Наташка.
За свою «начальственную» жизнь я повидал несколько секретарш.
Когда в 1987 году я организовал кооператив один из первых в Киеве и очень успешный, моей секретаршей стала - моя жена.
Вообще-то, она супермашинистка, печатает с совершенно дикой скоростью и абсолютно грамотно. Тогда на трех, а теперь на четырех языках… При этом даже в диссертациях по физике, она находила ошибки в… формулах! Этим вызывала восторг аспирантов моего шурина, и моё желание выяснить молилась ли она на ночь!
Секретарем в кооперативе она была никаким: просто мне нравилось, что я плачу ей деньги, она сидит дома, ходит к портнихе, к фарцовщице, готовит очень вкусные штучки, а в доме всегда, когда я прихожу, необыкновенно вкусно пахнет! По моему дому растекался покой и порядок!
Но в работе – это был кошмар!
Я писал ей резолюцию: «отпечатать 5экз. и 2экз., из них, отнести 15-го до 10.00 в райисполком в комн. 314».
Вечером она вкрадчиво спрашивала:
-Ты в котором часу завтра идешь на работу?
- К 8-ми, - говорил я наивно и честно.
-Так какого хрена я это буду печатать, и черт знает каким ранним утром переть в вонючий исполком – как я их всех там, жлобов, ненавижу! Попроси свою О-о-о-оленьку…
Она противно кривилась, изображая ненавистную мою секретаршу, что была у меня на основной работе - в Объединении.
А, между тем, кривилась она зря: Олечка была прелестная женщина, совершенно натуральная блондинка, с роскошной высокой грудью, длинными ногами, и очень достойными другими частями тела. Все это удачно дополняла ее собственная трехкомнатная квартира не далеко от работы. Почему я это вспомнил – не знаю.
При этом она массу работы брала на себя, цербером стояла на пути каждого, кто был не вовремя…
Ах, да! У Олечки не было детей (чего это меня всегда радует?). Это заставляло её дважды в год ездить лечиться на курорты, что при ее темпераменте еще дальше откладывало вопрос о ребенке…
-А потом я привезу тебе эту бумагу, и ты отвезешь её в исполком? - дубово спрашивал я.
-Да, нет! Отвезет Ваня (мой водитель в Объединении).
-А ты ж секретарша моя или как? – наивно бормотал я.
-Да! – говорила она почти шепотом, и тут же доказывала, что она хорошая секретарша. И вовсе не надо быть такой уж блондинкой! С ее погаными ногами… И вовсе злобно: «А с такой грудью, как у нее, только заботы! И всегда под ними потеет»…
Ну, не всегда, - злорадно вспоминал я, - тебе бы немножко этих забот…
Но делал все, как она меня просила!
***
***
Людочка
Время шло. Кооператив я продал. А со своими друзьями мы создали союзную ассоциацию, через которую торговали Автокадом, компьютерами и прочими актуальными в то время атрибутами прогресса.
Конечно, мы построили шикарный офис в Киеве на пересечении улиц «двух бандитов», как назвала это место моя мама (это пересечение улиц Кальченко – члена Политбюро ЦК КПУ и Демьяна Бедного). Мама не ошибалась – бандиты!
Купили мы пару квартир на первом этаже и сделали евроремонт.
Я в Ассоциации отвечал за… всё! Как всегда!
В офисе нужна была секретарша-хозяйка. Больше – хозяйка. Поэтому задача была поставлена: немолодая, хозяйственная, ответственная, не обремененная семейными заботами.
В ее функции входило: раньше всех придти, позже всех уйти, не допускать перебоя в продуктах (кофе, чай, бутерброды, лимоны, разные напитки, вода, посуда и проч.) и чистота!
На все это ей выдавался специальный бюджет.
В офисе была еще и прекрасно оборудованная душевая для того, чтобы приезжие издалека покупатели, могли принять душ, привести себя в порядок и… проникнуться к нашей фирме благодарностью и доверием… Стерильность душевой, наличие там всего необходимого – тоже забота хозяйки.
Когда я объявил Людочке, сколько она будет зарабатывать, она не поверила. Тогда (а это было в 88-89 году) зарплаты были еще советские (120-140), но в таких структурах, как наша, положение было уже совсем другое! Итак, ее зарплата должна была равняться вместе со всеми премиями 900 рублям. От этой цифры она сомлела!
Б-же! Да я! Да я! Да Вы! А! Я!
