Поэты и их любители гл. 11 из книги ингуши, карабахцы, геология

Кирилл Михайлович Алексеевский
 ПОЭТЫ И ИХ ЛЮБИТЕЛИ (Гл. 11 из книги « Ингуши, карабахцы, геология)

 Хо­чет­ся сде­лать один штрих к ха­рак­те­ри­сти­ке гор­цев, став­ших мо­ск­ви­ча­ми. Со сво­им дру­гом - про­фес­со­ром С.Г. Ва­са­нае­вым мы при­шли на кон­церт Гроз­нен­ско­го Ан­самб­ля. У ве­шал­ки (где на­чи­на­ет­ся те­атр!) я раз­де­ва­ясь, уро­нил с бор­ти­ка зон­тик мо­ло­дых вай­на­шек, положенный ими на бортик вешалки и стал на­ги­бать­ся, опи­ра­ясь на кос­тыль, что­бы под­нять. Про­фес­сор рез­ко схва­тил ме­ня за боль­ное, по­ло­ман­ное в аварии, пле­чо.
 -Это не Ва­ше де­ло! Мо­ло­дые под­ни­мут! Ста­ри­ку не по­ло­же­но.
Чис­то по-че­чен­ски ре­шил, что его друг пусть боль по­тер­пит, но честь со­хра­нит!
 Так вот имен­но и вос­пи­ты­ва­ет­ся ува­же­ние к стар­шим, что на­прочь от­сут­ст­ву­ет у со­вре­мен­ных рус­ских... Дол­жен с гру­стью ска­зать и у об­ру­сев­ших ар­мян, мо­их ка­ра­бах­ских брать­ев, ува­же­ния к стар­шим су­ще­ст­вен­но мень­ше та­ко­во­го у вай­на­хов. На со­б­ра­ни­ях Мо­с­ков­ской ар­мян­ской об­щи­ны вы­слу­шать стар­ше­го, да­ле­ко не все­гда хва­та­ет вос­пи­тан­но­сти.
 В от­ли­чие от ар­мян­ской ди­ас­по­ры, Вай­нах­ская об­щи­на Мо­ск­вы име­ет пусть без­вла­ст­ный, но ав­то­ри­тет­ный Со­вет Ста­рей­шин. И ко­гда член это­го Со­ве­та вы­сту­пал в Ме­мо­риа­ле, мои со­се­ди, вай­на­хи за­мол­ка­ли, че­го ар­мя­не де­ла­ли ред­ко во время выступлений своих стариков-академиков...
 Мораль народа видна лучше всего в стихих и песнях его, даже если поэт пользуется не своим родным языком. Переводные стихи – невольно дают симбиоз автора с переводчиком, что не всегда улучшает понимание духа автора.
 Учи­тель Дже­рах­ской сред­ней шко­лы Рам­зан Цу­ров, наш доб­ро­воль­ный по­кро­ви­тель - ав­тор чу­дес­ных сти­хо­тво­ре­ний, про ко­то­рые член Сою­за со­вет­ских пи­са­те­лей, то­же рус­скоя­зыч­ный, уже мас­ти­тый по­эт, ав­тор пя­ти книг сти­хов, Се­да Вер­ми­ше­ва, ко­рот­ко ска­за­ла: “Доб­рот­ные, зре­лые. Жаль, что рос­сий­ская ин­тел­ли­ген­ция за­чах­ла, сил у нее хва­та­ет на фи­зи­че­ское вы­жи­ва­ние да тол­кот­ню за ме­сто под солн­цем, вме­сто сво­его де­ла соз­да­вать или хо­тя бы из­да­вать хо­ро­шие ве­щи”.
 Се­да - урожденная княжна Аргутинская-Долгорукова, кров­но оза­да­че­на бедой своей большой Родины и горем ма­лой - Ар­ца­ха, Ар­ме­нии, разъединенных и бло­ки­ро­ван­ных сунитской Тур­ци­ей и шиитскими мусаватистами Азер­бай­джа­на при мол­ча­ли­вом со­дей­ст­вии православных Рос­сии и Гру­зии. Пе­ча­тает эко­но­ми­че­ские и по­ли­ти­че­ские об­зо­ры, по­ка­зы­ваю­щие вза­им­ные ин­те­ре­сы Армении и пре­дав­шей её Рос­сии, при­зы­вает кол­лег-эко­но­ми­стов к ми­ру, под­держ­ке ко­лы­бе­ли хри­сти­ан­ской ци­ви­ли­за­ции, сво­бо­до­лю­би­во­го Ар­ца­ха, форпоста на пути пантюркизма. Ак­тив­но со­труд­ни­ча­ет в рус­ско-ар­мян­ском жур­на­ле “Диа­лог”. (Он, по­ка эта кни­га ждала издания, ра­зо­рил­ся и за­крыл­ся. Не пу­тать с Буз­га­лин­ским марксистским, поя­вив­шем­ся не­дав­но и процветающим). Только всеобщим поглупением населения России можно объяснить невнимание к аргументированным доводам Седы по поводу антинародной политики наших правителей в нефтяной сфере.
 Правители - это ясно - исходят из сугубо личных, шкурнических интересов, но народ, ученые России - куда смотрят? Статьи на полный разворот газеты - все-таки изданные - не замечают!
 По­эт из Се­ды про­би­ва­ет­ся и че­рез по­ли­ти­че­ский же­ле­зо­бе­тон:
...Уничтожает мир меня
Я от­ве­чаю
Тем же...
Ос­та­но­вить не в си­лах я
Вра­ж­ды.
И нет на­де­ж­ды
Оч­нуть­ся в преж­нем
Ес­те­ст­ве
(И в преж­нем есть
Изъ­я­ны...)
Чтоб жить со всем жи­вым
В род­ст­ве,
За­ли­зы­вая
Ра­ны.
..........
Я сно­ва всту­паю
В сти­хи,
С тро­пи­нок по­ли­ти­ки
Же­ст­ких.
Ша­ги мои сно­ва лег­ки,
Но опы­та в них
От­го­ло­ски.
 Ни ве­ры в вер­хов­ную власть,
Ни в друж­бу ве­ли­ких
На­ро­дов. -
На­елась я лжи этой всласть,
С по­жух­лых чу­жих
Ого­ро­дов...

 Сэ­да Вер­ми­ше­ва- трез­вый по­ли­тик, че­ст­ней­ший че­ло­век, а мне - боль­шой друг и по­то­му я очень ве­рю в ее по­эти­че­ские, а еще больше - че­ло­ве­че­ские оцен­ки. Три сти­хо­тво­ре­ния Рам­за­на, при­ве­зен­ные мной, опуб­ли­ко­вал жур­нал “Но­вый Ва­ви­лон”. При­ве­ду еще вот эти:

 СТАР­ШИМ БРАТЬ­ЯМ
 “ Все Вам под­вла­ст­но, но все ж не под­вла­стен Вам Бог!”
 Ру­бен Да­рио. Руз­вель­ту
Кровь, без­до­мье тя­го­ст­ной не­во­ли,
Ад зем­ной не дол­жен по­вто­рить­ся.
Серд­це не вы­дер­жи­ва­ет бо­ли,
И ус­та­лый, я хо­чу сми­рить­ся.
Бы­ло вре­мя - не бо­ясь за­пре­тов
И иной то­ми­мый жа­ж­дой стран­ст­вий,
Осед­лав­ши ди­кую ко­ме­ту,
Я ле­тел по звезд­но­му про­стран­ст­ву
А те­перь ищу по­коя толь­ко.
Жить - не вое­вать, не не­на­ви­деть...
Нет от­ра­ды в тем­ной жиз­ни вол­ка,
Бью­ще­го­ся в бо­ли и оби­де.
Не сби­ва­ясь, яс­но­го яс­нее
И вер­нее, чем Ма­киа­вел­ли,
Дам со­вет я, как дой­ти до це­ли,
К твер­дой вла­сти над ду­шой мо­ею:
Что­бы сло­во гро­мом про­зву­ча­ло
И не­нуж­ный пал ми­раж - сво­бо­да,
По­га­си­те солн­це для на­ча­ла
И лу­ну сни­ми­те с не­бо­сво­да.
Зал­па­ми из пу­шек даль­но­бой­ных
Сбив, по­ставь­те Си­ри­ус на Кремль
Вос­кре­си­те хоть на миг по­кой­ных
Хоть на миг ос­та­но­ви­те вре­мя.
Ес­ли бу­дет по пле­чу за­да­ча
Вам все­силь­ным, ста­ну жить лег­ко я
И сми­рюсь на­ве­ки, а ина­че -
Лишь мо­ги­ла бу­дет мне по­ко­ем.
Зна­чит, слов уже не нуж­но лиш­них.
Есть удел - за свет и ве­ру пав­ших.
Все ре­шил и все ре­шит Все­выш­ний,
Вас соз­дав­ший и ме­ня соз­дав­ший.
На­все­гда - пол­ки не­ров­ным стро­ем
Вста­ли - лжи и прав­ды, тьмы и све­та,
Мне ос­та­лось - толь­ко быть ге­ро­ем,
Мне ос­та­лось- толь­ко быть по­этом.

 Рамзан Цуров был воином, противостоящим националистическому изгнанию ингушей из Пригородного района Владикавказа и левобережных деревень. Изгнанию, через год позже начала в 1991г. аналогичного изгнания армян Арцаха и полгода спустя после полновоенной (с танками, артиллерией и самолетами), лета 1992г.
 В 1991 году армян из их домов в изгоняли азербайджанцы бакинского омона, при поддержке Кировобадской дивизии, летом 1992 года, для оккупации северо-западной части Нагорно-Карабахской Республики применившей, все огневые средства и танковые подразделения.
 65 тысяч всех возрастов ингушей в ноябре 1992 года – изгоняли мощным ударом национальных формирований Осетии (бригада Ир, гвардия, владикавказский ОМОН) курсантов, при значительной поддержке дивизий Дон и Псковской, отрядов терских казаков, осетинского ополчения. Общее число карателей - 68 тысяч в полном вооружении, с поддержкой танков, ведущих настоящую войну против мирного народа.
 В обоих случаях изгнания точней следует называть геноцитом по способу и целям. К чести Рамзана – он, школьный учитель, ударжал своих соплеменников от расправы над захваченными пленными осетинами, в том числе и женщинами, что привлекло их на сторону ингушей и позволило расстаться с ними как с гостями после размена пленными. Убито 474 ингуша, без вести пропало 837. Велика Россия, неисповедимы намерения её правителей. Трудно найти правду, трудней довести её до народа. Но гибель 1300 душ из 16 тысячного народа – забыть невозможно.

