Потолок и крыша что-то совершенно разное. Между ними есть воздух. Если его нет, это не совсем дом. Верю в это и медитирую на кастрюли с водой и лужи на потолке. Мой настоящий деревенский дом, на улице настоящий дождь. И я какой-то, почти-почти, кап-кап. Храню все нетронутым, непочиненным.
Раз в три года, после того как этот дом мне завещал умерший отец, я здесь. Когда то что было детством вдруг становится твоим, тем за что ты ответственен… Но я был тут совершенно один. И, почти-почти, боялся. Остров родного страха – дом.
Во дворе вышагивал изгнанный из курятника мокрый петух. У отца их всегда было два. И две дворняги, которые мирно храпели в одной будке. На остеклённой веранде, в старом буфете, лежит порционное печенье, завернутое в полотенце, так, что бы я не нашел. В сарае стоит лодка, и лежит зерно для кур и овец. Так было…
Я не имею столько времени и не трогаю то что могу сломать. Петухов съел, собак отдал. Назначил смотрителя соседку. Её внуки уже прячутся от меня в тех кустах, где был наш огород.
Я закутался в отцовский тулуп и вышел на крыльцо покурить. Капля потушила сигарету. Поднял глаза и смотрел в дыру на непотушенные огоньки звезд. Я взял кухонный нож с веранды и вышел во двор под дождь. Размахнулся, как учил отец, и кинул нож в ворота. Он ударился лезвием в железную петлю и отлетел в кусты лилий. Взял камень и закинул в окно сарая. Попал.
Я прятался там когда-то от отца, который меня никогда не бил. Боялся того, как он смотрит на меня. Сознательно что-то ломал, продал его велосипед, запер кота в подвале, разбил фотоаппарат. И ждал, когда меня побьют за это.
Отец развелся с мамой когда мне было пять лет. Мама осталась в городе, и он украл меня у нее. Увез в деревню. Потом был суд. Ему разрешили забирать меня раз в месяц на три дня.
На три дня в месяц я ездил к нему за алиментами. Когда поступил в институт ездить перестал. И вот… приехал… домой.
Никогда не видел пыльных окон, заплесневевших книг, и почерневшего обеденного стола. Дом с мягкими сырыми стенами. У фотоувеличителя стоит стаканчик с карандашами и зубной щеткой. Зеркала на шкафу не видно за однотонными галстуками. Собрание сочинений Есенина, рядом с ящиком для инструментов. Детство это красный крашенный пол с серым паласом с дырками. И человек курящий у раскрытой затворки печки, убегающий в тягу дым. Он слушал как я засыпаю. Делал затяжку на мой вдох и травил огонь на выдох. Я проверял.
Взял сигарету, открыл печку. Там была вода.
Утром дождь не кончился. Прокалывал рубашку. Я шел на кладбище задыхаясь от кашля. Мужчины плачут под дождем, не видно. Смахнул листья с могилы. Поправил крест. Вытер грязь с ботинок.
Зимой будет лучше. Зимой не видно земли.