. Это и есть жизнь, её груз, её давление. А эти, закутавшись в шали гламурности считают себя, такими как все, по степени отягощённости бытием, если хотите. Они не понимают, что те, кто сгорблен, напуган и одинок выше. На втором, третьем, четвёртом, пятом этаже над клубом. Те, кому действительно сейчас плохо там, в окнах курят высунувшись из форточки, их девушки штопают колготки, сплёвывают в раковину. И им-то как раз никогда не придёт в голову пойти вечером в клуб потому, что всё к чему они стремятся этим вечером, все, что у них есть – это экран в котором, вместе с лицами героев и героинь сериалов, дикторами в новостях, пакетах с кормом для кошек они могут увидеть отражение себя, дивана или кресла, поп-корн в керамической плошке, крошки от чипсов у себя на коленях, чай в красной кружке в белый горошек. А утром им вновь вручат свинец и, улыбнувшись, ткнут пальцем вперёд, а они покорно пойдут туда, куда им указали.
А я иду дальше и рука, в которой несу сумку, начинает затекать. Меняю руки. Теперь легче, свежий воздух очень способствует переноске тяжестей. Сегодня прекрасная ночь. Если отвлечься от подглядывания за ночной жизнью улицы можно заметить, как луна пытается потеплее укрыться одеялом облаков. Одеялом, которое всё время сползает. Как только её скрывают облака кажется, вот-вот из-под них высунется прекрасная стройная женская ножка и тут же спрячется, потому что слишком холодно.
Я останавливаюсь на секунду, чтобы перевести дух. Смотрю в землю и вижу, как пар изо рта рассеивается в ночном воздухе. Снова надо идти вперёд, смотреть прямо перед собой. Странная фраза. Будто смотрю не я, а кто-то другой. Смотреть прямо перед собой, чтобы заранее предупредить себя о грядущих тяготах и радостях пути.
В нескольких метрах от меня кто-то, кто ещё не стал для меня человеком, так как пока лишь чёрный силуэт, сидит на перилах набережной и кажется, не собирается этим ограничить события вечера. Очевидно это самоубийца. Из новостей я знаю, что здесь часто прыгают, но ни одного прыгуна раньше не видел. Подхожу ближе. Сразу видно парень одинок. Он что-то пьёт. Курит и сморкается в реку. Плакал, наверное. Честно говоря, я не выношу подобных одиноких слюнтяев, которые вечно ноют о своём одиночестве. Им плохо и неспособность спокойно признать своё одиночество и жить, так как есть приводит их на крышу высотного здания, вкладывает им в ладонь бритву, пистолет, открытую баночку снотворного или вот как сейчас заставляет сидеть, свесив ноги над водой и пить какую-то дрянь. Будь я последовательным ницшеанцем непременно оказал бы ему услугу – толкнул. Всего-то небрежный хлопок по плечу и вот одиночество уже в полёте. Между мостом и водой он стал бы лучше, сильнее, понял бы сразу всё без купюр. И вот в холодной воде захлёбывался бы уже замечательный человек. Другое дело, что толкнуть кого-нибудь с моста – это не одно и тоже что поставить подножку старушке выходящей из автобуса. Хотя распластавшиеся на асфальте старушки не менее опасны, чем одинокие прыгуны. В старухах слишком много тайн, с ними лучше не связываться. Им палец в рот не клади. Их руки похожи на ветви деревьев. Вот так живёт себе человек, стареет, а потом бац и превращается в дерево. Со стариками всё гораздо проще. Они изображают из себя всё-ещё-юношей, хотя в глубине души их мучает осознание того, что уже не стоит. А раз так, то жизнь и смерть теперь ходят в одной и той же маске. Хорошо тем, у кого есть дети. Дети всегда, независимо от ситуации, смогут подать стакан воды и принять концы. А что может быть лучше в старости, чем глоток прохладной, чистой, свежей воды, перед тем как сыграешь в ящик?
Незнакомец-прыгун был уже в нескольких шагах позади. Останавливаюсь, закуриваю. Слышу – прыгун меня зовёт. А ведь я знал, не стоило останавливаться. Поворачиваюсь к нему. Шапка ушанка, пальто, карманы которого набиты камнями, потёртые, заляпанные краской штаны – вот он отчаянный самоубийца. Редкая порода – если бы он только мог, заставил бы всех прыгнуть за собой. Глаза его блестят. Он болтает ногами так же беззаботно как ученик начальной школы. Кажется, ничего не происходит, будто сидит не на перилах, а за стойкой бара где-нибудь в центре города.