 Учитель вни­ма­тель­но рас­смат­ри­вает жизнь зем­ля­ков-кав­каз­цев сре­ди иных пле­мен в ус­ло­ви­ях на­ро­ж­даю­щей­ся вол­ны шо­ви­низ­ма, опять хлестанувшей его народ и прогрессивных кол­лег-мыс­ли­те­лей. У не­го ро­ди­лись гру­ст­ные биб­лей­ские сти­хи.

 ИЗ­ГНАН­НИ­КИ
Ба­зар бро­са­ет кам­ни в муд­ре­ца,
И дик тол­пы не­ве­же­ст­вен­ной пыл.
Не тер­пит не­обыч­но­го ли­ца
Тол­па, и знаю, что от ве­ка был
Го­ним за пре­сту­п­ле­ние и ложь
Один из сот­ни из­гнан­ных за то,
Что ка­ж­дый был так стран­но не­по­хож
На всех и без на­деж­но­сти “свя­той”.
Из­гнан­ни­ки - а пре­ж­де ко­ро­ли
В уе­ди­не­нье пла­ка­ли на­взрыд,
Уз­нав­ши прав­ду су­ет­ной зем­ли,
На ко­ей да­же воз­дух го­во­рит:
....Но ес­ли ты под­ни­мешь меч - убить
Сто­гла­зую уверт­ли­вую ложь,
То знай, те­бе пра­ви­те­лем не быть
На­век уй­дешь или на­век ус­нешь.
И, прочь го­ним, стоя­щий на сво­ем
Скры­ва­ет­ся, не­ся пе­чаль по­терь...
И сла­вен бу­дешь, от­кры­вая дверь
То­му, кто в этот час при­шел в твой дом.

 Про­зор­ли­вым взгля­дом по­эта вид­на гне­ту­щая тщет­ность по­пы­ток де­мо­кра­ти­зи­ро­вать Рос­сий­ское об­ще­ст­во как в це­лом, так и по час­тям. Ото­рвав­шие­ся от Рос­сии кус­ки-рес­пуб­ли­ки взра­сти­ли недобрую соб­ст­вен­ную эли­ту, а на­род от это­го ма­ло что вы­иг­рал, но мно­гое про­иг­рал. Кров­ная частица реа­би­ли­ти­ро­ван­но­го и уже опять без­вин­но на­ка­зан­но­го на­ро­да, по­эт, тщет­но меч­та­ет об ос­во­бо­ж­де­нии его, но опа­са­ет­ся иных це­пей, ко­то­рые хо­чет ви­деть раз­би­ты­ми хо­тя бы в кон­це сво­ей жиз­ни:

Слов­но ночь, опус­ти­лась на зем­лю тще­та...
Не тру­дись, с ни­ще­тою род­нись, ни­ще­та.
Я не знаю, за­чем, и не пом­ню, ко­гда,
Слов­но ночь, опус­ти­лась на зем­лю тще­та.
От зем­ли от­да­лен­ней чем звез­ды зем­ля,
Но зем­ля на­тя­ну­лась, це­пя­ми зве­ня.
Дай же Бог, хоть ду­ше от­ле­тев­шей мо­ей,
Ис­че­зая уви­деть об­лом­ки це­пей.

 Рам­зан стал по­этом, не от­ка­зы­ва­ясь от борь­бы и про­сто­го, чер­но­во­го де­ла. Это от­ра­же­но в его об­ра­ще­нии к близ­ко­му по ду­ху по­эту, по­гиб­ше­му в труд­ной чер­но­вой ра­бо­те по унич­то­же­нию гитлеровского фа­шиз­ма. Её широко признали после его смерти.

 АН­ТУА­НУ ДЕ СЕНТ ЭК­ЗЮ­ПЕ­РИ
Вне­зап­но по­се­тив мое жи­ли­ще,
Как плу­гом в по­ле вы­бро­шен­ный клад,
Та­кую дал уму и серд­цу пи­щу -
Ты, умер­ший так мно­го лет на­зад.
В стра­не мо­ей, где смерть и пе­пе­ли­ща,
Ты не был, мой да­ле­кий друг и брат,
Но в дни, ко­гда во­круг раз­вер­зся ад,
Я твой не­тлен­ный, жар­кий го­лос слы­шу
“В тя­же­лый час в бою не жди со­ве­та
И пер­вым будь, в от­ва­ги плащ оде­тый,
И ста­лью встань у жиз­ни на краю.
Ко­гда уже с по­зо­ром по­ра­же­нья
Сми­рят­ся все, ты про­дол­жай сра­же­нье
Один, как Бог, за Ро­ди­ну свою!”

 Мы рас­ста­лись с Рам­за­ном Цу­ро­вым на­ка­ну­не су­ма­сброд­но­го на­па­де­ния не­ле­галь­ных (?) тан­ко­вых ко­лонн РФ на Гроз­ный. Чув­ст­во­ва­лась гро­за, ни­кто не мыс­лил, что она при­ве­дет к до­б­ру ка­кую-ни­будь сто­ро­ну, хо­тя вид­но бы­ло, что ру­ко­во­дство Рос­сии си­лой всех сво­их вет­вей вла­сти мак­си­маль­но ос­корб­ля­ет че­чен­цев и осо­бен­но - рус­ско­го ге­не­ра­ла Джо­ха­ра Ду­дае­ва, отказавшегося переприсягать, пы­таю­ще­го­ся за­щи­тить свой ма­лень­кий на­род от обид со сто­ро­ны сво­его боль­шо­го. По­эт же ви­дит в си­туа­ции её кро­ва­вую сущ­ность. Че­чен­ская вой­на Ель­ци­на то­гда еще толь­ко над­ви­га­лась, но по­эт пе­ре­жил мак­си­мум Осе­ти­но-Ин­гуш­ско­го «кон­флик­та», пред­вест­ни­ка ее. А кровь и вра­ж­да не уни­ма­лись.

За крат­кую сла­ву, за мел­кую власть и по­чет
Баг­ря­ная кровь в по­мут­нев­шие ре­ки те­чет.
И нет уже тех, кто су­мел бы се­бя по­бе­дить,
Не быть Алек­сан­д­ру уже, Дио­ге­ну не быть.
И в сму­тах стра­стей и бес­слав­ной вой­ны
О жел­той пус­ты­не мне снят­ся спо­кой­ные сны.
 
