День начался просто превосходно. Просто и превосходно. Просто, но превосходно. Банальность потягивания превосходно влияет на нервную систему. Я проснулась вполне нормальным, современным человеком. Зевнула, еще раз потянулась. Включила радио, хотела было сделать зарядку, но вовремя одумалась – ведь только вчера прочитала о вреде утренних упражнений. Улыбнувшись мыслям о том, что я всегда права, решила продолжать день в том же духе. Вскоре глаза обнаружили, что выходить из дома нужно через пятнадцать минут. «Какая жалость!» - пронеслось в голове, и я хотела было закончить фразу отвержением моего завтрака, но, вновь улыбнувшись, подумала: «Действительно, какая жалость, что придется опоздать на занятия». Вполне естественно, что мне забыли поставить тарелку к завтраку, а тем более – приготовить завтрак – ведь именно я додумалась настоять на том, что уже взрослая и могу готовить завтрак сама. Заняв мое место, брат нисколько не подумал о том, что мне тоже хочется там посидеть. На «Встать, раз, два!» он не отреагировал. Видимо, думал, это я собаке. Кстати, знакомьтесь: мой брат Дмитрий. Это имя он присвоил себе не так давно – лет десять-двенадцать назад. А до этого он был Митей. Как отличается Дима от Мити, до сих пор понять не могу, а вот Дима к своему имени очень ревнив. Ну, чем бы Митя ни тешился, вы понимаете.
Итак, налив себе чашку чая, я заняла рот таким количеством оного, равным трем глоткам аристократов и, быстро обдумав все планы на день, решила послушать, как там дела – в семье. Оказалось, что дела идут. Оставалось только уловить, в каком направлении. Вскоре все стало понятно: брат пролил на штаны что-то неотстирывающееся. Все было бы ничего, но это были третьи новые штаны за неделю. У моего брата есть уникальная способность, как ни к кого, портить вещи (кроме меня, конечно). Первые штаны погибли довольно комично. Для создания семейной идиллии на День Рождения мамы все отправились прокатиться на речном трамвайчике. Конечно, со словом «отправились» я махнула, потому что пришлось потратить уйму времени и сил, толкая Диму на борт. Чтобы брат так не расстраивался по поводу предстоящего душевного разговора с родителями, мы захватили бутылку вина, которую я как раз подарила маме. Поехали, устроились прекрасно. Был прохладны день, поэтому, не считая нас, на пароходике веселилось всего несколько пар. Я выбрала прекрасное место, довольно далеко от брата. И оказалась права… Папа разлил вино по стаканчикам, мы выпили за мамочку, папа снова наполнил стаканы, и наступил небольшой перерыв, поскольку следовать завету алкоголиков «между первой и второй..» как-то не хотелось. Но Диме, видимо, просто хотелось пить, он потянулся за стаканом и легким движением руки смахнул полный стакан с вином на папин костюм. Я считаю, папа сам проявил неосмотрительность, ну ничего, костюм был очищен, папа – успокоен. Конечно, перед тем как успокоиться, он отчитал брата, и во время отчета он держал бутылку в руке, чтобы все-таки налить Диме еще. Намерение не осуществилось. Дойдя до пункта, в котором объяснялось, что и как, а главное – зачем появилось на Земле, папа стал слишком энергично размахивать руками, и остатки вина неизбежно вылились на штаны моего брата. Не помню, что было дальше, потому что я каталась по палубе в истерике. Трагично.
Вторые штаны начали существование солнечно и безмятежно, но ничто не вечно под луной. Под солнцем тоже. Был прекрасный солнечный день. Дима весело шагал, вероятно, думал о чем-то, волнующем душу девятнадцатилетнего молодого человека. Как неожиданно обнаружил, что он шагал по свежему цементу. «Просто цемент был уже таким грязным, что производил ощущение давно пересохшего асфальта». Третьи штаны я не застала. Видимо, их жизнь была слишком короткой. Но Диме все сходит с рук. Пока папа продолжал свой монолог, на кухне появилась мама и сразу же предложила всем кашу. Вообще-то моя мама прекрасно готовит, но на это частенько не хватает времени. У нее еще целая гора всяких достоинств, но перечислять я их не буду – места не хватит, да вы и завидовать мне начнете – ни у кого такой замечательной мамы нет, как у меня. Вы только представьте: ее устраивает не только мой отвратительный характер, но и то, что я никогда не делаю уроки, постоянно ругаюсь с Брутом, считаю всех вокруг недоумками… Может, конечно, ее это не устраивает, но она любит меня больше всех «недоумков» на свете. Такая вот мама – моя мама.
