*** - parental advisory / содержит ненормативную лексику (18+)
ЭПИГРАФЫ:
"Создатель твари всей, себе на похвалу,
По свету нас пустил, как кукол по столу.
Иные резвятся, хохочут, пляшут, скачут,
Другие морщатся, грустят, тоскуют, плачут.
Вот так вертится свет, а для чего он так,
Не ведает того ни умной, ни дурак."
- Д.И.Фонвизин (1745 — 1792),
"Послание к слугам моим ШУМ-милову, Ваньке и Петрушке", 1764.
"Днем ужасно легко относиться ко всему круто, а ночью - это другое дело.» -
Эрнст Хемингуэй (1899 — 1961), «Фиеста», 1926.
"Я вчитываюсь в эти строки
И понять не могу, что в них скрыто,
Впиваюсь пальцами в снежный бетон
И оставляю крови следы..."
- Авторское: "Снежные ворота. Начало". 1985 г., наш 1-й поэтиеский Альбом
"Истоки. Кровь и Вино. По Вяземскому П. А." 1985-1987 гг.
***
Завтра опять будет снег. По крайней мере, согласно его прогнозу. Я думаю, что мне хотелось бы в этом убедиться. Сейчас, а не завтра. Не дожидаясь завтра...
Странные ощущения: чего бояться в мире, где все идет заведенным порядком? Я не могу дозвониться своей дочери. В сентябре ей исполнилось шестнадцать, она дева по гороскопу. Я почти уверен, что она еще дева. Не думаю, что истерика помогает сосредоточению, надо выбирать. Это природа, и мне кажется, что я весь до краев наполнен горячим чаем:
“Майский. Королевское® сафари. Черный чай в пакетиках. 25 двойных пакетиков с ярлычком (кокетливо как!). Индийская коллекция. Уникальный купаж чаев Севера и Юга (?). Имеет красивый, слегка раздвоенный красноватый настрой средней тяжести… Вкус… в чашку… "В чашу"[1] (Тов.-г-н. Юрий Поляков, привет!)... и дайте Высший сорт…” Дальше не могу разобрать... Сейчас?...
Тем не менее, холодно… Возможно, у меня жар. Я смотрю на термометр (как "лукавым оком злобный врач") ртутного столба. Если все накапливающиеся симптомы предвещают новый подъем-с-переворотом, то все опять опустеет, будет пустым сколько-то кому-то угодно как долго-то, без верха и низа, без правого и левого. И даже - без завтрашнего снега… "Я родился в семье профессиональных болтунов и потому ненавидел человеческую речь с самого начала. Я не любил слушать и не любил говорить. Задайте мне необязательный вопрос - и вы в черном списке."
Мой “SONY”[2] продолжает разговаривать сам с собой, "ицэсони". "Если я и выбирал что-то с вокалом, то непременно с японским или немецким. Непонятные слова незнакомых языков казались более осмысленными, чем весь тот ряженый "под павлина" мусор, который выезжал из ртов моих родителей по скользкой розовой конвейерной ленте. Родителей я толком не знал. Они были похожи на красивую одежду с зашитыми карманами, и если и имели за душой что-то, кроме умения говорить, то солнечный свет на это что-то не падал.
Наблюдая за ними, я понимал: два рыжих клоуна в границах одного брака - это слишком. Родители же считали меня недоразвитым. И у них были на то причины. Я молчал за завтраком, молчал в школе, молчал в бассейне, молчала в больнице, где меня лечили от подхваченной в бассейне кожной болезни, молчал за ужином, молчал во сне. Я даже думал исключительно образами, не словами." Мой новый лечащий врач, - Марта Петровна, - говорит, что это нормально, что так и должно быть. Так же говорила и Дина Апрелевна, -
а потом она ушла в декретный отпуск, это значит, что в ее матке что-то шевелится... Это нормально? Ну, не знаю, не знаю… Неужели и мне уготована такая участь? Он работает на одном и том же канале, тридцать восьмом – “Прогноз погоды”, и не умолкает никогда, даже когда я вытаскиваю так наз. "tellie-шнур" из "tellie-С'est'y". И даже когда "tellie-выкор-Чьо?-вываю" "tellie-пробки..."
