Апрель 329 г. до н.э. Гиндукуш.
Мы смотрим вниз. И голова кружится: так высоко!
Гефестион, зябко кутаясь в выцветший плащ, едва держится на крае, но, не теряя мужества, заглядывает вместе со мной в пропасть. Он всегда боялся высоты, но теперь не подаёт вида. Шепчет мне хрипловато:
-Ты только погляди, филэ, там птица...
Далеко внизу, под нашими ногами, старый орёл с седыми крылами, растопыренными на концах будто пальцы, тяжело реет над бездной. А совсем в глубине - на дне ущелья - тоненькая нитка реки.
Я рад:
- Зевс послал своего вестника. Значит, выбран правильный путь.
Над нами столько неба - до ломоты в глазах. Эх, взлететь бы!
Да воздуха, пожалуй, не хватит. Тут, на вершине, где совсем близко Гелиос прогоняет колесницу, правя твёрдой рукой своими буйными конями, дышать тяжело. И почему-то холодно, как в преддверье Аида....
Быть может, отсюда, а не с подземелий, Стикс и Ахерон берут своё начало? Всего лишь шагнуть вот за этот неровный край, и...
***
Июль 330 г. до н.э. Пустыня Дашт-и-Кавир, Иран.
Вот и кончена гонка.
Он лежал на дороге, немного не дополз до ручья. Но эта смерть была не от жажды: лохмотья, в которые превратилось его роскошное платье, покрыты бурой коростой запекшейся крови из ран.
Нашедший его солдат перевернул тело, и я мог видеть это лицо: заострённые смертью черты, пергамент кожи на вдавленных скулах, словно присыпанные пеплом брови, красивый высокий лоб.
Веки полуприкрыты, как будто он наблюдает из царства своего персидского бога мёртвых: кто это торопится по его стопам? На бесцветных губах - скорбно- торжествующая улыбка. Его уже никому не догнать!
Всё ещё завитые кольца растрепанной бороды. И белоснежные пряди в длинных разметавшихся по дорожной пыли волосах.
Подумалось, что он похож на восковую куклу, которые так нравятся служителям египетских храмов. Странное чувство: цель достигнута, но не хочется верить, что вот это - и есть она.
Жалкий прах. То, что осталось от Великого царя.
И так долго я охотился вот за этим?!
Кругом - любопытствующие лица.
Я переспросил:
- Это точно он?
Красивый перс с умными и серьёзными глазами спокойно глянул на тело бывшего своего повелителя, и утвердительно качнул головой:
- Он, господин. Это, вне сомнения, Дарий.
В голосе, горделивой осанке - ни капли благоговения или хотя бы жалости. А ведь будь вот это тело живым, он бы ползал у ног его, подметая пыль животом!
Злость закипела во мне. Забурлила в крови, поднялась до самого горла, сжав дыханье на миг.
Гефестион схватил меня за руку:
- Не надо, филэ.
Я глянул на стиснутое запястье и - отпустил рукоять меча. Повезло негодяю, предавшему своего царя. Пусть молится Агурамазде, чтоб повезло и в другой раз тоже!
Я рванул с плеча застёжку, успел поймать край ускользающего плаща.
"Царям подобает пурпур!" Голос отца, накидывающего мне на плечи мой первый парадный химатий. Мне было тогда лет пять.... А потом, когда Филипп вот так же лежал у моих ног, пронзённый предательским кинжалом, у меня не достало сил сделать то, что я сделал теперь: взмах рук и тонкая ткань цвета божественной крови, взметнулась и опала, прикрывая обнажённое лицо мёртвого царя. Ведь когда мы мертвы - наши последние чувства так беззащитно наги....
***
- Отойди-ка лучше от края, Александр! Закружится голова, и понадобятся тогда гермесовы сандалии....
Гефестион ещё может шутить. А в глазах его всё же опаска. И новая морщинка меж бровей. Что бы я делал без тебя, дружище! Ты один - всегда так надёжно рядом. И только с тобой - не страшно стоять на крае любой бездны. Мой бесценный Патрокл. Мой друг, мой филэ...
С тобою легче даже сизифов камень ответственности за всех этих людей, что смотрят на нас сейчас, веря, что мы знаем тропу через очередной перевал. Всех, кого я привёл сюда, на край Ойкумены...
Я снова слежу за исчезающей вдали птицей.
- Знаешь, куда он полетел?
- И куда же?
- Вон там, видишь, за тем уступом, пещера, где прикован Прометей.
- А, так он летит клевать печень, - в лице Гефестиона лукавый огонёк насмешки. Кажется, он не очень-то верит в старые мифы. Называет их красивыми сказками.
- Александр, ты привёл сюда и наших богов.
Смеётся. Шутит с богами. И за что они его только любят?
- Они любят тебя, филэ. А меня всего лишь заодно.
Камешки с лёгким шуршанием осыпаются из-под его ног в страшную пропасть. Побелев, как мел, под слоем пыли и загара, он отпрыгивает от края бездны и сразу снова становится серьёзным.
У меня тоже сердце перебивает удар. Уфф!
Как бы ни было - а наши боги, конечно, с нами! И так будет всегда.