Итак, на завтрак была каша. Брат отказался, объясняя это тем, что он ненавидит каши. На самом деле он просто вредничает. Я тоже так делала раньше. Когда была ребенком. Это я так, к слову.
В скором времени я уже надевала ботинки, чтобы пойти погулять с моей любимой собакой Ричкой. На самом деле Ричка – самый обычный музейный экспонат. Такой собаки вы нигде не увидите, точно. Во-первых, помимо имени Ричка, у нее еще десятки уменьшительных и ласкательных. Мотя, мося, мосяня, заяц, хрю, порося, собакин – это цветочки. Главное, что Ричка все эти имена знает, и когда я называю ее как-либо, она сразу понимает, как ко мне подмазаться. Во-вторых, Мотя – пекинес. Но только не представляйте себе комок шерсти, мы не относимся к классу однотипных. Родители мягко называют Ричку «малошерстной», на самом же деле Мотя раза в два меньше кошки. Зато мозгов у нее раза в два больше, чем у человека, точно. Она даже приходит послушать мои рассказы, когда всем некогда. Правда, приходится скармливать ей за это шоколадку, но это не беда. Если приходят гости, Ричка улыбается им своей широченной улыбкой, а когда дело доходит до угощения, влюбившиеся взрослые не могут устоять, чтобы ни дать заветный кусочек колбаски или шоколадки. Зимой в нашем доме плохо отапливают помещение, и заботливая Ричка даже греет ноги. Родители, правда, утверждают, что она сама так греется. Наивные, ой наивные…
Итак, мы с Ричкой отправились гулять. После завтрака настроение было очень хорошее. В такие периоды (когда настроение хорошее), я, видимо, как-то особенно выгляжу, потому все с интересом смотрят на меня. Мы с Ричкой бежали наперегонки, но идущий мужчина приостановил наше соревнование своим нестандартным торсом. Мужчине, видимо, стало неудобно, что он помешал нашей пробежке, и он решил скрыть физические недостатки потрясающим воображение чувством юмора:
- А он меня не съест? – слащаво спросил мужчина.
Я пожала плечами, мысленно обдумывая, сможет ли Ричка осилить такую котлетку, чуть было не поблагодарила его, но вовремя опомнилась:
- Она уже покушала.
Мужчина затрясся всеми своими образованиями (верхним и нижним), а я поспешно удалилась. Потом мы с Ричкой решили поиграть в прятки. На самом деле играю я сама с собой, и со стороны это, должно быть, презабавное зрелище. Я уходила от Моти шагов на пятнадцать, заходила за дерево, а она бегала и искала меня. Но потом ей это надоело, и она вообще стала игнорировать мои исчезновения. А я все продолжала бегать и прятиаться за деревьями. Странноь посматривали прохожие на улице. Наивные, ой наивные… Они, наверное, никогда не играли в прятки со своими собаками. Спрятавшись за очередное дерево, я долго стояла и не могла понять, куда запропастилась Мотя. Оказалось, что это дивное дитя стояло сзади и смиренно ждало, когда мы двинемся дальше.
На горизонте появилась моя муза. Признаться – я вообще не знаю, кто она, а она даже знает, как меня зовут, и всегда по-дружески останавливается поболтать со мной на каких-нибудь часик-два. Очень странно, что именно в этот момент я вспомнила, что опаздываю на учебу. Но мчаться в сторону дома было бесполезно, поэтому я решила сделать видимость тренировки с Ричкой. Но раз пиявка увидела цель, она становится магнитом. Мы обменялись приветствиями, я вежливо поинтересовалась, как у нее жизнь и недальновидно рассчитывала на короткое «все хорошо, спасибо, как у тебя?». Ха! Банальная я.
- Как жизнь?
- Ты знаешь, смотря как на это посмотреть.
- Гм.. В фас!