Конечно, она работала самоотверженно. Офис блестел! Как поется в песне «деньги прямо рекою текли». Людочка уже получала не 900, а гораздо больше.
Но вот однажды, я пришел в офис и незаметно (не нарочно, а просто так получилось) сел за компьютер и предался своим любимым подсчетам-расчетам…
И вдруг слышу, как Людочка обсуждает с какой-то программисточкой:
-Скажи! Где справедливость!? Я раньше всех прихожу и позже всех ухожу! Все подаю, у всех принимаю! Посмотри! Какая кругом чистота! И это же в любую погоду. А этот (вот, сука, это она обо мне!) сегодня в одиннадцать пришел с каким-то мужиком, сели, выпили по рюмке коньяка, по чашечке кофе, подписали какие-то бумажки и укатили!
Так у меня в этом месяце 1250 рублей, а посмотри, сколько у него! Это ж кошмар! Где ж справедливость!
Я не стал ждать реакции программисточки, испытывать ее: иди знай, вдруг бы она согласилась! Я выказал себя. Но по горячим следам разговаривать не стал. Обида и злость – плохие советчики в общении с людьми. С неприятностями надо переспать! Принимать решения можно только после завтрака! И лучше через пару дней.
Но пару дней ждать не пришлось. Людочка приползла. Выяснилось, она все знала и понимала. Ей просто надо было как-то возвысится перед кем-нибудь.
Оказывается, человеку только кажется, что он работает за деньги! Очень важно еще и положение: хочется быть и значительным.
Вот она и нашла самую маленькую программисточку и, по крайней мере, перед ней, постаралась выглядеть как-то повыше, незаслуженно обойденной…
А я подумал: «Ну, выгоню я Людочку. А другая будет лучше? Эта хоть не ворует… много».
Так она у меня и работала до отъезда…
А я, когда вспоминаю ее, мне на ум приходит Высоцкий:
Он был мне больше, чем родня -
Он ел с ладони у меня,-
А тут глядит в глаза - и холодно спине.
А что ему - кругом пятьсот,
И кто там после разберет,
Что он забыл, кто я ему и кто он мне!
И он ушел куда-то вбок.
Я отпустил, а сам - прилег,-
Мне снился сон про наш "веселый" наворот:
Что будто вновь кругом пятьсот,
Ищу я выход из ворот,-
Но нет его, есть только вход, и то - не тот.
...Конец простой: пришел тягач,
И там был трос, и там был врач,
И МАЗ попал, куда положено ему,-
И он пришел - трясется весь...
А там - опять далекий рейс,-
Я зла не помню - я опять его возьму!
***
***
Настенька.
Моя последняя секретарша заслуживает отдельного рассказа…
В 1995 году я открыл новую фирму, и мне понадобилась новая секретарша.
Один очень большой бизнесмен посоветовал мне взять свою. Он описал мне ее деловые качества и внешность, и мы пришли к выводу, что это то, что надо.
На следующий день ко мне пришла прелестная девушка лет 22-х. С живыми антрацитовыми глазками, пышными иссиня черными блестящими волосами, статуэточной фигуркой, белозубой искренней улыбкой. Поговорив минут 15, я понял, что это - она.
Я сказал ей, что я возьму ее, но с испытательным сроком. Потом я пригласил ее в кафе, где она продемонстрировала умение красиво вести себя…
Две недели она помогала мне во всех делах, проявляя энергию, жизнерадостность и преданность делу.
По истечении этого срока, я объявил ей, что она принята окончательно, и может оформить себе трудовую книжку.
Узнав о моем решении, позвонил приятель-бизнесмен, убедился, что я забрал ее, и сказал: «Братан! Ни под каким видом не вздумай заводить с ней роман. Она чокнутая в этом деле! Она ищет того единственного, что уготован ей судьбой! Не дай тебе Б-г, если она решит, что это – ты. Учти, у нее поеханная крыша. От нее не уйдешь»!
С этого момента мне стало казаться, что я нахожусь в одном офисе с молодой пантерой! Мне страшно было на нее смотреть. Я боялся поворачиваться к ней спиной…
Но она весь день порхала, как птичка, щебетала, принимала посетителей… Вела себя очень мило, улыбалась. Иногда, правда, приходила на работу задумчивая, целый день не улыбалась. Бывали дни, когда она мне сообщала: «В среду я не работаю». Ну, не работаешь – не работай!
