Любовь и пудреница
(игра жизни)
Кто его знает, есть ли настоящая любовь в нашей безумной жизни, присутствует ли она, или же это просто маленький такой миг для спасения души? Кто его знает, может быть, она есть, может быть – нет. Но большинство населения нашей планеты всё-таки склонно считать, что в том или ином виде она всё-таки присутствует и существует…
Москвич Сашка Сидоров подобными вопросами и размышлениями никогда не забивал себе голову. Он просто жил уважая, свою супругу Алину и был в браке с ней счастлив по-своему, ведь каждый в этой жизни счастлив по-своему. А для счастья ему так мало было нужно, ему нужно было всего-то, что бы жена его уважала и понимала. Но жизнь – штука сложная и там случается всякое. И может быть, так оно и было всё ничего, но супруга у Сашки Сидорова, заводского инженера, бабёнка была скверная и ревнивая. Впрочем, как потом выяснилось – до ужаса ревнивая совершенно без основания.
Пять лет, прожили они вместе, и что бы там кто не говорил, а это был уже срок, ведь некоторые и этого не проживают, разспорятся, раздерутся, разругаются, разоср…
А Сашка был скромный и молчаливый. Скромность – это, конечно же, хорошее качество в человеке, оно всегда его украшало, но вот беда – скромность никогда не шла ему на пользу. Из-за чего Сашка Сидоров, в общем-то, и пострадал. А так, нельзя сказать, что бы он очень любил свою супругу Алину, но уважал - сильно.
Есть, знаете ли, такая категория женщин, за которых мужики насмерть держатся, клещами в них вцепляются и никогда им не изменяют, и даже иногда подарки делают, и ведь… какие подарки!? Нет, не красотой они мужика держат и не постелью… А словом, умом и разумом. Когда надо похвалят и приголубят, приласкают и скажут - Ох, какая же я была дура, если бы не вышла за тебя замуж! И как стрелой – насквозь пронзят такими словами и пробьют его сердце, сами того совсем не осознавая… И с каждым разом, с каждым таким словом привязывают они к себе мужика всё крепче и крепче. (Но это так, к слову).
Сашка и раньше как-то недолюбливал эти командировки, но что тут поделаешь, видать, на заводе он был – незаменим. Приходилось ему бедолаге мотаться по бесконечным просторам бывшего Советского Союза, вдоль и поперёк. Вот и на этот раз забросила его судьба аж под город Стерлитамак, а там и ещё дальше на завод в, где он отлаживал важный для промышленности прессовочный агрегат под названием "Чирик пок-пок", за звуки, которые тот издавал в работе, таким метким словом окрестили его инженеры и рабочие. Впрочем, в характере Сашки была ещё одна отличительная особенность – он не был жид от комля.
В командировке после работы по случаю, Сашка заглянул в местный комиссионный магазин, где, пошарив блуждающим взглядом по витрине, остановился почему-то на пудренице. Зацепился он за неё своим взглядом и заворожился. А пудреница была – антиквар, да с такой любовью сделана, с таким ювелирным умением, с такой точностью, что Сашке, человеку очень далёкому от разных там женских украшений и атрибутов вдруг захотелось её купить и сделать своей супруге приятное.
- Вот моя женушка-то порадуется – вдруг засветилась ярким лучиком надежда в его душе.
Да и продавщица, заметив неподдельный интерес покупателя, оторвалась от своих неотложных дел и тут же подошла к жаждущему.
- Смотрите, какая это красивая вещица… – блеснула она глазками на покупателя. - Она, совершенно случайно у нас оказалась, человеку деньги нужны срочно, а так он бы её не за что не продал. На самом деле эта пудреница гораздо больше стоит. Купите её и подарите своей жене, она сильно обрадуется? А если бы мне кто такой подарок сделал… – и продавщица, не договорив, мечтательно подняла глаза к верху и как-то так томно вздохнула…
Но и по советским деньгам пудреница стоила не мало - 450рэ. Это было ровно столько, сколько было в кармане у Сашки… на всю его десятидневную командировку вместе с подарками и возвращением домой.