- Вот порой кажется, что все у меня есть, и ничего больше для прекрасной жизни не надо. А через мгновение ощущаешь, что плавно идешь ко дну. У тебя бывает такое?
- Это у всех бывает. Это называтеся черно-белые полосы.
- Да, я думала об этом. Но, понимаешь, если ты возьмешь кусочек бумаги и поставишь там черную кляксу, все внимание сфокусируется именно на ней, а белое станет невидимым.
- Оно становится невидимым, потому что все, что хорошо – это нормально, и воспринимается как естественное. А плохое вырисовывается ярче. Но если оно не будет вырисовываться, то мы не будем фокусировать на нем свое внимание, и проблема не будет решаться, понимаешь?
Муза моя глубоко задумалась. Я бы с удовольствие рассказала все свои помыслы насчет волнующих ее вопросов, но, во-первых, когда философией переболел, разжевал, поморщась проглотил, не хочется выкладывать ее на тарелочку обратно. Во-вторых, все-таки я опаздывала на занятия, чем незамедлительно поделилась с музой, и, подхватив Ричку под бок, помчалась домой.
Надо будет этого нестандартного торса и музу познакомить. Чует мое сердце: они поладят.
Троллейбуса на остановке не было, но я решила, что просто безравственно убивать время, глядя в пространство. В принципе, до метро идти всего пятнадцать минут, но почему-то мне всегда лень проходить именно это расстояние. Я решила с толком использовать отведенное мне время на остановке и принялась считать окна в доме на противоположной стороне улицы. Никогда не могу их сосчитать: то времени не хватает, и приходит троллейбус, то надоедает. Сейчас мне надоело, и я стала разглядывать деревья. То, что пришло мне в голову в следующий момент времени, требует небольшого пояснительного вступления о моей широкой, необъятной, а главное – скромной душе. По натуре я – веселый сангвиник, но, будучи, девушкой, мне свойственно непостоянство, поэтому частенько я впадаю то в холерию, то во флегматию. Но это не страшно. Страшны переходы от одного состояния к другому. Это мой «переходный» период. В такие чрезвычайно нервные для окружающих дни я ощущаю никем и ничем необъяснимую тягу к знаниям. Хватаю все, что лежит под рукой и учу, учу, учу… А после этого наступает тяжесть в голове и приходит следующее состояние – философское. Именно в данном состоянии я находилась на остановке. Жизнь стала представляться мне травой, которая качается по дуновению ветерка. Ветер имеет власть над травой, а кто имеет власть над жизнью? Жизнь – камень. У него своя форма, свое строение, но со временем он начинает приспосабливаться к природным условиям, потому что они неизбежно меняются, как и ситуации в жизнях людей. Как приспосабливается жизнь? Жизнь – водный поток. Капельки – люди, ситуации, в которых оказываются люди. Эти капельки то сливаются воедино, то вновь расходятся, но только затем, чтобы набраться опыта в этом потоке. Опыт – это и есть процесс жизни. Кто управляет жизнью? Банально, но вполне логично – человек. И не нужно к жизни вовсе приспосабливаться. Если довериться потоку, будешь беззаботно плыть по волнам опыта, то ей самой жизни. Есть всего один нюанс в этом процессе. Для того чтобы довериться потоку, нужно долго работать над собой. Тогда все получится, и будет тогда счастье. Но к счастью нужно идти своими ногами, потому что чужими его не почувствуешь. Я вновь посмотрела на дорогу, но троллейбуса по-прежнему не было. Напомнив себе про ноги и счастье я потопала к метро.
Я совершенно не беспокоилась, что опаздывала на полчаса. Не хотелось опаздывать на вторую пару. На ней у нас должна была быть аттестационная работа по высшей математике. Вообще-то математику я люблю. И химию люблю. Только эта любовь ярче на теории. Нет у нас взаимности. Если с математикой хоть как-то удалось подружиться, то на химии я поставила крест. Как сейчас помню: весь год я учила эту великую науку, весь год я исправно получала двойки по контрольным. Великая и вполне логичная учительница по химии не признавала, что из семи контрольных по два балла можно было вывести среднеарифметическую выпускную четверку. Впрочем, я не в обиде. С математикой у меня дела обстоят получше, но все равно страшновато идти на урок. Хотя вообще не стоит волноваться в жизни. И пофигистом не стоит быть. Пофигисты плюют на проблемы. Но это ведь так неэстетично. К тому же, проблема – совсем не глупая мадам и умеет пользоваться гигиеническими средствами. Как было бы здорово, если бы все проблемы представали перед людьми в обликах людей. С людьми можно договорить, иногда даже подружиться, взятку дать. А с другой проблемой? Ну, плюнешь на нее, а она возьмет и умоется и предстанет в еще более ненавистном свете. Потом она почувствует, что сильнее. Нельзя быть слабым. Нужно быть сильным.