Так проходили дни и месяцы. Я привык к ней. Мне не хватало ее. Дела шли прекрасно. Я не жалел для нее денег, и деньги не портили ее. Я не могу сказать, что она работала лучше оттого, что я больше платил. Лучше работать было невозможно. Просто она делала все, что надо.
Мне приятно было отвезти ее на рынок и вместе выбрать ей какой-то новый наряд. Она радовалась. Я тоже. Она жила с братом и мамой. Часто вечером, после работы она просила меня отвезти ее на тренировку или занятия… Что за тренировки, какие занятия – она мне не говорила, а я не совался с вопросами. Не говорит, значит, не надо.
Все это я делал, не входя в близкие отношения – только, как к дочке. Нет, конечно, иногда что-то замыкало, но слова моего приятеля быстро делали свое дело! Но и ее поведение было странным. Она не проявляла никакого интереса ко мне. Ни взглядом, ни жестом она не выражала никакой заинтересованности в «углублении» наших взаимоотношений…
Вообще-то, мне бы не казалось это странным, все-таки я был в два с половиной раза старше, но проходили дни и месяцы, а моей Настеньке никто не звонил, никто ее не ждал после работы, изредка в выходные она с радостью ездила со мной на всякие выставки, концерты, соревнования. Она была всегда свободна! Таким образом, я был единственным мужчиной в ее жизни! Но никакого интереса ко мне, как к мужчине она не проявляла. Мне это было странно. Я не мог этого объяснить.
"А вдруг расслабляет"...
Ну, был бы у нее кто-то, тогда понятно. А так…
С одной стороны я боялся иного развития отношений, а с другой – меня это интриговало.
Во времена, когда в офисе не было работы, моя Настенька сидела с книгой. Она трогательно помещалась вся на сидении большого офисного кресла. Сидела, поджав ноги.
Мне не приходило в голову посмотреть, что она читает. Ну, какое мне дело до девичьего чтива!
Как-то в канун какого-то большого праздника, я привычно перед работой поставил на ее стол коробку с подарком. Когда она пришла, «прозрачная как веточка в апреле», я подошел к ней, поздравил и сделал движение, прямо говорившее о предстоящем, как всегда, вегетарианском поцелуе. Но она вдруг серьезно отпрянула, и так же серьезно сказала: «Сегодня нельзя»!
Я знавал такой отказ только в одном случае… Но случай был совсем иной, отношения другие... Ничего «кровавого» не предполагалось…
Но я так по-доброму относился к Настеньке, что тут же забыл об инциденте. В конце дня, перед уходом, правда, вспомнил и спросил легкомысленно: «Не прошло ли»? Но она, сразу посерьёзнев, настойчиво сказала: «Завтра».
«Завтра» на меня обрушился шквал! Не успел я войти в офис, как она буквально прыгнула на меня и осыпала поцелуями, она прижалась ко мне.., но как-то совсем бесплотно, как будто душой. Она пряталась во мне.
Я совершенно растерялся. Я бормотал что-то нейтрально-ласковое, что-то такое: «Настенька, солнышко, ну, что ты, деточка, все хорошо, все хорошо»… Что хорошо? Я и сам не понимал. Откуда на меня это налетело? Все так хорошо было! До сих пор… Что я должен чувствовать? Что я должен делать? Я испытывал состояние, какого-то другого измерения. Мне неведомы были такие чувства.
Вот это, наверно, то, что имел в виду мой приятель-бизнесмен! Наверно, она меня нашла! О! Ужас!
Скоро, однако, все разъяснилось.
Настенька сказала мне, что по ее наблюдениям (она, оказывается, наблюдала за мной), я созрел для того, что бы она посвятила меня в свою жизнь.
Сказать, что мне казалась ее жизнь странной – мало.
Она, молодая, красивая, умная девочка, за все время, что я был знаком с ней, не встретилась ни с одним мальчиком. Ей, как уже писал, ни разу не звонил ни один кавалер.
Приходил под подъезд, правда, какой-то юродивый, в тапочках и коротких штанишках с неизменным букетом, но она даже не глядела в его сторону. А он приходил и стоял. Безропотно, безнадежно. Сначала я было хотел попросить охрану объяснить ему, что его поведение не приличествует его возрасту, ему было под 60, но, увидев, что вреда он не несет – успокоился.
