Культуре посвящается.
Разбег. Толчок. Свободное падение. Мелькают окна. Приближается земля с газонами, деревьями, детскими горками и песочницами, припаркованные автомобили. Жесткий удар об асфальт. Вроде бы стало легче. Определенно, легче.
Всегда нравилось мне стоять на балконе надцатого этажа и плевать вниз. Каждый плевок – как часть тебя, решившаяся на банальный суицид. Плюнул и следующие несколько секунд следишь за полетом. А за спиной гремят динамики, кто-то визжит, кто-то требует еще пива. Мне, собственно, вдруг стало не совсем здорово там, где очень много народу и весело. И вот теперь - я здесь. И я буду...
…Буду разговаривать с Тобой. Знаешь, как-то все странно в этом мире. Только ты решишь в один вечер, что наконец-то раскусил жизнь, почти понял ее смысл, что нужно совсем чуть-чуть и тогда ты доберешься до наивысшей точки счастья. А утром просыпаешься и понимаешь, что вчера был не прав, что все совсем не так и, вообще, хрен разберет эту жизнь, и... где бы достать хотя бы глоток пива. Все жестко. Побеждает сильный, подминая под себя кучу слабых. Иногда, ты сильный, чаще – слабый. Такова цена свободы действий. Подумал – сделал – получи отдачу. Стильно. А вот я, все-таки, хочу, наконец, найти Тебя. Не знаю - где, когда, но, знаю точно, что сразу вычислю в огромной давке автобуса, толпе на концерте или за столиком в кофейне. Потому что, я ведь уже с Тобой разговариваю, а это что-то значит. Определенно…
- Чего скучаем? - голос принадлежит Насте. Средний рост, длинные русые волосы, зеленые глаза и какой-то волшебный тембр. Пытаюсь подольше удержать ощущение резонанса от ее слов. Может, сказать ей, что стоит попробовать ди-джеем поработать на местной радиостанции. Это имеет смысл. Главное, чтобы не на телевидении.
- Да не скучаю я, просто люблю вот так, знаешь, подышать свежим воздухом и посмотреть на солнце, медленно покидающее этот город.
- Да ты, я смотрю, у нас романтик.
Щелчок зажигалки и мгновенно запах тлеющего табака впивается в мои ноздри. Ладно бы я не курил и просто ненавидел этот запах. Нет, все намного сложней – бросил вот недавно и пытаюсь как-то не думать. А как тут не думать, когда вокруг все курят? Вот сейчас бы подержать в руках сигарету, потом, затянуться и смотреть на красную точку тлеющего табака и, наконец, выпустить никогда-ни-на-что-не-похожее облако дыма.
Настя перехватывает мой взгляд, полный непонятного желания, улыбается и делает очередную затяжку. Потом мы долго стоим, молча пялясь на горизонт. И где-то там вдалеке зияют черные оконные провалы недостроенных и брошенных на произвол судьбы зданий. Сейчас они смотрятся очень зловеще. Как будто огромные бетонные надгробные памятники неизвестным солдатам, погибшим в засекреченной войне.
- Слушай, Настя, а что вон там за здания такие. Умерли там что ли?
- Вроде того. Люди называют тот район Вавилоном. Сначала вроде все ринулись его застраивать, понапихали элитных домов. А потом выяснилось, что зона эта - вообще, аномальная. То есть, и мобильники там не работают, и радиосигналы не доходят. В общем, жуть. Его оградили забором и никого не подпускают.
- Здорово, - говорю и начинаю более пристально изучать таинственные дома. Солнце как раз в этот момент скрывается за одним из них и показывает свою небольшую часть сквозь оконные проемы. И как-то уже не радуют глаз стоящие рядом здания хрущовок и новеньких домов. Они ведь живые – в них загораются окна, на балконах висят и сохнут носки, брюки, рубашки. Загадка вся там – почти что возле горизонта.
- Слушай, - говорю, - а сколько примерно отсюда до него, ну до этого Вавилона?
