Какофония. Я и автор

Лейла Мамедова
Под навесом чернеющего неба, мастерски расшитого бисером созвездий, танцует крышка люка. Подпрыгивает, волнообразными движениями описывает круг вокруг своей оси, плюхается обратно. Дрынь - дрынь - дрынь.
 Улица. Вокруг - люди, только не совсем настоящие, к ним нельзя подойти и сказать: "Здравствуйте! Вы не знаете, что здесь происходит?". Все потому, что они смогут ответить только: "Ничего", и при этом внутренние уголки их мохнатых бровей трусливо поползут вверх.
 Жду. Ведь неспроста кому-то неспокойно в канализационном люке, ведь этому кому-то срочно нужно на поверхность тротуара, сюда, где стою я, продрогший, и думаю о том, что появился только что. У меня нет "до" и "после", воспоминаний и планов, нет привкуса горчицы во рту, желания к кому-нибудь сходить, усталости в ногах, помыслов о будущем. Лишь что-то липкое у уголков губ. Там, под асфальтом, из темноты, с хрипотцой в голосе, мог быть кто угодно, только не:
- Я!
 Жуткое... Худощавые руки, вцепившиеся в краешек тротуара, испачканы вареньем; темно-русые волосы с проседью рассыпались по лицу. Я сказало:
- Руку хоть протяни! Стоишь, как не знаю кто! Как... ммм... вкопанный! Именно, как вкопанный!
 Не протягиваю. Испачкаться как-то... да и опасно связываться с собой, когда ты о нем ничего не знаешь. Холодок взобрался вверх по позвоночнику, добрался до темени, а мне - вдруг захотелось домой. И осознание того, что дома у меня нет, заставило съежиться, ссутулиться, глупо улыбнуться себе и совсем невпопад процедить сквозь зубы:
- Нет уж, если ты - я, иди тогда к черту.
- Я - не я! - тут же соврало я, лишь бы подняться на тротуар.
- А кто тогда?
- Автор! Именно! Я не я, я - автор, который пишет всю эту... ммм... как бы точнее назвать все происходящее... ммм... который пишет всю эту... всю эту ерунду! Именно ерунду!
 Еще издали прохожий, беззаботно семенивший в нашу сторону, показался мне подозрительным, а когда приблизился вплотную, - так, что задел рукав моего пальто, - шепнул: "Хи-хи". Прошел к бежевой иномарке, что стояла чуть поодаль от меня и меня, и облокотился об капот.
- Ну и хамст...
 "во" перебила молния, жирной белой линией вычеркнувшая луну с неба. Затем проткнула острым концом располневшую и порядком постаревшую тучу, из свежих ран которой тут же хлынула вода. Знаю, это монолог неба о Боге. Вдалеке, скрипнув, хлопнули ставни. Кто-то устал, кто-то не хочет выслушивать, кто-то недооценивает поэзию неба... Но ведь кто-то другой не устает подолгу мокнуть под дождем и ждать.
 Протягиваю руку бедняге, чувствую, как к коже липнет варенье; успокаиваю себя мыслью - дождь смоет.
 Теперь нас двое на тротуаре, рядом - дыра, неподалеку продолжается хихиканье. Даже хорошо, что нас двое, так мы смелее. Не договариваясь вслух, подходим к незнакомцу, один из нас (какая разница, кто?) вопрошает:
- Не скрывай... это... как его, мы знаем, это ты все придумал. Только вот... как его... конец уже написал?
 Смотрит в упор, хлопает глазами, и вдруг, совершенно неожиданно, взрывается хохотом и хватается за живот.
... Мимо снуют не люди - фигурки с зонтиками, одинаковые, шлепают по новоявленным лужам и молчат. Бегут, взгляды опущены на ботинки, в мыслях - сплошной хлам, а мне так тоскливо, так тоскливо от этой какофонии...
 Когда смех притих, он сказал:
- Мамочки! Я не могу! Это самое глупое, что я когда-либо сочинил!
 Хохот. Хочется помыть руки. Варенье. Кап-кап, струится по волосам, по плечам, стекает... Я мерзну, а я - плачу. Нечестно, подло - сочинить нас такими, а потом смеяться. Что смешного?
- Ну, что там с концовкой?
 Облизывает губы, слышится "мняяям, клубничное". Дождь не перестает. Автору надоедает, вспоминает, что сериал начнется через пятнадцать минут, а в желудке - пусто и булькает. Уходит.

 Дома, подбираясь к пульту от телевизора, натыкается на потрепанную тетрадь со старыми записями, из любопытства пробегает глазами:
"...так тоскливо от этой какофонии", "... в желудке - пусто и булькает". Смеется, вспоминая недавнюю прогулку, включает телевизор - реклама на канале. Воспользовавшись случаем, вписывает концовку:
"Потом я и я устали страдать, и (тут ему пришлось даже запрокинуть голову, чтобы придумать дальше) съели друг друга".