Стою в шаге от него.
- Толкните меня, пожалуйста, а то я сам никак не могу решиться.
- Нет.
- Но так будет лучше. Так будет лучше всем: моим родителям, жене, детям, собаке, кошке, цветам в горшках на подоконнике.
Молчу. Несколько ответов на его реплику я мысленно расправил, словно колоду карт. Но ни один из них нельзя назвать «идеальным». Ещё пристальнее всмотревшись в лицо незнакомца, в надежде увидеть хоть что-то способное помочь мне рассеять молчание, я понимаю, что ни разу в жизни ещё не видел таких пустых глаз. В них не было ничего кроме отблеска луны. Передо мною игрушка. Тряпичная кукла дикой ирреальной реальности. Он родился, чтобы прыгнуть. Его воспитали родители, обучили в школе, мировоззренчески сформировали в университете, он работал, растил детей, женился, и всё это ради того чтобы сегодня вот так просто прыгнуть, уйти на дно, захлебнуться.
Мне становится дурно. Наваливаюсь на перила, выдыхаю. Незнакомец сочувственно качает головой.
- На вот, глотни, – он протягивает мне бутылку, из которой пил сам, – я знаю на такое трудно согласиться. А ещё труднее осуществить. Но поверьте, это необходимо.
- Кому? – я жестом отказываюсь от бутылки.
- Всем. Тебе, мне, ему, ей, обществу, грубо говоря.
- Общество даже не подозревает о твоём существовании!
- Верно, тогда кому какая разница буду ли я до старости топтать асфальт в этом городе или же пойду на дно? Капитан должен погибнуть вместе с кораблём. Я сам себе капитан и сам себе корабль.
- Так если штурвал в твоих руках, то прыгай, прыгай сам без посредников. Я здесь ни при чём. Шёл мимо. Фактически меня вообще здесь сейчас нет.
- А где же ты?
- Там, – машу рукой куда-то в сторону, – в пятистах шагах от этого места, иду и ни о чём не подозреваю. И если бы не ты…
Я ставлю сумку на асфальт. На мгновение мне кажется, что его здесь нет. Присутствие незнакомца начинает действовать на нервы, каждая липкая фраза, произнесённая им, рассеивается облачками пара в ночном воздухе, но на меня действует как цикута. Поэтому, сознание, ища защиты от него, противоядия, предпочло стереть прыгуна из картины окружающего мира. Всего на секунду. Видимо на большее я не способен.
- Уходите, – это всё, что могу сказать.
- Толкните, и меня не станет. Через несколько минут вы забудете о том, что произошло.
- Уходите, это место теперь моё.
- Как это похоже на вас, людей, – в его голосе теперь чувствуется презрение.
- Да, мы считаем, что можем захватывать кусочки реальности. И если так, то никто не может противиться нашей воле. А что вы не человек?
- Я-то человек, но так подло никогда не поступал. Это место будит во мне воспоминания о чудных минутах молодости. Так дайте же мне умереть там, где я стал собой.
- Пожалуйста, прыгайте. Я даже могу вам заплатить, – действительно, за несколько минут этот самоубийца довёл меня до крайности.
- Толкнёте?
- Нет. Иначе это будет убийство.
- Тогда мы ещё поболтаем.
- Вы ещё хотите жить?
Пока незнакомец обдумывает вопрос, открываю сумку и беру первую попавшуюся пачку денег. Пытаюсь быстрее закрыть сумку, но замок ломается, а прыгун уже успел посмотреть мне через плечо.
- Откуда у вас столько денег?
Отвечать ему нет никакого желания.
- Я не могу поверить, что вы просто хотите умереть. Вот. Это вам. А я ухожу.
- Деньги не главное. Есть вещи важнее, – говорит он, пересчитывая банкноты. Перед этим он выбросил бутылку на тротуар.
Последнее что вижу – алчный блеск в его глазах. Ухожу, уверенно и быстро. Единственное, что мне нужно – это как можно скорее увеличить расстояние между мной и им. Ухожу. Последнее, что слышу – всплеск. Не такой громкий, как если бы падал человек, скорее упал какой-нибудь небольшой предмет, например пачка банкнот. Правильно, есть вещи важнее.