Настя широко раскрывает глаза и говорит о том, что это вообще плохая идея переться туда, потому что далеко и, все равно там делать не фиг, и ощущения, наверное, как на стройке, и, вообще, это жутко и лучше пойти еще выпить. Она делает последнюю затяжку, выбрасывает бычок и летит вместе с ним, преодолевая этаж за этажом. Вниз. Вниз. Бух. Здорово упала.
- Ну, блин, где этот урод, что поставил такую фигню, - я пытаюсь перекричать шум, - давайте лучше я что-нибудь путевое поставлю. А это кто отдыхает на диване? Мишка что ли?
- Да не трогай ты его. Пусть отдохнет, через пару часов придет в себя.
- Понятно. Ладно, ничего не бойтесь – ведь с вами профессионал. Где тут компакты?
Дисков как-то очень много, долго пытаюсь разобраться что к чему, при чем нужные коробочки оказываются пустыми. Приходится рыться в груде разбросанных по столу дисков. Наконец выбор сделан – жму eject, музцентр плавно выплевывает из себя компакт, в комнате наступает почти идеальная тишина.
- Дамы и господа, медляк. Девушки приглашают юношей, юноши приглашают девушек. Не стесняемся, а ловим кайф. Готовы? Поехали...
“Все мелодии спеты, стихи все написаны.
Жаль, что мы не умеем обмениваться мыслями.”
Я нахожу взглядом Настю. Та уже где-то нашла бутылку «Балтики» и сидит себе, спокойно пьет пиво. Подхожу к ней, уверенным движением забираю бутылку и ставлю на пол.
- Извините, девушка, можно вас пригласить?
- Спрашиваешь. Конечно.
А она ничего. Нет, на самом деле, очень даже. Движения все такие мягкие и, в то же время, уверенные. Фигура тоже в порядке. Вот так, под предлогом танца, ощупываю ее, строя в своем воображении нереальные формы, линии и цвета. И еще эта музыка, все-таки я – молодец, что сообразил. Тут Настя вдруг начинает хватать губами воздух, потом отстраняется от меня и убегает в коридор. Отойдя от всего этого, я подхожу к центру, программирую следующие десять тяжелых брейкбитовых композиций и иду искать бросившую меня девушку.
- Эй, пацаны, Настю не видели?
- Да в ванной она.
- Понятно, спасибо.
В ванной Настя склонилась над раковиной и что-то бормочет.
- С тобой все нормально?
- Ага, отлично. Правда, все хорошо.
- Просто мне показалось...
Так и стоим, как два идиота, в маленькой комнате и пялимся друг на друга. Настя говорит, что я дурак, и что я должен сейчас что-нибудь сделать. Пока соображал что к чему, ее язык оказался у меня во рту. Неожиданно. Но я уже лечу, неизвестно куда, но знаю, что впереди все будет хорошо. И я...
...Я буду разговаривать с Тобой. Знаешь, не важно, чем занимаешься сейчас Ты, наверное, главное, чтобы слышала или просто чувствовала. Потому что я не могу просто так говорить с тем, кого не существует, потому что это не нормально получится. Тогда меня увезут санитары в больницу, где будут колоть уколы и всячески исправлять мою личность. А я не хочу так. Просто хотел сказать, что ведь весь смысл всего в поиске. Неважно что искать и где. Важен процесс. Ведь облака плывут потому, что они что-то ищут, Солнце тоже в поиске. Перестанешь искать – и исчезнет смысл. Исчезнет смысл – остановится жизнь. Я вот вспомнил, а Ты же ведь вчера мне приснилась. Будто стоишь возле окна, грустно смотришь на улицу, а потом переводишь взгляд на свой телефон. И еще...еще играла музыка. Она была чудесная. Там была акустическая гитара, скрипка, саксофон и еще...еще бас-гитара. Вот. Такой мотивчик немного грустный – Пам-парарам-пам-пам. А за окном был дождь. Точно, шел такой приятный дождь, который сбрасывает на землю огромные капли. Слушай, а давай сделаем так – ты будешь оставлять везде свои знаки. Что-то вроде лепестков синей розы. А я буду ходить, смотреть под ноги и....может быть найду. Было бы здорово, правда?...