- Ладно, давайте, бог с ними с деньгами, супруге порадую, нам на заводе завтра должны будут премию дать. Сашка отдал деньги продавщице, под завистливые взгляды, положив пудреницу к себе в карман, чем и остался доволен.
Но вот беда, премию Сашке Сидорову начислить начислили и все, как полагается – но только не дали, сказали, что выплатят её по основному месту работы, то бишь, дома в столице. И если бы Сашка знал заранее, что премию ему здесь не дадут, то пудреницу он всё равно бы - наверное, купил…!
Редко кто умудрялся остаться совсем без денег в чужом городе, все как-то заранее всё прикидывают, а тут, вышел командировочный на просторы из заводской гостиницы, пошарил рукой в кармане, так как в кошельке шарить уже было нечего, достал мелочишко, и, пересчитав которое - понял, что осталось у него только на буханку черного хлеба и почтовый конверт, в котором Сашка и отписал жене про драгоценный подарок, приобретённый им по "любовному безумию". Впрочем, что письмо быстро дойдёт до столицы, он вовсе и не надеялся. Но, как бы там ни было, а живот к обеду у него стал подводить, уж сильно хотелось ему кушать. Неделю ему командировать оставалось, и Сашка, как грамотный и образованный человек, купил и разделил буханку черного Стерлитамакского хлеба на семь частей, получилось у него ровно по 114 грамм, и это было, чуть меньше, чем в блокадном Ленинграде. Но всё равно, 114 грамм хлеба в день – это всё-таки лучше, чем вообще ничего…
- Вот так и живём – каждый вечер говорил сам себе Сашка, запивая скромную пайку кипятком без сахара и заварки, благо тот был в заводской гостинице бесплатно. А после ужина он подолгу от нечего делать любовался пудреницей и разглядывал в окне причудность вычурную крыш, которая, как в той песне поётся – текла за горизонт. Только в его окне был не Париж, а маленький провинциальный заводской городок, а до городу Парижу отсюда было ой, ёй, ёй – как далеко…
Стайки маленьких птичек прилетали на подоконник его номера в гостинице и своим весёлым весенним щебетанием грели и успокаивали его командированную душу, особенно в предчувствии встречи с любимой супругой, особенно, когда он будет дарить пудреницу… А пока дни текли за днями. Булка хлеба таяла, а Сашка продолжал заниматься своим делом, отлаживать пресс и размножаться, то есть делать в канцелярии ксерокопии разных кривых и прочих не стабильных графиков работы прессовального агрегата.
Тем временем, жизнь продолжала играть с ним своими незамысловатыми сюжетами, и ведь какими, какая же это была игра ради любви, ради пудреницы… наконец. И, о боже! Как же всё это было красиво! Это нужно было ценить, ценить эту красоту игры, ведь этот жизненный эпизод никогда не раскрошится в памяти.
Тем временем хлеба в его тумбочке оставалось всё меньше, и как Сашка не крепился и не пытался отвлечься мыслями, голод потихоньку забивал его в угол. От нечего делать, он зачем-то перевернул тумбочку, с удивлением обнаружив там обрывок письма написанного по-немецки. Сашка неплохо учился в школе, но немецкий знал только по учебникам, и что бы хоть как-то скоротать время, он стал переводить этот обрывок.
- Наверное, здесь до меня жил немецкий специалист – подумал про себя Сашка.
Суть перевода обрывка письма была примерно следующей:
"Дорогая Марта" – писал вялым почерком немецкий специалист. - "Мы позавчера с русским пили водку, и я тогда чуть не умер. А вчера мы с ним опохмелялись. Так лучше бы я помер - позавчера…". Сашка разулыбался, ему было интересно перевести и дочитать письмо до конца, но письмо дальше было оторвано, наверное, в силу служебной важности и секретности.
