Двенадцать. Шизо-Аффективное Расстройство у Пациен

Андрий Зацъ Запорожец
ЭПИГРАФЫ:

“...Единственным врагом человека стали считать время.”
- Г. Злобин. Из предисловия к роману У. Фолкнера “Шум и ярость”, 1963.

...

"Колыбель качается над бездной. Заглушая шепот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь — только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями. Разницы в их черноте нет никакой, но в бездну преджизненную нам свойственно вглядываться с меньшим смятением, чем в ту, в которой летим со скоростью четырех тысяч пятисот ударов сердца в час. Я знавал, впрочем, чувствительного юношу, страдавшего хронофобией и в отношении к безграничному прошлому. С томлением, прямо паническим, просматривая домашнего производства фильм, снятый за месяц до его рождения, он видел совершенно знакомый мир, ту же обстановку, тех же людей, но сознавал, что его-то в этом мире нет вовсе, что никто его отсутствия не замечает и по нем не горюет. Особенно навязчив и страшен был вид только что купленной детской коляски, стоявшей на крыльце с самодовольной косностью гроба; коляска была пуста, как будто «при обращении времени в мнимую величину минувшего», как удачно выразился мой молодой читатель, самые кости его исчезли."
- Владимир Набоков (1899-1972), "Другие берега, 1954.

***

Момент, когда минутная стрелка подходит к цифре "12", а часовая уже там... Его тело, уже не, признаться, немолодое, но спортивное и хорошо тренированное маскулинное тело замерло, замерло, и дыхание и мышцы застыли в своем крайнем напряжении... Его глаза широко раскрыты, ресницы нисколько не дрогнут... Его немигающий острый взгляд устремлен на циферблат часов, старых настенных часов; на выысоком и широком, высокоинтеллигентном его лбу обозначились, проявились неглубокие хотя, но все же морщины...

Что там?...

Вещество устало, время сковалось... Как-то странно и как-будто ненадолго, но прочно и, похоже, навсегда...

Он ждет: что там?

Стрелка совсем близко. Его глаза раскрываются, раскрываются чуть шире, взгляд до усталости сосредоточен на одной точке. Его пальцы рук впились в крепкие еще подлокотники довольно и просиженного уже его покойной ныне бабкой кресла, его тело, кажется, просто не в состоянии физически выдержать такого стального напряжения, такого напряжения, какого, наверное, и не может быть во всей Вселенной.

Что-то должно случиться.

ЧТО?

Дыхания уже нет, в висках уже не стучит, только какой-то гул... ПРИЧЕМ СДЕССЬ ГУЛ-ЛЪ?

Он не отводит глаза от цифры на самом верху циферблата, к которой приближается минутная стрелка. Его ожидание того, что что-то должно разрешиться, разрешиться раз и навсегда, переходит в какое-то слабое беспокойство, нет, скорее страх и какое-то подсознательное, необъяснимое, почти животное желание - не допустить, воспрепятствовать ТОЙ ВСЕЛЕНСКОЙ НЕУМОЛИМОСТИ, КОТОРАЯ С КАЖДОЙ МИНУТОЙ ДВИЖЕТ ТОБОЙ ЛИШЬ В ОДНОМ НАПРАВЛЕНИИ – К СМЕРТИ, - так же, как она двигает эту стрелку к цифре 12, и – в его желание оттолкнуть, отпихнуть стрелку всеми своими силами, всей энергией своего наэлектризованного тела.

Но стрелка, как-будто почувствовав свою силу, свое превосходство неживого над живым, начинает двигаться быстрее, все быстрее, и наконец бросается на прорыв Его заслона, слабого человеческого заслона, и это ощущение слабости еще более несносно, невыносимо, чем осознание того, что сейчас ЭТО произойдет… быть может, еще более невыносимо того мига, когда он вдруг впервые осознал, или подумал, что осознал, весь смысл слова «НИКОГДА»...

И УДАР. И чей-то далекий крик, оборвавшийся раньше, чем закончили бить старые настенные часы... Часы ли это били?

Он открывает глаза, смотрит на язычок пламени свечи. КТО КРИЧАЛ? Никого. Тишина. Лишь слабое, почти шепотом “тик-так” в спертом воздухе замкнутого пространства, и запах горящего воска. Он переводит равнодушный взгляд с безучастного пламени восковой свечи на часы, затем на не задернутое шторами окно... Он встает, подходит к окну, открывает окно. Глоток воздуха, глоток шума. В мокром асфальте улицы он видит отражение звезд, безразличных мерцающих звезд, и таких же холодных урбанистических рекламных огней, которым глубоко наплевать с высоких стен живых и неживых домов на то, что он уснет не сразу, а когда уснет, ему уже в который раз приснится Сказка о Храбром Солдате, который цепенел при виде приближающегося поезда.


20 апреля 1991 г., г. Bloodyикавказ, РоSSия.

ПОЛНОСТЬЮ ПЕРЕРАБОТАНО:
30 ноября 2020 г., г. Бровары, Украина.