На кухне Митяй, Санек и Серега пьют водку.
- Эй, ди-джей, выпей с нами.
- Да нет, пацаны, не тот настрой.
- Ну тогда скажи какой-нибудь тост, а то у нас уже фантазия кончилась.
- Окей. В одном ауле, расположенном высоко-высоко в горах, вах, жил-бил мальчик, сын джигита. Он каждую ночь убегал к краю обрыва и смотрел на звезды. И однажды джигит подошел к нему и спросил, зачем он все это делает. Сын джигита сказал, что хочет улететь к звездам, когда вырастет. «Вах, мой сын хочет стать космонавтом?» - спросил неизвестно чем обрадованный джигит. «Нет, папа-джигит, я хочу стать космическим туристом». Так выпьем же... за туристов, которые мечтают загадить даже звезды.
Вдыхаю свежий воздух. Воздух ночного города имеет особенный вкус. Сказав всем, что пошел за пивом, я одел куртку и вышел в подъезд. На площадке на меня шугливо смотрели какой-то паренек и девушка. Паренек, что-то пытался незаметно одернуть, но это у него получалось как-то неумело и совсем по-детски. Подмигнув им, я спустился вниз. И вот теперь, запустив плейер в мобильнике, засунув наушники в уши, я готов идти навстречу судьбе. В заброшенную часть города, которая стала тянуть еще с того момента, как я узнал о ней. Сначала я иду очень быстро, потом еще быстрее, а затем перехожу на бег. Мне не терпится, наконец, увидеть все своими глазами и как можно быстрее.
Что с тобой, слушай, что с тобой?
Разве ты не понял, что жизнь – это бой?
Любовь навеки, дружба навсегда,
Думаешь «нет» – говоришь «да».
А я бегу мимо светящихся вывесок, спешащих куда-то последних троллейбусов и автомобилей, мимо киосков. Возле одной из остановок стоит человек пять умотанных в гавно малолеток.
- Эй, слышь, парнишка, закурить не найдется?
-Извините, пацаны, бросил. Не ношу теперь с собой, чтобы соблазна не было.
-Спортсмен, что-ли?
-Ага, воин Дзена.
-Ни фига, ну ладно, извини.
И чем дольше бежишь, тем больше начинаешь ценить воздух, потому что его уже не хватает. Ты вдыхаешь его полной грудью, и, не задерживая, выдыхаешь. Интересно вот, правильно ли я бегу? Потому что, я знаю только примерный вектор направления и все. Но все равно, бегу. Запоздалые прохожие жмутся к стенкам, услышав мое приближение, только что мне сейчас до них. Они идут домой, а я...а я сам не знаю куда.
И вот, вроде бы на месте. Никакого забора с колючей проволокой не оказалось – только черно-оранжевая ленточка и табличка. «Внимание, опасная зона». Здорово. Я пытаюсь всмотреться в темноту перед собой, но абсолютно ничего не видно. То есть, совсем ничего. Несколько минут стою в нерешительности. А стоит ли вообще туда заходить, ну увидел ты почти все, постоял рядом и достаточно, можно возвращаться в теплую квартиру, там растолкать всех на диване и уснуть до утра. Дико хочется курить. И вот, наконец, решаюсь и перешагиваю через ленту.
И сразу стало тихо. Не реально тихо. Я с недоумением достаю мобильник – он выключен.
Странно, вроде бы еще утром заряжал аккумулятор. Но еще более странно, что пропал шум города. Тихо. А еще, вдруг навалились здания. Да тут не просто какой-то один микрорайон, тут почти что часть огромного города с дорожной разметкой, знаками, скамейками. Только очень тихо и как-то зловеще.