 По­эт ро­дил­ся в чу­жом, но то­гда спо­кой­ном Ка­зах­ста­не. Вы­го­рев­шие ле­том зо­ло­тые бес­край­ние сте­пи Са­ра-Ар­ка, оши­боч­но на­зы­вае­мые пус­ты­ней, пред­став­ля­ют­ся на его Боль­шой Ро­ди­не спо­кой­ным, жел­тым оа­зи­сом в мо­ре кро­ва­вых стра­стей, ко­то­рые с при­вле­ка­тель­ны­ми ло­зун­га­ми раз­го­ре­лись под ви­дом “Пе­ре­строй­ки” на не­дав­но спо­кой­ных про­сто­рах Рос­сии. Мне, в по­эзии не ис­ку­шен­но­му, нра­вят­ся пат­рио­тич­ные, с бо­лью за толь­ко что на­не­сен­ную оби­ду, сти­хо­тво­ре­ния это­го за­ме­ча­тель­но­го школь­но­го учи­те­ля, рус­скоя­зыч­но­го по­эта, ин­гу­ша.
 На об­ще­ст­вен­ной ни­ве судь­ба све­ла ме­ня в бы­ту, а не на стра­ни­цах кни­г, еще с од­ним по­этом. На за­ре пи­кет­ных вы­сту­п­ле­ний про­тив раз­жи­га­ния не­на­вис­ти в Ка­ра­ба­хе и При­бал­ти­ке. У Бе­ло­го до­ма, где был еще не рас­стре­лян­ный пре­зи­ден­том “пар­ла­мент”, в не­боль­шой куч­ке став­ших зна­ко­мы­ми лиц встре­ти­лось щу­п­лое жен­ское су­ще­ст­во, упо­р­но про­ти­во­стоя­щее не­лас­ко­вой по­го­де. Ря­дом жа­лась то­же не­важ­но уте­п­лен­ная ма­лыш­ка, с еще бо­лее тем­ны­ми во­ло­си­ка­ми и уголь­ка­ми глаз, тем­ны­ми, но еще не та­ки­ми жут­ко жгу­чи­ми, как у ма­мы. Кав­каз­ское влия­ние бы­ло за­мет­но по сдер­жан­ной дис­ци­п­ли­не их взаи­мо­от­но­ше­ния. В раз­гово­ре ока­за­лось, что они не­дав­но вер­ну­лись из Виль­ню­са, а не с Кав­ка­за! По­жар бо­лее жар­ко вспых­нул то­гда имен­но у спо­кой­ных при­бал­тов!
 Че­рез не­сколь­ко дней и пи­ке­тов - мо­ло­денькая со­труд­ни­ца ФИА­На, при­шла без дев­чуш­ки. Ока­зы­ва­ет­ся - доч­ка еще не со­всем вы­здо­ро­ве­ла, и для по­куп­ки ле­карств при­шлось взять­ся про­да­вать га­зе­ты в элек­трич­ках. Под­ра­бот­ки с тех­ни­че­ски­ми пе­ре­во­да­ми - нет.Зарплату науке задержали – физики стали не нужны воссевшим в правительственные кресла. С ут­ра по­рань­ше вы­стоя­ла оче­редь за пач­кой “Из­вес­тий”, при­хва­ти­ла не­мно­го “Не­за­ви­си­мой”. Но не­удач­но - мо­гу­чие бри­тые недоросли вы­слу­шав ее рек­ла­му в ва­го­не, по­до­ж­да­ли в там­бу­ре, по­тре­бо­ва­ли вы­руч­ку и при­гро­зи­ли, что в сле­дую­щий раз - вы­бро­сят на хо­ду. Строй­ная не­взрач­ная ма­лыш­кина мама на­щу­па­ла в кар­ма­не уче­ни­че­скую то­чил­ку, вы­толк­ну­ла лез­вие, на­пру­жи­ни­лась в уг­лу и ста­ла мол­ча ожи­дать на­па­де­ния на­силь­ни­ков, сжи­мая ле­вой ру­кой сум­ку с ос­тав­ши­ми­ся га­зе­та­ми (день­ги на ле­кар­ст­ва для до­чур­ки), а пра­вой - “пред­мет са­мо­обо­ро­ны”. Она зо­диа­каль­ный Скор­пи­он, ей не за­ни­мать храб­ро­сти и ре­ши­мо­сти даже при чудовищьной разнице сил.
 Оче­вид­но, в чер­ных гла­зах, от­кры­ваю­щих дру­гой мир за­гля­нув­ше­му, им ни­че­го доб­ро­го не уви­де­лось. По­пя­ти­лись. А тем вре­ме­нем, на пло­щад­ку, к мол­ча­ли­во на­блю­дав­шим эту сце­ну взрос­лым рус­ским му­жи­кам, из ва­го­на вы­шла тол­па и де­ти­ны вы­ско­чи­ли в от­крыв­шие­ся на ос­та­нов­ке вы­ход­ные две­ри, бро­сив на про­ща­ние:
 -Дру­гой раз не по­па­дай­ся, чер­но­жо­пая!
 Вско­ре в на­шем ин­сти­ту­те, где я в сво­ем быв­шем ка­би­не­те но­че­вал ка­ж­дую тре­тью ночь, но уже не в ка­че­ст­ве на­уч­но­го со­труд­ни­ка, а сто­ро­жем, за “ми­ни­маль­ную” зар­пла­ту (на не­де­лю скуд­но­го пи­та­ния), толь­ко что ос­во­бо­ди­лось еще од­но ме­сто сто­ро­жа: пен­сио­нер, то­же кан­ди­дат на­ук, уе­хал из Мо­ск­вы. Фи­зич­ка со­гла­си­лась под­ра­ба­ты­вать ноч­ной сто­ро­жи­хой. В от­де­ле кад­ров ин­сти­ту­та уди­ви­лись ее пас­пор­ту. В строч­ке “на­цио­наль­ность” у нее зна­чи­лось “не­рус­ская”. Но мой друг, наш ко­мен­дант, уго­во­рил не при­ди­рать­ся. Ока­за­лось, вер­нув­шись до­мой по­сле стыч­ки с би­тю­га­ми, да еще под впе­чат­ле­ния­ми под­ви­гов рус­ско­го ОМО­НА в Ри­ге - она на­шла под­хо­дя­щие чер­ни­ла и до­ба­вив час­ти­цу “НЕ”, от­го­ро­ди­лась от опо­зо­рен­ной ими на­ции. По­том я уз­нал, что не­взрач­ное тель­це с ко­лю­че-про­валь­ны­ми гла­за­ми, скром­ный и уди­ви­тель­ный че­ло­ве­чек, ко все­му про­че­му еще и са­мо­ро­док-по­этес­са, Л.Е. С чет­ко вы­ра­жен­ной бо­лью за свою боль­шую Ро­ди­ну, пе­ре­жи­ваю­щую не луч­шие вре­ме­на.
 По­зво­лю се­бе при­вес­ти две ци­та­ты из ее пись­ма к Рам­за­ну, по­сле про­чте­ния его сти­хов, при­ве­зен­ных мною в Мо­ск­ву, но так и не “уст­ро­ен­ных” в пе­чать. Она пе­ре­да­ла мне свое по­сла­ние ему, по­сколь­ку на­ме­чал­ся сле­дую­щий мой при­езд в Ин­гу­ше­тию, но вой­на по­ме­ша­ла это­му и я, не бу­ду­чи уве­рен, что пись­мо дой­дет до ад­ре­са­та, снял ксе­ро­ко­пию.
 Ха­мад Кур­ба­нов, обе­щав­ший пе­ре­дать его, был ве­ро­лом­но убит па­ла­ча­ми Дай­не­ки­на ря­дом с ге­не­ра­лом Ду­дае­вым на пе­ре­го­во­рах с ру­ко­во­дством РФ. Ни­ка­ко­го от­ве­та Р. Цу­ро­ва на по­сла­ние мне не из­вест­но.
 Письмо боль­шое, ин­те­рес­ное, сим­па­ти­зи­рую­щее но­вым для нее лю­дям, гор­цам, но я при­ве­ду из не­го ка­пель­ку: ...“Я, ка­жет­ся, очень мно­гое по­ня­ла с по­мо­щью этих сти­хов. Они за­став­ля­ют по­чув­ст­во­вать, что лю­ди жи­ву­щие в го­рах (я ни­ко­гда не ви­де­ла гор да­же из са­мо­ле­та) и вы­ну­ж­ден­ные но­сить ору­жие - это ни­ка­кая не эк­зо­ти­ка, не ки­но, а та­кие же лю­ди, как и боль­шин­ст­во во­круг ме­ня”. “...мно­го лет не чи­та­ла та­ких хо­ро­ших сти­хов, с та­ким аб­со­лют­ным чув­ст­вом язы­ка”. ”Боль­шин­ст­во Ва­ших сти­хов на­чи­на­ешь чи­тать без тру­да, как обыч­ный текст и толь­ко че­рез не­сколь­ко строк чув­ст­ву­ешь ре­зо­нанс: ока­зы­ва­ет­ся уже за­це­пи­ло и не­сет в сво­ем на­прав­ле­нии, из обыч­ных слов ро­ж­да­ет­ся что-то не­обыч­ное”....
 От­ме­чу - она уди­ви­тель­но гра­мот­но пи­шет по-рус­ски и по-анг­лий­ски. Мы под­ру­жи­лись и ка­ж­дая встре­ча по­ка­зы­ва­ла ее с но­вой сто­ро­ны, точ­но гра­ни не­стан­дарт­но­го кри­стал­ла ал­ма­за, ру­кою мас­те­ра пре­вра­щен­но­го в чуд­ный бри­лли­ант. Она точ­но су­ди­ла о мно­гом.
 Что­бы объ­ек­тив­но оце­нить при­ве­ден­ный вы­ше от­зыв Л.Е., прак­ти­че­ски не­из­вест­ной по­этес­сы (фи­зи­ка по об­ра­зо­ва­нию), вос­поль­зу­юсь не­ав­тор­ской пе­ре­пис­кой вер­сий её сти­хов, с впол­не воз­мож­ны­ми (моими) ошиб­ка­ми. Они тем не ме­нее, даю­т пред­став­ле­ние о са­мо­быт­ном та­лан­те и пра­ве су­дить о по­эзии. Она ре­дак­тор и из­го­то­ви­тель элек­трон­но­го жур­на­ла “Со­мне­ние”. В пе­ча­ти из­вест­на как пуб­ли­цист, с 1996 го­да под псев­до­ни­мом “Ба­сае­ва”, ко­то­рым вы­ра­зи­ла же­ла­ние стать чеченкой. Вес­ной 1995 го­да, пи­кет эн­ту­зиа­стов на Пуш­кин­ской пло­ща­ди, с ее дея­тель­ным уча­сти­ем, в по­ряд­ке со­про­тив­ле­ния ­чеченофоб­ской вол­не в СМИ, держал пла­кат “Все мы - че­чен­цы!”. В раз­ви­тие это­го, не за­ме­чен­но­го СМИ ло­зун­га, она и на­зва­лась фа­ми­ли­ей ге­роя, си­лой за­ста­вив­ше­го на­чать пе­ре­го­во­ры о ми­ре.
 Боевой генерал А.Л.ебедь, дабы прекратить бесцельное кровопролитие и разрушение своей страны, уговорил Б.Ельцина подписать Мирный договор, который Россия нарушила и вскоре начала новую Чеченскую войну, но это уже для следующего Президента России.
 У по­эта-ли­те­ра­ту­ро­ве­да ду­шев­ный на­кал ви­ден в сти­хах, ко­то­рые вы­бра­ны для пе­ре­во­да с ли­тов­ско­го:

 ЗО­ВУ НА­РОД
 Зо­ву на­род, че­ки­ста­ми за­би­тый
 И раз­ме­тен­ный, как осен­няя ли­ст­ва,
 Я в но­вый путь, к стра­не по­лу­за­бы­той,
 Где не за­мерз­нет неж­ная тра­ва.
 Зо­ву ли­тов­ца дать ли­тов­цу ру­ку,
 Жи­вых сер­дец огонь со­еди­нить.
 Кто уце­лел, прой­дя сквозь смерт­ную нау­ку,
 Пусть под­ни­ма­ет­ся и на­чи­на­ет жить!
 Из су­ме­рек, из но­чи вы­хо­ди­те,
 Чтоб в серд­це свет во­ве­ки не по­гас.
 Ра­бов без­ро­пот­ных судь­бы не по­вто­ри­те --
 Дух пра­де­дов зо­вет се­го­дня вас.
 Что в бу­ду­щем най­ти се­бе меч­та­ет
 Тот, кто сей­час спо­кой­но но­чью спит,
 Кто взор свой ли­це­мер­но от­вра­ща­ет
 От на­ших ран, му­че­ний и обид?
 Зо­ву на­род, что жив зем­лей род­ною
 И жа­во­рон­ка тре­лью у ре­ки:
 Пусть рас­цве­та­ет, как си­рень вес­ною,
 Что в Ня­му­нас ро­ня­ет ле­пе­ст­ки.
 Про­шу от име­ни зем­ли сво­ей рас­пя­той,
 От ка­ж­до­го лис­точ­ка на ду­бу:
 Ос­тавь­те месть, чтоб чьей-то кро­ви пят­на
 Не па­ли пра­вну­кам про­клять­ем на судь­бу.