А потом вытираю свои ладони о стену или о потолок. Это такое сладковатое омерзение: сначала как-то "tellie-lips-Co.", а потом раз – и потолок! Я уверен, что его это гложет, гложет, но как-то исподволь, неторопливо; он не в состоянии утешиться, даже если захочет... После длительных сношений, связанных с периодическими болями, он не противоречит сам себе, – словно речь идет все об одном и том же. Ах! - До чего же гнусно!... Я думаю, что это - прием, просто прием, - не способный и ребенка обмануть (Впрочем, это уже- Уильям Фолкнер[3]!)...
И-Он-не-умолкает-НИ-КА-ГДА!
Когда бывает такой ШУМ, лучше всего почистить зубы blend-а-"мьодом", пописать и лечь спать. "Погружаясь в себя все глубже, однажды я понял, что погружаться более некуда. В моей жизни не хватало кризиса. Я решил: чтобы преобразиться, нужно убить человека. Если я убью и сумею преодолеть чувство вины, это достаточным образом меня УСЛОЖНИТ. Внутри меня появятся ИЗЛИШЕСТВА, за которые можно будет уцепиться, чтобы как можно реже всплывать на поверхность. Я создам свой внутренний ШУМ, который будет сильнее всех других ШУМов, и перекроет все другие ШУМы. Я даже смогу обходиться без музыки."
Этой ночью я спал как убитый...
"Наряду с превращением мыслей в ситуацию драматизацией наиболее важным и своеобразным признаком работы сновидения является сгущение Но до сих пор нам еще ничего не известно о мотивах побуждающих нас к такому сгущению содержания."
"Человеку никогда и ничего не будет известно ни о каких мотивах Например почему я не пришел провожать ее? Почему - я -так и НЕ отпялил[4] ее?!..."
Рассказывая о своих снах, я не рисую акварелью, не пою караоке, даже не танцую, и даже не курю, а ведь я хорошо танцую гопак! ("Гей, хлопці, не будемо жлобами та станцюємо гопака[6]") Мне достаточно ВСЕГО лишь трибунки, небольшой такой алюминиевой трибунки на стройных ножках, на колесиках такой трибунки, она стоит в углу спальни, лицом к нему. От греческой фирмы "АО" ("Альфа и Омега"?).
Вечерами, около половины девятого, он сам провожает меня до нее, и идет на свое место, на свою полированную тумбочку. Никому не дозволяется царапать что бы то ни было на его тумбочке: когда Дымка, соседский котенок, британский шиншилла[7], принялся было выцарапывать на дверце обеими своими благородными туманно-альбионскими лапами простое восточно-славянское "***", - мы просто забили его насмерть.
"Я решился убить этого котяру, но вместо этого - женился. Я сделала это молча. Когда Нонна Дз. меня спросила, согласен ли я, - я кивнула... Супруга моя, - как и большинство женщин, имела два лица. Когда она хмурилась, она была похожа на немецкого аристократа, а когда улыбалась - на слабоумного. Она хорошо знала моих родителей. Я с ней почти не разговаривал.
Я молчал, и это его разозлило. Она ударила меня в лицо, и я, кажется, от нее ушел, - потому что обнаружил себя сидящим на чемодане рядом с маленьким причалом за чертой города. Нос мой был разбит, а на руках - кровь. На причале не было никого, кроме меня и старика с удочкой. В ногах у старика сидел большой черно-белый кот. Старик выуживал из покрытой радужными пятнами воды мелких рыбешек и бросал коту, который тут же их пожирал.
Мне сразу захотелось иметь такого кота. Я бы вырезал ему голосовые связки... Я вернулся за своим чемоданом. Старика не было. На поверхности моря плавала бамбуковая удочка. Я поднял чемодан - он был лёгкий - и побрел вдоль берега. Я переживал из-за кота, но вскоре о нем забыл. Прислушиваясь к мыслям, я добралась до эллингов, смотревшихся на пустынном пляже так же уместно, как горсть зубных протезов, рассыпанная по шелковой простыне.
Я встал и потащил вдоль берега отяжелевший чемодан. Пляж был бесконечен. Я потеряла счет времени. Солнце рывками меняло положение на небе, и однажды я заметила на песке чужую тень, которая путалась у меня под ногами, как голодный пёс. Так, оставляя за собой следы босых ног, я добрался до маленькой прибрежной гостиницы, которая вырастала прямо из песка.