В детстве мы любили мечтать. К примеру самым приятным было представить себе, что ты проснулся и вдруг один в городе. Все люди исчезли, оставив только вещи. Так вот, было приятно себе представить, как ты заводишь какой-то модный автомобиль и едешь в магазин, чтобы набрать себе побольше конфет, шоколадок, трансформеров. Или нет, лучше всего – троллейбус. Сесть на кресло водителя, взять в руки такой огромный руль и все рычаги поднять вверх - типа, закрыть дверь. А потом, нажать на педаль и через секунду услышать щелчок и ощутить движение. Действительность же оказывается настолько противоположной мечтам, что иногда хочется удавиться. Как сейчас.
Но со страхом нужно бороться. И вот я, наконец, мелкими шажками иду в глубину неизвестности. Такое ощущение, что где-то в здании засел снайпер и ведет меня сейчас своим оптическим прицелом. Как это называется? А, точно, «нычка». Только не хочется мне быть сегодня фрагом, да и не только сегодня. И здания уже не кажутся такими загадочными, как тогда – на балконе. Но я все таки иду и осматриваю все. Кругом разбросан какой-то мусор: старые газеты, пивные бутылки, пустые упаковки. Вообщем шняга всякая. И тут я очень четко осознаю, что нет главного элемента, который обычно присутствует во всех голливудских фильмах с подобным сюжетам. Нет ветра. Газеты как лежали, так и лежат, ничто не перекатывается. Все тихо и спокойно, как у негра....под мышкой.
Точно, вспомнил, что-то подобное я испытывал, когда залез впервые в подвал. Там везде были трубы и темнота. Пахло сыростью и еще чем-то таким, чем обычно пахнет от сантехников. Тогда я думал, что являюсь первым человеком, зашедшим сюда, пока не наткнулся на маленькую комнатку с импровизированными стульями и столиком и кучей упаковок от презервативов, шприцов и одной карты. Вроде бы это была шестерка пик, точно уже не помню.
Но любопытство сильнее страха и очень скоро я оказываюсь возле оставленного автомобиля. «Копейка» с надписью «In god we trust» на номере. Рядом какой-то листочек, исписанный аккуратным почерком девочки-отличницы.
Была такою сильною любовь,
Ты даже не представишь.
Но в жилах больше не гуляет кровь.
Не думала, что ты меня подставишь.
Хмммм, почерк красивый. Наверное отличница очень старательно выводила каждую букву – на века. У нее это вполне получилось. Наверное, когда она вырастет, то будет с таким вот заискивающим видом читать подобные тексты и думать, что какие же все вокруг уроды, а вот ее ранние стишки – они такие романтичные и глупенькие. Именно так. А я...
...Я буду говорить с Тобой. Наверное, потому что сейчас очень жутко, и нужно выговориться. И вообще, каких-то полчаса назад я сидел в теплой и уютной квартире, пил пиво, слушал музыку и рассказывал анекдоты. А вот сейчас. Что сейчас? А знаешь...я вдруг почувствовал, что ты можешь быть где-то рядом. Не знаю почему. Просто предчувствие. Хотя, знаешь, я боюсь тебя. Не в том смысле, что ты можешь оказаться какой-то страшной. Нет. Я боюсь, что тогда мне нечего и некого будет искать. И, знаешь, здесь очень хорошо видно небо. Я наконец-то вижу звезды. Не думал, что их так много. Такое ощущение, как будто, кто-то натянул на меня дырявое одеяло и вот теперь сквозь эти дырочки свет попадает ко мне. А это город в городе, что это вообще что такое? И почему все так странно, и почему я прожил здесь 20 лет и даже не догадывался. Все молчат. Чего бояться? Была бы ты сейчас рядом, я бы взял тебя за руку и было бы совсем не страшно, потому что я – не один. Потому что чувствовал бы ладонью твою ладонь. Да и много еще всяких «потому что». Странно так и необычно – идти посредине дороге и не бояться быть сбитым машиной. Даже забавно. Вот интересно, может быть ты сейчас как раз засела где-то со снайперской винтовкой и видишь меня. Тогда не жди, стреляй. А знаешь, что я сейчас вижу? Я вижу лепестки синей розы. Ну, тогда я скоро буду. До встречи...