 Дух соб­ст­вен­ных ее сти­хо­тво­ре­ний бли­зок это­му, что по­ка­зы­ва­ет един­ст­во гра­ж­дан­ских взгля­дов ее ра­зу­ма и ду­ши по­эта. Оче­ред­ная уда­ча, как и дру­гие ра­нее вы­па­дав­шие мне без по­след­ст­вий: в пи­ке­тах под­вез­ло по­зна­ко­мить­ся с ней, как мол­ни­ей ос­ве­тив на­ко­рот­ке ку­со­чек жиз­ни это­го со­вре­мен­но­го чу­да, об­щать­ся с ка­ким обыч­но­му че­ло­ве­ку не толь­ко уда­ча, но и труд. А по­сле вспыш­ки све­та - хо­лод­ный душ долгого до­ж­дя...
 Ка­кое-то вре­мя мы дру­жи­ли в бы­ту,“се­мей­но”. Ог­ром­ная раз­ни­ца воз­рас­тов (она стар­ше мо­ей млад­шей до­че­ри, но млад­ше стар­шей) вы­зы­ва­ла труд­но­сти в со­че­та­нии ин­те­ре­сов, зна­комств. До­че­ри мои, по­сле реанимации меня в“Скли­фе” взрев­но­ва­ли, ди­ко по­ссо­ри­лись с этим са­мо­род­ком, ко­то­рой я все про­щал за та­лант и на­ша друж­ба кон­чи­лась... У ме­ня со­хра­ни­лась ка­кая-то ан­то­ло­гия ее сти­хов в элек­трон­ной и ру­ко­пис­ной вер­си­ях. Бес­спор­но, имею­щие­ся у ме­ня сти­хи да­ле­ко не пер­вые, слиш­ком зре­лы они для это­го. При­ве­ду стих, у ме­ня ста­рей­ший, это ко­гда она толь­ко что вер­ну­лась с При­бал­ти­ки и ста­ла уча­ст­ни­ком пи­ке­тов у еще не отгороженного крепостной стеной от сверхтерпеливого народа правительственного здания (ян­варь 1991 го­да):

 ПО­СЛЕ ВИЛЬ­НЮ­СА
Оче­ред­ной ти­ран Рос­сии
Взи­ра­ет ту­по из Крем­ля
На пол­ки хлеб­ные пус­тые,
На по­лу­сгнив­шие по­ля.
Как кей­фо­ва­ли вы сре­ди раз­ру­хи,
Се­бе все но­вых тре­буя чи­нов,
Го­лод­ные рос­сий­ские ста­ру­хи
На­пом­нят вам, то­ва­рищ Тре­па­чев
Он обе­щал слу­жить на­ро­ду
Тая до вре­ме­ни указ:
Убий­цам—пол­ную сво­бо­ду,
А про­чим—ко­мен­дант­ский час.
Как за­ли­ли стра­ну свин­цом и ма­том
Для со­хра­не­ния пар­тий­ных спец­пай­ков,
Раз­дав­лен­ные тан­ка­ми дев­ча­та
На­пом­нят вам, то­ва­рищ Па­ла­чев.
Бес­силь­ны тан­ки и бло­ка­ды,
Ду­ша рос­сий­ская жи­ва.
Не к то­по­рам — на бар­ри­ка­ды
Зо­вет бес­страш­ная Лит­ва.
Ка­кой но­гой ука­зы вы пи­са­ли,
Все­вла­сть­ем об­ли­чен­ный им­по­тент.
На но­вом Ню­рен­берг­ском три­бу­на­ле
Рас­ска­же­те, то­ва­рищ Пре­зи­дент.

 Сти­хо­тво­ре­ние, вре­мен рас­стре­ла Пер­во­го и един­ст­вен­но­го Пар­ла­мен­та Рос­сии (пре­ды­ду­щие и по­сле­дую­щие на­зы­ва­лись Со­ве­та­ми или Ду­ма­ми, ко­то­рые ду­ма­ли, и со­ве­то­ва­ли се­бе, а не народу на поль­зу) по ру­ко­пис­ной лис­тов­ке, по­пав­шей мне по при­ез­ду с Ка­ра­ба­ха в 1991 году:

 10 ОК­ТЯ­Б­РЯ
Не вы­ки­нешь сло­ва из пес­ни
От­мыть­ся - не хва­тит во­ды.
Опять не­по­кор­ная Пре­сня
Увен­ча­на зна­ком бе­ды
И ран­ний сне­жок по­кры­ва­ет
За­брыз­ган­ный кро­вью гра­нит,
А кто-то по­бе­ду справ­ля­ет,
Но кто-то сжав зу­бы мол­чит.
На­дол­го ль вам хва­тит по­бе­ды
А ну не удер­жи­те кнут -
То­гда за вол­ча­та­ми сле­дом
Ма­те­рые вол­ки при­дут?
Не­у­жто и вправ­ду Рос­сия
На веч­ный на­зна­че­на бой
И толь­ко на­хра­пи­стой си­ле
Вла­деть до­ве­ря­ет сбой?

Му­за прав­до­ис­ка­те­ля при воз­му­ще­нии тан­ко­во-ар­тил­ле­рий­ским разъ­яс­не­ни­ем че­чен­цам сво­ей кон­сти­ту­ции боль­ным Пре­зи­ден­том, ро­ди­ла по­сла­ние, ко­то­рое я пы­тал­ся пе­ре­дать в ре­дак­ции Се­ве­ро-Кав­каз­ских га­зет в ян­ва­ре 1995 го­да:

 “ БРА­ТЬЯ”
Хри­стос вос­крес!
На­род в вол­не­нье:
Ло­ви­те сы­то­сти мгно­ве­нье!
Ра­кет­кой ма­шет пре­зи­дент:
Ло­ви­те трез­во­сти мо­мент!
По­ку­да пуб­ли­ка гу­ля­ет,
В под­ва­ле кро­вью ис­те­ка­ет
Мой не­зна­ко­мый друг и брат,
Что пе­ред все­ми ви­но­ват.
Он ви­но­ват, что в этом до­ме
Сго­ре­ли де­ти и же­на,
Что у чи­нов­ни­ков в “Газ­про­ме”
По пла­ну чис­лит­ся вой­на.
На не­бы­ва­лую охо­ту
Без сче­та шлют за ро­той ро­ту.
На ли­ца на­тя­нув чул­ки,
Идут мор­да­тые кач­ки.
От­ку­да столь­ко их на­бра­ли?
Ведь вся Рос­сия их кля­нет,
И в том же гроз­нен­ском под­ва­ле
Ста­руш­ка Ма­рья смер­ти ждет.
Сес­тер мо­их я слы­шу кри­ки—
На­та­ши, Гол­ды, Фа­ти­мы...
Не­у­жто в той вой­не ве­ли­кой
Фа­шиз­мом за­ра­зи­лись мы?
И сно­ва луч­ший гиб­нет пер­вым,
И брат­ст­во не сда­но в утиль,
И сно­ва про­тив изу­ве­ров
В око­пе Са­ша и Ша­миль
Воль­но ж Гра­че­ву по­вто­рять­ся,
Что унич­то­же­на Чеч­ня.
Джи­ги­ты но­вые ро­дят­ся,
И с ни­ми ря­дом вста­ну я.

 Кро­ме мно­го­гран­но­го, Бо­гом дан­но­го та­лан­та по­эта и пуб­ли­ци­ста, язы­ко­ве­да, му­зы­кан­та, (ог­лох­ше­го по не­сча­стию), друж­но­го с па­яль­ни­ком и с мо­лот­ком - ей в жиз­ни дан во­рох труд­но­стей. Тех, что всем ря­до­вым и еще во сто крат боль­ше от та­лан­та, усу­губ­лен­но­го, к то­му же жен­ской сим­па­ти­ей в со­че­та­нии с го­ря­чей кро­вью и рез­ко­стью ха­рак­те­ра. В наш век сме­ше­ния всех фор­ма­ций, до ра­бо­вла­дель­че­ской вклю­чи­тель­но, с пре­об­ла­да­ни­ем кри­ми­наль­ной (вре­мен до пи­са­ных за­ко­нов), жить с пси­хи­кой де­мо­кра­та, не­тер­пе­ли­во­го, прав­до­лю­би­во­го, про­сто­му-то че­ло­ве­ку труд­но. А та­лант­ли­во­му, да с до­лей уп­рям­ст­ва и на­стыр­но­сти - вдвой­не труд­ней. Бур­ная мо­ло­дость, на ко­то­рую она как-то на­ме­ка­ла, при­ве­ла ее не толь­ко на юг Ти­ма­на (у нас с ТТ дис­сер­та­ции - по Се­вер­но­му, За­по­ляр­но­му), но и в При­бал­ти­ку. Не­уем­ная жажда но­вых впе­чат­ле­ний, все­сто­рон­ние свя­зи, об­лег­чен­ность кон­так­тов с но­вы­ми людь­ми, за­ста­ви­ла ее вы­учить ли­тов­ский язык, раз­го­вор­ный ук­ра­ин­ский, во­влек­ла в пра­во­за­щит­ное дви­же­ние. Зна­чи­тель­ная часть пи­сем А.Д. Са­ха­ро­ву, попадала к ней, как свя­зую­ще­му зве­ну, на по­сто­ян­ную ра­бо­ту по спе­ци­аль­но­сти, в ФИ­АН. Я не­дав­но от­нес рюк­зак их в му­зей ге­ния. По­сколь­ку ФИ­АН зна­чи­тель­ное чис­ло сво­их со­труд­ни­ков от­пус­тил в не­оп­ла­чи­вае­мый от­пуск, ей при­хо­дит­ся ра­бо­тать ма­ши­ни­ст­кой или кор­рек­то­ром в га­зе­тах. Стро­го от­би­рая для се­бя про­грес­сив­ные из­да­ния и там час­тень­ко от­ка­зы­ва­ет­ся пе­ча­тать ста­тьи, с ко­то­ры­ми не со­глас­на, что ей не все­гда про­ща­ет­ся, да­же за без­оши­боч­ный и бы­ст­рый на­бор. Мы же еще ве­рим в си­лу сло­ва и в сказ­ку, что вла­сти мо­гут са­ми сде­лать доб­ро лю­дям и стра­не, а не толь­ко се­бе...
 В мае-ию­не 1995 го­да, ко­гда на мно­го­стра­даль­ный го­род Гроз­ный, без объ­яв­ле­ния вой­ны или хо­тя бы чрез­вы­чай­но­го по­ло­же­ния, об­ру­ши­лась сталь­ная ар­ма­да ар­мей­ских кор­пу­сов со­б­ран­ных со всей Рос­сии - Кав­каз за­кры­ла ту­ча­ми не­лет­ная по­го­да, а Мо­ск­ву - на­кры­ла не­бы­ва­лая жа­ра. Из серд­ца пат­ри­от­ки с бо­лью за всю Рос­сию-мать вы­ли­лось:

 НЕ­ЛЕТ­НАЯ ПО­ГО­ДА
Не­бес­ные туч­ки ле­тят на Кав­каз:
Их го­нит по­зор не­стер­пи­мый за нас
Мо­с­ков­ские пар­ни, псков­ские, твер­ские
Де­тей уби­ва­ют во сла­ву Рос­сии.
Про­сти­те нас, храб­рые жи­те­ли гор.
Ко­гда-ни­будь смо­ем мы этот по­зор
Гре­ми­те же гро­зы, сгу­щай­ся ту­ман!
Со­рви­те ка­ра­те­лям ме­сяч­ный план.
Пусть до­ма зем­ля под убий­цей пы­ла­ет
И ад­ское пек­ло Мо­ск­ву по­жи­ра­ет.
А вас за­щи­ща­ет при­ро­да са­ма
Да скро­ет­ся солн­це, да здрав­ст­ву­ет тьма!