Сашка лёг на гостиничной кровати и начал путешествие по минувшим годам. Вчерашний день таял в ночи, в его животе всё слипалось, так он потихонечку стал приходить к мысли, что этот голод его скоро совсем уконтропупит, ведь дела с довольствием совсем его поджимали. Плюс ко всему ему приходили теперь уже тревожные телеграммы, типа: - "Почему мочишь и как ты там мой жалкий?", на которые Сашке ответить было просто нечем, и он надеялся, что ранее отправленное письмо всё-таки дойдёт до супруги и развеет сомнения в её горячей дурной голове. Но, увы, к его большому сожалению, письмо до неё пока ещё не дошло, и подозрительные сомнения в её дурной голове продолжали стремительно обрастать снежным комом.
Сашка был бы рад занять денег у своих коллег, да вот командировочным денег в долг давать было как-то не принято, да и какой потом с них спрос, когда те уедут, после ищи свищи ветра в поле. Да и коллектив на заводе подобрался на редкость суровым и молчаливым, наверное, в виду особой важности и секретности. А Сашка скромным и неразговорчивым… на свою беду.
А там, в такой далёкой Москве страсти тем временем накалялись до звона… и полного нетерпения души. На телеграммы Алине ответа по прежнему не было (ответить Сашке было не на что), и в её голове слали появляться совершенно неприличные мысли, от которых она позвала в гости свою давно разведённую подругу.
- Ты знаешь, вот и мой бывший точно так же, уехал в свою как бы командировку и нашел там себе другую бабу, сволочь проклятая – под восчувствуем вина, бокала так после восьмого всплакнула та в кухонное полотенце, лежащее у неё на коленях. - И женился на ней гад! – теперь уже навзрыд завыла подруга, и её непоправимому бабьему горю во всей вселенной не было никакого предела. На якутке гад, какой-то женился, говорят она там у неё поперёк расположена…. Понравилась она ему сильно, наверное.
- Кто, якутка? Или то… что у неё поперёк… расположено? – удивительно округлились глаза у Алины, которая представила себе на секунду, как такое может быть на самом деле…
- Вот теперь и думай, как знаешь – закатилась в рыданьях горькими слезами подруга. - Да паразиты они все мужики! – и в гневе подруга так сильно стукнула кулаком по столу, что девятый и до краёв наполненный вином стакан опрокинулся прямо ей на колени. - Все они твари безбожные! – теперь уже в разнос пошла её задушевная собеседница.
В голове у Алины стали появляться сильно подогретые пьяные видения, как будто её Сашка, где-то там далеко, далеко, задирает подол у какой-то бабы, снимает с неё трусы… А она-то бесстыдница, знает же, что мужик-то женатый, хоть бы по рукам или по морде ему надавала, так нет же, встаёт и ещё ему своей шаловливой ручонкой-то помогает, и в прямо в штаны ему лезет, прямо в штаны норовит попасть… И тут уже обе женщины разом в голос завыли и зарыдали.
- Бросит он тебя кобелина проклятый, непременно ведь бросит – махнув рукой, заключила подруга и тут обе женщины зарыдали ещё громче…
А пудреница в это самое время грела Сашкину душу, а, глядя на оставшуюся краюху хлеба, она ещё больше его согревала. Сашка встал с кровати, громыхнув своими худыми мослами, и на всю распахнул гостиничное окно, в которое неуклюжим косолапым медведем сначала ворвался какой-то модный песняк, раздававшийся с "трындыча", как именовались танцы на местном жаргоне. А потом в настежь распахнутое окно влетел дикий и одинокий мужской голос – Помогите! Насилуют!!! – дико душераздирался последний.
- Я его угандошу! – вторил ему второй голос.
- Да что у них тут творится? – удивлённо подумал про себя Сашка, тут же закрыв обе створки окна.
И, тем не менее, он принимал все эти жертвы ради любви… в виде пудреницы. Согласитесь, ведь это было так благородно.
А голод Сашку гнал мыслями, погонял и тревожил. Ведь сытому человеку всё это так трудно себе представить, и блокадный Ленинград, и вообще, что такое голод. А если же брать ещё точнее, то человече без денег – ноль без палочки и ничто. С ним даже и разговаривать-то толком никто не будет. (Вот в таком обществе мы живём… как можем). Говорят, что голод – не тётка, на улицу не выгонишь и не прогонишь.