Настенька говорила, что он математик и поэт! Понятно, что и то и другое меня настораживало. Почему математик, и он же поэт, ходит зимой в тапочках на босу ногу, мне было трудно понять, но, в конце концов, мало ли чудаков!
Еще один «кавалер» был мальчик лет 12-ти, сын её взрослой подруги.
Он тоже мало был похож на человека, который ухаживал за ней. Ребенок.
С подругой-наставницей я был знаком. Валентина Ивановна. Женщина лет сорока двух. Экстравагантно одетая, в каких-то несуразных накидках, с огромной цепью с крестом (бижутерия) поверх одежды, с лентой на лбу, как у шахидов.
Однажды, мы с Настенькой зашли к ней в гости. По всем углам ее квартиры висели на кнопках, булавках, гвоздиках, вырезанные из журналов… иконы. Там и тут стояли лампадки…
В квартире стоял густой запах заброшенности и безнадежного одиночества. Было уже поздно, часов 8 вечера. Валентина Ивановна предложила выпить чаю, но обстановка в доме была к чаепитию не располагающей: пыль, грязь, мутные стаканы, открыто стоящий сахар, панели, окрашенные в цвета социализма – грязно-сине-зеленые! Я поблагодарил, но даже не нашел, куда сесть. Так и простоял , пока мы гостили.
Странное произошло в конце. Валентина Ивановна очень близко подошла ко мне, обдав меня запахом залежалого белья, и сказала, что она была бы очень рада, если бы я проводил Настеньку и вернулся к ней еще поболтать…
Мои моральные устои, честно говоря, могли быть сметены даже легким воздушным поцелуем, не говоря уже о свежем ветре любви… Но свежем! Выйдя на улицу, я вспомнил: «Свежий ветер закипает брагой, сердце ударяет о ребро»…
Вот весь круг общения моей Настеньки. Ее жизнь.
Меня, насмешника и циника, Настенька посвятила в свою жизнь. Она доверяла мне.
Отец ушел из семьи, когда дети были маленькими. Мама, молодая еще женщина, осталась с двумя детьми. Будучи занята добыванием прокорма, она не знала и не умела воспитывать детей. Сын страдал явными отклонениями в развитии: он непрерывно, с самого нежного детства попадал в болезненные ситуации, свойственные уличным беспризорникам: то он кого-то бил, то его жестоко избивали. Его юное лицо уже к 18 годам было покрыто миллионом глубоких шрамов. Он не мог сосредоточиться на работе! Больше, чем несколько дней не задерживался ни на одной работе. При всех моих обширных связях, я не мог устроить его ни на одну работу! А однажды мне пришлось вытаскивать его из… тюрьмы! За жестокую драку.
После этого я настоял, чтобы он уехал с глаз городской милиции. Он уехал в село, откуда была вся семья, и там погиб под колесами самосвала. Никто не мог объяснить, что он делал один ночью на проселочной дороге.
К этому времени мама уже заболела – цирроз печени.
Настенька сражалась за ее здоровье, как могла! Но мама все больше чернела, и под конец была просто страшной, какой-то желто-коричнево-синей… Умирала она мучительно долго. Несколько лет.
Настенька окончила школу, и как все девочки, увлекалась актерами. Но сфера ее увлечений была в далекой Индии. Он полюбила индийские фильмы. Она собирала открытки с какими-то Капурами. У нее были подружки, такие же собирательницы и «страдалицы».
Оказалось, неожиданно для меня, что есть целое общество любителей открыток с индийскими актерами. Они где-то достают эти открытки, делают на них свой нехитрый бизнес…
Одна из подружек Настеньки зарабатывала на продаже этих открыток «неплохие деньги», как она считала: до 5 долларов в месяц… А и правда! В то время пенсия в Украине была не более 7!
Была у Настеньки еще одна закадычная подружка – Танечка.
Танечка была совсем взрослая девушка, хотя и ее ровесница. Высокая, красивая, статная, ищущая… приключений! Сейчас она живет во Франции. Она владелица огромного поместья, яхты и завода…
А тогда, когда Танечка была «простой» девушкой, она приходила к нам на работу, весело смеялась, демонстрируя белоснежные свои зубки, чудную голливудскую улыбку. Однажды она попросила меня посмотреть альбом со своими фотографиями. Я, святой, на первой же споткнулся! Я не ожидал такой откровенности, но зато узнал много интересного из внутреннего устройства Танечки… Я с удовольствием начал бы дружбу с Танечкой, а Настенька нисколько бы не возражала... Эта сторона жизни ее как бы не интересовала.
