Завхозом в доме отдыха работала неприятная крупная женщина, с грубым прокуренным голосом. У нее была маленькая дочка – Леночка, которой было годика два от силы. Прямо девочка - Дюймовочка с тонюсенькими белыми волосенками, собранными в жиденький хвостик, голубыми глазками. Еще она была очень худенькая, в отличие от своей крупногабаритной мамы, что меня к ней очень располагало, так как я сама была совсем не худышкой. Однажды, завхозу нашему куда-то понадобилось уехать, часа на два. Уж и не знаю, что ее заставило поступить так, как она поступила, но… Она пришла ко мне в номер и попросила меня последить за Леной, пока ее не будет. Что, разве там не было взрослых??? Понять не могу!!! Я ж сама еще буквально под стол пешком могла пройти! Ну, разумеется, я себя ребенком малым не считала и с радостью согласилась. Она привела Лену, а вместе с Леной пришли еще две девочки. Я не любила девочек и не общалась с ними, но, в обязанности хозяйки входил радушный прием гостей. Разумеется, я всех их с радостью приняла у себя в номере. Где болтался отец мой в то время, это науке до сих пор неизвестно, впрочем, неважно.
Первое, что пришло мне на ум – предложить всем порисовать в альбоме цветными цанговыми карандашами. Затем, немного порисовав, мы решили пойти на улицу, играть в дочки-матери. Альбом, карандаши, кукол и Лену – взяли с собой.
На улице мы играли вплоть до возвращения Леночкиной мамы. Меня поблагодарили за помощь, девчонки разбежались, а я, собрав свои игрушки, бумажки и карандаши, пошла в номер.
«Какая все же хорошая девочка – Лена», - думала я, после того, как вернулась в свои апартаменты, - «Маленькая, но совсем не капризная. Сидела себе, рисовала и даже не мешала нам играть…»
А вечером сего дня, прибежала мать Лены и еще пара-тройка разъяренных старушек, которые, опять-таки в отсутствие моего папА, долго на меня орали, пытаясь выяснить, зачем и чем я пыталась отравить Леночку…
Моим оправданиям, на счет того, что я никого и ничем не травила, мне никто не верил, потому что девочки, которые были вместе со мной и Леной, сказали, что я дала ей чернила.
Дело все в том, что цанговые карандаши, если грифель слегка послюнявить, рисовали гораздо ярче, чем, если бы грифель был сухим. За это их свойство, я и называла их – чернилами. Разумеется, когда я предложила порисовать, я рассказала девчонкам об этом.
Что только я не услышала, вплоть до того, что в колонию отправить меня надо, таким как я только там и место.
Простите, а мать такую никуда, спрашивается, отправить не надо было, ну, хотя бы к психиатру, на предмет определения ее дееспособности. КАК можно было оставить двухлетнего ребенка на попечение четырехлетнему, при наличии вокруг своры добропорядочных взрослых людей, которые без труда могли побыть с ним?
Как выяснилось позднее, Леночка, пока мы с девочками играли в дочки-матери, вместо того, чтобы рисовать – ЕЛА мои грифели из цанговых карандашей – их ведь достаточно легко можно вытащить…
Да мне и в голову прийти не могло, что у нее хватит ума на то, чтобы есть грифели!!!
После поедания этой дряни, ей, как и положено, стало плохо. Она перепугала своим состоянием свою безголовую мамашу и скамеечных бабушек нашего дома отдыха. Потом ее вырвало, и ее состояние сразу улучшилось.