 Про­шло еще чуть боль­ше го­да, в ко­то­ром не­ве­до­мые си­лы, при­кры­ва­ясь име­нем ко­ман­ды Ель­ци­на ухит­ри­лись на­во­ро­тить столь­ко пре­сту­п­ле­ний, сколь­ко уда­ва­лось за та­кой ко­рот­кий пе­ри­од толь­ко Ста­ли­ну. Так обес­кро­вить и обес­си­лить стра­ну, как не уда­лось и Гит­ле­ру. По лжи эту ко­ман­ду мож­но со­пос­тав­лять толь­ко с Геб­бель­сом. Кро­ва­вая вой­на в Ич­ке­рии еще не окон­че­на, но ко­нец ее на­ме­тил­ся, как ока­за­лось по­сле - лож­ный. По­этес­се хо­те­лось, что бы мир при­шел на ис­тер­зан­ную зем­лю по­бы­ст­рей, хо­тя ви­дел­ся он ок­ку­па­ци­он­ным, под ох­ра­ной чу­жих сол­дат, по­сле уда­ле­ния из зо­ны раз­бой­ной вой­ны за­пач­кан­ных кро­вью убийц со всей Рос­сии. Ста­ла на­ме­чать­ся и ве­сен­няя за­ин­те­ре­со­ван­ность в ми­ре.

 “ДРУ­ГАЯ ВЕС­НА”
На день-дру­гой вер­нись до­мой
В род­ные три сте­ны
Хо­лод­ный воз­дух не­жи­лой
Пах­нет из глу­би­ны.
Прой­дись по быв­ше­му се­лу
По би­то­му стек­лу.
Со­сед ло­па­ту опус­тив
Об­ра­ду­ет­ся: “Жив!”
А на уг­лу - чу­жой сол­дат.
Но он не ви­но­ват.
А тот кто это на­тво­рил
Дав­но про все за­был.

 Что бы не соз­да­лось о ней впе­чат­ле­ние как о ны­неш­нем Мая­ков­ском в юб­ке, при­ров­няв­шем пе­ро к шты­ку, при­ве­ду ее озор­ные “ПА­ДЕ­ЖИ” по­свя­щен­ные са­мо­влюб­лен­но­му, пры­ще­ва­то­му пи­жо­ну, (од­но­курс­ни­ку), “спа­ринг-парт­не­ру”, обя­зан­но­му все вы­тер­петь:

Ах, как мне хо­чет­ся с то­бой хоть раз по­це­ло­вать­ся—
Пус­кай по­том ме­ня сто раз за­жа­рят и со­жрут.
Хо­чу те­бя. Хо­чу к те­бе. Хо­чу с то­бой ос­тать­ся —
Хо­тя б на день! Хо­тя б на ночь! Хо­тя б на 5 ми­нут!

 Имен­но та­кая вот озор­ная дисси­дент-по­этес­са, по-жен­ски без­за­щит­ная, с гла­за­ми мо­ей Тать­я­ны (чуть стар­ше то­го ее воз­рас­та, те­перь уже мень­шем мо­их стар­ших де­тей), ху­дее её, с ло­зун­гом “Кро­вью брать­ев не опо­хме­лишь­ся” в ру­ках, за­ин­три­го­ва­ла ме­ня и по­влек­ла в иные да­ли, ко­то­рые по­сле двух лет на­шей друж­бы по­ка­за­лись не­до­пус­ти­мы­ми мо­им до­че­рям, как уже за­прет­ные... Пер­вое свое сти­хо­тво­ре­ние по­свя­щен­ное мне по приез­ду из Ка­ра­ба­ха, по­сле стыч­ки с азе­ро­ель­цин­ски­ми де­мон­ст­ран­та­ми у подъ­ез­да (5 или 8?) Бе­ло­го, то­гда еще не расстрелянного Пар­ла­мент­ско­го до­ма, она на­зва­ла про­сто мои­ми ини­циа­ла­ми:

 К.М.А.
Нас сме­та­ют в бе­зум­ной гон­ке,
В нас клин­ком упи­ра­ет­ся Свет,
Нам не сшить из шкур сво­их тон­ких
Для Рос­сии бро­не­жи­лет.
Вам и здесь безо­пас­но не слиш­ком -
Не пой­мешь, где пе­ред­ний край.
В Ка­ра­бах по­сти­рать бель­иш­ко
Пусть ле­тит чис­то­плюй Шах­рай.
Но на­зло и вра­нью и смер­ти,
Сно­ва све­ти­тесь над тол­пой
И в Мо­ск­ве, и в Степанакерте
Ог­не­вой сво­ей го­ло­вой.
Я сми­ри­лась с судь­бою под­лою:
Для ме­ня Вы слиш­ком кра­си­вы.
Толь­ко го­лос свой в даль­нем про­во­де
Не га­си­те.
 
 До оп­ре­де­лен­ной ста­дии на­ша не­слу­чай­ная и, казалось, не ми­мо­лет­ная друж­ба бы­ла ин­те­рес­на мо­ло­дой по­этес­се, но, умуд­рен­ная опы­том - ум­нич­ка - сра­зу по­ста­ви­ла по­гра­нич­ные ко­лыш­ки, раз­де­лив­шие нас, пре­дел для слиш­ком за­ин­те­ре­со­ван­ной оте­че­ской опе­ки:

По хо­ро­шу мил иль по ми­лу хо­рош?
В сво­ем то соз­на­нье по­рою най­дешь
 Пу­чи­ну....
По ми­лой ду­ше, как по са­ду, бре­ду,
Но есть угол­ки в Ва­шем рай­ском са­ду,
 Где сги­ну.
На­прас­но при­выч­ка нам “свы­ше да­на”,
Ко­гда че­рез день за лю­бо­вью вид­на
 Де­шев­ка.
Ос­тань­тесь та­ин­ст­вен­ным, слов­но звез­да,
И пусть пе­ред Ва­ми мне бу­дет все­гда
 Не­лов­ко.

 Взаи­мо­от­но­ше­ния лю­дей гру­бо мо­де­ли­ру­ют­ся же­лез­но­до­рож­ной си­туа­ци­ей, ведь жизнь, как из­вест­но - до­ро­га. Ко­го-то из улич­ной тол­пы в во­кзал пус­ка­ют, но не всех. На пер­рон пус­ка­ют еще мень­ший круг лю­дей. В ва­го­ны, да­же со зна­ко­мы­ми - за­хо­дят на вре­мя, в за­ви­си­мо­сти от на­строе­ния про­вод­ни­ка (в жиз­ни - при сов­па­де­нии крат­ко­вре­мен­ных ин­те­ре­сов). В ку­пе да­же с хо­ро­шим дру­гом в до­ро­гу по­па­да­ют уже по от­бо­ру, обес­пе­чен­но­му би­ле­та­ми (до­го­во­ра­ми, сою­за­ми). Спут­ник мо­жет быть и слу­чай­ным, не­зна­ком­цем, (в мно­го­ме­ст­ном ку­пе). С ним рас­ста­ют­ся по при­ез­де, пе­ре­тер­пев все до­рож­ные не­взго­ды вме­сте. Ес­ли друг (или спут­ник) - дру­го­го по­ла, всту­па­ют в си­лу до­пол­ни­тель­ные ус­ло­вия, еще бли­же ими­ти­рую­щие жизнь. Что-то мож­но, но не Вам и не сей­час, хо­тя едем вме­сте и что-то де­ла­ет­ся “за ком­па­нию”. Кое что мож­но толь­ко на вре­мя пу­ти, да­же - та­кое, че­го в дру­гих си­туа­ци­ях и по­ду­мать не­воз­мож­но. Но в пу­ти, в ва­го­не... А по при­ез­ду - “про­ще­вай­те на­все­гда”.
 Мне при­шлось с дис­тан­ции, ве­ро­ят­но - за пре­де­ла­ми от­ве­ден­но­го вре­ме­ни, пы­тать­ся сде­лать из неё не­что хо­ро­шее и для се­бя то­же, воз­мож­но с ущер­бом для об­щей на­шей Ро­ди­ны, ко­то­рой дол­жен при­над­ле­жать та­кой та­лант... Но мы же эгои­сты! Ты­чок в нос - по­де­лом. Боль­но, за­то по­нят­но. “ Но я дру­го­му от­да­на и бу­ду век ему вер­на” хо­тя век и миг в чем-то рав­ны. Как день Биб­лии и сот­ни мил­лио­нов лет гео­ло­ги­че­ско­го ис­чис­ле­ния. Ведь из­ме­ря­ет­ся вре­мя - дей­ст­ви­ем, де­лом.
 Не­вин­ная юность ос­та­лась по­за­ди, пе­ред на­ми мо­ло­дой, ви­дав­ший ви­ды Гра­ж­да­нин, да еще - жен­щи­на. Стра­даю­щая, жа­ж­ду­щая спра­вед­ли­во­сти ду­ша по­эта-рос­си­ян­ки, ви­дя про­дол­жаю­щую­ся бой­ню об­ра­ти­лась по­ка к без­ад­рес­но­му че­чен­цу, от­ка­зав­ше­му­ся в Бу­де­нов­ске от бли­зо­сти с по­тя­нув­шей­ся к не­му рус­ской мед­се­ст­рой, (зе­ле­ная по­вяз­ка га­за­ва­та, тре­бу­ет муж­ско­го воз­дер­жа­ния) с чис­то жен­ской за­ин­те­ре­со­ван­но­стью.

Сни­ми по­вяз­ку, ми­лый брат,
За­будь о смер­ти.
Не вся Рос­сия су­щий ад,
Не все в ней чер­ти.
Она тре­пе­щет пред то­бой
От­важ­ный во­ин.
Но ты дру­гой, дру­гой, дру­гой
Судь­бы дос­то­ин...
... А зав­тра - на не­рав­ный бой
Пусть хва­тит си­лы.
Всем серд­цем го­ре­ст­ным с то­бой
Твоя Рос­сия.