Преподавательница вышла ненадолго, и я проскочила в аудиторию. Поприветствовала ребят, пробралась к подруге, быстренько сняла куртку и села – по-пионерски. Преподавательница вошла, кивнула мне (есть все-таки взрослые с душами студентов) и стала зачитывать оценки по какой-то работе. Мою работу, видимо, потеряли, поэтому я подошла к преподавательнице на перемене, а она предложила мне переписать работу.
- Я верю, что ты сдала мне эту работу, Даш, но ведь у меня ее нет. Соответственно, я не могу поставить небе оценку. Многие не написали – перепишешь.
- Но у меня же интеллигентное лицо.
Преподавательница внимательно посмотрела на меня и расхохоталась. Почему людей так веселит правда? Так скромно я думала, когда наблюдала, как преподавательница аккуратно выводит в журнале пятерку напротив моей фамилии.
Итак, математика. На прошлом занятии произошел некоторый конфуз, поэтому мои пальцы начали что-то нервно отстукивать на парте. Дело было такое…Было ужасно скучно. Действительно – какое может быть веселье от уравнений с тремя неизвестными или теории матрицы? Поэтому, чтобы немного воспрять с духом, мы с подругой решили поиграть в футбол. Одолжили линейки (у нас, как у прилежных прогульщиков, их не оказалось), подобрали с пола колпачок от ручки, и игра разожглась. Счет был 1:1. Появились болельщики, и вдруг какой-то невнимательный голос прогремел откуда-то оттуда «Два-два». Мы подняли головы, чтобы посмотреть на глупого. «Глупый» предстал в образе преподавательницы по высшей математике. Захотелось незамедлительно провалиться под пол, но, удивляясь самом себе, мой рот почему-то вопросительно изрек «По нулям?».
- Хотите незачет? – поинтересовалась преподавательница. На это мой рот не нашел никаких слов, лишь растянулся в широкую и всеобъятную улыбку. Преподавательница предложила мне подумать до перемены. Всю оставшуюся часть урока я внимательно слушала, благодаря чему до сих пор помню эту страшную теорию матрицы. А на перемене преподавательница действительно позвала меня и спросила: «Ну как, подумала?» Я глубоко вздохнула, соображая, что на это надо отвечать преподавателям. Видимо, мой вздох сказал все сам за себя, и вместо того, чтобы придумывать что-то самой, я бесплатно прослушала лекцию о каком-то воспитании и поведении. Лекция была столь захватывающей, что очнулась я от вопроса «Ты все поняла?». Я уверенно закивала и, по привычке улыбаясь доброй и наивной улыбкой, покинула кабинет. И вот пальцы отстукивали что-то на парте, а подруга тем временем доставала какие-то тетрадки из портфеля. Я в изумлении уставилась на нее.
- Только не говори, что не знаешь!
- Что?
- Вот что! – и она указала мне на запись в моей тетрадке красными чернилами.
- Я же на прошлой неделе тебе написала подготовиться!
Со мной так всегда. Все волнуются, а я забываю.
Но между тем в дверях появилась преподавательница по математике, сделала перекличку, окинула всех взглядом, выражающим только одно: «Подготовились, детишки? У нас сегодня аттестация!» Потом она раздала варианты, на мое счастье их было всего два. Посмотрев, что меня ожидает, я стала смотреть вокруг – где сидят «математики». Парадоксально, что стало с отличницей до седьмого класса, хорошисткой до девятого и окончившей всего с одной тройкой школу девочкой.