В холле было тихо и пусто, за стойкой скучал портье с пятнышком красного соуса на манжете. Я жестами объяснил, что хочу остановиться в гостинице. Я не знал, есть ли у меня деньги, но, кажется, деньги были, потому что я обнаружил себя в номере, где на стенах и потолке, как в тюремной камере, расписались предыдущие постояльцы. «БЕЗ ПАНИКИ!» - значилось на выцветших обоях. На столике у кровати стояла ваза с хризантемами. Я лег на кровать и вспомнил, что тогда, на пляже, выблевал всех и вся.
Не знаю, сколько времени я провела в забытьи, но когда резкий стук в дверь пробудил меня, хризантемы в вазе уже увяли, и стол был усыпан лепестками. За дверью стоял человек."
А потом мы собирали осколки - британский котяра на поверку оказался фарфоровым... Кстати, на-на-х-холодильнике мы повесили, приклеили прозрачным скотчем, - я держал, а он лепил, - плакат Тёмы: перечеркнутое по диагонали красным скелетом запрещающего знака слово "XYZ": "У нас в помещении не матерятся!"[8] А ведь мы показывали его Дымке, предупреждали не один раз!
Я даже не знаю, красивый он или уродливый. Думаю, что он просто стальной, по крайней мере, так записано в его паспорте (что "цвет - стальной", - для тех, кто не верит), и уж наверняка электрический. Но то, что я вижу на его лице, это как зеркало: я вижу не его лицо, а, напротив, свое. Если я задаю ему вопрос, он не отвечает напрямую. Он почти никогда не отвечает. Конспиратор. Интересно, кто кого, в конце концов?...
Я могу рассмотреть его подергивания, - теперь могу. Я заметил это недавно, во время одного моего вечернего выступления. Тогда я спросил его по-японски:
“O-ops?”. А он сделал вид, что ничего не замечает. Но я-то знаю, теперь-то зна-а-аю!... Когда я просыпаюсь от его подергиваний, я сажусь верхом и пытаюсь угадать, на ком это я. Он ухмыляется. Совершенно по-дурацки! Ни дать, ни взять – Марта Петровна! Ба, да и она тоже!... Смотрю - на ее румяные щеки, которые заканчиваются где-то на макушке: Марта Петровна лысая, и он лысый тоже. Они даже не подождут, пока стемнеет!...
"В первый день слежки я вел себя как шпионы в кино: разглядывал витрины, делал вид, что завязываю шнурки, покупал газеты в киосках. Я боялся, что рано или поздно ты обернешься и посмотришь мне прямо в лицо. Ты ни разу не обернулась. Ты ходила, глядя себе под ноги, и не обращала внимания на окружающий мир.
Я ходил за тобой следом. Из дома в школу, из школы - в бассейн, из бассейна - в больницу, где тебя лечили от подхваченной в бассейне кожной болезни, из больницы - домой. В конце концов, я так осмелел, что стал держаться за тобой в двух шагах, буравя взглядом затылок.
Если бы я знал, что за тем первым днем последуют шесть лет бессмысленной слежки, что бы я сделал? Сбежал бы? Нет. Мне действительно нужны были деньги. Всего несколько дней (и бесприютных ночей) назад я сошел с поезда со стареньким чемоданом в руке, и этот чемодан с неудобной кожаной ручкой был моим единственным островком суверенитета в незнакомом городе. Я никого здесь не знал, никто не хотел знать меня.
Я часто подумывал о том, чтобы бросить слежку и пойти домой - ведь ничего все равно не случится. Но я этого не делал. Вдруг твой отец меня проверяет? Вдруг он нанял еще одного человека, чтобы тот следил за мной, и еще одного - чтобы тот следил за тем, что следит за мной.
И еще, и еще, и еще:...
- Что, если нас таких тысяча, миллион, и все мы ходим за тобой строем?
- Что, если все люди на улицах так или иначе участвуют в слежке?
- Что, если все движение в этом городе задается ритмом твоей ходьбы?
Потом мне стало казаться, что никакой тебя "на самом деле" - нет.
Я выдумал тебя, чтобы придать своей жизни смысл. Ты - просто пятнышко у меня на сетчатке. "Сетчатка – это защита от догадки, которую будит в нас почти каждый звук, и от времени; видишь, что показывают часы на Санкт-Петере, а часы всегда показывают сию минуту. Защита от воспоминания и его пропастей. (Гантенбайн[9] рад, что он не в самом деле слепой.)"
