О пошлости, траханье и конце

А.С.Татаринов
Того, кто заглянул сюда привлечённый современным, а значит практически нецензурным смыслом этих слов, спешу огорчить – речь пойдёт совсем о другом.


Поразительно, как меняется наш язык! Ещё сравнительно недавно мультипликаторы без всякой задней мысли сняли мультфильм о Голубом Щенке, а теперь он выглядит чуть ли не манифестом в борьбе за права секс-меньшинств! А у классиков русской литературы даже в программных произведениях попадаются слова, которые сегодня вот-вот начнут писать на заборах…

Был в начале прошлого века такой известный писатель-юморист – Аркадий Аверченко. Талантливый человек, ничего не скажешь. Но один из его рассказов стал в двадцать первом веке звучать намного смешнее, со второго же слова буквально валя с ног. Случилось это помимо воли автора из-за тех же языковых изменений. Рассказ называется «Волчья шуба». Цитирую: «Пианист Зоофилов…»

Что, здорово?! И ведь автор явно не рассчитывал, что фамилия героя произведёт на современников такое действие! Просто по сюжету тому срочно понадобилась шуба, а сделана она было из волка (животного). Отсюда и Зоофилов, хи-хи! Можно сделать важный вывод: в начале прошлого века медицинский термин «зоофилия» не был известен широким массам читателей. Но всё равно умора! Честно говоря, фамилия стала смешнее всего рассказа…

Школьникам читывали вслух рассказ А. П. Чехова «Пересолил». Если кто запамятовал, суть там в следующем: Некий трусоватый господин вынужден был ехать ночью через лес на телеге, которой правил здоровенный угрюмый мужик, показавшийся ему натуральным разбойником-душегубом. Тогда он стал рассказывать, какой он якобы, выражаясь по-современному, крутой и так запугал возницу, что тот чуть от него не сбежал. Так вот, хвастаясь своей силой, этот господин сказал, что напали на него сразу несколько разбойников, и он одного ТАК ТРАХНУЛ, что тот умер!

В классе совершенно неприличный хохот! И ведь ни один современный литератор вообще не станет употреблять слово «трахнуть». Ну, разве что в его новом смысле… Но во времена Чехова у него явно не было никакого неприличного значения.

А что стало со словом «пошлость»! Ещё в начале двадцатого века оно означало «обыкновенность, избитость, банальность». Теперь его совсем редко используют в исконном смысле. Сегодня «пошлость» – это «неприличность, непристойность». От этого становится труднее понимать классику. Так в «Двенадцати стульях» Остап назвал Воробьянинова «пошлым человекам». Банальным, обыкновенным человеком, но не матершинником, как может показаться современному молодому читателю.

«Конец». Когда-то классики усталой рукой выводили это слово, завершая рукопись очередного великого творения. А мне теперь как-то неудобно писать его даже в конце этой крохотной статейки. Что поделаешь – изменился русский язык!