 Про­хо­дят ме­ся­цы, имя ге­роя, осе­нью ос­та­но­вив­ше­го вой­ну (это по­том ока­за­лось - не­на­дол­го!) на­зва­но, его да­же по ТВ по­ка­за­ли и ком­со­моль­ское вос­пи­та­ние по­мо­га­ет раз­го­реть­ся вы­со­ко­му чув­ст­ву, уже не к ус­лов­но­му за­щит­ни­ку сво­их сел и оча­гов, а к лич­но­сти ис­то­ри­че­ской, мыс­ли­те­лю. Не­шу­точ­ное жен­ское при­зна­ние зву­чит сме­ло и на­стой­чи­во, как к рав­но­му се­бе:

Ты уто­лишь за сот­ню миль
Ду­хов­ный го­лод.
Люб­лю гла­за твои, Ша­миль
И ти­хий го­лос.
Да не уто­пят боль­ше нас
Во лжи без­бреж­ной.
Да не скло­нит се­дой Кав­каз
Гла­вы мя­теж­ной.

 Ко­нец вой­ны ви­дит­ся все­му на­ро­ду, кро­ме пра­ви­те­лей, боя­щих­ся су­да за кровь на тер­ри­то­рии сво­его го­су­дар­ст­ва, за его раз­вал и об­ни­ща­ние. В прес­се про­мельк­ну­ло, что двое де­тей ге­роя и же­на по­гиб­ли вме­сте с до­мом под бом­ба­ми “со­ко­лов Дай­не­ки­на”, ко­то­рым с мир­ны­ми жи­те­ля­ми спра­вить­ся ку­да лег­че, чем с воо­ру­жен­ны­ми за­щит­ни­ка­ми сво­их сел. Оси­ро­тев­ший он стал еще же­лан­ней. По­эт пред­ви­дит ко­нец вой­ны и свя­зы­ва­ет с ним судь­бу мно­го по­ви­дав­шей, пе­ре­стра­дав­шей со­рат­ни­цы, уве­рен­ной во вза­им­но­сти еще на­ка­ну­не по­бе­ды, уж хо­тя бы по­сле ко­то­рой по­вяз­ку, ос­нов­ное пре­пят­ст­вие к уто­ле­нию жа­ж­ды люб­ви, бу­дет мож­но со­драть! Но для это­го нуж­ны мир и жи­вая встре­ча. В окон­ча­нии вой­ны ви­дит­ся лич­ное сча­стье. В пер­вых об­ра­ще­ни­ях к соз­дан­но­му ей для се­бя об­ра­зу му­же­ст­вен­но­го по­эта в при­сут­ст­вии са­мо­го гор­ца тут, воз­ле се­бя, еще не бы­ло не­об­хо­ди­мо­сти. (ФО­ТО 44 ). Но вес­ной жи­вой че­ло­век по­на­до­бил­ся и жен­щи­на-дея­тель при­шед­шая на по­мощь лю­бя­щей, обе­ща­ет, зо­вет, толь­ко при­ди, “Хо­тя б на ночь! Хо­тя б на 5 ми­нут!”. Жен­ская лю­бовь без ин­тим­но­го об­ще­ния - не ре­аль­ность. Толь­ко вот по­вяз­ка эта - снять ее! По­том уж снять и ос­таль­ное...

Что на­до - вы­не­сем спол­на,
Пой­мем, по­мо­жем.
Пусть бу­дет тяж­кою це­на-
Ду­ша до­ро­же.
Мой друг, я знаю: бли­зок час
Тво­ей по­бе­ды.
Ее го­нец раз­бу­дит нас
Рас­ка­том мед­ным.
И ос­ве­тит ус­та­лый взгляд,
И ска­жет яс­но:
Ша­миль, окон­чен га­за­ват,
Сни­май по­вяз­ку!

 Идут го­ды этой про­кля­той вой­ны. Во­ж­де­лен­но­го жи­во­го об­ще­ния со сво­ей меч­той все нет и нет, и в не­уем­ном, ищу­щем но­виз­ны жен­ском серд­це неж­ные чув­ст­ва к Ге­рою Рос­сии и Чеч­ни, раз­го­ра­ясь, да­ют все но­вые по­эти­че­ские всхо­ды. В кон­це ли­ри­че­ской по­эмы об этом за­клю­чи­тель­ные стро­ки пусть вре­мен­но од­но­сто­рон­ней люб­ви по­эта-женщи­ны к вои­ну с уве­рен­но­стью, что по­сле об­щей По­бе­ды - бу­дет ее По­бе­да:
...Ко­гда ос­тан­кин­ские бред­ни
По­след­ний двор­ник ос­ме­ет,
Ко­гда омо­но­вец по­след­ний
От ожи­ре­ния пом­рет,
Ко­гда от ног ве­ли­ко­рос­са
Не бу­дет вздра­ги­вать ко­выль,
Я под­ни­мусь к се­дым уте­сам
И об­ни­му те­бя, Ша­миль.

 Си­лой по­эти­че­ско­го вдох­но­ве­ния она, не до­жи­да­ясь ми­ра и от­ве­та, от­да­лась иде­аль­но­му воз­люб­лен­но­му, в по­ры­ве са­мо­по­жерт­во­ва­ния взя­ла его фа­ми­лию, пред­ло­жив ему се­бя всю, в том чис­ле свою судь­бу и жизнь, ко­неч­но же, не без­греш­ную. Слы­шит­ся уже и пе­чаль без­на­деж­но­сти дли­тель­но­го ожи­да­ния. Лю­бя ге­роя за гла­за, она те­лес­но об­ща­лась с по­се­ти­те­ля­ми гор, а мо­ло­дая муж­ская плоть, при тес­ном кон­так­те на­еди­не влия­ет на жен­щин, да­же лю­бя­щих по­эта, силь­нее эфе­мер­но­го ТВ-воз­люб­лен­но­го, ду­ря­щим за­па­хом бьет в го­ло­ву и ни­же. Как тут удер­жать­ся от гре­ха! Она че­ст­но счи­та­ет се­бя дос­той­ной смер­ти от ру­ки лю­би­мо­го ге­роя, ко­то­ро­му столь­ко по­эти­че­ско­го ог­ня от­да­но на рас­стоя­нии, а те­лом то вла­де­ет другой...

При­хо­ди ско­рей, Ша­миль, при­хо­ди,
Божь­ей ка­рой на­до мной гро­мых­ни.
По су­ро­во­му за­ко­ну су­дьи,
Са­мый тяж­кий при­го­вор при­ме­ни.
Пусть по­зво­лят и Хри­стос, и Ал­лах
Мне от чис­тых тво­их рук в зем­лю лечь.
Пусть кос­нет­ся го­ло­вы мо­ей меч,
Не за­пят­нан­ный в не­пра­вых де­лах.