Ребята строчили пример за примером, а я вычисляла, какой пример мне по силе. Да, я чувствовала себя гнусно. Какой-то отвратительной безнравственной глупой девочкой, которая вместо получения знаний растрачивала себя непонятно на что. Но это чувство тем не менее так и не толкало меня к изучению математики. Оно росло, гнездилось, но ничего не давало, поэтому с годами я решила избавиться от него навсегда, вычеркнув из памяти таблицу умножения и приобретя счеты.
Я нашла пример, которых можно было решить благодаря теории матрицы. Когда с ним было покончено, я стала разглядывать прохожих на улице. Вдруг на окно уселась ворона и стала клевать раму. Ужасно захотелось крикнуть что-нибудь этой вороне или прокаркать, но ведь была аттестация. Чтобы развлечься, я решила придумывать историю про ворону. Истории не получилось зато один вопрос крепко вцепился в мой мозг: «Где у ворон уши?» Может, давным-давно, когда вороны только зародились, у них были уши. Но в те времена обитали особо голодные и варварские дикари, которые, как нынешние китайцы ели все, что летает, ползает и бегает. И поймали эти дикари ворону, но ворона была проворливой и энергичной, не то, что современные откормленные, и она отчаянно вырывалась. Они ухватились за ее длиннющие уши, и оторвали их. А потом все вороны увидели эту ворону без ушей, и им стало жалко ее, ибо в те времена вороны, хоть и были голодными, но и умели сочувствовать. Тогда все они решили избавиться от своих ушей, чтобы та ворона не страдала, и с тех пор у бедных ворон не стало ушей.
Мне помогли с аттестацией, и когда я списывала оставшуюся часть, преподавательница стояла рядом, широко улыбалась, и напоминала, что все уже сдали свои работы, а она не может ждать меня вечно. Когда со списыванием было покончено, я, не менее широко улыбнувшись, протянула ей свою работу, и услышала:
- Я думаю, все будет хорошо.
То ли Бог вселился в душу нашей преподавательницы, то ли у меня были галлюцинации. Одно я знала точно: аттестацию я прошла.
Как-то это странно, когда начинаешь осознавать: ты растешь. И вроде бы все так же идет, как раньше, все так же бежит. Лет в пять, когда на уровне своих глаз я обнаруживала чей-то живот (в том смысле, что мой рост приблизительно ровнялся половине роста среднестатистического человека), в очередной раз идя куда-то с мамой, я подумала: «Почему все взрослые куда-то постоянно бегут?» Мне ведь действительно приходилось почти бежать, потому что шаги у меня были пропорциональны росту. Мысль эта пришла и сегодня в мою голову, но я решила, что подумаю об этом немного погодя, а сейчас мы с Элей, моей замечательной подругой, неслись на занятия, потому что выбегали на перемене, чтобы купить «хоть что-нибудь покушать». Жуткий мороз, хотя на термометре всего десять градусов ниже нуля. Я совсем недавно переболела, но не до конца выздоровела, потому что поняла: несколько лет отсутствия в своей квартире сделали насильное сидение здесь просто невыносимым. Это как с учебой: вроде бы пришел на урок, значит, можно расслабиться, а еще лучше – спокойно уснуть под колыбельные преподавателей – и «взятки гладки», т.е. вроде ты учишься, а на самом деле ни фига ты не делаешь. А вот если ты сидишь дома, то осознаешь: ты на самом деле ни фига не делаешь. Впрочем, я задумалась, а мороз с подругой заставили меня прочувствовать реальность. Мы купили по большущей булке и ринулись к колледжу. Я уже упомянула, что стоял жуткий мороз, но никакой мороз на свете не заставит меня вкусить мягкий и хрустящий хлеб зимой на улице. Сплошная романтика! Я вдруг почувствовала такую свободу, какой, пожалуй, раньше и не ощущала. Все вдруг мне показалось возможным и оттого – нереальным. Румянец раскрасил мои щеки и нос, а подруга сказала, что я похожа