Я стыдливо опускаю глаза. И слышу дыхание, их дыхание, теперь в унисон! Подпрыгиваю с "того-(той[10]?!)", - на ком я только что сидел (лежал... стоял...[11]) верхом (обхватив груди и на ушах - соответственно) и, забегая за трибунку[12], становлюсь лицом к ним и достаю свой конспект. “Ме-ня-НЕ-на-Yeah!-beau-ш-ш-ь!..”[13] – постукиваю указательным пальцем по столешнице и, кажется, срываю ноготь. Радуюсь: страховой случай, заплатит "Росно"[14] - тыщь тридцать!
Одна большая лысая стереоухмылка - о, как они оба довольны! Ее когда-то белоснежный, а теперь извозюканный, весь в багровых кровоподтеках халат, выделяется радостной, ОТТРАХАННОЙ, - во время ее месячных, - одним угрюмым Южно-Осетинским [Географо-Этно-Историческая справка Автора: ЮЖНАЯ ОСЕТИЯ(ЮОАО; КУДАРИЯ) - Не второ-, а даже - третье-сортное "банановое" и карликовое псевдо-государство на территории северных высоко-горных земель Грузии, aka: Georgia, aka: Кикелия, - "освобожденное" ро-SS-ийскими "мир(р)о!-твор(е)ц!-ами" в августе 2008 года, - с "печаль-надеждою" когда-нить "при-Сово-купи!-ццо" к Северной Осетии, aka: РСО-Алания, aka: Ирыштон, со столицей в во Владикавказе, aka: BloodyKavkaz, с ее - "печаль-надеждою" последней - когда-нить "при-Сово-Купи!-ццо" к эР-эФ-ии. Територия обитания 9англ.: "dwelling" полудиких Кударцев(aka: Къыударон), - третьесортных, - после Иронцев и Дигорцев - этнических ("скифо-сармато-)осетин(-алан"). Историческая pra-РодЫна "Йешо Чарышти", aka: "Иисус Христос", а также - "Сралина(Сталина; Джугаева(-швили)", хотя и незаконнорожденного, Къыударца!... (См. також осет.: АЛАНДОН, БАРБАРОССА, КОКОЙТ(А)Ы, ТФОЙИ, ФАЕНДЫР и ШЭРСТЬ - в Словаре "СЫРЯЪ, 2020, - примечание Автора.)...
...быком-производителем, и потому одуревшей от такой ЕБЛИ-С-ПЛЯСКОЙ[7] цирковой зеброй на фоне ярко-желтой, в подсолнухах ("...Ах, береги МОИ подсолнухи!...", Наташа Королева!...[15]), стены.
Эх, - одеть бы ее поприличней, - скажем, в костюм известного своей вязаной жилеточкой профессора Беляева[16] (того самого ведущего "Погоды", ага!...) и заменить бы ей зубы, изъеденные кариесом[17] - все, ВСЕ зубы… Ведь так мало нужно, чтобы они были счастливы вдвоем!...
"Я выжидал, когда ты станешь мастурбировать у себя в комнате, и сам мастурбировал в это же время на другом конце города. Я тебя СЛЫШАЛ. Я стал получать удовольствие от работы. И, конечно, это не могло длиться вечно. Я пошел домой. Я курил сигарету за сигаретой и думал, чем стану заниматься теперь, когда все кончилось. Вру. Я думал о тебе. О твоей походке, о твоей спине, о твоем затылке - о том, чего больше никогда не увижу.
Позже был кариозный отель, который вырастал прямо из песка. Ты скрылась внутри. Мне трудно было снова терять тебя из виду, и все-таки я выждал десять минут, прежде чем пойти следом. Десять минут - три сигареты. Тесный, застеленный красным ковровым покрытием холл был пуст. Я заглянул за стойку регистрации, уже зная, что там увижу... От запаха меня замутило...
Портье лежал на полу. Я снял трубку липкого черного телефона и набрал номер.
Я сообщил название отеля и номер, в котором ты остановилась. Я узнал, в каком ты номере, потому что рядом с гвоздиком, с которого ты сняла ключ, осталось красное пятнышко. Не сказав больше ни слова, я положил трубку. Я чувствовал себя предателем.
Он прибыл девять сигарет спустя. Я спрятался от него за диваном. Обивка дивана воняла потом и кремом для загара. Он даже не заглянул за стойку - напрасно я пачкал пиджак, перетаскивая пустого портье в служебное помещение, - он сразу поднялся наверх, прыгая через ступеньку. Я не пошел за ним следом. Я знал, что ты справишься. Я прикурил последнюю сигарету, затянулся и бросил ее на ковер. Дождавшись, пока займется пламенем журнал регистрации, в который ты почему-то вписала мое имя, я пошел за тобой.