 Но это по­эт сго­ра­ет и уми­ра­ет, чи­та­тель мо­жет с гру­стью по­греть­ся у зо­лы и уголь­ков чу­жо­го ко­ст­ра... При­во­жу толь­ко эти, мною вы­ло­ман­ные, ку­соч­ки пер­лов (ведь на­до же ог­ра­ни­чить­ся!), по­сколь­ку го­ды и моя не­важ­ная под­го­тов­ка к гря­ду­щей хи­рур­ги­че­ской опе­ра­ции, ли­ша­ют уве­рен­но­сти уви­деть хо­тя бы эти ве­хи на­шей со­вре­мен­ной ис­то­рии, при жиз­ни на­пе­ча­тан­ным, а их ав­тор не­со­мнен­но за­слу­жи­ва­ет при­сталь­но­го вни­ма­ния и на­стоя­ще­го изу­че­ния. До­пус­каю, что моя ин­тер­пре­та­ция сти­хов пред­взя­то не­точ­на и пред­ла­гаю лишь свой ва­ри­ант. Не ис­клю­че­но, что в дей­ст­ви­тель­но­сти “мо­ей по­этес­се” в свя­зи с Ша­ми­лем пред­сто­ит роль те­щи при под­рос­шей до­че­ри, кра­са­ви­це юж­ных кро­вей, вме­сто не­вес­ты ге­роя, что вряд ли даст по­вод ра­до­вать­ся...
 Пред­по­след­ний раз я ви­дел по­лю­бив­шую­ся мне по­этес­су в пя­тую го­дов­щи­ну про­воз­гла­ше­ния су­ве­ре­ни­те­та Ич­ке­рии, 6 сен­тяб­ря 19­96г, в пи­ке­те у па­мят­ни­ка А.С. Пуш­ки­ну. Пи­кет­чи­ков бы­ло око­ло де­сят­ка, но боль­ше то­го бы­ло те­ле­ви­зи­он­щи­ков при пе­ре­движ­ной, на тре­но­ге, бе­та­кам­ной ка­ме­ре и трех ме­нее со­лид­ных, на шта­ти­вах. Бы­ло так­же не­сколь­ко пор­та­тив­ных ка­мер, в том чис­ле и у ме­ня. Раз­би­тая клю­чи­ца и по­ло­ман­ные реб­ра не по­зво­ля­ли удер­жи­вать ви­до­вую рам­ку ка­ме­ры без ко­ле­ба­ний, как это уда­ва­лось с еще здо­ро­во­го пле­ча, бо­лее со­лид­ной М-7 под обстрелом в ар­мян­ском анк­ла­ве Арц­ва­шен. Не зажившие легкие исключили сопроводить виденное словами для интересного сюжета. Что­бы не по­зо­рить­ся, я спря­тал ка­ме­ру и молча встал со взя­тым у по­этес­сы ло­зун­гом “Сла­ва мо­ск­ви­чам - Ха­ма­ду Кур­ба­но­ву и На­де­ж­де Чай­ко­вой по­гиб­шим за сво­бо­ду Ич­ке­рии” по­пол­нив пи­кет и по­ку­сив­шись в чем-то срав­нят­ся со смельчаками (ФО­ТО 45) хотя бы в чужих репортажах.
 В ру­ках ее бы­ло зна­мя Ич­ке­рии, древ­ко его во­ткну­то в ду­ло ма­ке­та ав­то­ма­та Ка­лаш­ни­ко­ва с пла­ка­том: ”Луч­ший зон­тик от “Гра­да”- ав­то­мат Ша­ми­ля”. Те­ле­ви­зи­он­щи­ки охот­но сни­ма­ли жи­во­пис­ную груп­пу: строй­ная ми­ниа­тюр­ная по­этес­са, с пы­лаю­щи­ми оча­ми на блед­ном ли­ке при­жи­ма­ет­ся к Ша­ми­лю (дру­го­му, рос­ло­му, мо­ск­ви­чу из ВА­ТА­На) с пла­ка­том. Он, по прось­бе опе­ра­то­ров, кри­чит “Ал­лах ак­бар!”. В “Вес­тях” это по­ка­за­ли око­ло двух се­кунд, (вот те­бе и БЕ­ТА­КАМ!) воз­мож­но, за ру­бе­жом (и в Лу­бян­ке, мно­го­крат­но рас­пух­шей) - по­смот­рят бо­лее доб­ро­со­ве­ст­но... Отшатнувшись, что бы полюбоваться хоть чужим, но интересным сюжетом, я даже пожалел, что спрятал камеру. Но в маз­нув­шем ме­ня взгля­де Л.Е. не было ни вдох­но­ве­ния люб­ви к да­ле­ко­му ге­рою, ни не­на­вис­ти к унич­то­жи­те­лям го­ро­дов и сел Ич­ке­рии. В за­пав­ших гла­зах - блеск мно­го­днев­но­го го­ло­да­ния! Я спро­сил есть ли день­ги -
-Се­го­дня обе­ща­ли вы­дать! Вы­зы­ваю­ще от­че­ка­ни­ла она.
- Ела ли се­го­дня?”- да­вил я
-Ри­шу кор­ми­ла, от­стань­те! И об­ня­ла Ша­ми­ля (мо­с­ков­ско­го).
 К со­жа­ле­нию, мне при­ходилось час­то смот­реть в гла­за лю­дям в раз­ной сте­пе­ни не­дое­даю­щим. С дет­ст­ва и так всю жизнь, с пе­ре­ры­ва­ми. Го­лод­ным и го­ло­даю­щим. В них есть что-то от пра­во­слав­но­го по­ста, очи­щаю­ще­го ду­шу и то­же при­даю­ще­го гла­зам осо­бый блеск. По­эты - в раз­ной сте­пе­ни ве­рую­щие лю­ди, и у них пост, очи­щая, то­же на­страи­ва­ет ду­шу. Но ес­ли они не чи­та­ют мо­литв, а хло­по­чут над под­дер­жа­ни­ем жиз­ни близ­ких в не­мой схват­ке с не­взго­да­ми, гла­за ту­ск­не­ют, за­дым­ля­ют­ся. Имен­но это было у до­ро­го мне че­ло­ве­ка. Вме­сто пла­ме­ни по­жи­рав­шей по­эти­че­ской люб­ви.
 Ко­гда пи­кет свер­ну­ли, я за­брал её тя­же­лый рюк­зак со школьными учеб­ни­ка­ми для Чеч­ни и по­шел про­во­дить жен­щи­ну из Гроз­но­го в мет­ро, а Л.Е. по­шла на ра­бо­ту, к трол­лей­бу­су. Спус­тив­шись - со­об­ра­зил, что у неё вероятно, и на про­езд нет де­нег! Вер­нул­ся на­верх - она в по­лу­за­бы­тье си­де­ла в стек­лян­ном па­виль­он­чи­ке. Очень кста­ти при­шлась кон­фет­ка, во­зи­мая мной (с ва­ли­до­лом) для воз­мож­ной сроч­ной по­мо­щи (в до­ро­ге) диа­бе­ти­кам при ко­ме. Уго­во­рил съесть.
 Знаю эту уп­ря­мую гор­дость го­лод­но­го, от­ка­зы­ваю­ще­го­ся от еды (и все­го-то — кон­фет­ка!). Мой друг юно­сти Юлий в вой­ну жил очень го­лод­но, но я не пом­ню, что­бы уда­лось по­кор­мить его. Отец его - в тюр­ьме, мать бух­гал­тер, зар­пла­ты ед­ва хва­та­ло на дво­их де­тей. В ком­на­те у них стол без кле­ен­ки, кро­вать ма­те­ри и до­че­ри - с то­щим одея­лом для со­гре­ва друг дру­га. Юлий спал на ку­че се­на, на по­лу. Се­ст­рен­ку он бе­зум­но лю­бил и ос­тав­лял ей боль­шую часть кар­тош­ки за обе­дом, съе­дая мень­шую - по­рою с ше­лу­хой.
 Уже взрос­лым, вер­нув­шись с Япон­ской вой­ны, он по­мо­гал мо­ей пер­вой же­не с пер­вой до­че­рью (ны­не по­кой­ным), ку­пив им на станции в до­ро­гу бул­ки и дру­гую снедь. Обе воз­вра­ща­лись из Де­ге­лен­ской пар­тии (ме­ня на­пра­ви­ли в Чин­гиз­скую: раз­на­ряд­ка! А Де­ге­лен по­том за­кры­ли под атом­ный по­ли­гон), с прак­ти­ки по­сле пер­во­го кур­са ин­сти­ту­та. Их взял к себе в от­ря­д дру­гой­ мой дру­г, Иго­рь Эль­кин­д. Ему при­шлось во­зить­ся с мо­ей первой доч­кой, её мамой и моей ма­мой, да­вать им па­лат­ку на всех троих - под ви­дом прак­ти­ки од­ной сту­дент­ки Зои, моей первой жены. А на дорогу от Семипалатинска до Алма-Аты Зоя запаслась только молоком, своим, от Бога.
 Иго­ря я пом­ню поч­ти всю жизнь, хо­тя те­перь мы ви­дим­ся ред­ко. Ста­ри­ки. Но он еще ра­бо­та­ет: его “ма­те­ма­ти­ка в гео­ло­гии” при­ня­та прак­ти­ка­ми. Юлий - стал учи­те­лем. А я так и ос­тал­ся в дол­гу пе­ред ни­ми. По­че­му-то мне мно­гие ока­зы­ва­ют по­мощь, ока­зать дру­гим по-че­ло­ве­че­ски и вовре­мя у ме­ня ред­ко по­лу­ча­ет­ся... Но эта кон­фет­ка ожи­ви­ла ее.
 На сле­дую­щий день я при­вез рюк­зак к ним и об­ра­до­вал­ся: в ре­дак­ции “Но­вой Га­зе­ты”, ку­да она не­дав­но пе­ре­шла, все бо­лее и бо­лее от­да­ля­ясь от ме­ня, да­ли день­ги. С вол­не­ни­ем пе­ре­дал Л.Е. первый чер­но­вик вот этой книги. Ей по­ряд­ком на­дое­ли мои пре­ды­ду­щие по­ли­ти­че­ские пи­са­ния с ошиб­ка­ми и по­вто­ра­ми, (гра­фо­ма­ния ожес­то­ча­ла её, став од­ной из при­чин от­чу­ж­де­ния), а по­то­му она про­чи­та­ла толь­ко на чет­вер­тый день и сра­зу же объ­яс­ни­ла по те­ле­фо­ну мо­ей же­не, а по­том и мне - что вме­сто дру­га счи­та­ет ме­ня вра­гом, ко­то­ро­му за­пре­ще­но пе­ре­сту­пать по­рог её до­ма. Ос­кор­би­лась за дру­зей, ви­ди­мо бо­лее близ­ких, ко­то­рых я чем-то оби­дел(?). По­эты - го­ря­чее пле­мя. Ко­неч­но, это страш­но огор­чи­ло, не уди­вив, ибо с ран­ней вес­ны все шло к то­му. Кош­ки мяу­ка­ют. Мо­ло­дость то­же.
 Не­ожи­дан­но у ме­ня по­ло­па­лись со­су­ды, на спи­не и по­ло­ман­ной гру­ди вы­рос­ли гор­бы и гор­би­ки, об­щим объ­е­мом око­ло лит­ра, рас­пух­ла но­га, пер­спек­ти­ва бла­го­при­ят­ной опе­ра­ции уш­ла вдаль. Для об­шир­но­го ин­фарк­та об­щий нар­коз - боль­шой риск, ос­та­ет­ся по­ла­гать­ся на во­лю Бо­жью - дос­то­ин ли я жить даль­ше. Ни оп­рав­дать­ся, ни от­ка­зать­ся от то­го, что на­пи­сал, тем бо­лее за­оч­но, я не мо­гу. Кое-что до­пол­нил, вре­мя-то идет бы­ст­рей воз­мож­но­сти на­пе­ча­тать. Уве­рен, что уж без мое­го уча­стия, сти­хи этих двух, а мо­жет быть и трех (Ша­миль - тре­тий) по­этов-рос­си­ян раз­но­го по­ла и на­цио­наль­но­сти, бор­цов за че­ло­ве­че­ское дос­то­ин­ст­во в Рос­сии, встре­тят­ся на стра­ни­цах еди­но­го сбор­ни­ка по­свя­щен­но­го (ус­пеш­но за­мал­чи­вае­мым) про­тес­там, про­тив бе­зум­ной Че­чен­ской вой­ны рос­сий­ско­го Пре­зи­ден­та и его Ок­ру­же­ния. При соз­да­нии сбор­ни­ка мо­гут при­го­дить­ся и мои со­об­ра­же­ния.
 А ведь на­чи­на­лась эта вой­на в Ин­гу­ше­тии, я ви­дел ее при­бли­же­ние, вы­зре­ва­ние на Ка­ра­бах­ских дрож­жах. Ви­дел по­пыт­ку че­ст­ных лю­дей пре­дот­вра­тить бе­ды, свя­зан­ные с ней. Часть их ода­ри­ли ме­ня сво­ей друж­бой и сим­па­ти­ей, во вся­ком слу­чае, до то­го, как по­ка­ле­чил­ся и за­лег в “Склиф”. Мно­гие ос­та­лись друзь­я­ми до по­след­них дней. Де­мон­ст­ра­тив­ное пре­неб­ре­же­ние не­ко­то­рых, на­чав­шее­ся вес­ной 96-го го­да, по­сле ава­рии впол­не объ­яс­ни­мо. Тол­ку от ме­ня ма­ло, нер­вы сда­ли, ста­ри­ков­ская рев­ность к мо­ло­дым и здо­ро­вым - воз­рос­ла. Это на­дое­да­ет... Сел писать воспоминание, не знаю - в каком жанре.
 По­зво­ляю се­бе пи­сать об уга­ды­вае­мых лю­дях, счи­тая, что грань жиз­ни уже от­де­ля­ет их от ме­ня и близ­кие встре­чи на­ши для об­су­ж­де­ния ис­клю­че­ны. Но не­ор­ди­нар­ность их уст­рем­ле­ний, в чем-то са­мо­от­вер­жен­ность — штрих в ис­то­рии мо­ей Ро­ди­ны, штрих, ко­то­рый на­нес­ти мо­гу толь­ко я и это моя обя­зан­ность. Они — но­си­те­ли ду­ха оп­ре­де­лен­но­го мо­раль­но-пси­хо­ло­ги­че­ско­го слоя об­ще­ст­ва, умол­чать о них - ущерб для ис­то­рии. Ог­ра­ни­чи­ва­юсь из­ло­же­ни­ем фак­тов, без кри­ти­ки, пи­шу по па­мя­ти, что мне пред­став­ля­ет­ся, ибо ни­кто дру­гой это­го на­пи­сать не смо­жет. На­вер­ня­ка есть не­точ­но­сти, воз­мож­ны лич­но­ст­ные оцен­ки, но в си­туа­ции соз­на­тель­но­го рис­ка они по­нят­ны, ду­маю, про­сти­тель­ны. По­ла­гаю, порт­рет по­этов, а имен­но они луч­ше всех ото­бра­жа­ют эпо­ху, ста­нет бо­лее жиз­нен­ным, прав­ди­вым, кос­вен­но об­ри­со­вы­вая ос­но­ву мое­го рас­ска­за - ин­гу­шей, ка­ра­бах­цев, гор­цев, на фоне геологии и жизни не мои­ми сло­ва­ми, а че­рез сти­хи и по­ступ­ки по­этов.