на пьяницу. Фу, какая банальность! Я не расслышала ее сразу, и по-детски улыбнулась. Просто не хотелось, чтобы что-то отвлекало меня от этой безграничной свободы юности. Все мне было невообразимо близко – и люди, шагающие по улице, улыбающиеся при виде румяной девочки, жующей булку, и природа, потому что создала такой прекрасный морозный день; и все это было одновременно недосягаемым. Когда с булкой было покончено, в желудке стало тепло и приятно, а вот чувство свободы немного притупилось. Я почувствовала, что опять начинаю заболевать, но ничего нельзя было поделать – и так только вышла после болезни. Мы зашли в кабинет, преподаватель уже читал лекцию. Улыбнувшись, он сделал нам знак войти, и мы быстренько уселись на свободные места, которых было бесконечное количество. Читали нам этикет. Фу, опять эта банальность! На что мы тратим время? На то, чтобы выучить лживую науку. Наука, которая призывает быть неестественным. Почему, если человеку надо выйти, к примеру, в туалет, ребенок прямо заявляет, что он хочет в туалет, а вот взрослый – отойдет на минутку? Люди во всем мире кричат: «Дети – самые светлые и счастливые существа рода человеческого». Но ведь дети никакой этики не изучали. Чему нас учат. Тому, что, когда знакомишься, надо непременно сказать, что знакомство очень приятно. А вот законом высшим написано, что врать нельзя. А если мне вообще не хочется знакомиться с этим человеком, а все равно приходится говорить: «О, меня зовут Даша, а Вас, простите, как? Ах, мистер Козявкин, очень, очень приятно». Как было бы здорово, если бы изобрели такой этикет, чтобы, когда тебе абсолютно не хочется общаться, ты бы просто не общаться. Но никто не поймет. Обзовут белой вороной. Кстати о воронах… Да и появись такой этикет – это же полная анархия в умеренных размерах. Кому она нужна? Кому она не нужна? И всем, и никому. Значит, наука про то, как быть лживым, неизбежна. А Вы говорите про мораль.
Так на что же мы тратим время? И почему оно так быстро проходит? Я открыла тетрадку и нарисовала там прямую линию. Это было временем. На линию я поставила человека и разрешила ему идти. По мере того, как он шел, он менялся. Менялись его мысли, его настроение, его возраст, а линия не менялась. Линия неизменно продолжала передвигаться от одной страницы моей тетради к другой. Когда тетрадь закончилась, человека уже не существовало, а вот линия плавно вырисовывалась и на парте, и на полу. Человек потерял контакт с этой линией, потому что не смог одолеть такой смены высоты (от парты до пола и обратно), поэтому не удержался, соскользнул и исчез из поля зрения. Когда-нибудь он догонит эту упорную линию. Тогда нужно будет торопиться, а пока он на линии – к чему спешка? Не время быстро проходит, отнюдь. Это мы, люди, привыкшие к сваливанию своих проблем на чужие плечи, это мы проходим, а точнее – пробегаем свое время. Еще в детстве, когда я была совсем малышкой, я подумала, что времени на самом деле очень много. Мы можем считать, что оно неограниченно, потому что не знаем, когда соскользнем с линии. И день в пять лет был значительно длиннее, чем день, который я проживаю сейчас. Мама сказала, что потом время помчится еще быстрее, но почему? Может, так действительно необходимо для какого-нибудь баланса, а, может, просто мы заполняем его ни пойми чем? Когда я смотрю какой-нибудь фильм, время мчится значительно быстрее, нежели когда я учу что-либо. И когда выучиваю, испытываю удовлетворение, а после фильма вообще ничего не чувствую. Просто время убито, а люди называют это пассивным отдыхом. Что же это за отдых, когда ничего не чувствуешь? Я понимаю – пять часов в тренажерном зале – вот отчего вся жизнь оказывается (а не кажется) сказкой. И все-таки, время вечно. Проходим мы.