Утро приведет одного из нас в чувство. Я лег спать и посреди ночи проснулся от удара в лицо. Удар в лицо мне приснился, но кровь из разбитого носа текла настоящая. Я понял, - с тобой что-то случилось."
Я наконец-то дозвонился дочери. Она говорит, что прогуляла занятия. Не хочу об этом думать...
"Очень легко быть крутым днем ночью это совсем другое дело." Когда я остаюсь tete-a-tete с бессонной ночью ("J'ai mal a la tete[16]!"),- я иногда перелистываю свой настольный перекидной календарь. Цитаты, наброски стихов, "мысли в штанишках"... Я не перечитываю старые письма, - нет, - я не храню их долго.
Потом я беру бумагу и ручку и пытаюсь работать Я пытаюсь отогнать воспоминания в конце концов прошлого нет есть только будущее и настоящее это наступающее будущее а не продолжающееся прошлое я пытаюсь..."
Стемнело. Они опять заговорили наперебой, теперь уже втроем: "Сони", Дина и Беляев. У меня уже "sleep-аются" глаза:
"На улице дубакЪ, в конторе холодЪ тоже,
Глаза sleep-аются, но лягу через часЪ...
НапротивЪ зеркало. Знакомая в немЪ рожа!...
И лень стихи писать... В натуре, без прикрасЪ…"
...Я зеваю. Я допиваю свой, - а чей же еще?, - чай с мёдом и сплевываю модный в за-МКАД-ье "blend-а-med" - и мёд! - в от души переполненную пепельницу, как и - насквозь протухшую "минетницу-минетчицу"...
(Да Вы послушйте же меня сейчас[17]:...
"Сосед с топором // По квартире мечется: //
Думал, дочка — комсомолка, // А она — минетчица!"
"Местная буфетчица — // Лучшая минетчица! //
Чаевые не берёт, — // Дура, а не лечится!"
"Весь торговый народ, похоже, был экипирован машинками для снятия отпечатков, включая и уличных минетчиц." - В. П. Аксёнов, «Негатив положительного героя», 1996 г.
"Москва не Ялта, на центральном проспекте не спросишь: а где сейчас Наташка-минетчица?" - Вадим Громов, «Компромат для олигарха», 2000 г.
" — И на том спасибо, хоть в пятидесятирублёвые минетчицы не записал!…" - Анатолий Мельник, «Авторитет», 2000 г.)
«Приучил ее к минету!..».
«Что за шум, а драки нету?..»[]
...уходящего дня...
"Колыбель качается над бездной. Заглушая шепот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь – только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями. Разницы в их черноте нет никакой, но в бездну преджизненную нам свойственно вглядываться с меньшим смятением, чем в ту, к которой летим со скоростью четырех тысяч пятисот ударов сердца в час.
Я знавал, впрочем, чувствительного юношу, страдавшего хронофобией и в отношении к безграничному прошлому. С томлением, прямо паническим, просматривая домашнего производства фильм, снятый за месяц до его рождения, он видел совершенно знакомый мир, ту же обстановку, тех же людей, но сознавал, что его-то в этом мире нет вовсе, что никто его отсутствия не замечает и по нем не горюет.
Особенно навязчив и страшен был вид только что купленной детской коляски, стоявшей на крыльце с самодовольной косностью гроба; коляска была пуста, как будто «при обращении времени в мнимую величину минувшего», как удачно выразился мой молодой читатель, самые кости его исчезли."[18]
Завтра опять - будет снег...
ЗЫ: "Моя огромная Больничная палата,
Бинты да вата, снег,... Бинты да вата...
Душе показана Постельная гимнастика.
Унылым оком Мудрый Врачъ,
Лукавым оком Злобный Вра(ль)чь -
Глядит на градусник...!
.... .... .... ...
.... .. ....
Карта дорожная уже изучена,
Ну, так все правильно, Поэт,
Ну, так все верно же, - Поэт! -
Стрела - ЗАПУЩЕНА!...[19]"
***
ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА:
[1]. СОНИБОЙ -
[2].
[3].
11 декабря 2005 г., г. Москва, РоSSия.
Последняя редакция:
11 декабря (Ну надо же" - Какое совпадение?!...) 2020 г. г. Бровары, Украина.