 А первый профессиональный поэт встретился мне много раньше и был он русским человеком гор по профессии и по “хобби”. Мы с ним не часто встречались, но влияние его на себя - теперь просматриваю четко. Видимо, этим мощным ореолом влияния поэты и отличаются от обычных людей. Любителем стихов меня трудно назвать, хотя с детства, еще “домашнего”, я помнил наизусть много из Ростановского “Сирано де Бержерака” в переводе Щепкиной-Куперник, а больше - Соловьева. Помнил суровые стихи Надсона, юнкерские и кавказские Лермонтова. Но детдом вытравил их почти все, оставив только любовь к поэтам, помогающим “слоганами” запоминать умные общечеловеческие мысли. Предыдущему поколению они запоминались на библейских примерах.
 Как-то не верится, что Пушкина или Лермонтова советский народ любил за ловкое сложение слов в стихи. В душу глубоко западали мысли поэтов высказанные и закодированные в сочетании ритмов, рифмов и образов. Потому потомки до сих пор с интересом копаются в черновиках, письмах поэтов и высказываний о них, ищут пророчества... Мы же с детства были лишены Библии, а кое-что умного, украденного оттуда классиками ленинизма - как каждое краденое не очень на пользу шло... Потому слова, что “поэт в России - больше чем поэт” - абсолютно справедливы. Даже без его стихов.
 В Белгородской экспедиции геологом одного из участка разведки железных руд работал Виталий Татьянин. Для меня он был необычен знаменательной фамилией, но кроме того был красив лицом, ладной фигурой и доброжелательным обращением, что для нового пришельца в уже сработавшийся коллектив - очень важно. Тем более - для перешедшего на более низкую служебную ступеньку, чем-то ущемленного.
 Виталий, как я узнал далеко не срезу - член Союза Воронежских Писателей, автор нескольких книжек стихов. Сын военного корреспондента в Отечественной войне, ставшего к концу её редактором военной газеты, в ранге полковника. Большая душевность его была, видимо, наследственная, я это почувствовал, поскольку пользовался гостеприимством его родителей, когда мне пришлось бросить работу в Курской экспедиции и поступить в Воронежскую. Отец его, полковник в отставке, отнеся ко мне как к сыну убитого близкого друга, хотя моего отца не знал.
 Мне, волжанину с юностью в Казахской степи, Виталий привил интерес, даже любовь, к горам, в которых и люди и звери становятся более отзывчивыми, чем мои земляки (значит - и я сам), сближаясь тем со степняками Казахстана, готовыми приютить чужестранца и как можно - помочь. Так виделось мне на примере отношения казахов к высланным немцам Поволжья. В селах Черноземья найти приют во время наших машинных маршрутов – было очень непросто, хотя мы просились не в дом, а просто во двор, чтобы спокойно спать в кузове машины.
 Виталий альпинист и поэт с острым, добрым глазом, в компании - веселый рассказчик, песенник. Возможно - после нашего расставания в начале шестидесятых годов, он стал бардом, но этого мне не пришлось узнать. Кое-какие встречи его в альпинистских походах, рассказанные с юмором, я запомнил.
 В горах Памира ему как-то пришлось в составе группы проходить узкой тропинкой выбитой на почти вертикальной стене над пропастью в несколько десятков метров. Головным шел Виталий - он и заметил на тропе взрослого медведя, идущего навстречу. Ледоруб в руках, используемый как дополнительная опора - оружие, на узкой тропинке он выравнивал шинсы в схватке, но Виталий решил не ссориться с косолапым аборигеном.
 Заминка на совещание в замешательстве полуобернувшись к друзъям и Виталий двинулся навстречу зверю, терпеливо стоящему на всех четырех, значит в относительно мирной позе. В карманах троих ребят идущих сзади - тоже есть сахар, а медведи - большие сластены. Мишка привалился к стене так, что бы можно было разойтись с ним, прижимаясь к мохнатому боку. Виталий положил кусок сахара, незаметно вытащеного из кармана, перед носом косолапого и спиной к обрыву, лицом к зверю протиснулся вдоль косматого по тропинке, стараясь не нависать над ним, хотя рюкзак не разрешал выпрямиться. По медвежьей спине животом, потом по боку - веревкой-связкой. Идущие следом проделали все то же самое, убирая ледорубы с глаз зверя, что бы он не принял их за оружие. Обойдя мишку - они показали ему свои пустые руки помахали ими, в знак отсутствия сахара показав, что ему лечше продолжить свой путь, а им - свой. Так и разошлись, долго молча и боясь посмотреть назад. Мишка, видимо, согласился с течением событий. Решили не обсуждать его пока не спустились в лагерь и альпинисты: в горах, где опасность рядом, все становятся друзьями - люди, животные. Охотничьи рассказы появляются потом, когда опасность уже миновала и можно использовать юмор.
 Побывав под обстрелом – солдаты тоже становятся теплей друг к другу, забывая неприятные минуты коллективного страха, благополучно пережитого…
 Бывали у него встречи и комические. На какую-то высотку группа альпинистов тащила бюст для установки в обозначение взятия вершины. Чей - я уж и не помню теперь. Видимо - одного из вождей, что бы обозначить вершину. Погода ухудшилась, им пришлось переночевать полузасыпанными снегом, но экипировка соответствовала такому случаю и потому на следующий день они, чуть забрезжило, стали карабкаться дальше.
 Кстати говоря об экипировки – вспоминаются кинокартины поставленные об альпинистах. Там артисты, показывающие трудности и героизм – не забывают снять с голов и капюшоны и шапки – для рейтинга. Иначе, зачем же они на съемочной площадке? Даже под напором снежного бурана, дующего от вентилятора, что направляет помреж.
 Добравшись наконец до вершины, не расстегивая связки, Виталий и его спутники еще при неважной видимости заметили какие-то пятна впереди, где рассчитывали на выступающих из-под снега камнях установить свою ношу и быстро начать возвращение, самый опасный этап восхождения. При всем миролюбии в горах, встречи с животным миром альпинистам нежелательны. Но делать нечего, пошли туда, где что-то шевелилось в дымке.
 Каково же было удивление, когда они подойдя увидели геодезистов с теодолитом! Правда, на них тоже были ботинки с шипастой подошвой, а в сумке на земле - металлические съемные кошки, рядом с альпинистской веревкой, но тащить с собой еще и теодолит! Хотя подумать, он много полезней, чем бюст пусть самого уважаемого, вождя! Работа - есть работа и геодезисты просто выбрали наиболее доступный путь, что бы без спортивного азарта сделать свое дело. Триангуляция первого класса - надо переждать капризы природы, выбрать погодное окно, да еще без современного радиопередатчика. До героизма ли тут?
 В самом деле, далеко не у каждого геолога туристы-первопроходчики вызывают восхищение при встрече в тундре или на порожистых реках. Мы с ТТ таких любителей подвигов окольными путями проверяли, прежде чем принять к себе на полевой сезон работы. Стремящихся к бестолковому риску ради эффекта - вежливо или не очень - отклоняли. Бог миловал - с нами в поле работали приятные, симпатичные ребята (и девчата). Один сезон работала могучая веселая девица, которую в год перед нами изловили на Новой Земле охранники полигона и корреспонденты Комсомольской Правды. Она пробиралась в одиночку к Северному Полюсу. И дошла бы на спор, но не учла бдительность стражей уже не нужного полигона, в который превратились когда-то населенные острова, изредка служившие спасением полярникам- ученым. Фамилию её – забыл, хотя прочитав спустя некоторое время спустя. её заметку в «Комкомолке» - еще при живой, но уже больной Тамаре – помнил. Она в поле с легкостью выполняла любую работу, в одиночку легко грузила упакованный сорокасильный «Вихорь», чуть не затолкнув в машину вместе с ним и меня. Несомненно, именно она учила Высоцкого альпинизму – именно ей посвящена одна из его песен. Невысокого Высоцкого – ей вытащить в гору – вполне под силу. Через неё мы и билеты в «Таганку» легко получали – дружба их, видимо, не прерывалась… У нас она пыталась заработать деньги еще на одну попытку осилить Северный полюс и переждать пока «органы» не перестанут искать в ней атомную шпионку, интересующуюся взрывом водородной бомбы. Мания боязни выявления атомного зарожения всегда висит над исследователями северного побережья: Видно много военные напакостили там в порядке «Холодной» войны. Мы это особенно почувствовали на Мурманском побережье.
 Тамар поддерживала связи со всеми нашими временными полевыми рабочими, как на подбор – интереснейшими людми, младше нас лет иногда на десяток. с большим хвостом .
Смерть ТТ разлучила нас с ними и их между собой. Остается только жалеть и об этом. Оборвалось много начинаний, связей, незавершено много исследований… Но попытаться оставить память об интересных людях в истории – представляется одной из обязанностей живущих.