22222222222222222
Послушай... Ты слышишь, как медленно ворочается ночной город в постелях? Они все гниют. Они догнивают – а мы живые. Весенний запах пробивается в комнату. Этой ночью я буду ласкать тебя так, что ты упрешься в грань сумасшествия от счастья. Но и упершись в эту грань, не потеряешь способности думать. Потому что ты – это ты, и глаза у тебя живые. Медленно ходит Животное Страсти по нашим комнатам. Сейчас оно придет сюда – и накинется на нас, и мы будем как сумасшедшие метаться в свежем запахе весны.
22222222222222222
Больница пахнет тем хлорофиллом, который я вываривала из листьев в спирту, когда мне было 11 лет. Его раствор был зеленым – но под определенным углом зрения становился оранжевым. Это цвета украинской революции, о которой сообщали сегодня по телевизору. Но меня не поразил масштаб событий. Ибо самое большое событие в жизни ребенка – это выварить хлорофилл из листьев и полюбоваться игрой зеленого и оранжевого солнечного света в растворе, и подумать о своей будущей любви.
Я в больнице – и вряд ли когда-нибудь уже буду психически здоровой. Но мы еще будем счастливы, да? Ответьте, Доктор-жизнь, а?
22222222222222222
Когда-то, маленьким мальчиком, ты любил соседскую девочку, Таню Острецову. Она была прирожденный Лидер среди вас. Так вот однажды она задала тебе вопрос: «Сознайся, ты ведь влюблен в меня, да?» И хотя ты знал, что любишь ее, ты ничего не ответил.
Почему же ты мне на такой же вопрос отвечаешь «Да»? Не потому ли, что я не загадываю тебе загадок, как загадывала она? Я не Лидер – я жертва любви...
22222222222222222
Пью березовый сок у киоска. Как всегда в городе – он с сахаром и лимонной кислотой. Не только аромат есть, но и вкус.
Моя первая любовь была подобна дикому березовому соку – вкуса не было, только аромат. Вы, городские жители, такое пить бы не стали. И мне было плохо – я ведь тоже городская.
И теперь я боюсь всего дикого. И в любви я ищу сахара и лимонной кислоты, а не аромата березовой свежести. Я надломилась. Я пью коктейли в барах – и до дикого березового сока мне нужно еще дорасти.
22222222222222222
Я не верю в бессмертие души на небесах. А чтобы быть бессмертной на Земле, душа должна воплотить хотя бы часть себя в произведениях, отображающих эту часть души в души других людей – например, бессмертны Достоевский и Чехов.
Ну, а я никогда не буду бессмертна – ибо я не напишу ничего бессмертного. И мои любимые не напишут – те, кого я люблю, не будут бессмертны. Ибо я люблю по-русски, т.е. люблю жалея – а за что мне жалеть бессмертного?
Впрочем, нет. Одно бессмертное стихотворение я все же за свою жизнь напишу. И это будет двустишие. Вот оно:
- О смертная душа моя! Живи –
И мучайся, покуда ты жива!
В это я искренне верю. Только такого двустишия, наверное, не хватит для бессмертия. Потому что в нем отображена слишком малая часть моего живого пока еще мозга.