Температура перевалила за тридцать семь, но я пока этого не чувствовала. Я об этом пока только догадывалась. Началась следующая пара, и в аудитории почувствовалось оживление. Обсуждали виды туризма. Спортивный, рекреационный, анимационный… Я с тоской наблюдала за нашими отличниками, которые активно хвастались, что ездили прошлым летом в Баден-Баден, пили водичку и восхищались Эйфелевой башней. Причем, все это странным образов оказалось в Австралии. Я, конечно, утрирую, но они говорили что-то напоминающее. А вообще я не права. Славные ребята! Болтают что-то, неважно, что, главное – видно, что стараются. Почему-то никто не смог привести пример ностальгического туризма. Память, видно, шалить у ребят начала. Я же неожиданно для себя затосковала по Бразилии и диким обезьянам, чем незамедлительно поделилась с преподавательницей. Тоска проснулась сначала у нее, а потом и у всей нашей группы. Генеалогия, в конце-концов. Это мне просто везет, что у преподавателей есть чувство юмора. А как-то было дело, нарвалась. Был обычный урок биологии в школе. Я засыпала, списывая химию. Да, химия… Был опрос класса. Учительница задавала вопросы, все дружно отвечали. К примеру, она спрашивала, что относится к классу луковичных. Весь класс орал: «Тюльпаны!» (а, может, и не тюльпаны…). Я бурчала себе под нос «луковицы». Так продолжалось довольно долго, я даже развеселилась. И тут прозвучал вопрос, который я не расслышала. Что-то, я не знаю, что, толкнуло меня громко и уверенно сказать на весь класс: «Анальное отверстие!». После этого я оказалась за дверью (и, кстати, позже получила первую двойку по химии) без объяснения причин. Пришлось ждать перемены, чтобы выяснить причины этого нетактичного «Суворова, за дверь!». А вопрос был поистине хорошим. Вы, случаем, не знаете, какой самый развитый орган у пресмыкающихся?
После занятий мы немного поболтали с ребятами, дошли до метро, попрощались. Меня напоследок обозвали прогульщицей. Мы с Элей решили после окончания выпустить учебное пособие по прогулам. «Тысяча и один способ». Мы уже видели его в яркой обложке, на первых полках книжных магазинов, раскупаемый первоклассниками-очкариками. Возможно, когда-нибудь. Добавим туда советы по прогулу работы. И выпустим двухтомничек.
Я поехала на работу. Работа – штука неплохая. Жаль, с этим словом ничего хорошего не получается. В смысле стихописания. Люблю ли я работу? Риторический вопрос. Нужно много всяких умных слов, что такое работа, что к работе относится, что не относится. И так далее. Все равно, что спросить, что такое жизнь? Как сказал Чехов А.П., «Ты спрашиваешь, что такое жизнь? Это все равно, что спросить, что такое морковка? Морковка – это морковка, а больше нам ничего не известно».
Мне захотелось домой. Дом – он очень важен для людей. Я имею в виду не бетонные двадцать этажей, а улыбающихся, любящих тебя людей. Которые, ты знаешь, ты уверен, - всегда поймут, всегда простят, всегда примут. Без этого прожить невозможно. Дом – очень важное слово. И место. Думаю, единицы не согласятся со мной. Итак, выйдя на привычной станции из метро, я посмотрела на часы. Было около половины десятого вечера. Захотелось позвонить лучшей подруге, но на телефоне предательски закончились деньги, и я пошла к троллейбусной остановке. Ох уж эти троллейбусы! В скором времени я топала пешком домой и мысленно разжевывала мысль о том, что ко всему надо идти своими ногами. Да уж! Чужими этих мозолей не почувствуешь! Переступив порог дома, все мозоли куда-то испарились. Моя собака облизала мне уши. Уставшие родители готовились ко сну. Я последовала их примеру, но сон не шел, поэтому я стала вспоминать день. Вспомнилась ворона, ее уши. Я подскочила и ринулась за энциклопедией о птицах. В ней было все, что касалось вещей, совершенно меня не интересовавших. В расстроенных чувствах я снова двинулась в свою комнату. Родители, узнав причину моего расстройства, стали объяснять мне, что уши у ворон какие-то внутренние и что-то еще об их строении. Они еще удивились, почему мы не проходили это по биологии. Да, биология, химия, высшая математика… Фу, какая банальность! И как я люблю своих родителей за то, что они, не зная, где уши у ворон, наплели мне на мои уши. И за много всего еще их люблю.
Бедные, бедные мои родители, что им досталась такая глупая я. Не помню, как я забралась в кровать, натянула шерстяные носки, и все понеслось перед глазами – вороны, мужчина с нестандартным торсом, родители, друзья, учителя, работа,.. – но все это стало мне невообразимо близко и знакомо. Во сне и наяву.