И я иду по лепесткам. Прохожу какие-то узкие переулки, вдоль которых стоят переполненные мусорки, неработающие светофоры, открытее подъезды и наконец подхожу к высоченному зданию. Такое ощущение, будто вокруг меня неслышно пробегает миллионы теней. Они движутся так быстро и бесшумно, что заметить практически невозможно. А здание упирается в самое небо. Ну, блин, полный Вавилон. Поднимаюсь по ступенькам на крыльцо, потом вхожу в двери. Внутри так же тихо и темно. А потом идет долгий подъем наверх, я досчитал до 23-го этажа а потом просто сбился. Но наглые лепестки упорно зовут идти все выше и выше.
И вот я на крыше. Вернее, то что это крыша я догадался не сразу. И, наверное, вообще бы не понял где я, если бы не звезды над головой. И где то там – на краю кто-то стоит. Не видно ни лица, ни одежды. Только силуэт.
-Эй. Привет.
В ответ – тишина.
- Эй, есть кто живой? Скажите что-нибудь.
Силуэт поворачивается. Щелкает зажигалкой и я вижу лицо. Мужское зрелое лицо. Прическа ежик и шрам на левой щеке.
- Извините, здесь должна быть девушка. Не подскажете, как ее найти.
- Она ушла. Минут десять назад.
- А куда?
- Не знаю, но обещала завтра прийти снова.
- А не можете мне про нее рассказать подробнее.
- Могу. Курить будешь.
- Эх...не откажусь.
И мы садимся с этим странным мужиком на краю крыши. Он рассказывает о том, что люди сами не знают чего хотят, что они сбиваются в большие стаи, строят большие дома, и уходят еще больше в свои проблемы. Он говорит о том, что когда людей становится очень много – они начинают умирать. Люди умирают, а тела живут своей обычной жизнью – ходят на работу, в магазин, смотрят телевизор. Никто не верит в одного Бога, у каждого он –свой. У каждого свои идеи, мечты, идеалы, мысли. И, наконец, вместо одного очень сложного организма появляется очень много маленьких независимых и очень слабых. А слабым нужно как-то выживать и они становятся паразитами. Он утверждает, что единственной более-менее подходящей аналогией может, пожалуй, быть раковая опухоль, которая очень быстро убивает весь организм.
- Слушайте, Вы хотите сказать, что я сейчас сижу в раковой опухоли.
- Вроде того. Только все сложнее. Вот, к примеру, что ты можешь сказать о небе?
Я смотрю вверх и пытаюсь понять, что чувствую.
- Ну, я бы сказал, что оно – бесконечно.
- Вот, а ты видишь только малую часть его, по которой ты не можешь даже знать, что это такое – БЕСКОНЕЧНОСТЬ.
- Возможно, но мне хватает того, что я вижу.
Он улыбается. Затягивается и смотрит вверх.
- Ну, расскажите мне о девушке.
- Да что о ней говорить. Девушка, как девушка. Красивая, умная, добрая. А еще она постоянно слушает, как с ней разговаривают.
- Ну я очень часто с ней разговариваю.
- О тебе она очень часто мне рассказывает. Приходи завтра, ладно. Только не обижайся, что так получилось. Понимаешь, работы много.
- Понимаю. Завтра, значит завтра.
- Ты главное, дыши.
Я иду по утреннему городу. Жители потихоньку выползают из мест своего ночлега. А воздух снова другой. И такое чувство, будто все изменилось. И, непонятно откуда, возникает ощущения наконец-то понятого смысла жизни. Но ведь его нужно записать, чтобы потом вспомнить, если забудешь. И я забегаю в первый попавшийся подъезд и гвоздиком пишу на стене то самое слово, в котором есть наивысший смысл всего. Я пишу – XY~. Точно. Определенно, в этом и есть смысл. Тогда я сажусь на ступеньку и начинаю реветь. Слезы градом льются из глаз. Я всхлипываю, стираю соль с лица и...
...и я буду говорить с Тобой...