Как оказалось, Танечкин рекламный проспект подействовал не только на меня… Он-то и позволил ей, в конце концов, выйти замуж за богатого француза-дедушку.
Настенька с Танечкой давно познакомились с Валентиной Ивановной. Валентина Ивановна была проповедницей зароастрийской веры… Возможно, я даже ошибаюсь в написании названия этого учения.
Но к нему и пристала моя Настенька.
По дороге ей попадались книги мистического содержания, и она верила всему, что там написано.
Она отреклась от мирской жизни, подавила в себе девичьи страсти, и предавалась только звездам…
Валентина Ивановна была ее наставницей. Я, конечно, с большим недоверием относился к ней: много хитрости, угодливости, елейности в голосе…
Стараясь удержать при себе Настеньку, Валентина Ивановна внушила ей, что во всем мире может быть только один человек, составляющий Настеньке пару. И человек этот объявится неожиданно, сам по себе. Вот Настенька и не предпринимала никаких шагов: ни дискотеки, ни пикники, ни знакомства в кафе!
Дальше у Настеньки появился еще один наставник – Глоба!
Этот авантюрист завладел всем свободным Настенькиным временем и деньгами. Она посещала все его курсы, платила за это все свои деньги и сдавала, сдавала, сдавала экзамены! А он подзадоривал ее: «Ты еще не готова к самостоятельной работе! Надо еще подучиться»! И давал новый курс… Юпитер заходит за Сатурн… Дева стала Раком… В год Голубой Лошади… Бред какой-то!
Желая помочь Настеньке, я предложил ей открыть астрологический кабинет. Я был уверен, что она, добросовестная, порядочная, добрая девочка принесет только пользу, рассказывая людям глупости про Скорпионов, Овнов и прочих Козерогов.
Однако она была непреклонна:
-Я еще не готова.
-К чему? – орал я!
-К самостоятельной работе! – покорно говорила она, и опять шла слушать лекции и… читать бесконечные книжки.
Оказалось, что Настенька точно знала, когда что можно, когда что нельзя. Были у нее дни, когда нельзя работать, когда нельзя смеяться, когда надо радоваться… Она даже знала, когда мне лучше и с кем встречаться...
Однажды, я заинтересовался тем, что она изучает. Я попросил ее дать мне литературу. Она принесла мне книгу со словами, что это самое начало изучения той философии, которой она служит…
Я очень внимательно начал читать, но кроме жизнеописания какого-то мальчика, который попал странным образом к ламам (почему они его приняли, а других не принимали?), ничего интересного не было! Ах, да! Были еще описания каких-то мучений, которым подвергали его старшие ламы: он голодал, холодал… Дойдя до того места, когда мальчик начал работать над открытием третьего глаза, я не выдержал! Третий – лишний! Решил я. И дальше читать не стал.
После этого я постарался отговорить Настеньку от зароастрийской философии, от Глобы, от ужасного, неестественного стиля ее жизни. Но она была упряма и несгибаема.
Конечно, мне не раз приходило в голову, что хорошо было бы начать «взрослую» жизнь с Настенькой, но я помнил слова своего приятеля и слова Настеньки о том, что есть только один человек, предназначенный ей…
Мне становилось не уютно, когда я представлял себе, что этим человеком она сочтет меня... Уж лучше дружба.
Со временем к Настеньке повадился один известный бизнесмен. Он приходил к нам в офис, подолгу сидел у нас. Выпроводить его у меня не хватило бы сил (не в моих правилах конфликтовать с бизнесменами), и мне пришлось расстаться с Настенькой.
Перед этим я ее несколько раз предупреждал, что мне вовсе не надо, чтобы посторонние люди были в курсе моих дел, но Настенька молча и грустно продолжала встречи. У бизнесмена была семья, двое детей.
Через полгода Настя пришла, и сказала мне, что это – Он!
Тут я уже пожалел его… Но зря.
Настенька пригласила меня в гости, и когда я пришел к ней в дом – я ахнул: все европейские ремонты блекли в сравнении с тем, что он сделал для неё! Но оказалось, что не для неё, а… для себя. Он развелся с женой, женился на Настеньке и стал приверженцем зароастрийской философии.
Так что в гости я пришел – к ним!
Настенька родила мальчика. Уже в Индии, куда они уехали навсегда…
Как и положено в индийском кино!