Потом у Сашки был местный чипок (буфет на автовокзале), где он долго и терпеливо ждал, кода благородная дама доест бифштекс. Он её вежливо так спросил – Вы покушали? Дама кивком головы подтвердила, и Сашка быстро подтянув к себе недоеденное блюдо, стал жадно поглощать остатки…, но испуганная дама тут же заверещала – Милиция!!!
Были разборки в милиции. Били разборки и у кафе "Три топора" и "От зари до зари" с местными нищими, где Сашке за попрошайничество в вывернутом пиджаке накостыляли те же самые нищие, а один толстопузый дядя так и вообще оказался сволочью и всё время вопил – Приличный человек, а попрошайничает! И со всей силы дал Сашке в морду, от чего нищему инженеру было горько, больно, обидно и очень противно. Был он свидетелем и пробежавшей прямо по нему толпы из местных довольно-таки агрессивных подростков, где старший изредка останавливаясь, всё время указывал пальцем и кричал почему-то всегда по-французски "Напщюрт!!!" (Вперёд). После чего Сашка сделал для себя выводы, что в стае обезьян вожаком становится обязательно наиболее блохастый. Была голодная истерика в номере, где он сдуру принялся припевая плясать – Гоп ца дрица, гоп ца ца… И в конце концов поезд с плацкартным вагоном и оплаченным по командировке билетом, где командировочный Сидоров долго и вежливо отказывался от услуг проводника приобрести постель и спать по-людски и по человечески, а ни как он – положив кулак под голову. Проводник ещё долго увещевал его за скопидомство. Были не до конца обгрызенные соседом куриные косточки, которые он до конца обгладывал в вагонном туалете.
Кто-то из древних сказал, что суть отображает бытиё. Вполне возможно, что он был и прав…
Были мысли, которые стали посещать Сашу, как работника оборонного предприятия, что, если бы в его руке сейчас был пистолет, то он бы развернул его стволом в другую сторону и застрелился. Но пистолета в его руке – не было.
Был Казанский вокзал, где, дабы проскочить без денег в метро, пристроившись вплотную к проходящей даме его, засекли, и он опять чуть не попал в милицию, так до своих родных Сокольников он два часа топал пешком. Был разъярённый взгляд жены – Почему ты такой исхудавший, наверное, таскался там где-то по чужим бабам, а они тебя потом выгнали…
Сашка никогда до этого не крыл свою любимую супругу отборным матом. Никогда так жадно до этого он не проходился по кастрюлькам и сковородкам на кухне и не ценил, что такое просто покушать и… выпить. А найденную в холодильнике бутылку водки он просто – махнул не глядя, и едва дойдя до дивана, завалился спать, сытый, пьяный и очень довольный.
- Слушай, я совсем своего мужика не узнаю, приехал домой весь худющий, матом ругался, всю еду на плите пожрал, бутылку водки выпил и целую булку хлеба навернул!? Они его там, что, бабы эти… совсем не кормили, что ли!? – спрашивала подругу по телефону Алина. - Пойду я опять за хлебом, таким своего мужика я ещё никогда не видела! – откровенно удивлялась она.
Возвращаясь из булочной, Алина чисто случайно, и можно сказать, почти машинально открыла почтовый ящик, где и обнаружила запоздалое письмо и свидетельство о присвоении ордена своему мужу за трудовые заслуги с огромнейшей премией. Прочитав письмо и вникнув в суть дела, она нашла в кармане его пиджака пудреницу с вложенной запиской – Тебе – любимая! Тебе - милая! Тебе - дорогая… Нашла, подержала трясущимися от волнения руками, и бросилась страшно рыдать.
- Сашенька, прости меня дуру окаянную, злобные мысли меня попутали, прости меня бестолковую…
Но Сашка спал мёртвым сном и ничего не слышал.
Прошло время, все это супругам пошло только на пользу, они потом очень долго вспоминали эту историю, особенно холодными зимними вечерами. И любовь… и пудреницу, и вообще, всю эту незамысловатую и своеобразную игру жизни.
Андрей Днепровский – Безбашенный.
26 июля 2005г